Охота на судьбу

Глава 18. Мирфгейт

Промозглый ветер, дующий с самого севера Мирфгейта, нес на своих воздушных крыльях пепел от сгоревшего лагеря людей, уничтоженного не так давно армией орков близ горы. Темнота, не заставив себя долго ждать, подступала, сменяя декорации дня на вечернее время суток. Где-то вдалеке, южнее руин поселка, в местности, где природа — мастерица на всяческие причуды — перемешала плодородные участки земли с болотами, тусклый свет костра, мерцающий меж стволов раскинувшихся вязов, сигналил о присутствии здесь живого существа. Дети, чудом уцелевшие после кровавой бойни, усевшись плечом к плечу на подгнившем бревне, опустошенными глазами взирали на хаотичный танец огненных лепестков костра. Пес по кличке Рык, свернувшись в клубок, дремал под исполняемую природой колыбельную шуршащей листвы деревьев, колышащихся в такт приходящим волнам северного ветра и тихого потрескивания веток, съедаемых пламенем костра. С тех самых пор, как они с Кэлли расположились на ночлег, Кервил не проронил ни слова. Она чувствовала, что взгляд ее друга проникал сквозь пламя костра, устремлялся дальше, погружаясь снова и снова в прошедшие трагические события. Несмотря на малый возраст, Кэлли понимала, что творится в душе мальчика, ибо ей самой в свое время тоже довелось потерять маму и папу. Она, как никто другой осознавала, что любые, даже самые глубокомысленные слова утешения в такой ситуации будут звучать, как пощечина для человека, в один миг потерявшего все. Это пройдет, она была уверена, что пройдет, только никогда не излечится до конца. Даже раны, оставленные на теле, порой оставляют следы. А как быть с порезом внутри человека? Тем, что ее мама называла душой. Даже, если и удастся зашить такую рану, напоминание в виде уродливого шрама навсегда сохранится в памяти человека. Несмотря на отреченность ее товарища от всей окружающей действительности, Кэлли все же решилась начать разговор, ибо им, пущенным судьбой, словно самодельные маленькие кораблики в бурный ручей жизни, было необходимо уцелеть, не разбившись о скалы и не сев на мель.

— Мы должны будем найти людей, — нарушив тишину, тихо промолвила она, косясь на Кервила, — нам ведь придется переждать ночь здесь, да? А вдруг они придут? — прошептала она, кивая головой в сторону леса.

— Тогда мы погибнем, так же, как погибли все, — монотонно ответил Кервил, все еще пребывая в своем трансе.

Кто бы мог подумать, что хрупкая маленькая девочка, еще с утра заливающаяся слезами, сейчас смотрела на своего друга строгим взглядом, без единого намека на отчаяние.

— Без тебя я погибну, — прошептала она, — мы должны найти людей, а для этого нам нужно переждать ночь и найти еду. Ты охотник…, - начала Кэлли.

— Мой отец был охотником, — огрызнулся он, резко вскинув голову, — а я ничего не умею, понимаешь?! Папа не успел научить меня…, - закончил он подавленно, и на его глаза навернулись слезы.

— У тебя есть оружие, и ты уже показал, что умеешь сражаться, — сказала она в ответ, всеми силами стараясь приободрить отчаявшегося мальчика.

— Я… я… ничего не мог, только бежать, когда они убивали…, - сжал зубы Кервил, стараясь удержать в себе поток слез, вот-вот готовых хлынуть из покрасневших глаз.

Кэлли пододвинулась ближе к своему разбитому горем другу и, положив ладошку на руку мальчика, прошептала, глядя ему в глаза, — возвращайся, ты нужен мне.

Нечто таинственное, преобладающее над человеческой сущностью, крылось под кажущейся хрупкой оболочкой Кэлли. Кервил смотрел на свою лучшую подругу так, словно видел ее впервые. Будто бы она, за все время, которое они прожили в лагере вместе с ним, лишь притворялась беззащитной маленькой девочкой, чтобы своей слабостью пробудить в нем сильные качества, присущие мужчине. Все непритяности, до этого момента происходившие с Кэлли, побуждали Кервила проявлять себя, открывая в нем все новые грани. Она, его верная подруга, словно лучик солнца, помогающий юному ростку достичь высот цветка, всегда была для него опорой, не позволявшей оступиться и упасть.

— Я здесь, — так же шепотом ответил ей Кервил, и глаза мальчика вновь заблестели зеленым огнем, который на время вытеснил скорбь, обосновавшуюся в его душе.

— С возвращением, — сказала Кэлли и крепко, насколько у нее хватило сил, сжала своей хрупкой рукой руку мальчика, словно боясь вновь потерять его.

Какое-то время двое друзей так и сидели перед костром, взявшись за руки, думая каждый о своем, вглядываясь в языки пламени, рвущиеся ввысь. Вскоре ночь, давшая о себе знать раздавшимся вдалеке совиным уханьем, сменила поздний вечер, накинув на землю пелену темноты.

— Ложись спать, я прослежу за огнем и попробую вырыть пару волчьих ям, — сказал Кервил, — какая-никакая, но все же защита, а, может, и еда попадется.

— А как же ты? Без сна?

— Не переживай, — махнул рукой Кервил, — я все равно не засну, а дежурить ведь кто-то должен.

— Спасибо тебе, — с благодарностью промолвила Кэлли, и на уголках ее губ появились еле заметные очертания улыбки. Девочка поудобней, если можно было охарактеризовать этим словом комфортное обустройство на прогнившем бревне, расположилась на своем деревянном ложе возле костра и вскоре заснула, свернувшись калачиком, не в силах побороть физическое и духовное истощение, явившееся следствием кошмарного дня.

Кервил приступил к делу. Долг, ответственность за жизнь Кэлли, сейчас в большей степени движили мальчиком. Горечь по убитым, крики умирающих, свист стрел, прощальный взгляд отца — все вновь и вновь проносились перед взором Кервила, громким гулом жужжа в его ушах. Дабы заглушить переполняющие его чувства, разбавленные начинающей постепенно разгораться внутри него яростью, мальчик без передышки ломал осыпавшие на землю ветки деревьев для костра вблизи от лагеря. Причем Кервил специально брал ветви потолще, дабы затратить больше усилий, чтобы потушить жгучую пульсирующую боль, спазмами разливающуюся у него в груди. Ненависть, отчаяние, тоска — все перекликалось в его душе, норовя лопнуть и разорвать паренька изнутри. Покончив со сбором хвороста, хорошенько ободрав руки, Кервил приступил к обустройству волчьих ям. Единственный инструмент, который мог послужить выполнению этой цели, был бронзовый орчий топор, подаренный ему этим злосчастным утром его отцом. Тяжелое оружие, особенно в руках маленького мальчика, было не самым удобным средством для устройства ловушек, однако Кервил с завидным упорством трудился над их созданием. Помимо прочего, необходимо было заточить колья, от остороты которых зависела безопасноть временного лагеря ребят. По прошествии некоторого времени работа была закончена.

«Яма, честно говоря, получилась так себе, одна надежда на колья», — подумал Кервил, осматривая ловушку, — «так-с, ну ничего, сейчас накроем ее листвой и примемся за следующую».

