Окрестности Лондона. Сто миль истории

Глава седьмая. Дорога в Брайтон и Саут-Даунс

До Брайтона от вокзала Виктория пятьдесят с половиной миль по железной дороге. Если ехать экспрессом, дорога займет ровно час. Поезд проходит через южный Лондон, пересекая Темзу в районе Баттерси, рядом с электростанцией. Дальше на протяжении двух-трех миль — сплошное переплетение рельсов, до самого Клэпема, где магистрали Южного района наконец-то расходятся в разные стороны. Миновав обширный Стритем-Коммон, мы подъезжаем к Кройдону, крупному населенному пункту, который на заре гражданской авиации снискал известность как первый британский аэродром. За Кройдоном тянутся пригороды Перли и Коулсдон с виллами, соединенными попарно общей стеной, и террасами, спускающимися по склонам холма.

По дороге к побережью нам предстоит преодолеть две гряды холмов — Норт-Даунс и Саут-Даунс: именно из-за них пришлось построить туннели. Проехав Коулсдон, мы попадаем на открытую местность, где по пути нам встретится лишь несколько маленьких городков. Один из них — это Ригейт. важный центр торговли сельскохозяйственной продукцией. Кроме того, именно здесь добывают сукновальную глину. В шести милях южнее Ригейта находится ипподром Гэтуик-Парк, а рядом с ним — большой аэропорт. На подъезде к Саут-Даунс расстилается обширный лес, однако порой сквозь просветы между деревьями можно разглядеть вдалеке зеленые поля, где на широких просторах пасутся великолепные, царственно-надменные коровы. Разведение крупного рогатого скота — главная отрасль хозяйства в этих краях; в Хэйуордз-Хите, последнем относительно большом городе, который встретится нам по пути к Брайтону, регулярно проводятся животноводческие ярмарки. Преодолев холмы Саут-Даунс, железнодорожная линия постепенно спускается к побережью. Из окна вагона можно увидеть несколько старых деревушек, фермы и помещичьи усадьбы. А затем перед нами возникает Брайтон. Первые ряды его домов, напоминая ребра рыбьего скелета, выстроились в промежутке между холмами, а между ними в отдалении виднеется море. Перед самым Престоном стоит одна из двух знаменитых ветряных мельниц, прозванных «Джек и Джилл».

Брайтонский вокзал, просторная, современная железнодорожная станция, находится в центре города, а от побережья ее отделяет чуть более полумили. Совсем рядом с вокзалом располагается большой завод, производящий локомотивы. От Брайтона отходят железнодорожные ветки: на восток, к Льюису и Гастингсу, и на запад, к Хоуву. Железнодорожное сообщение с Брайтоном было открыто в 1841 г. В те времена поезд из Лондона добирался сюда за два с половиной часа.

Брайтонская дорога славится с тех времен, когда по ней стали регулярно ездить пассажирские экипажи, то есть с тех самых пор, когда этот город в XVIII веке сделался модным курортом. До появления железной дороги скоростные экипажи обычно преодолевали расстояние до Брайтона за шесть часов. Сюда прибывало около сорока экипажей в день. Между прочим, отправиться в Брайтон в экипаже вполне возможно и в наши дни: в летнюю пору такие поездки иногда организуют любительские клубы экипажей-четверок.

Начать автомобильное путешествие в Брайтон лучше всего с Гайд-Парк-Корнер, потом проехать через мост Найтсбридж и по Слоун-стрит добраться до площади Слоун-Сквер (и та и другая названы в честь сэра Ханса Слоуна, врача и натуралиста, жившего в Челси в XVIII веке). Проследовав по Кингз-роуд, мы сворачиваем налево, на Оуклистрит, и пересекаем Темзу по мосту Альберт-Бридж. Затем наш путь идет через Клэпем и Аппер-Тутинг на Колльерз-Вуд и Мертон. Мертон когда-то пользовался широкой известностью, потому что там находился большой монастырь, однако в наши дни это место связано более всего с именем лорда Нельсона, у которого здесь был деревенский дом.

Миновав Морден-Стейшен, мы подъезжаем к престижному и элегантному пригороду Саттон и его соседу — Чиму. Далее нам предстоит пересечь исторические холмы Бэнстед-Даун, держа направление на Бург-Хит. В Саттоне находится постоялый двор «Кок-Тэверн», где в былые времена путешественники. выехавшие из Лондона, в первый раз останавливались, чтобы сменить лошадей. Если вам не хочется проезжать через город, на этот случай имеется удобная объездная дорога. В Бейстеде есть церковь XIII века, а хорошо заметное большое здание на холме — это психиатрическая лечебница Лондонского графства. Когда-то на здешних просторах устраивали скачки, но с конца XVIII века их перенесли в соседний город Эпсон, где каждый год разыгрывают Дерби.

Бург-Хит стоит на перекрестке дорог. Этот городок, с его старинными домами и гостиницами на обочинах, — одно из приятнейших мест в Суррее. В деревянном особняке под названием Хит-Фарм жил сэр Энтони Хоуп Хокинс — он же Энтони Xovn — автор незабываемого «Узника Зенды». Здесь также находится Уолтон-Хит — знаменитое поле для гольфа. Во время Первой мировой войны, когда граф Ллойд-Джордж был премьер-министром, на здешних лужайках творили историю. Государственные деятели — выходцы из Уэльса имели обыкновение развлекать здесь своих важных друзей, приглашая их на партию в гольф. Вот так, переходя с лужайки на лужайку, они и обсуждали важные государственные дела. Многие великие решения принимались еще до того, как высокопоставленные игроки добирались до девятнадцатой лунки.

