ОМУ

Глава 57 Вторая охота в горах

Над мартаирскими холмами занималось ясное утро, суля прекрасный день для охоты.

Все приготовления были сделаны накануне, и когда мы вошли в дом, Коротышка угостил нас хорошим завтраком, а старый Тонои суетился, как хозяин гостиницы. Несколько его подданных также ждали, чтобы сопровождать нас и нести тыквенные бутылки с едой; если охота окажется успешной, им предстояло на обратном пути выступать в роли носильщиков и тащить нашу добычу.

Узнав накануне вечером о замышляемой охоте, доктор выразил желание принять в ней участие.

Последовавшие события заставили нас заподозрить, что вся эта экспедиция была лишь хитроумной уловкой со стороны янки.

С каким лицом сможем мы отказаться от работы после того, как он возьмет нас на такую приятную прогулку? Да еще так благородно предоставляет нам свободный день? Ведь он не преминул заверить нас, что, будем ли мы работать или развлекаться, все равно жалованье нам идет.

В распоряжение доктора было предоставлено старинное ветхое ружье Тонои, очень короткое и тяжелое, с неуклюжим затвором и тугим курком, для спуска которого требовалось приложить немало усилий. Долговязый Дух испробовал ружье, выстрелив из него в цель, и с удовлетворением убедился, что оно действует безотказно: пуля полетела в одну сторону, а он сам в другую.

После этого доктор попытался убедить Коротышку поменяться ружьями, но тот не поддался на уговоры, и в конце концов он поручил тащить свое оружие одному из туземцев. Выстроив отряд, мы пустились в путь к верховью долины. Вблизи оттуда начиналась тропинка; она вела к цепи гор, считавшихся излюбленным убежищем быков.

Добравшись до перевала, мы почти сразу увидели невдалеке небольшое стадо, которое входило в лес. Мы прибавили шагу и, разделившись на группы, каждая из которых состояла из одного белого и нескольких туземцев, также вступили в лес в четырех разных местах.

Вскоре я очутился среди густых зарослей; оглядевшись, я только что успел выбраться на открытую поляну, как вдруг раздался выстрел и пуля сбила кору со стоявшего поблизости дерева. В то же мгновение послышались топот и треск ломаемых ветвей, и пять быков, бежавшие почти в ряд, показались в просвете между деревьями и бросились как раз к тому месту, где находились я и три островитянина.

Это были низкорослые свирепые животные с черной шерстью, короткими острыми рогами, красными ноздрями и горевшими, как раскаленные угли, глазами. Они приближались, низко опустив темные, покрытые густой шерстью головы.

К этому времени моя туземная подмога уже сидела на деревьях. Бросив мгновенный взгляд вокруг, чтобы присмотреть себе на случай необходимости путь к отступлению, я вскинул ружье, когда из чащи послышался голос Коротышки: «Цельтесь между рогами, Поль! Прямо в середину между рогами!» — Я опустил дуло ружья, ловя на мушку белый клочок шерсти на лбу переднего быка, и, послав пулю, отскочил в сторону. Когда я снова обернулся, пять быков пронеслись мимо, оставив за собой воздушный вихрь.

Тут выскочил янки и приветствовал их выстрелом с фланга. В ответ на это свирепый маленький бык с клочком шерсти на лбу, взмахнув длинным хвостом и ударив себя по крестцу, поддал задними ногами и помчался во весь опор. Пуля лишь слегка оцарапала его. Через мгновение быки скрылись из виду и только заросли, в которых они исчезли, шевелились наверху, отмечая их путь.

Когда стычка уже кончилась, появилась тяжелая артиллерия в лице долговязого доктора с его пищалью.

— Где они? — крикнул он, еле переводя дух.

— В данный момент мили за две, — ответил лондонец. — Черт возьми, Поль! Вы должны были влепить пулю в этого маленького черного.

Пока я приводил всяческие оправдания в объяснение своего промаха, Зик, бросившись вперед, внезапно воскликнул:

— Ради бога! Что вы там делаете, Питер?

Питер, разъяренный неудачей и по неведению приписав ее трусости наших туземных помощников, направил дуло своего ружья на дрожащего оруженосца, слезавшего с дерева.

Доктор нажал курок, и пуля пролетела высоко над головой островитянина; тот спрыгнул на землю и, вскрикнув дурным голосом, пустился бежать со всех ног. Остальные после этого шли за нами, дрожа от страха.

Снова построившись походным порядком, мы несколько часов двигались вперед, но не заметили ни одного животного, так как выстрелы были слышны на большом расстоянии. Наконец, мы взобрались на крутую гору, чтобы осмотреть окружающую местность, и оттуда увидели трех быков, которые мирно паслись внизу на зеленой поляне среди леса; деревья скрывали их со всех сторон.

