Волнения охотников начинаются задолго до открытия сезона. Волноваться заставляют многие причины. Например, погода. Лето в этом году выдалось засушливое. Дожди перепадают редко и не приносят с собой свежести. Горячая земля, как губка, впитывает влагу. Ну, а какая будет осень? Дождливая или сухая? Кто может предсказать это? Никто. Эх, как жаль, что кроме барометра до сих пор не придумано простого и надежного прибора, позволяющего определить состояние погоды вперед, по крайней мере, на три месяца!..
Почему охотников так волнует погода? Да потому, что от этого зависит успех осенней охоты. Если высохли все мелкие водоемы — значит, мало будет птицы, значит, к открытию сезона половина молодых уток еще не поднимется на крыло.
…На концерте известной столичной певицы Иван Федорович Зайчиков встретил старого товарища, с которым давно не виделся. В антракте друзья оставили своих жен и уединились в буфете. После традиционных «сколько лет, сколько зим», «да, брат, стареем, стареем» был поставлен вопрос:
— Ну, а как, Ваня, охоту не бросил?
— Что ты, Степа, разве можно.
Магическое слово «охота» заставляет обоих приятелей забыть о столичной певице, о своих женах, томящихся в одиночестве в каком-то ряду партера, и даже о двух неначатых бутылках жигулевского пива. Разговор переходит на волнующие вопросы охоты.
— Да, знаешь, я сегодня полгорода обегал и нигде не нашел папковых гильз под «жевело»[5], — говорит Степан Петрович Климов. — Просто не знаю, что и делать. Сезон на носу, а у меня три десятка патронов.
— Экая досада, — сочувствует Иван Федорович и мысленно подсчитывает свои запасы. — У меня тоже маловато. В Москву бы с кем-нибудь заказать…
Выясняется, что в магазинах нет войлочных пыжей, давно не появлялась в продаже дробь. Звенит первый звонок, ко приятели не обращают на него внимания. Они продолжают горячо обсуждать катастрофическое положение с боеприпасами. Только после третьего звонка, Иван Федорович и Степан Петрович покидают буфет, пробираются по погруженному в темноту зрительному залу, наступают на ноги сидящих и в ответ на сердитые замечания шепчут торопливые извинения. Жены встречают их гневными взглядами, угрожая «поговорить дома».
Конечно, ни Иван Федорович, ни Степан Петрович уже не могут спокойно слушать знаменитую певицу. Их мысли заняты другим: где достать дроби и гильз?
А на следующий, день оба ходят по магазинам в поисках необходимых предметов и в душе ругают себя за то, что не запаслись всем нужным раньше. Иван Федорович успел рассказать о своей беседе со Степаном Петровичем сослуживцам, те кому-то еще, и вот уже по городу бегают десятки, сотни встревоженных охотников в поисках дроби, гильз, пыжей, капсюлей. Продавцы едва успевают отвечать:
— Папковых гильз нет, и не известно, когда будут. Могу предложить прибор «Диана».
— А дробь третий номер есть? — Ни третьего, ни пятого, ни десятого, — мило улыбается продавец. — Зато получен великолепный набор блесен. Вы, случайно, не спиннингист?
Волнения и мытарства охотников продолжаются. Стычки с женами дома — тоже.
Загляните в эти дни в охотничий магазин. Это не магазин, а своеобразный клуб. Сюда приходят, чтобы встретить старых друзей, потолковать с ними о предстоящей охоте, вместе подумать о том, куда лучше поехать на открытие сезона. Здесь составляются компании и разрабатываются планы коллективных охот. Наконец, многочисленные поклонники Дианы собираются просто для того, чтобы поспорить, послушать рассказы о разных забавных и удивительных случаях (а удивить охотника не так-то просто!) и отвести душу.
