Охота пуще неволи

ПООХОТИЛИСЬ

Места наши не славятся обилием дичи. Поэтому многие охотники предпочитают ездить в другие районы, и только те, кто не может поехать, ходят на ближайшие озера. Оттуда чаще всего, они возвращаются с пустыми руками.

На одну утку приходится буквально десяток охотников. Мало у нас и боровой дичи. Ну, а что касается зайцев, лисиц, то их можно встретить разве только на стендах районного краеведческого музея. Зато кулики самых различных пород безраздельно владеют болотами и озерками.

Вот почему я, начинающий тогда охотник, ничего хорошего от весеннего сезона не ждал. Поехать куда-нибудь не мог — не было транспорта, а стрелять долгоносиков надоело. Я знал, что те полсотни патронов, которые сейчас заряжаю, вряд ли понадобятся. Скорее всего, они останутся до осени, с осени пролежат до зимы, а там — до следующей весны.

Справедливости ради, надо сказать, что иногда кому-нибудь из местных охотников случайно удавалось встретить табунок уток, остановившихся отдохнуть после длинного и утомительного перелета. Такой счастливец возвращался с богатыми трофеями, вызывая зависть у товарищей. Место, где удалось пострелять, он хранил в тайне, ходил туда один и, пока утки не улетали дальше, удачно охотился.

Загнав последний пыж в гильзу, я закрыл банку с порохом, взвесил на руке мешок с оставшейся дробью, мысленно прикидывая, на какое количество зарядов ее хватит. В это время открылась дверь, и вошел мой приятель — восьмиклассник Саша Козырьков. На его веснущатом лице играла загадочная улыбка.

— Привет, друже! — сказал он. — Чем занимаешься?

Я показал на патроны.

— Сезон открывается, а мы с тобой опять дома сидеть будем. — Голубые глаза Саши лукаво блеснули.

— Не будем дома сидеть. Не бу-дем, — по слогам произнес он. — Я знаю место. Гоголи прилетели.

— Да ну?! Сашка, а ты не врешь?

— Вот еще! Только никому ни слова, иначе… сам понимаешь.

— Что ты, как можно! А где это?

— На Мыльном. Хочешь, проверим?

Я, конечно, хотел и, надев болотные сапоги, пошел с Козырьковым к озеру. До него было часа два ходьбы, но за разговором этот путь мы прошли незаметно. Мыльное озеро довольно большое. Северная часть его поросла тростником. Свое название оно, вероятно, получило за свойство воды, мягкой и действительно похожей на мыльную. Мы хорошо знали здесь все ходы и выходы. Отыскали лодку и поплыли. На середине озера еще держался лед, и нам приходилось часто делать большие объезды. Козырьков свернул в один из проходов и уверенно погнал лодку среди тростников.

— Сейчас вылетят, — шепнул он, — смотри.

И в самом деле, метрах в ста впереди нас поднялась стайка гоголей, сверкнув на солнце белыми брюшками. Я восторженно посмотрел на товарища. Он снисходительно улыбнулся и повернул лодку к берегу. Возвращаясь, мы обдумывали план предстоящей охоты.

— Эй, охотнички, как ныне дела?

Мы оглянулись. Старик Аким, работавший продавцом в районном универмаге, сидел на крыльце своего дома и подновлял краской гоголиные чучела. Несколько из них, уже готовых, выстроились в ряд на доске, блестя свежей краской.

Я не любил Акима. Не нравилось его сморщенное желтое лицо с острым носом, редкой сивой бороденкой шильцем и маленькими, постоянно бегающими по сторонам глазами. Не нравилась его ласковая, вкрадчивая манера разговора и елейная улыбка. Не любили Акима и наши охотники. Поговаривали, что он втихомолку бьет серых куропаток, охота на которых у нас была запрещена уже несколько лет, ловит петлями зайцев, не прочь при случае загнать по насту дикую козу. Что Аким — браконьер, знали все, но поймать его на месте преступления никому не удавалось. Промышлял старик и рыбой: ловил ее сетями, увозил в соседний рабочий поселок и продавал там втридорога. У него всегда можно было купить дробь любого номера, порох, капсюли. Боеприпасы он продавал по самой высокой цене да еще уверял, что делает это только из уважения к хорошему человеку и терпит при этом убытки. Много и других грешков водилось за стариком, но он умел устраивать свои дела так ловко, что всегда выходил, как гусь, сухим из воды.

— Наш Аким, как налим, — говорили о нем. — Скользкий. Попробуй, ухвати его. Обязательно вывернется. Таких только под жабры надо брать.

Но взять старика «под жабры» никому не удавалось.

— Здравствуйте, дядя Аким, — сухо поздоровались мы. — Дела неважные.

— Ну, ну, — старик хитро подмигнул, — а я вот на охоту собираюсь. Место хорошее знаю.

У меня тревожно забилось сердце, а Козырьков побледнел.

— Где? — спросил я, замирая.

— Да не близко. На лошади поеду.

Я облегченно вздохнул, а Саша расстегнул пальто: ему вдруг сделалось жарко.

