Опаленная юность

Глава шестнадцатая Охота

Наступила зима. Суровая зима сорок первого года. Земля промерзла больше чем на метр. Отрывать окопы, траншеи, котлованы для землянок и блиндажей было очень трудно.

Маленькие саперные лопатки, пружиня, отскакивали от земли, вырывались из рук, но дело свое делали. Тяжелые ломы, с силой ударяясь о поверхность, дробили ледяную корку, выворачивали смерзшиеся комья.

Стрелковая ополченская дивизия, отдохнувшая во втором эшелоне, была выдвинута на позиции и спешно занимала оборону.

Рота Быкова окапывалась на высоком берегу реки. В эти дни грязно-серые облака затянули небо хмурой пеленой, и авиация противника, так надоевшая уже за время войны, не появлялась.

Быков, широкий и длиннорукий, шел по участку обороны и неторопливо давал указания командирам взводов и отделений. На участке Бельского он остановился.

Красноармейцы поговаривали, что командир роты неравнодушен к первому взводу и под всякими предлогами задерживается у «бельчат», как называли в шутку бойцов первого взвода Если бы Быкова кто-либо открыто упрекнул в этом, он возмутился бы, хотя в душе и понимал, что упрек имеет под собой почву. Быкова тянуло к бойцам первого взвода, но именно к бойцам, — самого Бельского командир роты недолюбливал.

«Фасон давит, — думал Быков, — парень с гонором. Одно слово — „поручик“». Но в бою этот «поручик» зарекомендовал себя совсем неплохо: хладнокровно ходил в атаку, не терял управления, не боялся вражеской артиллерии и во время артналета никогда не бросался на землю.

— Ты что, заговоренный? — удивился Быков. — Почему не укрываешься?

Бельский смущался.

— Я командир, мне не положено!

— Ах ты, герой! А я разве не командир?

— А вы тоже, товарищ старший лейтенант, снарядам не кланяетесь!

— Ну, мне можно!

— Конечно, — соглашался Бельский и, обращая все в шутку, добавлял: — что положено орлу, то не положено ослу.

Оба смеялись, и Быков видел своими острыми крестьянскими глазами, что в командире взвода сидит такой же упрямый чертенок, как и в нем самом.

«Пожалуй, это роднит нас», — подумал как-то Быков, но отношения к лейтенанту не изменил.

На участке Бельского работа шла полным ходом. Отделения поспешно окапывались, стремясь поглубже уйти в землю. Бойцы, поругивая звеневшую от мороза землю, размеренно наклонялись, вонзая лопаты в мерзлый грунт. Жилистый, сухощавый Каневский в расстегнутом ватнике, не замечая Быкова, отрывисто говорил, показывая на сломанные лопаты:

— Производство! Я бы им за такое производство прописал лекарство. Не лопаты, а недоразумение!

— А что, гнутся? — спросил Быков.

— Смирно! — крикнул издали Иванов.

— Вольно! Гнутся, говорю, лопаты?

— Гнутся, спасу нет! Производство хреновое!

— А если чуть поднажать — ломаются начисто, — вмешался в разговор Тютин. Сжимая тяжеленный лом, голый до пояса, он блестел от пота, словно намазанный жиром.

— Ты нажмешь! — поддел Кузя. — Береги косточки!

— Замерзнешь, зачем разделся? Простудишься!

— Ничего, товарищ старший лейтенант! Ко мне ни одна хворь не пристанет.

Тютин взмахнул ломом и, «хакнув», как дровосек, вонзил его в землю, отколов порядочный кусок замерзшего грунта.

Быков пошел дальше и наткнулся на Бельского. Командир взвода отчитывал Андрея Курганова и Захарова за то, что они отрыли окоп неполного профиля. Быков удержал лейтенанта от обычного рапорта и махнул рукой — продолжай, мол, свое дело.

