Оленья кавалерия или смерть от кота своего...

Глава 18 Как соболь и белка заменяли России нефть и газ

Вплоть до XVIII столетия Россия не имела собственных источников золота и серебра, не обладала она ни избытками других металлов, ни достаточным количеством ремесленников, способных обеспечить массовый импорт товаров за рубеж. Поэтому на протяжении почти тысячелетия страна поставляла на внешний рынок натуральное сырьё, прежде всего разнообразную пушнину. Торговля мехом приносила властям древней Руси и Московского государства сверхдоходы, сопоставимые по значению с современным экспортом нефти и газа.

В конце первого тысячелетия территория Руси представляла собой по сути сплошные леса, густо заселенные ныне здесь редкими животными с ценным мехом, вроде рыси или соболя Даже сегодня в центре европейской части России, на севере Украины и в Белоруссии немало бобров, не говоря уже о живности с мехом попроще — вроде выдр или белок. Тысячу лет назад эти русские земли были почти неисчерпаемым источником меха.

Напомним, что до XX века, до эпохи массового распространения хлопка, а затем синтетики, меха в Европе и Азии были единственным материалом для по настоящему тёплой одежды. К тому же наиболее красивые меха были предметом престижного потребления, наравне с драгметаллаи и ювелирными изделиями. Поэтому на протяжении многих веков Русь широко экспортировала на Восток и Запад свой самый массовый ценный товар — пушнину, разнообразные меха.

Одна из первых датированных записей в древнейшей русской летописи «Повести временных лет» сообщает, что в 883 году князь Олег Вещий «воевал» племя древлян, «примучив» их платить дань «черной куной» (куницей). Древляне обитали в лесах между Днепром и Припятью и тысячу лет назад этот регион еще был богат куницами, чей мех считался вторым по ценности после соболиного.

В дальнейшем практически вся внешняя торговля пушниной обеспечивалась таким внеэкономическим принуждением. Поначалу открытый военный грабеж сменил систематический меховой рэкет, когда князья объезжая подчинённые территории (летописное «полюдье»), собирали с них незамысловатые плоды примитивного сельского хозяйства и разнообразные меха. Постепенно князья Киева сосредоточили в своих руках сбор меховой дани со всей Руси и контроль за главными торговыми путями, по которым перемещались экспортные товары, в первую очередь всё те же меха.

Профессорв В.В.Мавродин, один из ведущих ислледователей Киевской Руси среди историков XX века, так описывал сведения о меховым импорте тясячелетней давности: «Мехами торговали русские в Константинополе, столице Византии, в странах мусульманского Востока, в горах побережья моря Джурджана (Каспийского моря), в далеком Багдаде и Хорезме, в странах христианского Запада, в Праге и Раффельштеттене, Регенсбурге и Линце, Эннсе и Ратиборе. Восточные писатели IX–X веков Ибн-Хордадбег, Ибн-Фадлан, Аль-Истахри, Ибн-Хаукаль, Аль-Мукадасси сообщают, что русские привозят меха выдр, черных (чернобурых) лисиц, соболей, белок, горностаев, куниц, бобров… Арабский писатель X века Масуди подчеркивает, что черные лисицы представляют собой самые дорогие меха и только очень богатые люди могут позволить себе иметь шапки и шубы из этих ценных мехов. Ему вторит Ибн-Хаукаль, говорящий, что большая часть этих мехов и превосходнейшие из них находятся в стране Рус. В доказательство необыкновенной пушистости и тепла мехов Халиф Махди окутывал ими сосуды с водой, выставляя их в горах на снег, — и вода в сосудах не замерзала…»

«Повесть временных лет» в записи за 969 год вкладывает в уста княз Святослава такие слова: «Не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае — ибо там середина земли моей, туда стекаются все блага: из Греческой земли золото, паволоки, вина, различные плоды; из Чехии и из Венгрии серебро и кони; из Руси же меха и воск, мёд и рабы». Меха не случайно идут первыми среди товаров русского экспорта.

История, естественно, не сохранила статистику этой древней торговли, но объемы явно были внушительны. Размах русского пушного экспорта доказывают даже языковые заимствования — так по гречески белка будет βερβερίτσα от древнерусского «веверица», в арабский язык наименования соболяи бобра так же пришли из русского.

Персидский ученый Ибн-Русте, живший в самом начале X века, так опысывает русов: «Единственный промысел их — торговля соболями, беличьими и другими мехами… Хазаре ведут торг с Булгарами, равным образом и Русы привозят к ним свои товары, как-то меха собольи, горностаевы, беличьи и другие… Главное богатство их составляет куний мех. Чеканеной монеты своей нет у них; звонкую монету заменяют им куньи меха».