В действительности мальчик очень хотел есть и спать. Детский организм, изнуренный обрушившимся на него несчастьем, умолял об отдыхе и пище. Если же с последним еще можно было некоторое время мириться, то со сном дела обстояли иначе. Однако Кервил изо всех сил противился слабости. Страх окунуться в сон, полный кошмаров, пугал его. Да и к тому же он был на дежурстве. Он должен был оснастить лагерь ловушками, а утром ему предстояло раздобыть для них с Кэлли еды! Он продержится, а потом будь что будет! Вдруг его мысль оборвал хруст веток неподалеку. Кто-то или что-то приближалось к лагерю! И оно шло на огонь костра! Кервил не стал озвучивать Кэлли идею о необходимости затушить костер. Ночи Мирфгейта не славились своей теплотой и лаской, и потому для двух измученных, заброшенных судьбой в лесную глушь детей, огонь имел жизненноважное значение. Однако в глубине души он понимал, что удача может на этот раз не удостоить их своего взгляда, и в любой момент орки могут запросто забрести в их лагерь, заприметив огонь костра, мерцающий во тьме. После трудоемкой работы по устройству ловушки, топор, казалось, как мимнимум, вдвое прибавил в весе, но Кервил, помня о Кэлли, спящей у костра, со всей силы сжал в ладони рукоять оружия, так, что костяшки руки побелели, и с осторожностью двинулся навстречу незванному гостю.

«Может быть, это всего лишь страх внушил мне приближиние орка?» — размышлял Кервил, всматриваясь в темноту, — «может, это какое-нибудь животное. Не волк, не кабан — эти бы уже давно выдали себя. Что-то небольшое…».

В тот же миг хруст веток раздался позади мальчика. Кервил от неожиданности вздрогнул и, обернувшись, приготовился дать противнику яростный отпор, конечно, насколько ему позволял сделать это с трудом удерживаемый в руках топор.

— Постой! — воскликнул вынырнувший из ночного мрака прямо перед ним человеческий слуэт, — я не причиню тебе вреда.

— Не двигайся! — крикнул сбитый с толку Кервил, который, преисполненный одновременно страха и поступившего в кровь адреналина, уже был готов сломя голову броситься в бой на врага, лишь бы поскорее все это закончилось, — ты человек?

— А разве я не доказал тебе это, говоря с тобой на одном языке? — ответил мужчина.

— Кочевники и орки говорят так же, как и мы! Отвечай, кто ты! — грозно проголосил Кервил, стараясь скрыть дрожь в голосе.

— Я не принадлежу ни к тем, ни к другим, — спокойно ответил мужчина.

— Так… значит ты… ты из поселка?! — с надеждой воскликнул мальчик.

— Нет, я не знаю ни про какой поселок, кочевников и орков. Я житель Фросвинда, — ответил мужчина, — если ты позволишь, мы можем обсудить это при свете костра. Так ты сможешь в полной мере убедиться, что я не представляю опасности.

Длительное молчание повисло в воздухе. Кервил с трудом обдумывал услышанное — а если все это ложь? На нашу землю нет пути, мы отрезаны ото всех, так говорили друиды. «Но, если бы он захотел, он наверняка бы уже расправился со мной», — рассуждал мальчик.

— Почему ты подкрался ко мне, вместо того, чтобы выйти в открытую? — выпалил Кервил, нарушив тишину.

— Потому, что я не знал, с кем имею дело, так же, как ты не знал, с кем имеешь дело ты, — без раздумий ответил незнакомец, — так можем ли мы пройти к огню, а то я слегка продрог.

— Ты вооружен?

— Да, у меня на поясе охотничий кинжал и метательный топор.

— Ты охотник?

— Я был им на Фросвинде.

Обезуроживающая прямота, с которой вел беседу незнакомец, кажется, взяла верх над доводами рассудка мальчика, и он, обдумав услышанное, ответил, — хорошо, тогда ты пойдешь впереди меня, а я пойду следом.

— Конечно, так и сделаем.

Кервил следил за каждым движением незнакомца, находясь позади него, готовый в любой момент пустить в ход свое оружие. Но этого не потребовалось. Мужчина, дойдя до лагеря, бросил мимолетный взгляд на спящую на бревне возле костра девочку и, развернувшись к сопровождавшему его мальчику, вытянув руку вперед, тихим шепотом произнес, — Раэль.

Некоторое время Кервил с опаской посматривал на протяную ему ладонь, словно в ней могла таиться смертельная опасность. Затем, все же решившись, перехватив левой рукой тяжелый топор, замкнул свою правую ладонь в рукопожатие, — Кервил. Это Рык, — продолжал он, указав на свернувшегося поодаль в клубок молодого пса, — а это Кэлли, — махнул головой в сторону своей спящей подруги мальчик.

— Очень приятно, — ответил Раэль, искренне улыбнувшись, — могу ли я присесть?

— Да, конечно, — сказал Кервил, косясь на оружие, висящее на поясе у странника.

— А, это не проблема! — промолвил Раэль, поймав осторожный взгляд мальчика, — я, как вежливый гость, будучи в твоем лагере, оставлю это оружие тебе на сохранение до тех пор, пока мне не придет время уйти, — добавил он, неспеша сняв пояс с оружием и передав его Кервилу.

После событий, произошедших в пещере, Раэль предстал перед взором его нового знакомого в крайне потрепанным виде. Порванный в разных местах кафтан с пятнами крови на нем. Загвазданные штаны, протертые после ползаний по пещере до дыр. Перепачканное пылью лицо. Не правда ли, затруднительно было с ходу довериться такому человеку?

— Это твоя сестра? — решил первым начать разговор Раэль.

— Она все, что у меня есть, — ответил Кервил.

— Понимаю… скажи мне, Кервил, где я сейчас нахожусь? В смысле, что это за планета?

Мальчик удивленно поднял брови, — ты на Мирфгейте. Вообще-то я думал, что это место закрыто для путешествий.

— Я попал сюда случайно. По-видимому, я вошел не в тот портал, — пробормотал Раэль себе под нос.

— Портал? Здесь есть портал!? — воскликнул мальчик, но тут же осекся, испугавшись, что мог разбудить Кэлли.

— Не уверен. Войдя в портал на Фросвинде, я очутился в лесу и вскоре набрел на ваш лагерь.

— Как же можно было перепутать порталы? — с недоверием покосился на него Кервил.

— У меня не было времени выбирать, — ответил охотник, — а как вы здесь оказались? Где ваши род…, - начал было Раэль, но вовремя остановился, вспомнив фразу Кервила «она все, что у меня есть».

— Это долгая история, — мрачно ответил мальчик, потупив взор.

— Если не хочешь — не рассказывай, — с пониманием сказал охотник, — ты, наверно, голоден?

— Есть немного, — пробубнил Кервил, — я как раз собирался добыть еду.

— Ночь не лучшее время для охоты, — ответил Раэль, — ты поделился со мной теплом, а я поделюсь с тобой своими припасами — по рукам?

— А что у тебя за припасы? — с интересом спросил мальчик.

— А давай поглядим! Так-с, мясо, хлеб, вода, — перечислял Раэль, доставая из своей котомки и раскладывая на бревне продукты, — Пожалуй, вот и все! На-ка держи, — протянул он Кервилу единственный оставшийся у него после путешествия кусок мяса, — Это тебе и твоей сестре.