Ригейт — единственный относительно крупный город, который попадется нам по дороге на Брайтон. Сейчас в нем живет примерно 45 тысяч человек. Первоначально он именовался Риджгейтом (это значит «проход в горной гряде»); такое название он получил потому, что стоит в промежутке между холмами. Ригейт окружен прекрасными сельскими пейзажами, по окрестным долинам проложены многочисленные прогулочные тропы, с которых открываются чудесные виды. Этим Ригейт притягивает к себе любителей турпоходов. В эпоху Средневековья владельцами этих мест были графы Вареннские. Ригейтский замок служил им цитаделью. Сторонники Кромвеля разрушили его, следуя своей осмотрительной политике — сносить укрепленные жилища, ибо там могут собираться «кавалеры». Среди развалин мы обнаружим замечательную сводчатую крипту.

Крытый рынок, построенный на месте часовни, посвященной Св. Томасу Бекету, зверски убитому архиепископу Кентерберийскому, был сооружен в 1708 г. Адмирал лорд Чарльз Говард, граф Эффингемский, который командовал британским флотом во время победоносного сражения с испанской Армадой в 1588 г., похоронен в церкви Св. Марии Магдалины.

В Кроли был построен один из городов-спутников послевоенного времени, чтобы хоть отчасти решить проблему перенаселенности в лондонском Ист-Энде. До этого Кроли представлял собой большую деревню, которая процветала потому, что стояла на почтовом тракте. Гостиница «Джордж-Хоутел» относится к XV веку. В викторианскую эпоху в Кроли жили два знаменитых сотрудника журнала «Панч». Одним из них был Марк Лемон, редактор, составивший некогда весьма популярную «Книгу шуток и анекдотов», а другим — Джон Лич, иллюстратор, который занимал на Хай-стрит дом, носивший название «Дерево».

За Кроли начинается сильно пересеченная, холмистая местность: ведь теперь мы в самом сердце Саут-Даунс, где природа чарующе прекрасна. Этот край сыграл большую роль в истории английского сельского хозяйства, потому что здесь впервые стали разводить особую породу овец. Ее вывел старый Джон Эллмен, фермер-джентльмен, владелец поместья в Глайнде. Он был истинным сыном Сассекса и не выступал против тех, кто беднее: ведь если человека выбить из колеи, то овцам его от этого пользы не будет. Он придерживался теории, что саутдаунская баранина приобретает неповторимый вкус благодаря крохотным коричнево-белым улиткам, которые водятся в траве.

Некогда знаменитые сассекские посохи, которыми пользовались пастухи по всему миру, изготавливали кузнецы в Пайкоме, и в былые дни слава пастухов Сассекса распространялась далеко за пределы их родного графства. Одним из них был Джон Дьюдни, который жил в Пламтоне возле Брайтона в XVIII столетии. В то время женщины, в том числе и миссис Дьюдни, обычно помогали пастухам в работе. Зимы в Сассексе были суровыми, и однажды она наткнулась на своего мужа, который, закоченев, лежал в снегу. Она своим дыханием растопила лед у него на губах, чтобы он не задохнулся. Дьюдни любил овец, одиночество — и книги. В возрасте восемнадцати лет он получал 6 фунтов за то, что пас общинное стадо овец численностью 4000 голов, и все эти деньги тратил на книги. Чтобы их сберечь, он вырыл маленькую пещеру на склоне холма, которую закрывал плоским камнем. Дьюдни самоучкой изучил французский, астрономию и вдобавок древнееврейский, так что мог читать Библию в оригинале!

Въехав на гряду холмов, возвышающуюся над морем, по обе стороны шоссе мы увидим просторные пастбища. Деревенские церкви, все очень старые, построены в основном из бутового камня. Кое-где вершины холмов венчают то ветряная мельница, то четко очерченные контуры римского лагеря.

В наше время Брайтон очень сильно разросся, и некоторые из окрестных деревушек теперь фактически стали частью города. Одна из них — это Пэтчем. Здесь находится памятник под названием «Чаттри», установленный Министерством по делам Индии в 1920 г. Он представляет собой башенку из белого сицилийского мрамора и сооружен в память об индийских солдатах — сикхах и гуркхах, умерших в Брайтоне во время Первой мировой войны, когда Королевский павильон использовали под госпиталь для военнослужащих Индийских экспедиционных войск. Памятник торжественно открыл в 1921 г. Эдуард VIII (в то время — принц Уэльский).

В город въезжают через квартал Престон, ныне входящий в состав города, и расположенный с ним по соседству Престон-Парк.

Население Брайтона, если брать вместе с Хоувом, приближается к 227 тысячам человек Двести пятьдесят лет назад здесь была убогая рыбацкая деревушка. Ныне Брайтон — один из самых знаменитых морских курортов мира, где прибрежная прогулочная зона имеет в длину семь миль, а вдоль нее тянутся отели, террасы, места для развлечений и тому подобное. В городе есть три первоклассных театра, великолепный концертный зал, многочисленные парки, ипподром и шесть площадок дм игры в гольф. Здесь стоит бывший Королевский дворец (возможно, самый необычный дворец в Европе после Сан-Суси), имеется частная средняя школа для мальчиков и такая же школа для девочек. В сезон отпусков город, по самым скромным оценкам, принимает миллион туристов. Возник он благодаря проницательности одного врача, жившего в XVIII веке, своим обликом обязан покровительству принца-регента, а неизменным процветанием — живительному воздуху Ла-Манша и природной обходительности жителей Сассекса.

Герб современного города Брайтона увенчан блестящим шлемом («bright helm»). Некоторые полагают, что название «Брайтон» произошло от саксонского названия «Брайтхелмстоун». Однако более вероятно, что оно происходит от Брайтхелмз-Тан — названия фермы, стоящей там, где утесы спускаются в море. Последние открытия показали, что поблизости от нынешнего Брайтона находилось римское поселение. Королю Гарольду, последнему из саксонских правителей Англии, едва хватило времени, чтобы созвать местных жителей и собрать войско, потому что Вильгельм, герцог Нормандский, высадился именно здесь, на побережье, обращенном к Франции. Битва при Гастингсе, принесшая Вильгельму победу, состоялась неподалеку отсюда в 1066 г., и когда Завоеватель произвел учет своих приобретений в Кадастровой книге, доход с Бристельмистуна, как называлось тогда это место, оценили в 4000 сельдей в год на общую сумму 12 фунтов.