Ибн-Русте приводит даже некоторые цены меховой торговли, так в Хазарии шкурка куницы стоила два с половиной «диргема», на Руси же она покупалась всего за один диргем. Шкурка белки на Руси начала X века продавалась иностранцам за четверть диргема. Известно, что в Х веке «диргем» (дирхам, дирхем), мелкая серебрянная монета Арабского халифата, весил около 2–3 граммов. Таким образом за килограмм серебра можно было купить почти две тысячи беличьих шкурок, которых на два десятка беличьих шуб.

В сохранившихся древнерусских источниках арабские монеты-дирхемы именуются «кунами», именно потому что их стоимость на протяжении нескольких веков равнялась стоимости шкурки куницы. Мелкие сереряные обрезки таких момент именовали «веверицами» или «векшами», то есть — белками.

На протяжении веков белка была самым дешевым и самым распространённым на Руси мехом. Та же «Повесть временных лет» упоминает размер дани, которую взимали в начале X века хазары с Руси — «по белке с дыма». Сумма индивидуально незначительная, но в масштабах всей страны дававшая внушительнное богатство.

Арабский учёный Абу Хамид Ал-Гарнати сообщает, что одна беличья шкурка на Руси стоила каравай хлеба — «отличный круглый хлеб, которого хватает сильному мужчине». Тысячу лет назад хлеб представлял куда большую ценность чем сейчас, таким образом одна беличья шкурка это цена одного дня работы взрослого свободного мужчины на Руси тысчу лет назад.

Примечательно, что хотя Ал-Гарнати родился в XI веке в Испании, жил на Сицилии и в Египте, но он очень неплохо осведомлен о русской мехово торговле — для региона Средизмемноморья именно Русь была единственным источником и поставщиком меха. Ал-Гарнати подробно описывает меховую «денежную систему» древней Руси, то есть использование вытертых беличьих шкурок в качестве условных денежных единиц.

Мех соболя ценился минимум в 30 раз дороже беличьего. Летописи сохранили упоминания, что в XII веке половцы брали дань с Новгород-Северского княжества соболями. На стене Софийского собора в Киеве, главного храма Киевской Руси, исследователями была обнаружена датированная XII веком надпись о покупке вдовой князя Всеволода Ольговича земли, ранее принадлежавшей некоему Бояну, за 700 соболей.

Руские меха активно экспортирвались и в страны Западной Европы, вызывая возмущение католических аскетов. Так германский летописец XI века Адам Бременский всячески осуждает моду на меха с Востока: «Они в изобилии имеют неизвестные нам меха, которые разливают в нашем мире смертельный яд гордости. При этом ценят они эти меха не выше всякой дряни, и при этом, думаю, приносят нам приговор, ибо мы всеми путями стремимся к обладанию меховыми одеждами, как к величайшему счастью…»

Тысячу лет назад русские князья, объединившие земли от Новгорода до Киева, стали фактическими монополистами в еждународной меховой торговле от Средней Азии до Западной Европы. Богатейшие экономические центры того мира — Багдад, Константинополь, Венеция, Кёльн — просто не имели значительных альтернативных источников меха, кроме Руси.

Фактически, мех, точнее меховой экспорт в обмен на драгметаллы, стал экономической основой создания на территории Руси первого централизованного государства. Современный российский историк С.В.Цветков в своей работе «Экономическая основа образования древнерусского государства» так резюмирует значение пушного экспорта в нашей истории: «Обладая практически неограниченными меховыми ресурсами и не имея конкурентов в меховых поставках в арабские страны, Византию, в государства Европы, в обмен на которые шли в основном драгоценные металлы, Русь неуклонно создавала экономическую базу для развития мощного государства».

После монгольского нашествия и до появления централизованного Московского государства главным центром экспорта русских мехов на Запад был город Новогород. При этом начиная с XIV века западноевропейские архивы хотя бы частично сохранили документы Ганзы (торгово-политического союза немецких городов) о взаимоотношениях с Новгородской республикой — благодря им впервые в русской истории можно хотя бы приблизительно узнать статистику и условия меховой торговли.

Историки XX столетя подсчитали, что шесть веков назад через Новгород в Европу экспортирвовалось не менее полумиллиона меховых шкур ежегодно. Свыше 90 % этого объема составляла всё та же белка — самый дешевый и массовый мех Средневековья.

Массовый, исчисляемый сонями тысяч шкурок вывоз новгородской белки в Европу начинается уже в XIII веке и непрерывно растет два столетия подряд. Минимальные ежегодные закупки отдельных немецких купцов к началу XIV века достигали 5-10 тысяч шкурок. Ганзейские купцы Виттенборги из Любека в течение трех продали в северной Европе 65 тысяч новгородских шкурок.

