Кабинет Александра Петровича Шарогова перестал быть тихим, как только Шон покинул его, хлопнув дверью. Тишина, что царила здесь секунду назад, теперь звенела от накалённого напряжения.
Александр Петрович, подтянув к себе лежащий перед ним файл, покосился на Артемия Небедева, который по-хозяйски занял место за столом. Молодой человек выглядел подчеркнуто роскошно — безупречный пиджак, стоимостью, наверное, дороже всего кабинета, и герб новой аристократии, блестевший на лацкане. Он сидел вальяжно, словно кабинет действительно принадлежал ему.
— Надеюсь, вы осознаёте последствия? — негромко начал Александр Петрович, переводя взгляд с выброшенных бумаг, оставшихся после попытки Шона оформить контракт, на Артемия.
Тот усмехнулся, покачал головой и скрестил руки на груди.
— Мой дорогой друг, я здесь по поручению… знаете кого, — он сделал маленькую паузу, не договаривая имени, но холодные нотки в его голосе говорили сами за себя. — Сам понимаете, наш юный «кандидат» на вакансию не может конкурировать с людьми, чьи семьи… более состоятельны.
Александр Петрович отодвинул со стола остатки неудавшихся бумаг контракта, которые Шон заполнял, ожидая, что получит работу. Чуть тронув их кончиками пальцев, пожал плечами:
— У парня, между прочим, действительно способности, — сказал он, поднимая глаза на Артемия. — Я понимаю, что вы… аристократ, но такие методы? Вваливаться в кабинет, выгонять его…
Артемий чуть нахмурился:
— Поймите, я только исполняю волю. Сверху решено — место отдаётся другому. Он говорил так, словно любое возражение уже обречено. — А если ваш «способный» юноша что-то и может, то пусть ищет другой путь.
Наступила напряжённая пауза. Александр Петрович сложил руки, склонившись над столом, и медленно вздохнул:
— Я… надеялся на его потенциал. Думаю, вы знаете, что мой товарищ, профессор, рекомендовал этого парня, он вправду талантлив. Но… — он покачал головой с горечью, — видимо, таланты не стоят ни гроша перед новыми фамилиями и лацканами.
Артемий чуть склонил голову набок, равнодушно поводя плечом:
— Послушайте, Шарогов, — проговорил он вполголоса, — этот вопрос не для обсуждения. Важнее, что нужный человек «сверху» идёт на должность, которую, как мы решили, займёт… ну, назовём его «наш родственник».
Он поправил отвороты пиджака, скользнул взглядом по шикарному виду за окном: небоскрёбы, утопающие в городском смоге. Откинулся на спинку кресла и добавил нарочито небрежным тоном:
— Вам, Александр Петрович, остаётся просто подчиниться. Или вы хотели бунтовать?
В ответ Шарогов лишь сжал губы, одёрнув галстук. Прямо говоря, у него не было ни малейшего шанса возразить Аристократу. Он понимал: любой протест означал бы потерю работы, средств — и всё ради простого парня, пусть даже талантливого.
— Нет, бунтовать я не стану, — произнёс он сухо. — Я всего лишь хотел, чтобы вы понимали: такой срыв контракта на финишном этапе — жестокий удар по этому молодому человеку.
Артемий поднял брови, его глаза сверкнули ледяным безразличием:
— Жизнь несправедлива, дорогой мой.
Он встал со стула, проведя рукой по лацкану пиджака, и под взгляды Александра Петровича обогнул стол:
— Если у этого… как его там, Шона, есть упорство, он выкарабкается в другой сфере. Не всем дано работать с лучшими в компании.
Повернувшись спиной, он сделал пару шагов к двери. Почувствовав, что Шарогов не сдвинулся с места, остановился и бросил напоследок:
— Надеюсь, у нас больше не возникнет недопонимания.
Из его голоса сочилась холодная, непоколебимая уверенность, присущая новой аристократии. Шарогов разжал кулаки, которыми опирался о стол:
— Не волнуйтесь, — проскользнул в ответ его голос, в котором слышалось еле уловимое презрение. — Я понял.
Артемий коротко кивнул и вышел, а дверь закрылась с глухим стуком.
Оставшись один, Александр Петрович тяжело вздохнул, поднял с пола обрывки бумаг, которые Шон заполнял, и задумчиво повертел их в руках. Взгляд был мрачным, в глубине серых глаз горело сожаление:
— Чёрт бы побрал эту новую аристократию… — прошептал он. — Прости, парень, я пытался.
Затем он аккуратно сложил листы в папку и опустил их в нижний ящик стола, словно не желая выбрасывать последнее напоминание о юноше, который вот-вот мог получить здесь работу.
И кабинет снова погрузился в глухую, тяжёлую тишину.