На протяжении всего Средневековья о Брайтоне мало кто слышал. Властям он доставлял одни неприятности. Здесь не прекращалась междоусобная вражда между крестьянами, жившими наверху, на скалах, и рыбаками, обитавшими на берегу. В 1545 г. на эти места был совершен набег, после которого от деревушки остались только стены церкви Св. Николая. Чтобы предотвратить в дальнейшем такую напасть, на берегу построили форт, собрав деньги с рыбаков, но вскоре выяснилось, что содержать его на свои скудные средства они не в состоянии. Правительство королевы Елизаветы пришло им на помощь, и в Брайтоне создали небольшую общину; управлял ею констебль, а помогали ему восемь рыбаков и четверо сухопутных жителей.

Этот орган управления назывался «Обществом Двенадцати». Он продолжал функционировать много лет и положил конец многовековой вражде, но, как видно, не помог жителям разбогатеть. Хотя рыбацкий флот Брайтхелмстоуна одно время насчитывал восемьдесят судов, примерно 500 моряков и 10 000 сетей, народ жил впроголодь. Чтобы дать нам представление о том, какой ширины были улочки в XVII веке, скажу, что все дома тогда теснились на узкой полоске земли между современными Ист-стрит и Уэст-стрит с одной стороны и знаменитыми «Лейнз» («улочками») — с другой.

Именно в «Джордж-Тэверн» на Уэст-стрит провел свою последнюю ночь в Англии Карл II, спасаясь бегством после ужасного поражения, которое нанес ему Кромвель в битве при Вустере в 1651 г. Когда в 1660 г. Карл вернулся назад уже как монарх, он переименовал корабль, на котором ускользнул от преследовавших его «круглоголовых». Король назвал судно «Ройял-Эскейп» («Королевский побег»), а его владельца, капитана Теттерселла, сделал губернатором Брайтхелмстоуна и положил ему щедрое жалованье. К несчастью, Теттерселл употребил монаршее доверие во зло, допекая диссентеров[39]. Его нетерпимость вызывала возмущение у местного сассекского населения.

В первой половине XVIII в. Брайтхелмстоун продолжали преследовать несчастья. Сильные бури вызывали частые оползни на склонах меловых утесов. Защитные волнорезы смыло, а денег на то, чтобы заменить их на новые, не было. Обитатели местечка впали в такую нищету, что для того, чтобы помочь их бедственному положению, был даже создан национальный фонд. Лучшие времена наступили, когда заработала почтово-пассажирская служба, и установилась связь между Брайтоном и Дьеппом. Но даже при этом Брайтон все равно мог остаться захудалой рыбацкой деревушкой, потому что в нем не было естественной гавани, но тут появился доктор Ричард Рассел. Именно он стал человеком, создавшим Брайтон.

Рассел был уроженцем соседнего города Льюиса, сыном местного хирурга, также владевшего аптекой. Родился Ричард Рассел в 1687 г., ходил в среднюю школу в Шотовере. В числе пациентов его отца был один местный помещик — Уильям Кемпе из округа Моллинг, имевший единственную дочь. Изучая медицину в кабинете, где его отец принимал больных, молодой Рассел влюбился в мисс Кемпе. Парочка сбежала, и отец немедленно отрекся от дочери. Он смягчился, только когда его зять завоевал солидную репутацию. В конце концов старик оставил супружеской чете по завещанию немалое состояние.

Рассел был по характеру настоящим первопроходцем. В эпоху, когда мыться было не модно даже в высшем свете, он пропагандировал купание в морской воде. Кроме того, он прописывал пациентам пить морскую воду при проблемах с кишечником. В 1750 г. Рассел опубликовал труд на латыни под названием «Трактат об употреблении морской воды при болезнях гланд». Пациентов у него стало так много, что в 1753 г. он переехал в Брайтон и построил там себе дом на том месте, где сейчас стоит «Ройял-Альбион-Отель».

Морские купания стали распространенным увлечением. Конечно, в те времена купание не было тем приятным пляжным времяпрепровождением, беспечным и непринужденным, каким оно является сегодня. Скорее оно представляло собой тяжкое испытание, во время которого купальщиков, стремившихся излечиться от того или иного поразившего их недуга, с силой «макали» в воду мускулистые мужчины и крепкие женщины-амазонки. Самой знаменитой женщиной-«макалыцицей» была Марта Ганн, которая «макала» в морскую воду самых знаменитых дам Англии с 1750 по 1819 гг., то есть на протяжении почти семидесяти лет. Рассел умер гораздо раньше. В 1759 г. он отправился в Лондон навестить друга. В его-то доме в день Рождества со знаменитым врачом и случился роковой приступ. Так или иначе, жизни Рассела хватило на то, чтобы создать первый морской курорт.

Обычай лечиться на водах существовал в Англии еще с эпохи римлян, которые первыми обнаружили оздоровляющие свойства теплых источников Бата. Однако морские купания и тягостно суровый курс лечения морской водой — это было совсем не то, что прежние способы водолечения. Тем не менее, доктор Рассел смог расширить диапазон методов своего лечебного заведения. В Уике он открыл железистый источник, по типу близкий к источнику Танбридж-Уэлса — курорта, минеральные воды которого ценились еще во времена Якова I. Там, где сейчас в Хоуве находится парк при источнике Св. Анны, Рассел построил зал для питья вод, так что люди, которым было слишком противно пить морскую воду, всегда могли вернуться к привычной железистой воде.