— Спасибо, — ответил мальчик, приняв еду из рук охотника и, не теряя времени, воспользовавшись кинжалом Раэля, порезал мясо на маленькие кусочки, чтобы приготовить шашлык. Голод, хорошенько скрутивший живот Кервила, заставил его позабыть о мерах предосторожности, и мальчик, отложив оружие в сторону, занялся делом, принявшись за готовку мяса.

— А ты что будешь есть? — спросил мальчик, насаживая шашлык на прутик.

— Я добуду себе еду утром.

— С одним кинжалом и топориком?

— Да, именно так.

— А на кого же ты будешь охотиться с таким оружием? — спросил Кервил с удивлением.

— Я читал, что ваша живность практически не отличается от нашей на Фросвинде. Возможно, даже удастся выследить молодого вепря, который как раз будет на лежке после ночной охоты. Тут как повезет, главное чтобы не в стае, да еще бы ветер помог в охоте…, - размышлял Раэль вслух.

— Ветер?

— Ну да, кабаны слышат нюхом, — как говоривал мой отец, — если ветер будет дуть на меня, то может и не учует.

— А где же твой лук?

— Это долгая история, — ответил Раэль.

— Если не хочешь — не рассказывай, — слабо улыбнулся Кервил.

— Думаю, у нас еще будет время поделиться друг с другом нашими историями, а пока, если не возражаешь, я вздремну до утра, а там и на охоту, — зевнул Раэль и, расположившись на земле возле костра, уснул.

Кервил, опершись спиной о бревно, на котором спала Кэлли, еще некоторое время просидел так, глядя на дремавшего путника. Разморенный едой и сокрушенный усталостью, мальчик, чьи веки, словно подъемные мосты двух крепостей, стали закрываться под напором прокручиваемых лебедок, сам того не замечая, уснул.

Нет, не кошмарный, а скорее волнительный сон посетил Кервила в эту ночь. Высокая, уходящая ввысь каменная лестница тянулась тысячами ступеней к огромной крепости, парящей в синем небе. Несмотря на то, что путь до цитадели был явно не близок, казалось, врата крепости располагались всего в паре ступенек от Кервила, ведь он мог разглядеть ее до мельчайших подробностей. Каменные бойницы с изумительными гравированными витражами, высокие башни, рассекающие облака, огромные резные двустворчатые ворота — этот замок мало подходил для выдерживания осады, являясь скорее памятником искусства. Хотя, кому из живущих на Фархорне существ было бы под силу штурмовать небесную твердыню? Наконец, оторвавшись от разглядывания прекрасного замка, Кервил заметил на лестнице человеческую фигуру, медленно шагающую по ступеням вверх по направлению к воротам крепости. Что-то теплое, радостное и доброе забилось внутри мальчика при виде ступающего по ступеням человека. Кервил, не раздумывая, сорвался с места и устремился вслед за ним вверх по лестнице. Солнце, словно разделяя радость мальчика, раскидывало повсюду свои яркие лучи, разыгрывая световое представление. Кервил бежал, не останавливаясь, и, казалось, должен был уже достичь цели, ведь человек, которого он стремился догнать, шел очень медленно, однако мальчика разделяло то же расстояние, что и в начале его забега.

— Пап!!! — сделав остановку, тяжело дыша, крикнул Кервил.

Остановившись, Мэйрон медленно обернулся. Отец Кервила, одетый по-праздничному, как обычно он одевался по случаю какого-нибудь важного события, будь то его день рождения или день, когда его избрали старостой поселка, предстал перед взором своего сына.

— Куда ты идешь?! Идем со мной! — воскликнул мальчик, обрадовавшись, что сумел докричаться до отца.

Мэйрон, ничего не ответив, лишь печально улыбнулся своему сыну и покачал головой.

— Но почему?! Почему ты молчишь? — крикнул с негодованием Кервил и побежал вперед. Теперь-то он точно его догонит и захватит в объятия! «Папа жив! Папа жив! Папа жив!» — проносилось в голове у мальчика.

Но сколько Кервил не старался сократить расстояние до отца, тот, словно пустынный мираж, находясь неподалеку, был недосягаем. Вскоре, после безуспешных попыток, являющих собой пробежку на одном месте, Кервил вымотался и вынужден был остановиться. Отец лишь пожал плечами, дескать «ничего не поделаешь», и кивнул в сторону дворца.

— Ты не умер… не умер… ты же сейчас здесь, со мной! — воскликнул Кервил и первые капли слез поползли по щекам мальчика.

Улыбка сошла с лица отца, и тот, тоскливо взглянув на Кервила, приложил правую руку к сердцу, олицетворяя тем самым огромную скорбь по расставанию с сыном. Мать Кервила умерла от болезни, когда тому еще не было и года, поэтому отец был для него всем и даже больше. И вот он уходил. Уходил безвозвратно. Сердце Кервила тоскливо заныло, и он, рухнув коленями на каменные ступени лестницы, скрыл свое раскрасневшееся от бега лицо в ладонях и заплакал.

Наконец, когда поток чувств, выплескиваемых Кервилом наружу, поутих, он поднял голову. Отец стоял на том же месте, но выражение его лица изменилось, показывая явное негодование, как это бывало в тех случаях, когда Кервил, учудив что-нибудь эдакое, попадался папе на глаза.

— Прости, прости меня, — бормотал мальчик, поднимаясь с колен. Кервил очень боялся расстроить отца, который, несмотря на то, что в глубине души очень любил своего сына, старался воспитать его сильным мужчиной, способным с достоинством преодолевать трудности. Отец в знак одобрения кивнул головой и, сжав руку в кулак, ударил себя в грудь.

— Я буду сильным, — ответил Кервил, утирая слезы, — я буду достоен тебя. Я отомщу.

Мэйрон еще какое-то время не уходил, внимательно смотря в глаза сыну. После чего, улыбнувшись Кервилу, отец махнул рукой на прощание и, развернувшись, побрел по лестнице вверх. Кервил, переполненный горя, так и остался стоять на своем месте, глядя вслед удаляющемуся по направлению к воздушному замку отцу. С тех пор прощальная улыбка отца, скрывшегося за воротами крепости, навсегда запечатлилась в памяти мальчика.

Теплые лучи утреннего солнца, пробивающиеся сквозь ветви деревьев, плавно скользили по лицу Кервила, словно пытаясь ненавязчиво намекнуть мальчику, что пришло время вставать. Как он не хотел просыпаться! Кервил желал бы еще хоть немного задержаться на каменной лестнице перед замком — вдруг отец вернулся бы к нему, и они вместе ушли бы на Мирфгейт, вновь зажив по-старому. Это сон! Это всего лишь сон! Прощание отца. Сон?! О нет! Он ведь должен был следить за лагерем, следить за странником! Кервил вскочил на ноги, испуганно озираясь по сторонам.

— Спасибо, — промолвила Кэлли, обращаясь к Раэлю, — мясо очень вкусное. А как ты сумел поймать зайца?

— Ну, честно говоря, без помощи Кервила я бы не справился, — ответил охотник, поглаживая Рыка, улегшегося возле него, — хотя, мне кажется, Кэлли, тебе не будет столь приятно слышать о подробностях смерти животного.