Крупным покупателем и продавцом руссокг меха тогда был Тевтнский орден. В 1398 году рыцари-крестоносцы купили в Новгороде 136 тысяч шкурок, в следующем году — 38 тысяч, в 1400 году — 43 тысячи, в 1403 году — 51 тысячу. Товарищество немецких купцов в Венеции за 1409–1412 годы продало в Средиземномоьре свыше 200 тысяч меховых шкурок, закупленных в Новгороде.

Известна даже технолгия таких дальних поставок меха. В пункты заготовки, разбросанные по всей территории Новгородской республики, меха привозили связанными в особые колцеообразные «бунты» при помощи ивовых прутьев. В Новгород эти меха поступали уже упакованными в особые мешки («козки» или «козицы»), сделанные из цельной, снятой чулком шкуры и открывавшиеся сверху и снизу. В таких мешках уложенные очень тесно шкурки почти не терлись друг о друга и не теряли товарный вид.

Уже в Новгороде ганзейские купцы укладывали меха в бочки, наиболее удобную тару для морской транспортировки этого товара, и переправляли их дальше, в Германию и Фландрию. В одву бочку входило от 5 до 7 тысяч шкурок (мелких беличьих — до 12 тысяч).

В зависимости от цены и сорта пушнина продавалась различными партиями: соболь, горностай, куница, хорек — «сороками» (по сорок штук), белка — сороками и тысячами шкурок. Этот порядок установился еще в ранний период русско-немецкой торговли и был подтвержден в 1343 году особым двором Новгорода с Ганзой.

При этом документы Новгорода и Ганзы содержат мнжество специальных разновидностей беличьего меха, производных от древнерусской «виверицы»: «верк», «грауверк», «шененверк», «люшверк». Множество немецких торговых терминов той поры являются прямой транслитерацией русских слов: onnyghen означал онежкую блку, clesemes — кляземскую, добывавшуюся в земляк Москосокго княжества. Термины Troynissen и schevenissen происходят от русского обозначения сортов и разновидностей беличьего меха «троцницы» и «шевницы» (сшитые кусочки меха и меховые обрезки). Вся эта сложная дифференциация русской блеки хорошо известна европейским купцам, отражена даже в торговых документах далёкой Фландрии и Англии.

Среди дорогих мехов на первом месте в Новгородском экспорте стояла куница. Объем продаж бобров, соболей и других ценных мехов через Новгород был не велик. Так по ганзейской статистике немецкие купцы в 1391 году только через город Ревель (современный Таллин) вывезли из Новгорода почти 25 тысяч беличьих шкур и только 780 горностаев и 41 соболя.

Русские меха в Новгороде продавали в обмен на серебро и особо востребованные на Руси европейские товары — прежде всего железо, соль и различное сукно немецких и фландрских мануфактур.

Хотя в XIV–XV веках из Новгорода экспортировалось огромное количество белки, число сокрняков, специалистов по обработке мехов в самом городе было очень невелико, не превышая нескольких сотен мастеров и подмастерьев при численности населения Новгорода в 40–50 тысяч человек. Дело в том, что Ганза прямо требовало поставок на рынок только необработанной пушнины, отказываясь покупать у русских обработанные меха или готовые товары.

В 1374 году ганзейские купцы устроили Новгороду самые настоящие «экономические санкции», отказавшись закупать меха под предлогом, что русские продают слишком много «поддельного», то есть уже обработанного меха. Новгородские власти вынуждены были пойти на уступки, так как не имели других удобных путей сбыта своего основного товара — меховой экспорт на Запад и Восток по рекам и суше контролировался либо Москвой либо Великим княжеством Литовским.

Новый торговый договор Новгорода с Ганзой от 1376 года (всего с XIII XV века Новгород заключил с Ганзой 17 торговых договоров) фактически закрепил функцию Новгородской республики как компрадора немецких купцов — отныне новгородцы имели право торговать с Европой только необработыннм меховым сырьём.

При этом не только горожане, обитатели Великого Новгорода, но и практически все крестьяне, жившие на землях Новгородской республики, так или иначе были вовлечены в меховой экспорт. По описаниям европейских путешественников новгородские крестьяне самостоятельно торговали мелкими партиями мехов, в основном белкой, прямо в Новгороде у немецкого подворья.

Но главными продавцами русского меха на Запад, естественно, были новгородские бояре-«олигархи» и «Иановское сто», объединение богатейших купцов города.

Заметную часть налогов, собираемых верхушкой Новгорода с местного крестьянства, составляла именно меховая дань «белами», белкой. Не случайно самая первая из берестяных грамот, обнаруженных современным археологами при раскопках в центре Новгорода (найдена еще в 1951 году) содержит запись о том, как некий Фома с десяти сёл получал ежегодно 312 белок дани и 33 белки за «позём», то есть аренду земли. Эта «береста» датируется историками самым концом XIV века.