Мы прежде всего осмотрели ружья, потом быстро съели принесенный в тыквенных бутылях завтрак и тронулись в путь. Пока мы спускались по склону горы, быки были ясно видны; вступив в лес, мы на некоторое время потеряли их, но снова обнаружили, как только подошли к тому месту, где они паслись.

Это были бык, корова и теленок. Корова лежала в тени на опушке леса. Теленок растянулся в траве перед ней и лизал ей губы, между тем как старый самец стоял рядом, бросая отеческие взгляды на эту семейную картину и с видом гордого супруга поднимая нос кверху.

— Теперь, — прошептал Зик, — надо захватить этих бедняжек, пока они столпились в кучу. Ползем, ребята, ползем. Помните, стрелять всем вместе и только по моей команде.

Мы подкрались к самому краю открытой поляны и стали на колени за кустами, просунув наведенные дула между ветками. Послышался легкий шорох. Бык обернулся, опустил голову к земле, издал глухой сердитый рев и принялся нюхать воздух. Корова приподнялась на колени, тревожно нагнулась вперед и встала на ноги, а теленок, насторожившись, залез ей под брюхо. Все трое стояли рядом, и казалось, вот-вот бросятся бежать.

— Я беру на себя быка, — воскликнул наш предводитель. — Огонь!

Теленок упал как подкошенный; его мать замычала и сунулась головой в чащу, но сразу же повернулась, с жалобным стоном приблизилась к мертвому теленку и стала ходить вокруг него, злобно сопя кровоточащим носом. Треск веток в лесу и яростный рык отмечали путь убегающего быка. Вскоре раздался еще один выстрел, и корова упала. Оставив нескольких туземцев сторожить убитую добычу, мы бросились в погоню за быком; его ужасающий рев привел нас к тому месту, где он лежал. Раненный в плечо, обезумевший от страха и боли, он бросился в чащу леса, но когда мы подошли, лежал на земле в зеленой ложбине, уткнувшись черной мордой в лужу собственной крови, струившейся из раны и забрызгавшей всю шкуру.

Янки поставил ружье на сошку, выстрелил, свирепое животное подпрыгнуло в воздух и, подогнув передние ноги, рухнуло замертво.

Наши приятели-островитяне теперь воспрянули духом, преисполнились храбрости и рвения. Старый Тонои не побоялся ухватить бедного быка за рога и заглянуть в его остекленевшие глаза.

Мы сразу же пустили в ход матросские ножи и, сняв шкуры с убитых животных, на веревках из коры подвесили выпотрошенные туши высоко к веткам деревьев. Затем спрятались в заросли и стали поджидать диких кабанов, которые, по словам Зика, должны были скоро появиться, привлеченные запахом крови. Через некоторое время мы услышали, как они приближаются с двух или трех сторон, а еще через несколько секунд они уже раздирали на части требуху.

Так как можно было рассчитывать только на один залп по этим животным, то мы намеревались стрелять одновременно; однако случилось так, что ружье доктора опередило другие и один кабан упал. Остальные бросились напролом в чащу, а мы все, за исключением доктора, за ними, решив во что бы то ни стало тоже сделать по выстрелу.

Лондонец ринулся в кусты, и через несколько мгновений мы услышали грохот его ружья, а вслед затем отрывистый крик. Подбежав к товарищу, мы увидели, что он сражается с сущим дьяволом во образе черного как смоль кабана с искалеченным рылом. Коротышка выстрелил по зверю, когда тот полным ходом мчался прямо на него, и теперь подвергся яростному нападению; кабан грыз приклад ружья, которым Коротышка, крепко держась за дуло, попытался ударить его, одновременно нащупывая засунутый за пояс нож. Я оказался ближе остальных и, пустив пулю в голову животного, положил конец сражению.

Приближался вечер, и мы принялись нагружать наших носильщиков. Рогатый скот был настолько мелкий, что крепкий туземец мог нести целую четверть туши, без особого труда пробираясь сквозь чащу и спускаясь со скал. Для нас, белых, это, по правде говоря, было бы делом нелегким. Что касается диких кабанов, то мы не смогли уговорить ни одного островитянина понести убитого Коротышкой, так как его черный цвет вызывал в них непреодолимый суеверный страх. Поэтому нам пришлось его оставить. Второго кабана, пятнистого, привязали гибкими ветвями к жерди, и два молодых туземца потащили его.

Итак, с носильщиками во главе мы начали обратный спуск в долину. На полпути в лесу нас застигла темнота, и понадобились факелы. Мы остановились, смастерили их из сухих пальмовых веток, а затем, отправив вперед двух парней собирать хворост для поддержания огня, продолжали путь.

Это было фантастическое зрелище. Покачивавшиеся над нами факелы бросали отблески, которые мелькали среди деревьев. Там, где позволяла дорога, островитяне почти бежали, хотя и сгибались под тяжестью нош. Их голые спины были вымазаны кровью: то и дело обгоняя друг друга, они испускали дикие крики, пробуждавшие эхо в горах.