— Вы, товарищи, знаете, что такое окоп полного профиля? Вам это известно?

— Известно, — сдерживая раздражение, отвечал Захаров.

— Прекрасно. А если известно, то почему вы делаете то, что не положено? Погибнуть захотели? А вам, Курганов, и вовсе стыдно! Помните, как летом вас танк утюжил? Помните, что вас спасло? Окоп полного профиля. Помнить надо! Нашли своих, пример показывать надо, как положено. Короче говоря, отрывайте новый окоп, этот слишком широк, осколков нахватаете.

— Новый? — Ленька посмотрел на Бельского с ненавистью.

— Новый, новый, полного профиля, такой, как положено.

Через час приехала кухня. Ее появление встретили восторженно. Чуриков, любивший армейский приварок, стал помогать повару разливать суп по котелкам и угостил его трофейной сигареткой.

— Благодарствую! — Толстый повар Федотыч затянулся дымом и сплюнул — Трофейное не уважаю, трава травой!

— Вы правы, Федот Федотыч! — угодливо согласился Чуриков. — Одно слово — эрзац. — И, хотя ему самому сигареты нравились и он не любил крепкого, забористого самосада и вышибающей слезы махры, он тотчас выкинул пачку в ельник.

— На что ж так-то? — покачал головой повар. — Дал бы кому-нибудь…

— Барахло! А ваше мнение для меня все.

Федотыч покачал головой и сунул в котелок Чурикову разваренный кус мяса.

Боец пробормотал благодарность, а когда Федотыч кончил раздачу, сказал, желая польстить повару:

— Да, работенка у вас! Сложна! Прямо сказать — ответственное дело целую роту накормить, шутка ли!

— Эх, парень! — сокрушенно проговорил Федотыч. — Это разве работа? Что я варю? Щи да каша — пища наша, да пшенный концентрат, что бы им на том свете фрицев кормили! Тоже ассортимент! Тьфу! Ты бы взглянул, как я в мирное время кулинарил. Скажем, принял заказ котлету «де-воляй» приготовить…

— Как, как? — вытаращил глаза Чуриков.

— Наваляй! — невозмутимо откликнулся Кузя.

— Да, берешь, значит, куриную ножку, жаришь в масле и сухарях, косточка, как пистолет, торчит, гарнирчик из свежинки — огурчик, молодая картошечка — объедение! Или свиную отбивную, или мозги «фри».

Кузя, не удержавшись, громко срифмовал последнее блюдо. Все покатились со смеху, Федотыч обиделся, а подошедший Каневский сказал:

— А не мешало бы теперь в «Метрополе» посидеть! Заказал бы сейчас сборную солянку, шашлык, пивца пару бутылочек!

— А для аппетита?

— Особую московскую, сто пятьдесят с прицепом.

— А я бы картошечки с салом поел! — сказал Иванов. — Молока бы выпил.

— Это можно! — оживился Чуриков. — Разрешите в деревню сбегать?

— Я тебе сбегаю!

— Да вы не думайте, я за деньги куплю, вот они! — Чуриков достал две красные тридцатки.

Иванов не успел ответить. Раздался чудовищной силы взрыв. Все потонуло в облаке инея, слетевшего с деревьев.

— Вот это ахнуло!

— Недалеко где-то фриц бросил!

Взрыв повторился. Высоко в небе послышался свист, словно там метался, вспарывая воздух, осколок. Красноармейцы оглядывали небо в поисках невидимого врага.

— Не туда смотрите! — проговорил Быков. — Дальнобойная артиллерия крупного калибра.

— Дожили… — помрачнел Каневский, — по Москве из орудий бьют…

— Ну, не по Москве, — возразил Бобров.

Новый снаряд со свистом пролетел над головой и разорвался далеко позади, в маленьком селе.

— Вроде чемоданов, какие летали в ту войну, только, пожалуй, покрепче.

