Они принесли крылья в Арктику

Приметы дня нынешнего

Недавно я был приглашен в Хатангу — один из самых северных районов Красноярского края на празднование 350-летнего юбилея этого старинного русского поселения. Летел туда из столичного аэропорта Внуково. Соседкой моей по кабине оказалась седая дама с приветливым, очень знакомым лицом.

— Простите, вы не Ольга Эразмовна Чкалова? — спросил я.

— Вы не ошиблись, — ответила она.

И тотчас мы восстановили давнюю историю нашего знакомства, — с той самой поры, когда гремело по стране имя ее покойного мужа Валерия Павловича Чкалова, одного из первых Героев Советского Союза, проложившего воздушный путь из СССР в Соединенные Штаты Америки через Северный полюс.

Как сообщила мне Ольга Эразмовна, она тоже была приглашена на юбилей Хатанги.

Тем временем стюардесса объявила:

— Наш самолет, рейс номер… следует по маршруту Москва — Анадырь. Время в пути — 12 часов.

Прислушиваясь к девичьему голосу, моя соседка произнесла:

— Подумать только, как быстро… Ведь этот самый Анадырь на Тихом океане стоит, пожалуй, он не ближе к Москве, чем иные места в Америке.

И тут же перевела ласковый материнский взгляд на девушку в нарядной голубой форме:

— Прямо скажу, позавидовать можно птичке. Сегодня здесь, завтра там… Если подсчитать, сколько налетала она на авиалайнерах, то, пожалуй, получится не меньше, чем у Валерия Павловича и его сверстников…

Дальше слово за слово перебрали мы с Ольгой Эразмовной в памяти многих общих знакомых, представляющих в истории нашей авиации «поколение отцов», многих родоначальников крылатого племени Арктики.

Тем временем четырехмоторный ИЛ шел над редеющими, высокими облаками, над зеленью северных лесов, над безмятежно спокойными тундровыми озерами. Далеко внизу проплывали редкие морские льды и караваны судов: ведомые ледоколами, буровые вышки в низовьях Оби и на Ямале. На какие-то мгновения из дымного облака вынырнули высоченные заводские трубы — то был Норильск. И снова долго тянулся южный Таймыр — желтовато-бурая осенняя тундра.

— Вот наконец и Хатанга! — оживились мы, вспомнив о цели своего путешествия.

Мощная многоводная река Хатанга с одноименным селением в низовьях. Как недавно установил в результате архивных исследований известный историк Крайнего Севера профессор М. И. Белов, первые упоминания об этих местах встречаются в документах, датированных 1626 годом и связанных с именем знаменитого нашего первопроходца Ерофея Хабарова. Заслуживают внимания и другие исторические даты: позднее, в середине XVIII века, через Хатангу пролегали маршруты Великой Северной экспедиции, созданной по указу Петра Первого. Не один год базировался в этих краях отряд Харитона Лаптева.

Всем этим гордятся советские полярники сегодня, когда Хатанга из глухой заимки выросла в районный центр, в транспортный узел, где сходятся трассы кораблей, морских и воздушных.

Вот выгружаются у причала два теплохода, на кормах которых помечен порт приписки Тикси — морские ворота Якутии. Вот отваливает вверх по Хатанге речной караван, следующий к угольному руднику. Кипит жизнь и в аэропорту: из обширного чрева грузового АН-12 выезжает привезенный самосвал… Высоко проплывает в небе мощный вертолет. К нему на стропах подвешена стальная конструкция верхнего этажа строящегося неподалеку складского здания.

— Строители и авиаторы много делают для будущего Хатанги, — говорил прилетевший из Ленинграда профессор историк М. И. Белов. Но, кроме того, здесь ведутся очень интересные археологические работы. Главный их инициатор — местный старожил гидрограф Владлен Александрович Троицкий. Вот познакомьтесь, пожалуйста. При его содействии сможем мы с вами нанести визит соратникам Харитона Лаптева. Согласны?

Еще бы не согласиться. В. А. Троицкий знаток края, главный инженер Хатангской гидробазы, автор интересного исследования «Развитие географических понятий о Таймыре» — свой человек среди хатангских авиаторов.

Следуя его указаниям, пилот Юрий Михайлович Паншин ведет вертолет на север, туда, где Хатанга, разливаясь все шире и шире, незаметно переходит в Хатангский залив моря Лаптевых. Вот уж поистине суровые места: никаких признаков растительности. Невысокий холмик с несколькими едва приметными колышками. Обнажив головы, стоим мы тут под пронизывающим ветром с моря. И думаем: каково-то было землепроходцам петровских времен добираться в этакую даль под парусами, на веслах, зимовать тут не одну зиму, болеть цингой, оставаясь верными «государевой присяге»? Каких жертв стоил им путь, продолжавшийся долгие годы, путь, который мы теперь преодолеваем по воздуху в считанные часы?

Пока историк Белов и гидрограф Троицкий осматривают место раскопок, у нас с авиатором Паншиным завязывается разговор. И тут выясняется, что живет Юрий Михайлович в Хатанге уже не первый год, на Большую землю ездит лишь отдыхать. Что постоянные маршруты его — и чисто транспортные, и научно-исследовательские — пролегают едва ли не по всей нашей Арктике. Часто приходится и на мысе Челюскин бывать, и на Северной Земле.

— Вот это да! — почтительно восклицаю я. — Ну, туда-то, на Северную, летаете, наверное, летом, в светлое время…

— Не только летом… Частенько случается и зимой, — улыбается Паншин, — недавно под Новый год пришлось, в самую полярную темень.