Каждый, кто заглядывает в магазин на минутку, невольно втягивается в эти разговоры, просиживает (а чаще простаивает) час, другой и, вдруг вспомнив о каких-то неотложных делах, хватается за голову и спешно покидает «клуб». Если у вас найдется немного свободного времени — непременно побывайте перед открытием сезона в охотничьем магазине. Не пожалеете. Если вы до этого дня никогда не держали в руках ружье, а уток или зайцев привыкли видеть только на столе, зажаренными, в окружении румяных картофельных ломтиков, помидор и огурцов, вы вдруг почувствуете, что совершили в жизни большую оплошность, вовремя не приобщившись к охоте. А поняв свою ошибку, вы постараетесь наверстать упущенное. Вы купите ружье (лучше это сделать, не сходя с места, здесь же, в магазине, пока впечатления от только что услышанных охотничьих историй еще свежи), а затем все другие принадлежности и с нетерпением будете ждать того волнующего дня, когда сможете пойти в лес или поехать на озеро. Будьте осмотрительны, не забывайте, что, во-первых, жена вряд ли одобрит ваше благородное увлечение и, следовательно, не надо посвящать ее во все тонкости того, как вы стали охотником и сколько извели денег на экипировку; во-вторых, не обещайте родным и знакомым возвратиться с богатыми трофеями. Охотничье счастье изменчиво!
Вот она, долгожданная суббота! Первые утренние трамваи и троллейбусы увозят на вокзал охотников. Их сразу отличишь среди прочих пассажиров. Они выделяются не только тем, что держат в руках чехлы с ружьями, а за плечами у каждого — туго набитые рюкзаки. Вы узнаете их по живописным костюмам, по сияющим лицам, словно у каждого из этих людей сегодня день рождения. А ведь почти так оно и есть. Завтра открывается охота — это настоящий праздник для тех, кто любит бродить с ружьем по родным просторам.
Челябинский вокзал в это утро напоминает цыганский табор, собравшийся перекочевать на новое место. Там и тут под благодатной сенью вокзальных зданий и редких деревьев расположились группы охотников с бесчисленными рюкзаками, котомками, чехлами с ружьями. Иные прихватили даже складные лодки, камеры от грузовых автомашин и много других вещей, назначение которых простому человеку непонятно. Диву даешься, как это они ухитряются носить свой багаж порой на довольно большие расстояния.
И кого только не встретишь в таких группах! Здесь и юнцы с едва пробившимся пушком над верхней губой и на подбородке, и солидные дяди, толстые и тонкие, низенькие и долговязые, с усами, как у Бульбы, и с бородами как у думных бояр, безусые и безбородые, бритые наголо и с роскошной шевелюрой. Здесь можно увидеть и рабочих с заводов и школьников старших классов, продавца из универмага и профессора-медика, почтового служащего и директора крупного предприятия. Словом, охоте тоже все возрасты покорны.
Что касается нарядов охотников, то они представляют собою удивительное смешение фасонов, покроев и красок. А как описать вооружение охотников! Это — редкостное собрание разных видов и систем огнестрельного оружия отечественного и заграничного производства.
А собаки! Вы встретите здесь представителей самых чистых и знаменитых кровей, с дипломами и медалями, с длинными родословными, и обыкновенных «надворных советников».
Среди пестрой группы охотников непременно встретится какая-нибудь особенно интересная фигура, привлекающая всеобщее внимание.
Вот по перрону прохаживается полный мужчина средних лет. Это — директор завода безалкогольных напитков Афанасий Тимофеевич Синичкин. Он одет в зеленый пиджак и такого же цвета щегольские брюки, аккуратно заправленные в короткие резиновые сапоги. Его голову украшает поношенная велюровая шляпа ядовито-зеленого цвета. На груди эффектно перекрещиваются ремни новенького, только что из магазина, ягдташа и чехла с ружьем. Широкий керзовый патронташ с трудом охватывает брюшко директора и застегнут на последнюю дырочку ремня. На левом боку видна внушительная алюминиевая фляга. Что в ней? Наверное, не кипяченая вода…
Лицо Афанасия Тимофеевича — обыкновенное лицо здорового человека: румяное, очень полное, с маленьким толстым носом, на котором красуются весело сверкающие очки — очень симпатично.
Синичкин степенно вышагивает по перрону и тянет за собой на ременном поводке крупного гладкошерстного пса неопределенной породы. Масть этой собаки трудно определить, так как она представляет собою причудливую палитру всех красок, встречающихся в собачьем мире.