Вполне естественно, что модный Брайтон посетила одна из знаменитостей XVIII века — миссис Трейл, прославленная хозяйка салона. Она сняла дом, где принимала Фанни Берни[40] и доктора Джонсона (именно в Брайтоне доктор Джонсон впервые увидел море). В то время центром социальной жизни города являлись гостиницы «Касл-Тэверн», стоявшая на открытом месте, которое называлось Стейн, и «Олд-Шип», который по сей день возвышается на береговой линии возле Дворцового пирса. Гостиница «Касл-Тэверн», впоследствии снесенная, открылась в 1755 г. В обоих отелях были большие бальные залы — один соорудили по проекту Джона Крандена, ученика Роберта Адама, а другой — по проекту Роберта Голдена. Приблизительно в это же время в «Олд-Шип» построили просторные Залы собраний.

В Брайтоне, точно так же как в Бате и на прочих курортах, имелся свой церемониймейстер. Одно время эту должность занимала местная знаменитость — капитан Уэйд, который управлял развлечениями в городе так же четко и властно, как его учитель Бо Нэш из Бата. Капитан Уэйд устраивал танцы в Залах собраний и вводил строгие ограничения на костюмы, в которых гости туда допускались. А знаменитые вечерние чаепития по воскресеньям посещали все, кто не желал отставать от моды.

Аристократия уже развила в Брайтоне бурную деятельность, когда в 1783 г. город впервые посетил Георг, принц Уэльский. Принц прибыл в воскресенье, 7-го сентября, чтобы нанести визит своему дяде, герцогу Камберлендскому, а также чтобы испробовать на себе действие морских купаний. В честь принца Георга зазвонили колокола церкви Св. Николая и был дан салют из ружей. Наследник престола тогда едва достиг двадцати одного года; это был красивый молодой человек, однако у него уже проявлялись первые признаки нездоровой полноты. Он только что достиг совершеннолетия и избавился от тягостной опеки отца и матери. Сплетни о романах принца и его неуемной любви к женскому полу разлетались по свету, опережая его самого.

В свой первый приезд он провел в городе два или три дня: сходил в театр, побывал на балу в Залах собраний и прогулялся в толпе на Стейне. В Брайтоне ему явно понравилось, потому что он вернулся туда и в следующем году. На сей раз он снял Гроув-Хаус — виллу, которая позже стала называться Мальборо-Хаус, владельцем коей был герцог Мальборо. Дом стоял на том месте, где сейчас находится Музыкальная комната Королевского павильона. Его не следует путать с ныне существующим Мальборо-Хаусом на Стейне — великолепным, строго охраняемым особняком, проект которого, как говорят, создал Роберт Адам. Сейчас в этом доме разместилось местное Управление образования.

В 1785 г. принц Уэльский заключил тайный брак с прекрасной миссис Фитцгерберт. Она принадлежала к римско-католической церкви, а следовательно, их союз был незаконным, поскольку принцу как наследнику престола согласно Акту о престолонаследии разрешалось вступать в брак только с особой протестантского вероисповедания. Хотя Георгу было всего двадцать три, за ним уже числились чудовищные долги, так что он с радостью закрыл свой лондонский дом Карлтон-Хаус и скрылся от кредиторов. Он привез свою очаровательную невесту-ирландку в Брайтон и поселил ее на одной из вилл на то время, пока строится ее дом. Этот особняк до сих пор стоит на Стейне рядом с Мальборо-Хаусом, но теперь выглядит иначе; в нем находится клуб Ассоциации молодых христиан. Здесь миссис Фитцгерберт и умерла в 1837 г., пережив своего непутевого мужа; к тому времени она уже давно от него отдалилась, однако до самой смерти пользовалась любовью и уважением его брата — Вильгельма IV.

Сам принц снял дом, принадлежавший Томасу Кемпе. Судя по описанию, это жилище представляло собой «респектабельный сельский дом». До принца его арендовал Луи Вельтье, служащий королевской кухни. Этот дом сразу снискал всеобщую известность и на многие годы стал брайтонским пристанищем принца. Король Георг III сделал вид, что ничего не знает о женитьбе сына, но молодоженов это не волновало. Они начали совместную жизнь, преисполненные самых светлых мечтаний, решив соблюдать строжайшую экономию и жить на то содержание, которое полагалось принцу. Вот уж, воистину, напрасная надежда!

Вскоре принца начала раздражать теснота усадьбы мистера Кемпе. Он пригласил знаменитого архитектора Генри Холланда, по проекту которого был построен клуб «Брукс» на Сент-Джеймс-стрит и который только что завершил строительство нового театра «Ройал» («Друри-Лейн»). Принц велел Холланду создать «Морской павильон». Архитектор выполнил свою работу быстро я хорошо. Через два года новый павильон был готов принять жильцов. Он выглядел просто, но чрезвычайно эффектно. Выстроенный в классической манере, он до сих пор служит превосходной базовой конструкцией для ныне существующего Королевского павильона. Посередине Морского павильона находилась ротонда, от нее отходили два крыла — северное и южное. Ротонду, или салон, поддерживали несколько ионических колонн; а покои принца располагались в южном крыле, над комнатой для завтрака.

Прошло совсем немного времени, и принц напрочь забыл о своем твердом намерении соблюдать экономию. Он начал устраивать в новом Морском павильоне приемы с поистине царским размахом, и к 1795 г. его долги уже составляли три четверти миллиона фунтов. Король отказался их оплачивать, пока принц не оставит свою морганатическую жену и не женится на принцессе, которая могла бы родить легитимного наследника. После долгих колебаний принц согласился. Он покинул миссис Фитцгерберт и женился на своей дальней родственнице, Каролине Брауншвейгской. Он возненавидел ее с самого начала и порвал с ней несколько месяцев спустя. Их дочь, принцесса Шарлотта, родилась в январе 1796 г.; к тому моменту ее родители уже разошлись окончательно и бесповоротно. Принц все еще мечтал о миссис Фитцгерберт, но эта женщина, решительная и гордая, отказалась вернуться к нему, пока не получит от папы подтверждение того, что ее брак с принцем действителен в глазах церкви. Подтверждение было получено в 1800 г., и примирение состоялось.