— Я всю жизнь росла среди охотников, и для меня это обычное дело, — с важностью произнесла она.

— Без моей помощи?! — влез в разговор мальчик, потихоньку начавший приходить в себя после пробуждения.

— Ну да, — подтвердил Раэль, — твоя ловушка оказалась очень кстати. Я допустил ошибку и спугнул зайца, а он, поскакав в сторону лагеря, угодил в твою волчью яму!

— Ух, ты! — с удивлением воскликнул Кервил, и тут же, смутившись, добавил, — ну, я на это и рассчитывал.

— Хотя теперь ее скорее стоит называть заячьей ямой, нежели волчьей, — сказал охотник.

— Молодец! — воскликнула Кэлли, — вы оба молодцы! Я, кстати, рассказала Раэлю о Мирфгейте и том…. что произошло, — промолвила девочка и запнулась на полуслове, помрачнев.

— Все будет хорошо, — тут же подхватил Раэль, я приведу вас в поселок, только надо понять, где он расположен.

— Мы и сами не знаем, — пробурчал Кервил, — где-то на юге, но мы бежали, не выбирая пути.

— Мы разыщем дорогу, — заверил Раэль, — и предупредим поселок об опасности.

— Но что это изменит? — тусклым голосом сказал мальчик, — их слишком много.

— Кервил! — строго воскликнула девочка, — ты опять за свое?!

— Кэлли права, не стоит унывать. Мы сумеем найти выход, — подбодрил мальчика Раэль, — ну что, думаю теперь можно выдвигаться в путь! Возьмем южнее, выберемся из леса, а там и видно будет.

Вскоре, под барабанную дробь засевшего где-то неподалеку дятла, отряд в составе трех человек и пса по кличке Рык отправился в путь. Кервил, идя чуть в стороне, пребывал в молчаливом раздумье, а Кэлли рассказывала Раэлю о Мирфгейте и его обитателях.

— Друиды? — выцепив незнакомое ему слово из повествования девочки, спросил охотник.

— Ну да, это такие люди, давным-давно отделившиеся от поселка, поклоняющиеся деревьям, солнцу, в общем, природе. Они немного странные и вроде даже умеют колдовать, — ответила Кэлли.

— А есть ли еще маги на планете?

— Ну, шаманы орков, но они, в основном, только и могут, что разрушать, — удрученно произнесла девочка.

— А скажи, Кэлли, существует ли путь с Мирфгейта на другие земли?

— До того, как мы встретили тебя, я думала, что нет, а теперь даже и не знаю, — призадумалась она, — мне кажется, друиды могли бы знать. Я видела их всего один раз, стоя на высоком холме. С него открывается такой прекрасный вид! Когда все закончится, я непременно покажу тебе высокий холм. Мы часто взбирались на него с Кервилом. Поля и горы лежат, как на ладони, а лес большим зеленым пятном вмещается между ними. После этого я поняла, почему друиды поклоняются природе, они наверняка не раз поднимались на этот холм.

— Ничего они не знают, — вклинился в беседу Кервил, — они только важничают и укрываются в лесах, вместо того, чтобы помочь нам в войне с орками. Где были эти всезнайки, когда на нас напали кочевники? А та неразбериха с гоблинами?

— Они не вмешиваются в дела людей, ты же знаешь! — возмутилась Кэлли в ответ.

— Им вообще на все плевать, кроме своих деревьев и цветочков, — огрызнулся Кервилл и, не желая продолжать разговор на эту тему, немного отстал от отряда. Даже пес Рык, почувствовавший, что не стоит в такой момент беспокоить своего расстроенного друга, семенил рядом с Кэлли.

Некоторое время путники шли молча, но все же интерес девочки вскоре перевесил, и Кэлли, указав пальчиком на оружие, висящее на поясе Раэля, спросила, — какое у тебя странное оружие, я такое первый раз вижу.

— У нас на Фросвинде этим врядли кого удивишь, — ответил охотник, похлопав рукой по ремню, — а в поселке разве не производят оружие?

— Мы толком и не умеем, да и не из чего, — с грустью вздохнула девочка.

— А топор Кервила выглядит вполне сносно, — оценил Раэль.

— Да, на Мирфгейте взрослые часто находили тайники с оружием. Говорят, их оставили те, кто жил здесь задолго до нас. Но мы ничего об этом не знаем. Наши люди могут создавать только оружие из камня, и еще луки.

— А что интересного есть на твоей планете? — спросила она.

— У нас тоже очень красиво, с вершины гор открываются прекрасные виды, леса, покрытые снегом…

— Снегом? Это как?

— У вас не бывает снега? — удивился Раэль, и девочка покачала головой из стороны в сторону, — снег это заледеневшая вода, — пустился в объяснения охотник, — он белый и состоит из крохотных снежинок, падающих с неба и сверкающих на солнце. Снежинки очень красивые и неповторимые. Миллионы снежинок, приземляясь на землю, на деревья, на крыши домов образуют огромное белое покрывало, заполняющее собой простор Фросвинда.

— Это, наверное, невероятно красиво! — воскликнула девочка, закатив глаза.

— Да, это замечательно. Хотя, конечно, со временем эта белизна приедается, и хочется перемен. К тому же, у нас очень холодно, за красоту приходится платить, — улыбнулся он.

— Я бы тоже хотела перемен, — вздохнула Кэлли, — но мне пока совсем нечем платить.

Интересной беседе так и не было суждено завершиться, ибо, заприметив что-то впереди меж деревьев, Раэль знаком показал всем сохранять тишину и, возглавив отряд, осторожно повел группу за собой, дабы не быть замеченными. Притаившиеся в густых зарослях кустарника путники теперь могли спокойно наблюдать из своего временного укрытия за всем происходящим на болотистой поляне, представшей перед их взором. На поросшем темным мхом пеньке, спиной к наблюдателям, сидел здоровенный орк, держа на могучих руках неподвижную человеческую фигуру. Зеленокожий, согнувшись над телом, что-то тихо нашептывал себе под нос. Кэлли, на расстоянии ощутив всплеск гнева своего друга, не успела вовремя остановить его, и Кервил, в пару коротких прыжков обойдя Раэля, выпрыгнул из кустов, устремившись с поднятым вверх топором на орка.

— Не надо, Кервил! — крикнула Кэлли.

Орк, не выпуская из рук человеческое тело, вскочил со своего места и развернулся к мальчику. Кервил, находясь в паре метрах от зеленокожего, остановился, как вкопанный, не решаясь подойти ближе. На руках у орка покоилось безжизненное тело Лермоны — жительницы их лагеря. Удивление на время сбило с Кервила яростный порыв, а Раэль тем временем был уже тут как тут, загородив собой мальчика.

— Мой не хотеть, мой не убивать, мой пытаться помочь, но мы не успеть…, - скороговоркой бормотал орк.

Взгляд Раэля на миг остановившись на безоружном зеленокожем, заскользил дальше, вновь сделав остановку на оперении стрелы, торчащей из спины женщины.

— Что здесь произошло? — спросил охотник, держа оружие наготове.