Новгородские «окладные книги» содержат немало сведений о сборе меховой дани. Так жившая во второй половине XV века Марфа Борецкая, знаменитая «Марфа-посадница», лидер антимосковской боярской пратии Новгорода, только с одного Никольсокго погоста получала в качестве оброка 3094 беличьих шкурки и два рубля денег серебром.

«Софийская казана», то есть казна архиепископа Новгородского и Псковского, получала с Сердовольсокго погоста дань в 880 белок и 11 с половиной гривен серебра, с волости Мегриярва — 5 гривен серебра и 910 белок. Даже пошлины за рыбную ловлю в Новгородской республике зачастую взимались белками.

Однако главным источником меха (прежде всего той же белки) для Новгорода служила не дань с окрестных крестьян, а меха поступавшие из северных владений олигархической республики. Одним из главных центров торговли белкой на севере Руси был город Устюг Великий. Устюжское княжество долго время платило меховую дано Новгороду. В 1425 году она составляла прмиерно десятую часть ежегодного новгородского экспорта в Европу — 50 тысяч белок и 6 сороков соболей.

Отдельные наиболее богатые новгородские купцы закупали тогда в Устюге до 60 тысяч белок ежегодно. То есть дань составляла менее половины в новогородском экспорте — большинство мехов закупалось, точнее выменивалось у крестьян и охотников в различных регионах Руси, в основном на северо-востоке.

Еще в XIII–XIV веках, в период господства Золотой Орды, необходимость уплаты монгольской дани подтолкнула новгородцев и владимиро-суздальцев начать экспансию на северо-восток, в лесные земли Белого моря и Урала, в «Биармию» и «Пермь Великую», чтобы за счет обложения меховыми поборами аборигенов компенсировать налоговый гнёт Орды.

Новгородцы пытались обложить меховой данью фино-угорские племена, жившие на северо-востоке, ближе к Уралу. Новогородские «ушкуйники» (северная помесь купцов, пиратов и казаков) постоянно ходили в набеги эти земли, в XIV веке даже достигли реки Обь в западной Сибири. Но Новгород так и не сумел ни полностью покорить северо-восточные земли, ни наладить систематический сбор с них меховой дани.

К тому же постепенно контроль за путями на северо-восток, к Уралу стал переходить к Московскому княжеству. Уже в 1333 году московские князья стали собирать меховую дань на территории современной республики Коми, выбив оттуда новгородских сборщиков подати. Соболь на территории европейской России в те века водился уже преимущественно только в районе Печоры (ныне город в республике Коми), поэтому Новгород остался без своего соболя — самого дорого тогда меха.

В XV веке новгородский меховой экспорт в Европу перестает расти в объёмах и даже сокращается. В 1445 году — когда в Европе была сделана Гутенбергом первая печатная книга — трехтысячный отряд новгородских «данников» (сборщиков меховой подати) ходил за Урал в Югру. Новгородцы пытались обложить местные племена большой меховой данью, чтобы восстановить объемы своего падающего экспорта в Европу. Но пришедший в Сибирь новгородский отряд был разбит «остяками», предками современных хантов и манси.

Этот разгром и постепенный перехват Москвой контроля над главными пушными регионами возле Урала предопределили поражение компрадорской республики в борьбе с централизованным русским государством. Проиграв борьбу за самые ценные меха, наиболее дорогой экспортный товар, Новгород проиграл Москве.

Москва сумела покорить ту самую Югру, которая не далась новгородцам. Уже в 1465 году московская рать ходила за Урал и по итогам похода великий князь Иван III «дань возложил и на всю землю Югорскую».

В 1467 году москвичи победили новгородцеви в битве при Шелони, положив фактически конец саомстоятельному существованию Новгородской республики. И уже через 5 лет московское войско двинулось в «Пермь Великую» в верховя реки Камы, пушные края, которые некогда пытались покорять новгородцы. Пермскую «землицу» обложили пушной данью. А вместе с пленными в Москву прислали богатые по тому времени трофеи — 16 «сороков» чёрных соболей и драгоценную соболью шубу.

По грамоте Ивана III от 1485 года Пермская земля платила в московскую казну «по соболю от лука», всего 1705 шкурок соболей — по тем временам довольно солидная сумма, достаточная чтобы купить три-четыре тысячи лошадей. Для сравнение, 1600 соболей в том же году вывезла из Новгорода ганзейские купцы.

Живший в конце XIV века и причисленный к лику православных святых Епифаний Премудрый, духовник Троице-Сергиева монастыря, в одной из своих книг приводитл слова зырян-пермяков: «Белки или соболи или уницы или рыси и прочая ловля наша… Не нашею ли лювлею и ваши князья и бояре и вельможи обогащаемы суть… Не от нашея ли ловли и во Орду посылаются, и в Царьград и в Немцы и в Литву и прочая грады и страны и в дальния языки».