XVIII столетие закончилось, но влияние ушедшей эпохи чувствовалось и в новом веке. Оно породило всеобщую моду на восточный стиль — сначала китайский, а позднее, с расцветом Ост-Индской компании, индийский. Принц решил придать восточный колорит классическому павильону Холланда. В 1801–1804 гг. по распоряжению его помощника П. Ф. Робинсона над балконами установили зеленые металлические навесы. Примерно в это же время с обеих сторон Восточного фасада пристроили по комнате овальной формы. В павильоне многое переделали, и в результате оказалось, что все убранство выдержано в китайском стиле. Таким оно выглядит и сейчас, причем Длинная галерея оклеена подлинными китайскими обоями.

Вскоре принц, прежде благоволивший Холланду, стал привечать другого зодчего, Уильяма Пордена. Он был весь переполнен восточными образами и мотивами и начал строить на участке земли вокруг Королевского павильона Королевские конюшни, которые сейчас называются «Доум» (купол). Отделка их, по замыслу зодчего, была всецело индийской. Строительство завершилось в 1808 г. Собственно конюшни располагались по кругу под куполом, который вздымался вверх на восемьдесят футов. Конюшня была рассчитана на горгж четыре лошади, а водой из фонтана, расположенного в центре, мыли кареты. По соседству с конюшнями находился большой манеж, размером 178 на 58 футов, в котором имелась Королевская ложа. В нем предполагалось разместить теннисный корт, но этот проект так и не был реализован. В 1804 г. Порден также построил на Стейне новый дом для миссис Фитцгерберт.

В 1811 г., когда король Георг III полностью погрузился в пучину душевной болезни, принц Уэльский стал регентом. Спустя четыре года он назначил своего друга, Джона Нэша, на должность генерального инспектора. Можно сказать, что Нэш был архитектором Регентства par excellence[41]. Он ввел в английскую архитектуру новый стиль, которому была присуща поверхностная пышность и грандиозность, и чрезвычайно любил технику стукко[42]. Ему суждено было оказать громадное, хотя и опосредованное влияние на постройки нового Брайтона. Именно подражателям Нэша мы обязаны великолепными площадями и террасами, которые придают такую неповторимую атмосферу нынешнему городу.

Когда Нэш был назначен на высокую должность, Брайтон, если не считать остатков рыбацкой деревни между Ист-стрит и Уэст-стрит, состоял практически только из улиц, расположенных вокруг Стейна. Однако теперь город начал вытягиваться вдоль побережья в обоих направлениях. Был построен Ройял-Кресент («Королевский полумесяц») — полукруг из четырехэтажных домов, балконы которых были огорожены коваными железными перилами, а сверху имели узкие навесы. Вслед за ним была сооружена великолепная площадь Сассекс-Сквер с двумя огромными изгибами Льюис-Кресента, ведущими вниз, к Кингз-Клиффу в Кемп-Тауне. Площадь эта стала подлинным шедевром своей эпохи, не имеющим себе равных в целой Англии. А 1824 год стал свидетелем появления Бранзуик-Сквер и примыкающей к ней террасы в Хоуве. Сам Нэш не делал детальных чертежей, впрочем, его современники быстро усвоили принципы мастера. С 1820 по 1832 гг. большинство значительных построек создавалось по проектам Чарльза Басби, а само строительство осуществлял местный подрядчик. Новую церковь Св. Петра, которую задумали как приходскую церковь Брайтона, построил сэр Чарльз Бэрри. Децимус Бертон создал Ройял-Эделейд-Кресент в честь супруги Вильгельма IV в 1830 г. Это была одна из последних террас, построенных в ту эпоху.

Тем временем период Регентства закончился. После того как Нэш в год битвы при Ватерлоо стал генеральным инспектором, Королевский павильон постепенно приобрел нынешний облик. Нэш добавил к зданию два массивных шпиля над Музыкальной комнатой и над столовой, а также несколько башенок-минаретов. Кроме того, он построил большую кухню, чтобы создать все необходимые условия для подготовки к роскошным званым обедам, которые часто давал принц-регент.

Переделки были завершены к 1816 г., когда регент встретился со своей дочерью, принцессой Шарлоттой. С того времени, как он видел ее в последний раз, прошло несколько лет; за это время они не обменялись ни единым словом. Принцессе было двадцать; она прибыла в Брайтон в сопровождении своей бабушки, королевы Шарлотты, дяди, герцога Кентского, и теток Августы и Марии. Принцесса была девушкой своенравной и одну за другой отвергала кандидатуры иностранных принцев, которых предлагал ей в мужья отец. От ее решения зависело очень многое: ведь она была наследницей престола. Несколько ее дядей были бездетны, а дяди Кларенс и Кент и вовсе остались холостяками. Когда принцесса приняла предложение принца Леопольда Саксен-Кобургского, с которым познакомилась в Королевском павильоне 22 февраля 1816 г., казалось, проблема престолонаследия была решена. Год спустя они поженились, но в ноябре 1817 г. принцесса умерла, производя на свет мертвого ребенка. Ее отец был убит горем и несколько месяцев прожил затворником в своем экзотическом жилище, почти не уделяя внимания перестройке павильона, начатой по его же распоряжению. Однако Нэш не собирался опускать руки. Он продолжал возводить массивный центральный купол над уже существующей ротондой.