Афанасий Тимофеевич проходит мимо группы других охотников. Его собака подбегает к рыжему сеттеру, калачиком свернувшемуся у ног долговязого юноши, с явным намерением познакомиться. Но сеттер не расположен заводить новое знакомство. Он вскакивает на ноги и грозно рычит. Собака директора, не ожидая такого приема, едва успевает увернуться от острых клыков рыжего сеттера. Она резко дергает, поводок и едва не валит с ног Синичкина. Афанасий Тимофеевич удивленно смотрит на грубияна-сеттера через очки, снимает очки и, близоруко щурясь, смотрит снова, потом привычным движением одевает очки и басит:
— Прошу прощения.
Вокзальная сутолока с каждой минутой становится все оживленней. Беспрерывно свистят паровозы, гудят сирены электричек. Объявляют посадку на пригородный поезд «Челябинск — Шумиха», и охотничий табор приходит в движение. Целая армия вооруженных людей осаждает вагоны. Проводники что-то кричат, стараясь собрать всю охотничью братию в два средних вагона, а остальные предоставить обычным пассажирам.
До отхода поезда остается две минуты. У одного из вагонов слышны громкие возбужденные голоса. Это Афанасий Тимофеевич Синичкин спорит с кондуктором, который отказывается пропустить его диковинного пса в вагон. Спор прекращает протяжный свисток паровоза. Поезд трогается.
Мерно постукивают на стыках рельс колеса. Убаюканные этим перестуком пассажиры начинают дремать. Внезапно на весь вагон раздается громкий собачий лай, переходящий в визг. Пассажиры дружно хохочут. Посреди купе стоит очень бледный и очень взволнованный молодой человек в расстегнутом пиджаке, со съехавшим в сторону галстуком и с растрепанными волосами. Возле него видна фигура Синичкина, за которым прячется собака с выражением незаслуженной обиды на морде.
— Это называется безобразием! — кричит молодой человек, беспрестанно поправляя руками волосы, которые тут же рассыпаются. — Я так этого не оставлю. Я к главному пойду!
— Успокойтесь, — басит Афанасий Тимофеевич, — и давайте разберем, в чем дело.
— Здесь нечего разбирать. Ваша собака набезобразничала. Все видели.
— Но что же сделал бедный Король?
— Что он сделал? Да он стащил у меня из рук кусок колбасы! Вот что сделал ваш Султан.
— Король, — невозмутимо поправляет Синичкин.
Пассажиры с красными от смеха и вспотевшими лицами опять смеются. Даже строгий старичок, все время задумчиво поглядывающий в окно, улыбается.
— Король-вор! — говорит кто-то, и новый взрыв веселого смеха наполняет купе.
— Позвольте, — вежливо протестует Афанасий Тимофеевич, — мой Король не виноват в этом досадном недоразумении. Вы уронили колбасу на пол, а он подобрал. Так сделала бы любая собака на его месте. К примеру сказать, и вот эта.
Он показывает на пойнтера соседа-охотника. Тот энергично возражает:
— Пример ваш неудачен. Кэтти никогда не позволит ничего подобного.
— Нет, это очень странно, — снова кипятится молодой человек, вероятно, вспомнив о пропавшем завтраке. — Утверждать, что ваш Царь…
— Король, — вставляет владелец злополучной собаки.
— Мне все равно, кто он у вас, Царь, Король или сам китайский император. Он вор и плут. Колбасу он не подобрал с пола, а выхватил из рук.
Долго еще шумит молодой человек и смеются пассажиры, но постепенно все затихает. Сонная тишина водворяется в вагоне. В соседнем купе собралась небольшая компания, едущая в одно место. Здесь все знают друг друга давно, и поэтому беседа носит непринужденный, дружеский характер. Обсуждаются достоинства новых моделей ружей, преимущества пороха «Сокол» перед «Фазаном», рассказываются разные истории и анекдоты.
Афанасий Тимофеевич Синичкин, расстроенный скандалом, проходит в конец вагона, где народу поменьше, и, загнав Короля под лавку, садится на ее краешек. Покачивание вагона и перестук колес усыпляют его. Рядом клюет носом старушка с плетеной корзинкой на коленях.