В 1505 году Иван III ликвидировала автономное Пермское княжество, местные князья из крещеных аборигенов были переведены на южную границу единого государства в Тулу, а богатые пушниной пермские просторы стали частью Московии. Так Россия влотную подошла к границе Сибири с её фантастическими запасами пушнины.

При этом дань мехами сохранялась на территории московской руси даже в начале XVI века. Сохранились грамоты, по которым великий князь Василий III жаловал дворян «мехом коломенским» и «мехом ржевским». Кроме того, «мех», меховая дань в те годы всё еще собиралась в Твери, Костроме, Калуге, Владимире, Новгороде и Дмитрове. В сравнении с уральскими землями меха здесь добывали немного, в основном белку.

Историки отмечают, что начавшийся с конца XV века переход к денежной подати с крестьян обусловлен не только развитием товарно-денежных отношений, но с заметным сокращением поголовья промысловой белки в центральных районах европейской части России. Однако в более северных районах, например в Двинском уезде, «белошную дань и горностали» русские крестьяне платили даже в 1538-39 годах в начале царствования Ивана IV, будущего Грозного.

Помимо, собственных лесов и северного Приуралья, у объединённого Российского государства в XVI веке появился еще один крупный источник пушнины. На меховом рынке Москвы в те десятилетия преобладали «устюжаская и шувайская белка», то есть беличий мех с севера, поступавший через Устюг, и мех с территории современной Чувашии, входившей тогда в состав Казанского ханства.

Бывшая Волжская Булгария, как источник пушнины на экспорт была известна еще арабским купцам VII–IX веков. Централизованное Московское государство почти сразу распространил своё влияние не только на земли Новгорода, но и на территорию Казани.

В начале XVI столетия, по словам австрийского посланника в Москве Сигизмунда Герберштейна, беличий мех шел в столицу России основном «из Чувашии, недалеко от Казани», где белка была «благороднее каких угодно других». Венецианский дипломат Барбаро еще в середине XV века указывал на исключительную роль Казани, как мехового центра, откуда пушнина поступала в Персию, Польшу, Фландрию, а также на русский рынок. Из Казанского ханства Россия импортировала меха на перпродажу в Европу до середины XVI века.

С конца XV века московские князья периодически сажали на ханский трон в Казани своих ставленников. Иван Грозный в 1552 году окончательно покорил Казань, а через два года и Астрахань. Эти победы не только дали в руки Москвы весь торговый путь по Волге, но и сделали Москву монополистом в торговле мехом со странами Каспийского региона и Центральной Азии.

Таким образом даже до начала освоения Сибири московская Русь стала фактическим монополистом в торговле мехом, как с Востоком, так и с Западом. Некотрое количество бобра и белки еще добывалось на территории Великого княжства Литовского, но оно могло торговать только с Европой и Турцией, пути на Восток находились под надёжным контролем Москвы. К тому же наиболее дорогие меха (соболь, горностай, чернобурая лисица) массово добывались только на территории, подконтрольной московским монархам.

При Иване Грозном экспорт русских мехов на Запад первоначально шёл через Нарву. Царь захватил этот город в 1558 году, и уже через несколько лет, в 1564 году, экспорт пушнины из этого города составил свыше 156 тысяч шкур. Русская пушнина составляла 80 % стоимости всего потока русских товарову через Нарву.

Однако, этот важный торговый центр на Балтике русские надолго удержать не смогли. В ходе тяжелой для Руси Ливонской войны город со второй попытки захватили шведы, вырезав в Нарве 7 тысяч русских, всё русское население. Фактически, это была война за контроль над приносвишими сверхприбыли товарными потоками меха, сродни современным войнам за нефть.

После потери Нарвы русский меховой экспорт в Европу был вынужденно переориентирован на более долгий и сложный северный путь. Он начинался в Архангельске, и через Белое море, вокруг Скандинавского полуострова вёл в порты Англии и Голландии. Англиийские купцы впервые приплыли этим путём в Архангельск за русскими мехами в 1553 году. И вплоть до появления Петербурга именно Архангельск был основным коммерческим портом России, через который шла торговля со странами Европы.

На юге главным коммерческим портом России, через который шла торголя со странами Востока, была Астрахань. Точные цифры русского мехового экспорта в страны Востока отсутствуют. Известно лишь, что в конце в XVI века ввоз ценых русских мехов (лисиц и соболей) в Бухару был настолько значительным, что этот древнейший город Средней Азии даже перепродавал пушнину в Персию. Персия тогда была богатой империей Сефевидов, контролировавшей торговлю с Индией и арабским регионом.