Когда регент стал королем, у него появились другие интересы, хотя он и продолжал регулярно посещать Брайтон до самого 1827 г. К этому времени он окончательно расстался с миссис Фитцгерберт и обрел утешение в объятиях леди Конингем. Ей отвели комнаты павильона, куда можно было попасть из королевской спальни через потайную дверь. Теперь король большую часть времени посвящал строительству нового Букингемского дворца и реконст рукции Виндзорского замка. Когда король состарился, Брайтон стал постепенно терять свое очарование. Монархом овладела меланхолия, его мучила подагра, а на Стейне, в доме с лестницей, отделанной под бамбук, по-прежнему жила миссис Фитцгерберт — единственная женщина, которую он по-настоящему любил. Когда в 1830 г. король умер, в медальоне, висевшем на ленте у него на шее, обнаружили миниатюрный портрет этой женщины, которой пришлось из-за него столько выстрадать.

Вскоре после прибытия в Брайтон Вильгельм IV, недавно вступивший на престол, нанес визит миссис Фитцгерберт. Она отклонила предложение короля присвоить ей титул герцогини, но, уступив уговорам, разрешила своим слугам носить королевскую ливрею. До самой смерти Вильгельма IV миссис Фитцгерберт часто бывала у него в гостях в Королевском павильоне. Правда, историки ничего не сообщают нам о том, как она повела себя, заметив, что героине фрески «Китайская невеста», украшающей банкетный зал. художник Роберт Джонс придал черты леди Конингем. Что ж, молчание историков неудивительно: ведь миссис Фитцгерберт была одной из самых выдающихся женщин своего времени и прекрасно владела собой.

Когда молодая королева Виктория после смерти отца приехала в Брайтон и остановилась в Королевском павильоне, горожане встретили ее радушно. Выйдя замуж за принца Альберта, она каждый год, с 1842 по 1845, на некоторое время приезжала летом в Брайтон. Королева брала с собой своих четверых малышей — принца Уэльского (впоследствии король Эдуард VII), принцессу Викторию (впоследствии императрица Германии), принцессу Алису и принца Альфреда. Брайтон никогда не нравился Виктории. Она принадлежала к новому поколению, у которого уже были другие вкусы, и экзотическое убранство павильона ее мало привлекало. Кроме того, благожелательное внимание горожан докучало ей, а поскольку павильон был расположен так, что весь прекрасно просматривался, да к тому же имел слишком большие окна, то в нем не хватало уюта и возможности отгородиться от внешнего мира. И, в конце концов, разве ее любимый Альберт не задумал создать для нее волшебный дворец — Осборн-Хаус, расположенный в имении площадью 2000 акров, которое она только что приобрела на острове Уайт?

В 1845 г. королева Виктория навсегда покинула Королевский павильон. Из него вывезли мебель и дорогое убранство. (В общей сложности он обошелся Георгу IV более чем в полмиллиона фунтов). К 1849 г. павильон уже немного обветшал, и первый уполномоченный по работам предложил продать его и представил в парламент соответствующий билль. Этой мере ожесточенно сопротивлялась группа жителей Брайтона. В конце концов правительство лорда Джона Рассела согласилось продать павильон за 50 000 фунтов, и брайтонцы с небольшим перевесом в 86 голосов приняли решение приобрести его в собственность муниципалитета. В июне 1850 г. сделка состоялась.

Здания павильона находились в плохом состоянии, и на работы по их восстановлению ушло много лет. Королева Виктория оказывала Брайтону самую великодушную помощь, приказав даже вернуть в павильон значительную часть мебели, стоявшей там первоначально (ее перевезли в Букингемский дворец и совершенно ею не пользовались). Во время Первой мировой войны Королевский павильон превратили в госпиталь для солдат-индийцев. Новые Южные ворота, через которые мы теперь входим в бывшую резиденцию регента, — это подарок Брайтону от народа Индии в память об этом.

Сегодня Королевский павильон выглядит почти так же, как в те времена, когда регент принимал здесь своих беспечных друзей. Каждое лето в банкетном зале на три месяца выставляют на столы золотую и серебряную посуду и хрусталь, которыми пользовались во время парадных обедов сто сорок лет назад. Королева даже одалживает для этого некоторые предметы мебели из частной коллекции Виндзорского замка и Букингемского дворца.

Королевский павильон — просто рай для тех, кому по вкусу причуды и странности в архитектуре и убранстве интерьера. Здание почти целиком открыто для публики, и оно устроено так, что осматривать его совершенно не утомительно. Во входном вестибюле, ведущем в длинный коридор, висят две большие картины кисти Роберта Джонга. Стены самой галереи, созданной в 1820 г., покрыты изысканными голубыми узорами на розовом фоне. По обе стороны ее поднимаются чрезвычайно изящные лестницы, ведущие на второй этаж.

Фантастический банкетный зал находится в южной части здания. Это помещение с куполообразным потолком высотой сорок пять футов, к которому подвешена гигантская люстра в виде посеребренных драконов. Вес ее равен одной тонне, стоимость — пяти тысячам фунтов; она долгие годы лежала без дела в подвалах Букингемского дворца. Восемь подставок для светильников, расположенные у окон и у стен, сделаны из фарфора фабрики Споуда, а поддерживают их позолоченные дельфины. Камины изготовлены из канского камня в 1864 г. по рисункам Тони Дьюри из Уорика. Их первоначальная облицовка была мраморной (сейчас она используется в Букингемском дворце). Ковер обюссонской работы, который демонстрируется во время ежегодных выставок, был соткан в 1790 г. для русского царя.

Кухню, которая находится рядом со столовой, отреставрировали в духе реализма. Утварь и посуда выставлены в ней на всеобщее обозрение, а на вертелах над открытым огнем вращаются муляжи цыплят и кусков мяса. Потолок подпирают стройные колонны. Их верхушки украшают металлические пальмовые листья, изготовленные с натуралистической точностью.

Коридор с окнами, расположенный на восточной стороне павильона, ведет в южную гостиную. В целом интерьер выдержан в зеленых тонах и богато украшен в китайском стиле. Дальше находится гостиная, которую спроектировал еще Генри Холланд и которая позднее получила название «Ротонда». Канделябры появились здесь в викторианскую эпоху, но восемь пилястр, украшенных изображениями извивающихся змей, восстановил в павильоне покойный король Георг V. Лакированные двери были установлены в 1818 г.