— Уток там тьма, — продолжал Аким, — дружно нынче подлетели.

«Дразнит старый, — подумал я, — подсмеивается».

— Пожалуй, я бы и вас взял, хорошие вы, ребята, давно к вам приглядываюсь.

— Смеетесь, дядя Аким, — сказал Саша, — а то возьмите — обузой не будем.

— Знаю, знаю. Собирайтесь. Так и быть, возьму. А вы куда ходили-то? Никак на Мыльное? Там ничего нет?

— Мало-мало есть, — улыбнулся мой друг.

— Е-е-сть? — недоверчиво протянул старик. — Вот что, ребята, сезон начинается через три дня, а лошадь у меня будет через четыре. Так вы зря патроны не тратьте, там пригодятся, а здесь только дробь зря разбросаете. Небось, в Лукиной заводи нашли?

— Нет, — ответил я, — у жженых тростников. Да вы, дядя Аким, никому не говорите.

— Не скажу. Так я буду ждать. Приходите этак часов в шесть да хлеба берите побольше.

Аким обмакнул кисточку в ведерко с белой краской, взял в левую руку гоголиное чучело и стал вертеть его, прикидывая, с какой стороны лучше начать работу. Мы весело зашагали дальше.

— Хороший старик, другой бы не взял с собой.

— Он мне всегда нравился: настоящий охотник, а что про него говорят, так я не верю, — добавил Саша. — Нынче поохотимся на славу. В первый день здесь постреляем, потом с Акимом поедем.

…Долгожданный день наступил. Я встал в три часа утра, оделся, взял ружье, рюкзак и вышел из дому. Дул не сильный теплый ветер. Где-то прокричал петух, ему отозвался второй, третий, и пошла перекличка.

Саша Козырьков ждал меня у ворот дома. Мы поздравили друг друга с открытием сезона и, полные радужных надежд, пошли к озеру. Когда показалось Мыльное, на востоке посветлело. Разыскали лодку, уложили в нее рюкзаки, чучела и оттолкнулись от берега. Ходкая долбленка быстро шла к жженым тростникам.

Сбоку неожиданно налетела пара кряковых. Селезень, как говорят охотники, висел на хвосте у утки. Я быстро вскинул ружье и выстрелил. Сложив крылья, селезень упал в воду.

— Начало удачное, — сказал Саша, доставая птицу.

С удвоенной энергией я принялся грести. До места предполагаемой охоты было уже недалеко. Внезапно над озером гулко прокатился выстрел, за ним — второй. Козырьков с беспокойством посмотрел на меня.

— С…с…стреляют… И вроде на нашем месте…

Я ничего не ответил, только еще сильнее налег на весла. Вот и жженые тростники. Пора выставлять чучела. Через несколько минут стайка деревянных гоголей и красноголовиков покачивалась на воде, а мы замаскировались в тростниках.

И снова в стороне прогремел выстрел. Над нашими головами, свистя крыльями, пролетел табунок гоголей. Птицы сделали круг над чучелами, но не спустились. Саша с тоской посмотрел на меня. Где-то совсем близко опять выстрелили. Снова промелькнули утки и скрылись. Мы просидели часа три, но птицы не было, и к нашим чучелам никто не подсаживался. Зато кто-то другой выстрелил еще несколько раз. Стало ясно, что нас опередили.

Впереди зашумел тростник, булькнула вода, и на плесо выплыла лодка, а в ней — знакомая фигура.

— Дядя Аким! — пораженный воскликнул я. — Вы… здесь!?

— Я, хлопцы, я самый. А что вы тут делаете?

— Мы… мы охотимся, — ответил Саша, — но вот как вы сюда попали?

Старик ухмыльнулся.

— Очень просто. Не пойдут, думаю, ребята, так я постреляю пока. Чего птице пропадать? За зорьку взял пяток.

Он поднял руку, показывая связку уток, и, словно не замечая наших унылых взглядов, добавил:

— А вы, ребята, вечером-то приходите, как условились.

Аким приналег на шест, и его лодка скрылась в тростниках. Мы тоже собрали чучела и повернули к берегу.

…Вечером в полном снаряжении я и Козырьков подходили к дому Акима. Он сидел на крыльце, покуривая козью ножку.

— Зря пришли, хлопцы, — улыбаясь, заговорил старик. — Лошади нет, ехать не на чем. Ногу она зашибла.

— Эх, дядя Аким, — укоризненно сказал Саша, — креста на вас нет.

— И впрямь нет, — подтвердил старик. — Зачем он нужен? Теперь кресты-то никто не носит, не то время. А вы не сердитесь, еще поохотитесь. Молодые, все у вас впереди.

Мы зло посмотрели на хитрого старика и зашагали обратно.

— Обманул старый, — с сердцем сказал Саша, — а все ты. Разболтал ему про гоголей. Он и смекнул, как опередить нас. Не зря говорят, что Аким — плохой человек.

— Это ты первый сказал, — оправдывался я, — молчи уж.

— Оба хороши! — буркнул мой приятель и повернул к своему дому.