О масштабах сбыта мехов и об удельном весе пушнины в русской торговле с Востоком дают примерное представление закупки отдельных купцов, отраженные в русских документах XVI века… Из всех товаров, закупленных в Москве в 1595 году Али-Хосровом, личным купцом персидского шаха Аббаса, четверть стоимости составляли меха. Всего же им было вывезено в тот годиз Руси около 1500 собольих, куньих, песцовых и других шкурок на сумму в 1000 рублей.

Еще в большем количестве экспортировались меха в Турцию, тогда Османскую империю, контролировавшую большую часть Средиземноморской торговли. Например, в 1524 году султан Сулейман I, могущественный правитель захвативший для совей империи Алжир и Венгрию, специально направил в Москву купца по имени Скиндер, котрый по словам русского посольского документа, должен был для султана «рухляди купити, белки и соболя на несколько тысяч рублей». В 1551 году османский купец Андреян Грек вывез из России в Стамбул для того же султана Сулеймана мехов на 8 тысяч рублей.

История сохранила для нас цены на русские меха, по которым в Московии закупались персидские, турецкие, английские, голандские и прочие купцы. Цены на соболей колебались на русском рынке в зависимости от качества и цвета меха (наиболее ценился в соболе черный оттенок) от 10 до 300 рублей за «сорок» — мех продовался вязанками по сорок шкурок. Впрочем соболь по три сотни рублей за сорок штук встречался крайне редко, в среднем на протяжении XVI столетия шкурка соболя на Руси продавалась по рублю.

Лучшие, наиболее драгоценные экземпляры соболиных шкур продавались не «сороками», а «одинцами» — то есть по одиночке или парами (на шапку или воротник). В Торговой книге XVI века описывается, что «дорогие соболи, непороты и с пупки и с ногти по всем землям в цене». Наряду с целыми собольими шкурками продавались ещё отдельно собольи хребты («соболье портище» или «соболи без пупков») и брюшки («портище пупков собольих»).

Мех горностая ценилился по своей белизне, чем белее, тем дороже. В связи с тем, что мех горностая чрезвычайно нежен, шкурки обычно продавались в вывороченном виде, «чтобы волос не вытерся и не стал от этого хуже». На севере России, в Холмогорах шкурка горностая стоила 10 копеек серебром.

Иностранные покупатели высоко ценили лисьи меха, в особенности меха чернобурых лисиц. Он не продавался «сороками», а только поштучно. Одна шкурка чернобурой лисицы стоила 8-10 рублей, как пять лошадей!

Мех куниц, благодаря своему сходству с мехом соболя и сравнительной дешевизне, охотно покупался и в Азии и в Европе. Шкурка куницы в XVI веке в среднем стоила от 64 копеек до рубля 10 копеек. Шкурка песца тогда стоила в среднем 50 копеек.

Беличьи меха считались одними из самых дешевых и массовых, они продовалсиь даже не «сороками», как осталные меха, а партиями по тысяче шкурок. Нередко беличьи брюшки, сшитые по несколько штук вместе, шли в продажу отдельно от спинок. Бельчьи спинки стоили примерно в два раза дороже, чем «бельи черевьи» (брюшки белок).

На севере Руси беличья шкурка стоила полкопейки. Но в торговле с Европой тысяча беличьих шкурок стоила уже не 5 рублей, а 40 талеров («ефимков» — как тогда русские именовали основную серебряную монету Европы), то есть килограмм серебра.

При этом если в Европу, как и во времена Новгорода, мех вывозился в основном необработанным, то в Турцию, Иран и другие страны Востока русский мех часто шёл уже в изделиях, в виде готовых беличьих шуб и беличьих, куньих, бобровых или лисьих шапок..

Рыночные цены на предметы готовой одежды из меха колебались весьма широко, в зависимости от сорта и качества меха. Например, соболиная шуба, из меха как бы сейчас сказали средней ценовой категории, стоила от 30 до 80 рублей. «Нагольная» (сшитая кожей наружу) горностаевая шуба стоила в среднем 17 рублей. Цена очень популярных «горлатных» (обшитых из меха с горла зверей) лисьих шапок, колебалась в зависимости от качества меха от 1 до 10 рублей.

Конец XVI столетия открыл для Русского государства новые источники сверхприбыли от торговли мехами. Начало присоединения Сибири практически сразу наполнило московскую казну новыми деньгами — собственно всё продвижение русских людей на Восток, «встречь солнцу», было обусловлено поиском и добычей «мягкой рухляди», ценных мехов.

Всё коренное население Сибири по мере продвижения на восток русской власти, облагалось натуральной податью мехом — так называемым «ясаком». Этот термин достался по наследству от Золотой Орды и происходит от монгольского слова «власть».

По окладным книгам Енисейского уезда в 1621 году с коренного населения уезда взимался ясак в размере 12 соболей с человека. Правда тогда это был самый высокий размер ясака в Сибири, в остальных районах размер меховой дани был существенно меньше.