Кервил, подобно разъяренному быку, смотря на орка, словно на красную тряпку, вновь распалившись, сделал попытку выпрыгнуть на врага из-за спины Раэля, но охотник, сделав шаг в сторону, преградил мальчишке путь, — Кэлли, пожалуйста, пригляди за ним, пока мы не разберемся что к чему.

— Мой сражаться, потом мой племя хотеть меня убить, за то, что я не бить без… безор…, - запинался орк, подбирая слова.

— Безоружных? — закончил за него Раэль.

Орк кивнул, косясь на рассвирепевшего мальчишку, которого Кэлли, обхватив обеими руками, уводила подальше. Пес Рык был рядом и, словно осозновая все происходящее, с укором поглядывал на мальчика.

— Она быть без оружия, и она самка, — приподнимая тело Лермоны вверх, бормотал зеленекожий, — я спасать ее, убегать с ней сюды, в лес.

— Он врет! — зарычал Кервил, — они убивают всех, никого не жалея!

— Моя никогда не врать, детеныш! — громыхнул орк, сверкнув глазами на мальчика, — Мой всегда драться с воинами, потому мой воин, а не гхочар[15]!

— Так что же было дальше? — спросил Раэль.

— Моя сидеть здесь, пытаться помогать, вытягивать стрела, но ей была очень больно, а потом нас встретить дуридка.

— Вы повстречали здесь друида? — переспросил охотник.

— Дурида, да, — кивнул орк, — она говорить помогать и бежать за трава-настой, но…, - зеленокожий с грустью посмотрел на безжизненное тело женщины, — но трава уже не нужен, ее забрать смерть.

— А твое племя, где оно сейчас? — спросил Раэль.

— Мой не знать, мой хотели убить свои. Я изгнан за то, что хотеть помочь. Но она тоже спасать меня… спасать от стрела в спина, — скрежетнул орк, осторожно положив тело Лермоны на землю.

— Как тебя зовут?

— Гаркзыб.

— А меня Раэль.

— Ты что делаешь!? — завизжал Кервил, — заводишь дружбу с этим выродком?!

— Сейчас же прекрати! — гаркнула Кэлли, сама удивившись своему воинственному тембру.

— Он потерял отца в недавнем сражении, — сказал Раэль.

— Для воина велика честь быть мертвый в сражений, — ответил орк, — мой отец быть убит в битве с люди пять лет назад, — гордо отчеканил он.

— Это было не сражение! — прорычал Кервил, — это было истребление!

— Наш вожак убит. Новый вожак отдавать приказ. Мой лишь ходить бой по приказ.

— Кто убил вашего вожака? — спросил охотник.

— Люди из поселка!

— Откуда вы узнали, что это были именно люди из поселка, а не… к примеру, кочевники? — поинтересовался Раэль.

— Убийца оставлять пояс из кожа и нож. Такие только поселок готовить, — ответил орк.

«Странно, очень странно», — подумал Раэль, — «впрочем, сейчас не время для расследования».

— Ой! — звонко воскликнул вновь прибывший участник, в ту же секунду оказавшийся объектом всеобщего внимания.

— Наше опаздать. Она уходить навсегда, — печально сказал орк, обращаясь к друиду.

Совершенно сбитая с толку девушка, с трудом дотягивающая прожитыми летами до четверти столетия, была одета в причудливую зеленую мантию, подобно лепесткам цветка, обозначенную разрезами снизу. Длинные светлые волосы девушки были наспех скручены в пучок, завязанный стебельками цветов. Ремешок ее кожаной сумочки пересекал учащенно вздымающуюся после бега грудь, а забавные сандалики, казалось, выструганные из дерева, плотно прилегали к стопам ее худеньких ножек.

— То есть, как ушла? Куда? — с удивлением воскликнула она.

— Жизнь оставить ее, а она оставить жизнь, — ответил орк.

— Ох! — горько вздохнула друид, — я опоздала.

— Твоя делать все, что нужно, но таков ее зым[16]. Наша остается только жечь костер тело.

— Мы не сжигаем умерших на кострах! — воскликнул Кервил, сделав шаг в сторону орка.

— Твой не лезть в разговор старших, детеныш, — пробурчал тот.

— Что?! Ах, не лезть! Образина ты дикая! — зарычал мальчик, поудобней взявшись за рукоятку топора.

Кэлли, будучи наготове, в тот же миг, словно витиеватый плющ, обвила руками своего вспыльчивого друга и оттащила его назад.

— Люди действительно не сжигают после смерти тела своих соотечественников, — вошел в разговор Раэль, — мы предаем их земле. У всех разные традиции.

— Понял, дикарь!? — выкрикнул из-за спины охотника Кервил.

— Моя готов помогать копать, — с пониманием произнес зеленокожий, не став спорить.

— Что же, в таком случае приступим, — сказал Раэль, а затем остановил свой взгляд на стоявшей в сторонке и пребывавшей в безмолвии друиде, — А ты…?

— А я Мьяла, — тут же ляпнула друид, только после сказанного осознав, что вопрос был не о том.

— Раэль, Кэлли, Кервил и Рык, — представил отряд охотник. Пес, не теряя времени даром, подбежал к девушке и, дабы скрепить знакомство, стал тщательно обнюхивать друида, словно усомнившись в ее человеческом происхождении.

— Я рад знакомству, но я хотел спросить другое — ты с нами?

— К-к-копать? — совершенно растерявшись, протянула девушка, машинально поглаживая по голове любопытного Рыка.

— Да нет же… я думаю, мы с Гаркзыбом вполне осилим это дело вдвоем. Я имел в виду, пойдешь ли ты с нами?

— Я не могу, я друид, — стараясь придать своему тону горделивый оттенок, а своему подбородку приподнятое положение, ответила девушка. Что, впрочем, по мнению Раэля, вышло у нее скорее забавно, нежели величественно.

— Мне нужно вернуться в общину, — продолжила она.

— А что ты там будешь делать? — поинтересовалась Кэлли.

— Да ничего они там не делают. Сидят целыми днями и пялятся в небо, пока гибнут люди, — пробурчал Кервил, не дав друиду вымолвить и слова.

— Прекрати, Кервил, да что с тобой такое! — с укором сказала девочка.

— Я… я…, - не знала, что ответить на неожиданный выпад мальчика Мьяла, — мы много чего делаем! — наконец выдавила она, явно сконфузившись.

— Что же, у каждого своя дорога, — подытожил Раэль и, вооружившись непригодным для копания оружием ближнего боя, охотник и орк приступили к трудоемкому процессу захоронения.

Кервил и Кэлли, расположившись на траве поодаль, молча сидели, задумавшись каждый о своем. Мьяла, не находя себе места, топталась рядом, словно солдат на посту, вышагивая туда-сюда. Несколько раз она порывалась что-то сказать и, раскрыв было рот, тут же захлопывала его, будто стальную дверь темницы, вновь пускаясь в лихорадочные раздумья. Наконец, она замедлила шаг и произнесла, обращаясь скорее ко всем, нежели к кому-то в отдельности.

— Мы не знали, что началась война!

— Пфф, — презрительно фыркнул Кервил, — а, если бы знали, то прям так и помогли бы?

— Мы не вмешиваемся в чьи-либо дела. Таков закон, — ответила она.