Не могу отказать себе в удовольствии дать собеседнику небольшую историческую справку:

— Для Чухновского — основоположника нашей полярной авиации Северная Земля всю жизнь оставалась недостижимой целью. Для Алексеева она дважды становилась памятным рубежом в биографии, едва не стала смертным рубежом…

— Так это когда было-то, до моего рождения еще, — улыбается Паншин. — Этак можно и колумбовы каравеллы с современными лайнерами сравнивать…

Мой собеседник, конечно, прав. Сопоставлять день нынешний со днем минувшим если и уместно, то далеко не всегда. Мерилом же успехов авиации могут быть не только преодоленные расстояния, но и целевые назначения полетов.

Вспоминаю, как когда-то Алексеев прокладывал сюда, на Хатангу, первую авиатрассу от Енисея, и отправляюсь в полет над рекой Котуй, о которой еще так мало известно.

Котуй, Котуй… Из кабины не окинешь взглядом все извивы мощного потока, берущего начало на плато Путорана, петлей охватывающего юг Таймыра, чтобы, слившись с Хетой, образовать еще более многоводную Хатангу. Лечу и думаю с завистью о туристах из Московского Гидропроекта, которые недавно прошли весь Котуй на байдарках. Каких только красот не насмотрелись они, каких страстей не испытали! Попадались и ледяные скалы, не тающие под летним солнцем, и гранитные столбы, между которыми бушевал поток, и проточные озера, бурлившие в тихую погоду. Отважные путешественники определили возможный створ плотины гидростанции мощностью до двух миллионов киловатт.

Летая над Котуем, я вспоминал давние уже свои поездки на Вилюй: как начиналось там, в таежной глухомани, сооружение ГЭС, той самой, что нынче стала энергетическим сердцем Западной Якутии. Подумалось: настанет очередь и Котую запрячься в турбины.

Крылатый транспорт помогает проникать и в другую «заполярную глубинку». Вместе с пилотом В. В. Вешкиным лечу на Бикаду к быкам. Забавное созвучие. Первые овцебыки, завезенные из Аляски и Канадского арктического архипелага в Катангский район (к слову сказать, площадью, превышающий Италию), пасутся на берегах реки Бикада неподалеку от Таймырского озера. Туда, курсом на северо-запад наша «Аннушка» на поплавках летит добрых два часа. Бесконечной стеклянной лентой сверкает внизу извилистая Большая Балахня и близкие к ней пятна озер, такие же стеклянные. Земная твердь меж ними столь редка, что невольно вспоминаешь библейски возвышенные строки академика К. М. Бэра — первопроходца и барда Крайнего Севера: «Казалось, настало утро сотворения мира и юная земля, едва успев отделиться от вод, не оделась еще в свои пестрые ткани».

Вот и долгожданная Бикада. Оставляя за хвостом веер брызг, наша «гидра» подруливает к берегу, на котором стоит одинокий балок. Три бородача весело встречают нас. Один из них — Виктор Васильевич Рапота — питомец Харьковского университета, патриот Крайнего Севера, энтузиаст охраны природы — мой давний знакомый еще по Норильску. А здесь, оказывается, он ведает опытным поголовьем овцебыков, принадлежащих Институту сельского хозяйства Крайнего Севера.

«Дипломированные пастухи», так шутя именуют себя попечители новых четвероногих обитателей таймырской тундры, живут как робинзоны. Хватает им на прокорм и диких оленей, и рыбы в местных речках, и уток диких, и гусей на окрестных озерах.

А вот самих рогатых новоселов, переброшенных сюда из другого полушария; таймырская тундра не всегда способна накормить досыта. Потому и прилетают на Бикаду не только «Аннушка» на поплавках, но и вертолет, доставляющие из Норильска то сено, то различные комбинированные корма.

Потому-то тундровые бородачи и встречают так приветливо авиаторов. А те, едва успев поздороваться, начинают расспрашивать о новостях в овцебычьем хозяйстве, явно намекая, что «на бычков не худо бы взглянуть и в натуре». Что ж, за этим дело не станет. Мийовав ворота в дюралевой сетке (ею огорожено пространство в добрую сотню гектаров), шагаем по тундре; туда и обратно часа четыре. Но все-таки овцебыков удается рассмотреть лишь в бинокль — близко они к себе не подпускают. Впрочем, они достаточно внушительно выглядят и издали: мохнатые, с могучими загривками, они кажутся ожившими скульптурами из древней мифологии. Думаешь, не так ли выглядел всемогущий Зевс, похищавший Европу?

Если же вернуться мысленно к далекому прошлому Таймыра, то весьма возможно, такие его обитатели бродили когда-то здесь по холодным равнинам вместе с мамонтами…

Обо всем этом толкуют между собой авиаторы и приветливо встретившие их хозяева Бикады. Хочется верить, что уроженцы американской Арктики станут постоянными аборигенами Таймыра, что, возможно, возникнет тут крупный совхоз.

Однако пора прощаться. После полета на Бикаду экипажу Вешкина запланирован рейс в Сындаску — самый северный сельсовет Хатангского района, — туда нужно везти кинофильмы, новые книги. Предстоят полеты к оленеводам в тундру, в рыбачьи становища — на озера, к геологам, разведывающим нефть и газ…

Да разве все перечислишь… Если подсчитать объем повседневной будничной работы крылатых тружеников в одном только Хатангском районе, то он далеко превзойдет все, что делалось до войны всей полярной авиацией в целом по стране.

В недавних краях «непуганых птиц и нехоженых троп» воздушный транспорт стал» и средством познания, и производительной силой. И в этом приметы времени, знамение нашей советской эпохи.