Если в начале XVI века, когда была написана книга Гербенштейна «Записки о Московии», лучший соболь поступал исключительно с Печоры, а белка из Казанского ханства, из Перми, и Устюга, то уже в начале следующего века русские экспортные меха шли из-за Урала и большая ярмарка сибирской пушнины действовала даже в Лейпциге.

При этом среди продаваемых московитами мехов заметно повысился удельный вес самого ценного товара — соболя. Так, например, в 1629 году только в Мангазейском и Енисейском уездах было добыто 85 тысяч соболей. За полтора века до того московский великий князь довольствовался поступлением всего нескольких тысяч соболиных шкурок из «Пермской землицы». Теперь же добыча соболя, его продажа и соответсвенно доходы от экспорта выросли на порядок.

К тому же лучший сибирский соболь был заметно выше качеством того, что встречался к западу от Урала. Едва ли не самый ценный русский товар того времени это так называемые «седые соболя», чьи черные меха с серебристым оттенком стоили от 5 до 20 рублей за шкурку, тогда как хороший дом стоил 10 рублей, а средняя лошадь — 2 рубля.

Уже в конце XVI века царская власть ввела госудасртвенную монополию на внешнюю торговлю саыми ценными мехами. Соболь, чернобурые лисицы и бобры, наряду с ружьями, свинцом и порохом, стали «заповедным товаром», который в обязательном порядке должен был сдаваться в казну и торговля которыми шла только под жёстким контролем государственных органов.

Сохранились статистические данные торговле русскими мехами через Архангельск в середине XVII столетия. Здесь в эт время английские и голандские купцы жестоко конкурировали друг с другом в закупках пушнины для вывоза в Европу. В этот период меховой экспорт через Архангельский порт ежегодно составлял около 500 тысяч шкурок. В 1650 году здесь было продано в Европу 496151 шкурка, в том числе 579 «сороков соболей», 355950 белок, 360 «сороков» куниц, 287 «сороков» норки, 15970 лисиц, 288 «сороков» горностаев, 18748 «собольих хвостов и пупков», 598 «собольих опушек», 15550 «собольих кончиков», 28795 «всяких кошек» (от меха рысей до шкур камышовых котов).

На Восток (Персию, Турцию и Среднюю Азию) экспорта мехов был, как минимум, не меньше, чем в Европу. В 1660 году казна Москвы получила за экспорт сибирского меха 660 тысяч рублей — это ровно половина всех доходов России в тот год. Именно эти меховые сверхдоходы позволили Москве в частности начать присоединение Украины и реформу вооруженных сил — создание «полков нового строя» путём массового привлечения на службу лучших европейских офицеров.

Впрочем меховые сверхдоходы шли не только на нужды государства, но и на сверхпотребление элиты — так разбитая в 1648 году взбунтовавшимися москвичами карета боярина Морозова изнутри была оббита драгоценными чернобурыми соболями (по стоимости это как если бы кто-то в наше время принялся отделывать салон представительского авто брильянтами). Одним словом, экспорт сибирского меха по значению для государства и правящей верхушки вполне можно сравнить с современным нефте-газовым экспортом Российской Федерации из той же Сибири.

Хотя до возникновения понятия об экологии оставалось еще три века, но с первыми экологическими проблемами власти Московии столкнулись уже в XVII веке. И связанны они были именно с массовой добычей сибирской пушнины для обеспечения массового экспорта и сверхдоходов царской казны.

На протяжении первых десятилетий XVII века одна только заполярная Мангазея (острог на территории современного Ямало-Ненецкого округа) давала в казну ежегодно до 80 тысяч соболей. За 70 лет неконтролируемый промысел привел к истощению соболя в крае. Добытчики мехов двинулись в Восточную Сибирь и Прибайкалье, а богатая (как говорили современники «златокипящая») Мангазея потеряла свое значение, была заброшена и забыта.

В конце XVII столетия особо качественный соболь добывался уже на две тысячи вёрст юго-восточнее, в Забайкалье, в районе Баргузинсокго острога. Когда в 1681 году «служилые люди» острога начали распахивать окрестные пашни (хлеб в Сибири был очень дорогим дефицитом), то из Сибирского приказа, своеобразного министерства, руководившего всей Росисей к востоку от Урала, пришёл официальный запрет на хлебопашество, дабы «лесов под пашню не сбили и не жгли и от того бы де зверь не переводился… А впредь пахать не велеть».

Запрет на хлеопашество в Забайкалье был обоснован тем, что Баргузинский острог отправлял в Москву особо качественных соболей. Если соболи из других мест шли в столице по 2–4 рубля за штуку, то «чёрные баргузинские» соболиные меха легко достигали рекордной цены в 25 рублей за шкурку. Для сравния, жалование простого казака в острогах Сибири тогда равнялось 5 рублям в год).