Одна из них ведет в Северную гостиную — единственное помещение павильона, которое по-настоящему нравилось королеве Виктории и в котором она укрывалась от неуемного любопытства зевак. Здесь можно увидеть необычное фортепиано — «Sostenente gran piano»[43], опорой которому служит одна-единственная позолоченная подставка.

На севере находится Музыкальная комната работы Нэша, которая по размеру почти не уступает банкетному залу, а по богатству убранства, возможно, даже превосходит его. Светильники в форме гигантских лилий и стены покрыты лаком. Орган, установленный здесь регентом, королева Виктория перевезла в Осборн-Хаус, но в 1848 г. Ее Величество передала для павильона орган, который когда-то стоял в придворной капелле Сент-Джеймского дворца.

В галерее, находящейся на втором этаже, можно увидеть множество чертежей, по которым создавался первоначальный вариант павильона, и в особенности чертежи, выполненные Джоном Нэшем. В одной из соседних спален сохранилась часть мебели в стиле «шератон», которая когда-то принадлежала миссис Фитцгерберт. Есть здесь и несколько редких образцов мебели в стиле «хепп-луайт»[44]. Личные королевские апартаменты (библиотека, гостиная и спальня) восстанавливали, стараясь вернуть им первоначальный вид. там выставлены многие предметы, связанные с регентом.

Посетители, которые осматривают эту часть Королевского павильона, не должны обойти вниманием смелую настенную роспись работы Рекса Уистлера. Живописец изобразил обнаженного принца Уэльского, на котором надета только лента Ордена Подвязки, намеревающегося разбудить столь же легко одетую девушку, символизирующую Брайтхелмстоун. Художник написал эту фреску на стене помещения, в котором его поселили во время службы в Уэльском гвардейском полку перед отправкой во Францию, где он погиб на побережье Нормандии.

Бывшие Королевские конюшни (Доум), которые стоят в том месте, где раньше проходила северная граница королевских владений, были переделаны в современный концертный зал — на редкость остроумное инженерное решение. Стоящий рядом Манеж после его перехода в собственность муниципалитета сначала долго использовали в качестве хлебной биржи, а сейчас приспособили под зал молитвенных собраний. Конюшни королевы Аделаиды, построенные там, где изначально предполагали устроить теннисный корт, стали частью публичной библиотеки, музея и художественной галереи.

Музеи в маленьких городках обычно дают лишь самое поверхностное, зачастую неверное представление о предмете. В Брайтоном все по-другому. Здесь работает несколько экспозиций, посвященных древнему фольклору Сассекса. Среди экспонатов художественной галереи особенно много портретов, а на лестнице висит одна из копий портрета Георга IV в повседневном костюме, принадлежащая кисти сэра Томаса Лоуренса, президента Королевской академии искусств. Парадные портреты Вильгельма IV и королевы Аделаиды написаны его помощником — Джоном Симпсоном. Портрет Георга IV в парадном облачении рыцаря Подвязки, также работы Лоуренса, был написан для русского царя, но так и остался в Англии. Портрет доктора Ричарда Рассела, ярого пропагандиста морских купаний, приписывается Зоффани, но почти никто не сомневается, что его автор — Бенджамин Уилсон.

Все туристы, приезжающие в Брайтон, стремятся попасть в Королевский павильон. Помимо него в городе совсем немного старинных зданий, связанных с историческими событиями. В церкви Св. Николая на Черч-Стрит имеются фрагменты средневековой каменной кладки 1400 г. и купель более ранней эпохи. Все остальные церкви Брайтона, а их довольно много, появились в XIX веке. Среди них обращает на себя внимание церковь Св. Михаила, в которой окна расписали Россетти и Уильям Моррис, а также упомянутая выше церковь Св. Петра (1824–28 гг.). Интерес представляет и церковь Св. Павла на Вест-стрит, с величественной башней и шпилем, в которой имеется алтарный стол, выполненный по рисунку Берн-Джонса.

Сегодняшний Брайтон — это городок, состоящий в основном из жилых кварталов; в летние месяцы это самый популярный морской курорт на юге Англии. Вдобавок он предоставляет богатые возможности для развлечений, доступных прежде всего для жителей крупных городов, — за это его часто называют «приморским Лондоном». Если сравнить кое-какие цифры, можно представить себе, как стремительно рос этот город. В 1379 г. здесь жило 2400 человек. В 1766 г., когда морские купания только-только стали входить в моду, жителей насчитывалось лишь 3600, а к концу века эта цифра удвоилась. В 1931 г. по результатам переписи население города составило 147 427 человек. Ныне эта цифра возросла до 157 200. Для сравнения: в соседнем городе Хоуве, расположенном к западу от Брайтона, живет менее 70 000 человек.

Даже в пору своего расцвета, в эпоху Регентства, Брайтон оставался совсем небольшим городком. В нем было всего-то полдюжины улиц; все они вели к просторным Аппер-Стейну и Стейну, проходя между старым крикетным полем, которое называли «Левел», и морем. Дальше всего выдавался на восток комплекс зданий Ройял-Кресент, а на запад — вытянутая в длину Бедфорд-Сквер. Лондон-роуд спускалась в низину, и экипажи обычно останавливались возле гостиницы «Касл-Инн», где сейчас находится Касл-стрит, или возле «Олд-Шип» на набережной. Совсем рядом раскинулась открытая холмистая местность; именно на ней и вырос Брайтон, каким мы его знаем сегодня. Очутившись в этом городе, сразу чувствуешь, что он построен на склоне и довольно резко спускается от вокзала к морю.