Королю надоедает сидеть под лавкой, он осторожно выглядывает оттуда. Собака замечает сладкое дремотное состояние хозяина, тихонько вылезает и садится рядом. Несколько минут Король оглядывается, потом шумно втягивает ноздрями воздух и, поймав какой-то запах, подходит к спящей старушке. Подергивая коричневым кончиком носа, он осторожно обнюхивает заинтересовавшую его корзину.
Слышится громкое шипение, словно на раскаленную сковородку бросили кусок сала. Шипение переходит в душераздирающее мяуканье, и в ту же секунду серый платок, покрывающий корзинку, взлетает в воздух, за ним, будто подброшенная невидимой пружиной, взвивается белая, с черными пятнами, кошка. Гигантским прыжком она достигает верхней полки и угождает на лицо расположившегося там пассажира. Разбуженный столь необычным образом пассажир, вообразив бог знает что, кричит:
— Караул!
Старушка — владелица кошки — от этого крика падает со скамьи на пол и там сидит ни жива ни мертва от страха.
Виновник всей суматохи — Король — бросается вон из купе. Он так дергает поводок, что его хозяин мгновенно оказывается сидящим рядом со старушкой. На шум вбегает проводник, спотыкается о собаку и тоже растягивается на полу, дополняя картину. Остальные пассажиры, не разобрав в чем дело, встревоженно спрашивают друг у друга:
— Что случилось?
— Неужели крушение?
— Валя, где наш чемодан?
Этот дорожный инцидент заканчивается извинениями Синичкина перед пассажирами и проводником, кошка водворяется в корзину, а пассажиры успокаиваются.
А поезд мчится все дальше и дальше.
— Ванюши! — громко объявляет станцию проводник, и группа охотников покидает вагон.
— Чернявская! — называется новая станция, и высаживается еще одна группа.
— Каясан! — и в вагоне остается совсем немного людей. Оставшиеся едут дальше. Они располагают временем и потому могут забраться в такие места, где мало кто бывает, и где «дичи тьма-тьмущая».
Открытие сезона осенней охоты, как правило, назначается в одно из воскресений второй половины августа. Но особенно нетерпеливые охотники начинают потихоньку стрелять уже накануне, в субботу вечером. Это незаконно, но многие считают, что добыть одну-две штуки «на ужин» греха нет.
Настоящая охота начинается с первыми признаками рассвета.
Чуть брезжит на востоке. Безмолвны озера в праздничном, зеленом убранстве тростников, сонно покрякивают утки. Где-то там, замаскировавшись среди тростников, пешие и на лодках затаились охотники. Они сжимают в руках верные централки, отгоняют назойливых комаров, зорко всматриваются в помутневшее небо и ждут.
Вот, свистя крыльями, стремительно проносится стайка чирков. За ними летят несколько уток. Небо светлеет, и на фоне начинающейся зари утиные силуэты видны все отчетливее.
Гулко над спящим озером раскатывается первый выстрел. Пламя, вылетающее из стволов, видно далеко. Сезон открыт, охота началась. Выстрелы гремят один за другим во всех концах обширного степного озера. Утиные стаи мечутся в разных направлениях.
— Сейчас утка глупая, — поучительно говорит седоусый охотник своему молодому спутнику. — Сама на стволы лезет. Подожди недельку-другую, и такого не увидишь. Академию пройдет утка, умнее станет, и тогда взять ее будет нелегко.
Утро тихое и солнечное, прекрасное августовское утро. Над болотами и озерами, над речными заводями еще курится туман. Поздние цветы источают медовые запахи, а в лесу остро пахнет грибами и прелой листвой. Серебристые нити паутины медленно плывут в воздухе, цепляются за кусты и тростниковые метелки. Капли росы сверкают на паутинках, как маленькие алмазы. Высоко в бирюзовом безоблачном небе парит одинокий ястреб. Он тоже вылетел на охоту.
Где-то там, по озерам и болотам, бродят сегодня Иван Федорович Зайчиков и Степан Петрович Климов, Афанасий Тимофеевич Синичкин и тысячи других юных и пожилых поклонников богини Дианы. Они волнуются и переживают, радуются и негодуют, любуются красотами нашей дивной природы и проклинают невыносимую жару и полчища комаров, они наслаждаются чудесным отдыхом и еле передвигают ноги от смертельной усталости. Они ищут свое охотничье счастье.