Но в конце XVII века, накануне воцарения Петра I, русский меховой экспорт постигли не только экологические проблемы, но и удары от изменения мировой экономической кнъюнктуры. Дело в том, что в Западной Европе впервые за тысячелетие сократился спрос на пушнину. Это было вязано с тем, что во-первых, европейские мануфактуры наконец стали массово производить качественные шерстяные ткани, а во-вторых, в Западную Европу были налажены поставки пушнины из Канады.

Самый ныне крупный город Квебека, Монреаль, был основан французами именно как поселения для пушной торговли с индейцами ирокезами и гуронами. Уже к 70-м годам XVII столетия здесь возникла крупная меховая ярмарка, поставлявшая пушнину, в основном ценных бобров, через Атлантику в Европу. Так канадский бобр стал конкурентом русского меха — именно поэтому императору Петру I пришлось начать экономическую модернизацию России, почивать далее на сверхдоходах от меха было уже невозможно.

Правда, соболь в Канаде не водился, а лучшие шерстяные ткани всё же не могли полностью вытеснить русскую белку и тем более ценные меха куниц и тех же соболей. Благодаря этому русский пушной экспорт в в Европу заметно сократился, но не исчез.

В целях сохранения сверприбылей от меховой торговли, Россия попыталсь найти для своего пушного экспорта новые рынки сбыта. И здесь правительству царя Петра I улыбнулась удача в виде практически бездонного рынка Китая.

В своё время, отец императора Петра, царь Алексей Михайлович сознательно оказался от войны с Китаем за земли по берегам Амура. Эта территория была уже неплохо освоена сибирскими казаками, довольно успешно отбвавшимися от наступления китайских войск империи Цин. Но еще в 1654 году на Амур с целью разведать перспективы добычи соболя в этом регионе был направлен «сын боярский» Федор Пущин. Он добросоветсно изучил вопрос и вполне честно отписал в Москву, что на Амуре нет «достаточного количества соболей». Действительно, соболь здесь был истреблен аборигенами еще веками ранее для поставок ценного меха в былые китайские империи. Основные центры добычи соболя тогда располагались существенно севернее, на просторах современной Якутии и Магаданского края.

Именно по этой причине Москва отказалась от соперничества с Пекином за берега Амура и отдала эти земли китайцам по Нерченскому договору 1689 года. Земли на северном берегу Амура войдут в сотав России лишь на полтора столетия позднее. Однако этот договор позволил Москве начать торговлю с богатым и многолюдным Китаем.

Собственно России тогда нечего было предложить Китаю кроме своих мехов. Однако именно меха нашли в Поднебесной высокий спрос. Китай тогда был и самым населённым и самым богатым государством мира. Весь XVIII век он в обмен на свой шёлк, чай и фарфор получал от западноевропейских купцов значительную часть серебра, добавывшегося тогда в основном в испанских колониях Южной Америки. И часть этого пришедшего от европейских комерсантов серебра в свою очередь поступала из Китая в Россию в обмен на сибирские меха.

Первые полвека торговля с Китаем являлась государственной монополией. Только после 1762 годаПетербург разрегил вроссийскому купеечеству купечеству свободно торговать с китайцами всеми видами «мягкой рухляди». Однако в целях сохранения в России серебра, власти запретили покупать китайские товары за серебряную монету, их полагалось обменивать на меха или иные товары.

В конце XVIII века, с 1792 по 1800 год, пушнина составляла 70–75 % всех русских товаров, поставлявшихся в Китай. Главным видом русского меха, шедшего в Поднебесную, была всё та же дешевая белка. Только из одного Верхнеудинского острогаа ежегодно вывозили в Китай до 400 тысяч беличьих шкурок. В Кяхте, на территрии современной Бурятии, где была организована постоянная русско-китайская ярмарка, с 1768 по 1785 годы почти ежегодно продавалось белки от 2 до 4 миллионов штук. В 1781 году здесь было продано китайцам в обмен на серебро рекордное количество — 6 млиллионов шкурок белки (это на порядок больше, чем объемы максимального экспорта Новгорода в Европу в средние века).

После белки устойчивую позицию в экспорте пушного сырья в Китай занимал горностай. С 1768 по 1785 год в Кяхте ежегодно продавалось от 140 до 400 тысяч шкурок горностая. И естественно особо ценным предметом русского вывоза в Китай оставался соболь — в 70-х годах XVIII века в Кяхте продавалось от 6 до 16 тысяч соболиных шкур ежегодно.

За счет торговли с Китаем русские власти, буквально накануне наполеоновских войн, сумели компенсировать снижение спроса на пушной товар в Европе. Всё это чрезвычайно напоминает современные попытки Российской Федерации в условиях осложнений с Западом организовать поставки сибирских нефти и газа в Китай.