В более поздние времена строительство в Брайтоне подчинялось строгому плану; в нем предусматривалось обустройство прибрежной прогулочной зоны, а также строительство пирса: такие сооружения можно считать сугубо английским изобретением. Обычно они служили не только причалом, но и местом общественных увеселений. Особенность Брайтона заключалась в том, что многие дома в нем выходили окнами на море и выглядели довольно необычно; брайтонский пирс также был весьма оригинален, пожалуй, даже с некоторой претензией на изящество. Мы говорим сейчас о знаменитом Цепном пирсе, который в прежние времена так любили брайтонцы и их гости. Его построили в 1823 г., и находился он примерно на 200 ярдов восточнее, чем ныне существующий Дворцовый пирс. Вход на Цепной пирс располагался примерно там, где сейчас выстроилась шеренга магазинов, стоящих перед зданием Аквариума. Длина пирса составляла 1134 фута. По нему проходила дорожка для прогулок шириной тринадцать футов. На пирсе была пристань, откуда ходили пакетботы на Дьепп. Он состоял из трех подвесных мостов, расположенных один за другим, а в конце его стояла сигнальная мачта. Здесь очень любил гулять Вильгельм IV. Когда король находился в своем брайтонском доме, он каждое утро неизменно совершал оздоровительную прогулку по пирсу. Пирс выдерживал бури и штормы в течение семидесяти трех лет, но в 1896 г. его уничтожила сильная буря, так что на береговой полосе осталось лишь несколько деревянных свай. Во время отлива до сих пор видны остатки опор, выступающие над илом. Новый пирс, Дворцовый, несколько меньшей длины, чем старый Цепной, сооружен в 1899 г. Театр, стоящий на пирсе, был построен два года спустя. Он выдержан в восточном стиле, напоминающем Королевский павильон. Концертный зал, или Дворец развлечений, — постройка более поздняя. Она стоит здесь с 1910 г.

Однако еще до разрушения Цепного пирса в Брайтоне имелся и второй пирс — Западный. Он построен в 1866 г. рядом с Ридженси-Сквер. Его можно назвать элегантным, если это слово тут уместно. На Западном пирсе, как и на Дворцовом, стоит театр и концертный зал. Оба пирса охотно посещают любители рыбной ловли и прогулок, а для людей простодушных и беспечных там выставлены бесчисленные игровые автоматы.

Та часть Брайтона, что обращена к морю, великолепна. Она грандиозна, даже по американским стандартам. Она тянется более чем на семь миль вдоль галечных пляжей. Рядом с Дворцовым пирсом располагается Аквариум, пользующийся всемирной известностью. В нем можно ознакомиться с коллекцией морских и пресноводных рыб — одной из лучших в королевстве. Она насчитывает более 10 000 видов морской фауны. Первое здание Аквариума открыл принц Альфред, герцог Эдинбургский, сын королевы Виктории. Это произошло по случаю встречи, которую организовала Британская Ассоциация содействия развитию науки. А новый Аквариум был торжественно открыт герцогом Кентским в 1929 г.

Вдоль набережной, где так приятно гулять, тянутся просторные террасы и стоят большие отели. Среди них — «Олд-Шип», первая гостиница, построенная в городе примерно в середине XVIII века. Гостиница «Ройял-Альбион» стоит на том самом участке земли, где когда-то был брайтонский дом доктора Рассела. Рассел-Хаус арендовал герцог Камберлендский; именно здесь он принимал Георга, принца Уэльского, во время его первого приезда в Брайтон в 1783 г.

Отель «Куинз» появился на острове, на месте прежней термальной лечебницы индийского хирурга Сейк Дин Магомеда, который когда-то состоял на службе в Ост-Индской компании[45]. Он приехал в Брайтон и основал здесь заведение, где клиенты принимали паровые ванны. Сейк Дин первым познакомил англичан с шампунем, а когда новым средством стали пользоваться Георг IV и его брат Уильям, индийский врач нажил целое состояние. Тело его покоится на погосте церкви Св. Николая. Он умер в почтенном возрасте 102 лет.

Средневековый форт простоял на набережной до 1861 г. Его снесли, чтобы освободить место для роскошного «Гранд-Отеля», возведенного в 1864 г. из белого камня. (Именно здесь после крушения Второй империи некоторое время жил в изгнании Наполеон III вместе с императрицей Евгенией). Пышно украшенный «Метрополь-Отель» построен в 1890 г. «Бедфорд-Отель», весьма интересный по архитектурному замыслу, находится дальше к западу. В свое время сюда частенько захаживал Чарльз Диккенс.

Брайтон — веселое местечко, где человеку доступны любые развлечения, каких только душа пожелает. Кроме того, из города очень удобно совершать поездки по Саут-Даунс: там тоже можно увидеть много интересного. Неподалеку от Брайтона, на вершине холма, находится Ченктонбери-Ринг. На реке Ротер, в том месте, где когда-то собирались высадиться французские завоеватели, стоит замок XIV века — Бодиэм-Касл. Лорд Керзон отреставрировал его, вернув ему прежнее средневековое величие. А любителей музыки всегда ждет Глайндборн.

Но если вам не захочется отправляться так далеко, то на окраине города всегда имеется Девлз-Дайк (Чертов Ров). Говорят, там есть свое привидение (правда, в Сассексе много и мнимых привидений). Легенда, связанная с этим местом, такова. Дьявола встревожило, что графстве становится все больше церквей, и он решил прорыть канал, чтобы затопить водой поля и деревни. Как-то раз темной ночью, когда он вовсю копал землю, одна старушка, услышав, что кто-то работает в поздний час, решила его получше рассмотреть и поднесла к окну свечу. «Старый Ник» принял этот свет за восход солнца и сразу исчез. Когда же черт обнаружил, что его коварному плану помешало всего-навсего любопытство обычной старушки, ему сделалось так стыдно за свою глупость, что он больше не возвращался. Так и появился Чертов Ров. По-моему, забавная история. Возможно, она даже правдива. А если и нет, то это, как говорят итальянцы, «ben trovato» — «хорошо придумано».