— А какая тогда разница — знали ли вы, что началалсь война или нет, если вам в любом случае все равно? — дерзновенно произнес Кервил.

— Нам не все равно! — повысив голос, с нажимом проговорла Мьяла, — но мы не можем это делать!

— Зачем вы тогда нужны, если вы ничего не можете? — озлобленно промолвил мальчик.

— Кервил, прекрати сию же минуту! — вмешалась Кэлли, — иначе я больше не буду с тобой разговоривать.

— Ладно, — после небольшого раздумья бросил он, сверкнув глазами в сторону Мьялы.

— Но ты ведь помогла Гаркзыбу, принесла лекарства, — сказал Раэль.

— Я? — словно не веря, что обращение было адресовано ей, удивилась Мьяла, — ну, да, так и есть. Но я ничем не смогла помочь! — быстро добавила девушка.

— Ты попыталась. Разве это не участие?

— Я просто не могла оставить ее в беде, — виновато промолвила Мьяла.

— Ты извиняешься за то, что оказала помощь? — удивился Раэль.

— Я… не… община не позволяет нам вмешиваться в чьи-либо дела, — промолвила девушка так, словно рассказала заученное стихотворение.

— Спасибо тебе, — произнесла Кэлли, оборвав на том все дальнейшее повествование.

— Не за что, — смущенно ответила Мьяла, и присев на траву, углубилась в себя.

Через какое-то время Гаркзыб и Раэль закончили свою работу. Свежая могила, такая же одинокая, как и ее владелица, была украшена горсткой камней и сорванных неподалеку ромашек. Яркие лучики солнца, падающие с небес на поляну, скользили по рыхлой земле захоронения, прощаясь с Лермоной.

— Она была хорошей, всегда помогала, если кто просил, — тоскливо проронила девочка, водя рукой по россыпи земли.

— И отец к ней хорошо относился, — прошептал мальчик, стоя рядом.

— Ну что же, мне нужно возвращаться в общину, — тихо сказала Мьяла, почтительно выждав некоторое время.

Рык, отчего-то крайне взволнованный, семенил из стороны в сторону по поляне, водя носом по земле. И вдруг пес негодующе зарычал, явно учуяв кого-то.

— Ну, раз так, я могу и задержаться, — прошептала себе под нос друид, поглядев на собаку.

— Дело не в тебе, — сказал Раэль, доставая оружие и озираясь по сторонам.

Развязка не заставила себя долго ждать. Синхронно, словно по команде, под шелест окружающей поляну растительности, в поле зрения сжавшейся в комок группы появились гоблины. Около двух десятков коротышек, вооруженных кто чем, сомкнули плотное кольцо вокруг отряда, отрезав любые пути для маневра. Впрочем, Раэль, поглядывая на копья и дубины гоблинов, и не думал предпримать попыток к активным действиям, тем более, сопровождая Кэлли и Кервила.

— Что это значит? — подала голос Мьяла, — по какому праву вы наставили на нас оружие?

— Твой ругаться не надо! — прозвучал голос позади живого кольца, и сквозь ряды своих ощетинившихся копьями товарищей, просочился еще один гоблин, на груди которого висел большой костяной амулет в виде черепа животного. По всей видимости, такие украшения являлись предметом различия в воинских званиях того или иного бойца клана, потому как рядовые гоблины, взявшие отряд в кольцо, имели лишь простенькие костяные бусы, болтающиеся на шеях.

— Идет война, мы смотреть за вами. Вы вместе с орк. Теперь вы все ходить с нами к вожак говорить, — сказал гоблин.

— Друиды не принимают участия в войне, — настойчиво ответила она, скрестив руки на груди.

— Дуирды нет, а ты — да, — беспристрастно ответил гоблин, — один: твоя не держать посох. Два: твоя помогать орк, потому нарушать закон, — демонстративно зажимал пальцы на руке коротышка, — а, значит, твой не дурид вовсе.

Рассудительность гоблина вмиг заставила Мьялу поджать губы и замолчать.

— Но дети ведь не участвуют в войне, их нужно отпустить, — сказал Раэль, придя на подмогу девушке.

Гоблин, окинув человека взглядом, ответил, после некоторого раздумья, — война делать участником всех без разбор. Все ходить с нами!

«Ишь ты, какой умный», — подумал Раэль, явно недооценивший смекалистость гоблинов.

К слову сказать, среди гоблинов, как, впрочем, и среди орков, интеллект был большой находкой, но, если уж и попадались странные личности, то, определенно, на всю голову, и они непременно дорастали до шаманов, вожаков и полководцев. Этот индивид с костяным амулетом на груди как раз входил число «необычных» и потому возглавлял эскорт пойманных им путников, шедший в лагерь гоблинов. Единственный член группы, которому не было уделено должного внимания со стороны зеленокожих коротышек, был преданный пес по кличке Рык, который целеустремленно семенил следом за своими друзьями, дабы разделить все превратности нелегкой судьбы, выпавшей на их головы.

Прохладный ветерок, просачивающийся через приоткрытые арочные окна «Восходящего дворца», свободно и без всяких стеснений гулял по коридорам цитадели, подобно мальчишке-озорнику, насвистывая себе под нос немудреную мелодию. Приняв решение подойти поближе к оконцам, чтобы перекрыть надоедливому сквозняку все возможности для музицирования, можно было остаться у этого самого окна навеки вечные, потому как вид, открывающийся любому неподготовленному зрителю, взглянувшему через оконный проем, а точнее «за борт» плавающего в воздухе дворца, был восхитителен. Тысячи облаков, все как на подбор окрашенные в белый цвет, образовав огромный флот, двигались по голубым волнам океанического неба, освещенного многочисленными лучами яркого солнца. Сквозь паруса облаков, под небесным океаном, взору невидимого зрителя открывалась новая картина. Фархорн, раскинув свои земли в десятках километров ниже, красовался пышными лесами и высокими горами перед очами его создателей. Но сколько не перечисляй красоты окрестностей парящего замка, оценить по достоинству всю глубину красок открывающегося вокруг «Восходящего дворца» вида можно было, лишь находясь на его «борту». Наконец, оторвавшись от чудесных пейзажей, взгляд наблюдателя окинул бы «нутро» цитадели и непременно остановился на стенах ее коридоров, украшенных цветной мозаичатой кладкой, изображающей историю создания Фархорна в деталях. События, словно разворачиваемый на плоском столе манускрипт, тянулись чередой рисунков и пояснений, начиная с ослепительной вспышки ядра планеты и заканчивая ее теперешним состоянием.

В углах тянущегося в обе стороны коридора, влитые ступнями в широкие постаменты, стояли фигуры, высеченные из мрамора. Каждое из изваяний относилось по своему внешнему виду к тому или иному роду человеческой деятельности на Фархорне. Но странная задумка скульптора этих искусных творений не ограничилась одной лишь работой по камню. Каждая из фигур держала в руках картину. Воитель, снаряженный клинком, покоящимся в ножнах на поясе, удерживал за рамы по бокам произведение, изображающее кровопролитное сражение. Охотник же, дабы разместить прекрасный пейзаж на своем колене, вынужден был принять такую позу, словно предстал перед особой королевских кровей, однако же, дело того стоило, ведь всякий, проходящий по коридору дворца мог по достоинству оценить удивительный утренний лес, опушку которого облюбовала стая оленей. И, кстати сказать, дремлющий за спиной мраморного охотника лук, нисколько не мешал осуществлению сего элемента придворного этикета. Кузнец, прижав свою картину одной рукой к земле, словно клинок к наковальне, уже занес свой молот для удара, что, впрочем, не было так уж и далеко от истины, ведь на полотне был изображен великолепный двуручный меч, чья рукоять была щедро усеяна драгоценными вставками. И, пожалуй, самым таинственным из этой четверки был закутанный в свой мраморный балахон маг, который, воздев руки к небу, заставлял парить свою картину в воздухе. Посторонний наблюдатель мог битый час водить руками над этой работой, изображающей буйство стихий, но так и остался бы ни с чем, не найдя ни одной нити, за которую могло быть подвешено это творение. К слову сказать, картины, как и их «держатели», были настоящими произведениями искусства. Ох, какой вздох издал бы Себэстьян, увидев эти шедевры. Хотя, впрочем, торговец не был таким уж знатоком искусства, но зато по части сбыта он был дока и заломил бы за эти «безделушки» столько, сколько не смог бы запросить даже сам автор этих творений.

Вскоре тишина, повисшая в коридоре замка, была рассеяна. Из-за поворота, прямо перед скульптурой охотника, вынырнула до боли знакомая парочка обитателей «Восходящего дворца», которая, как уже было сказано ранее, контрастировала собой не только внешним видом, но и предназначением.

— Ох, Фьёльри, оставила бы ты его в покое. Он и так вдоволь настрадался, да и жена его мучается, — сказала Мортреза, вздохнув, — к чему такая помощь?

— Я помогаю? — с наигранной обидой бросила дева-удача, — я всего лишь чуточку уделила ему времени в пещере с тем мерзким оборотнем, вот и все, — захлопав глазками, невинно ответила она.

— А людоед на лесопилке, грозг у пещеры, скверноокий, молтурианцы? — перечисляла Смерть.

— Это не я, что ты, — улыбнулась Фьёльри, — конечно, я хотела помочь ему, ведь он взвалил на себя такую неподъемную ношу, что мне, признаться, стало даже интересно, чем все это кончится, но потом я вспомнила слова нашего премногоуважаемого магистра: «Баланс — это единственное, что держит Фархорн на плаву!», — передразнила она Кармгоса, — и перестала вмешиваться.

— Во-первых, дорогая моя, прекрати издеваться над стариком. Он хоть и зануда, зато говорит дело. И, в сущности, он единственный, кто способен обуздать этих выскочек — Файриса и Элисинду. Не будь Кармгоса с нами, не было бы ни Фархорна, ни нас.

— Это конечно так, но…, - начала было Фьёльри.

— Во-вторых, — вежливо перебила свою юную спутницу Мортреза, — не верится мне, что он сам преодолевает все эти препятствия. Я уже почти прикоснулась к нему, но он избежал покоя, не единожды. Первый раз вижу, чтобы простому смертному так везло без чьей либо помощи.

— Я тут не причем. И, кстати, не забывай, ведь его не покидает его жена.

— Она всего лишь незримая сущность, вот и все, — ответила Смерть, — ладно, что-то мы слишком много времени уделяем одному смертному, тебе не кажется? — улыбнулась Мотреза.

— Определенно, — сказала Фьёльри и хихикнула, завидев как из-за противоположного угла коридора, вышел Файрис.

Бог войны, верно, поняв, кому был адресован этот смешок, состроил на своем лице суровую гримасу и уверенно направился, а точнее спикировал, словно ястреб на полевую мышь, к «удачливой девице».

— Ты иди, а я задержу этого нахального мальчишку, — прошептала Мортреза.

Фьёльри тут же развернулась и быстрыми шажками устремилась в обратном направлении, стараясь сдержать потоки смеха, рвущиеся наружу.

— Вы сегодня скверно выглядите, господин Файрис, будто бы Вас что-то крайне огорчило, — вежливо промолвила Смерть, как бы невзначай перекрыв богу войны дорогу.

— Я… я… да отлично я выгляжу, черт возьми! — громыхнул Файрис, пытаясь просочиться сквозь пожилую даму.

— О нет, я же вижу, вы чем-то встревожены, мне-то вы можете рассказать!

— Покорнейше благодарю, но не в чьих советах не нуждаюсь! — зашипел он, пролезая по стеночке рядом с Мортрезой.

— Неужели Вы сегодня не настроены на беседу! Это так на Вас не похоже. Куда же Вы так спешите, позвольте спросить?! — продолжала она свое приторное песнопение.

— Я?! Да, черт возьми, почему я должен вам об этом рассказывать?! Дайте пройти!

— Грубиян! Такой молодой, а уже хамит старшим! — изобразила возмущение Мортреза.

— Не забывайтесь, с кем говорите! — прогремел Файрис, оставив все попытки догнать Фьёльри, переключившись на новую «жертву».

— Именно это я и хотела Вам сказать, — ответила Мортреза, немного приподняв свою черную вуаль, дабы посмотреть собеседнику в глаза.

Файрис, сам того не желая, машинально отвел взгляд в сторону. Оно и понятно, ведь не так уж и много было желающих посмотреть в глаза Смерти. Однако молодой бог сию секунду обрел присутствие духа и, гордо задрав подбородок ввысь, дабы скрыть свой внезапный конфуз, приготовился выпалить нечто наверняка сокрушительное в свою защиту, но в тот же миг был пренеприятнейшим образом прерван на полуслове.

— Милорд! — донеслось сзади, — простите, что прерываю Вас, но Ваше поручение выполнено, я…

Файрис, позабыв о защите своей уязвленной гордости, которая за последнее время напоминала изрядно помятый в бою железный щит, резко повернулся к Азхольду с таким выражением лица, что, не будь мраморная статуя мага, расположенная позади его слуги, влита в постамент, она бы сбежала и укрылась в каком-нибудь безопасном месте. Азхольд верно понял по искаженной физиономии своего господина, что пришло время замолчать, и не преминул сделать это.

— Мне пора, — скрежетнул зубами Файрис, обращаясь к Мортрезе.

— Как жаль, как жаль. Беседовать с Вами одно удовольствие.

Бог войны, не скрывая своего раздражения, поморщился после брошенной напоследок Смертью фразы, так, словно сжевал два лимона сразу, и, очевидно, выбитый из колеи такой кислой трапезой, не найдя что ответить Мортрезе, увел Азхольда за собой в свой рабочий кабинет.

Смерть, улыбнувшись, проводила взглядом взбалмошного юнца, а затем развернулась и величественно поплыла по коридору по своим делам.

— Ты бы еще Кармгосу доложил, — скинув на ходу свой плащ на спинку кресла, проворчал Файрис.

— Я не…

— Давай сюда!

— Конечно милорд, — Азхольд спешно извлек из сумки договор, подписанный Глу-Атошем.

Лорд Файрис, приземлившись в кресло следом за своим плащом, по привычке закинул ноги на стол и принялся вновь перечитывать договор.

— Он что-нибудь сказал? — промолвил бог войны, не отрывая глаз от документа.

— Да, господин, он сказал, что в любое время, после выполнения его части сделки, он может потребовать выполнения его просьбы, и вы будете обязаны…

— Да чтоб тебя! — гаркнул Файрис, — это я и так знаю! Что-нибудь еще он говорил? Что-нибудь важное?

— Нет, милорд, это все, — быстро ответил Азхольд, потупившись.

Возможно, если бы Файрис был более внимателен и не был бы так увлечен своей в крайней степени раздосадованной персоной, то наверняка заметил бы сумку, с которой его слуга вернулся к нему после выполнения поручения. Кто знает, в каком направлении устремилось бы течение событий, заподозри в этот момент бог войны неладное.

— И чего ты ждешь? — буркнул Файрис и, оторвав взгляд от бумаги, грозно уставился на стоящего перед ним в ожидании слугу, — приведи оружейню в порядок! Заточи клинки! Займись делом, черт бы тебя побрал!

— Слушаюсь, — опустив голову так, что его подбородок коснулся груди, виновато пробормотал Азхольд и, развернувшись, тихонько покинул кабинет своего господина, дабы не навлечь на себя новую порцию божьего гнева.

Вспомнив недавние слова Глу-Атоша: «Прислуживание, рабство, заточение», которые назойливо вертелись в его голове, сердце кузнеца заныло от боли и обиды. Он ковылял по коридору, словно мертвец, только что поднятый некромантом.

— Я червяк, таракан, драный ковер, об который все кому не лень вытирают ноги, — бичевал себя Азхольд, — паук был прав, абсолютно прав.

Может, не состоись беседы с Глу-Атошем, кузнец воспринял бы все, как всегда — со спокойствием и покорностью. Но теперь слова паука, словно горящие угли, распалили костер его души, подняв из глубин давно затухшие воспоминания.

И потому, повинуясь бунту своего сердца, вместо того, чтобы направиться в оружейную, как ему и полагалось по приказу Лорда Файриса, Азхольд, перейдя, как это зачастую бывает у людей, от печали к гневу, уверенно зашагал в свою келью.

Не сказать, что выходка кузнеца попахивала авантюризмом или чем-то революционным, но для него в этот момент, после долгих лет коленопреклонения, это было вершиной возможного протеста.

Скромная келья Азхольда, по сути представлявшая собой чулан с жестким матрасом, валявшимся на полу в углу, по мнению Файриса, была подходящим местом для проживания слуги. Ведь только боги «Восходящего дворца» могли рассчитывать на королевские покои. А как же иначе? Присутствие социального неравенства было обязательно. Впрочем, власть имущие на Фархорне считали абсолютно также.

Азхольд плюхнулся на свой матрас и, закинув руки за голову, вновь впал в уныние.

«И в этом заключалось все мое неповиновение? Да я просто бунтарь, черт возьми! Файрис, конечно, ничего не заметит, если не заглянет в оружейню. А он туда точно не заглянет, он слишком взбудоражен этой сделкой, чтобы тратить время на мою дрессировку», — размышлял Азхольд.

«Может, все же заняться делом», — по привычке прозвучал голос рассудка.

«Нет! Нет! Нет!», — протестовало сердце.

— Будь они прокляты! Лучше бы я умер, лучше бы я не появлялся на свет! — застонал Азхольд от безысходности и, вскочив со своего ложа, принялся мерить шагами чулан. Впрочем, комнатушка была настолько мала, что слабо подходила для этого, ведь расстояние между стенами кельи измерялось какой-то парой-тройкой шагов. Азхольд, обнаружив, что не может должным образом выпустить пар таким путем, был готов перейти к кардинальным мерам, излив свой гнев, пропитанный отчанием, на каменных стенах комнатушки. И вот, приготовившись обрушить на бездушную каменнную кладку град ударов, а иначе говоря, размозжить костяшки своих кулаков, превратив их в кровавое мессиво, Азхольд сделал мощный замах руки, от чего кожаная сумка, повисшая на его плече, колыхнулась, напомнив о себе. Казалось, время для Азхольда в этот момент остановилось. Разговор, состоявшийся не так давно с Глу-Атошем, вторгся в мысли мужчины. Слово в слово Азхольд прокручивал в голове беседу с загадочным существом, но одна из фраз ядовитым жалом впилась в сознание человека, оттеснив собой все остальные: «Я предлагаю сделку тебе, а не Файрису. Тебе, Азхольд, как личности, обладающей свободой выбора».

Дрожащей рукой кузнец извлек из сумки договор, предложенный ему Глу-Атошем и, развернув пергамент, стал внимательно читать его условия. Глаза его быстро бегали по изящно выведенным строкам документа, а лицо Азхольда бледнело с каждым прочитанным словом. После изучения условий договора взгляд мужчины не выражал ничего, кроме испуга. Казалось, кузнец вот-вот рухнет в обморок.

— Но почему мне, но как же я смогу? — бормотал Азхольд, приоткрыв крохотное оконце в своей келье, дабы глотнуть немного свежего воздуха. Кузнец сорвал с себя сумку, которая в этот момент была для него просто неподъемной ношей, и зашвырнул ее в угол помещения. Звон вывалившегося из сумки предмета заставил Азхольда вздрогнуть, словно от удара молнии. На каменном полу кельи, в углу рядом с сумкой, лежал кинжал. Мужчина, хоть и будучи кузнецом, и не просто кузнецом, а мастером-оружейником обители богов, никогда не видел ничего подобного. Черное, словно ночь, лезвие кинжала было усеяно вязью рун, сияющих алым цветом, а серая рукоять клинка, искусно оплетенная сотнями серебряных нитей, оканчивалась окольцованной гардой. Азхольд с осторожностью, так, если бы это было не холодное оружие, а дремавшая гадюка, взял таинственный клинок в руки. Кузнец чувствовал силу кинжала — странную, чуждую людям, мощь, исходящую от оружия.

— Теперь все встало на свои места, — прошептал Азхольд. Страх после прочтения им договора сделал шаг назад, сменившись слабыми искорками решимости, вспыхнувшими в глазах кузнеца, несмотря на то, что ноги Азхольда дрожали и подкашивались от пережитого им волнения.

— Но как же Глу-Атош узнает о сделке? Все это глупо, я никогда больше не увижу его, — твердил рассудок.

Стук в оконце тотчас вывел кузнеца из мысленых блужданий. Затмив собой дневной свет и флагман плывущих по небу облаков, на Азхольда выжидающим взором уставился черный ворон, уместившийся на малюсеньком подоконнике кельи.

Вот теперь настало время проверить, на что способен раб, не желающий пребывать в неволе. Все это и в подметки не годилось детским запираниям в собственной комнатушке и зарываниям в себя. Клинок, казалось, подпитывал решимость Азхольда, и последний, не раздумывая, взяв с полки уголек, развернул пергамент и уверенно черканул в конце документа корявую закорючку. Давненько же он ничего не подписывал! Не дав своему рассудку времени на протест, а сознанию — дивиться сумасбродности такого поступка, Азхольд привязал к протянутой лапе ворона договор и отпустил птицу. Зажав в руке таинственный клинок, кузнец просидел в своей келье до позднего вечера, так и не потревоженный своим господином.