— Ничего себе, батя, утешил! — рассмеялся Каневский. — Такая штучка сильно зашибить может.

— Товарищ старший лейтенант, — подскочил к Быкову Кузя, — разрешите пойти в разведку, я эту чертову пушку взорву.

— Не разрешаю, — сдержал улыбку Быков, — нельзя! Впереди нас пехота — первая линия. Нельзя у них хлеб отбивать.

К вечеру, когда обстрел прекратился, Андрей пошел в наряд. Ему выпало охранять левый фланг роты, упиравшийся в густой лес. Андрей ходил взад-вперед, чтобы не замерзнуть, и постукивал ногой об ногу. Вдруг кусты зашевелились, Андрей мгновенно вспотел, перехватил винтовку.

— Стой! Кто идет?

— Я, — сдавленно послышалось в кустах.

Андрей щелкнул затвором;

— Стреляю!

— Стреляй! Черт с тобой… — Из кустов, широко улыбаясь, вылез Ника Черных.

— Ника! Да я в тебя чуть-чуть не выстрелил!

— Ничего! Чуть-чуть не считается. Кроме того, ты бы со страху не попал. Подумаешь, снайпер!

— Но-но-но! На кого хвост поднимаешь?

— А ты кто такой?

— Я часовой, лицо, облеченное доверием. Пшел!

— Ладно, ладно, «лицо»! Я пришел скрасить тебе скучную армейскую обязанность. Развлечь тебя пришел. Если ты против, уйду!

— Я пошутил! — ухватил друга за рукав Андрей. — Оставайся!

— То-то. Если бы ты знал, Андрей, как хочется тебя головой в сугроб окунуть! Я сейчас попробую.

— Часовой — лицо неприкосновенное.

Черных походил по леску, сломал коленом обледенелую суковатую палку и вдруг крикнул:

— Андрюша! Смотри, нора!

— Врешь?

— Ей-ей! Иди сюда.

У корневища рябины в снегу чернело отверстие.

— Лиса, не иначе как лиса! — радостно бормотал Ника. — Сейчас мы ее добудем! — Он сунул палку в нору. — Если выскочит, стреляй!

— Ты с ума сошел?

— Ах, черт, забыл! Тогда клади винтовку, будем ловить руками.

Андрей повесил винтовку на сучок и присел у норы. Ника пытался разгрести землю. Палка глубоко уходила в отверстие и натыкалась на что-то мягкое.

— В норе, ей-ей, в норе сидит!

Андрей поднялся:

— Слушай, ведь я часовой, винтовку оставлять нельзя!

— Конечно, нельзя, а должен! Эх, кто эту войну выдумал? Поохотиться на зверя не дадут! Вот что, я сейчас за ребятами сбегаю. Лопатки возьмем. Мы эту рыжую мигом вытряхнем.

— А что мы с ней делать будем?

— Приручим, будет с Федотычем на кухне ездить.

— Сказал тоже!

— А что особенного? Я у Киплинга читал: английские офицеры в Индии мангустов держали и еще каких-то зверей.

— Не спорю. А вот ты попробовал бы от Смоленска до Можайска пройтись с лисой на цепочке.

Ника весело рассмеялся, вспомнив летнее отступление.

— А я за ребятами все же сбегаю.

Ребята не заставили себя ждать. Пришли Захаров, Родин, Кузя, Игорь Копалкин. Шествие замыкал Бобров, тащивший две лопатки.

— Родин и Захаров будут копать, остальные стойте. Как только появится, накрывайте этим, — Бобров протянул Кузе плащ-палатку.

— Ребята! — крикнул сгоравший от любопытства Андрей. — Мне крикните, когда поймаете!

— Проинформируем, будь спокоен! А сейчас — марш на место! — распорядился Бобров. — Пошли, ребята!

Андрей издали наблюдал, как все склонились над норой, а Захаров и Родин заработали лопатами.

«Совсем как у нас в Ильинке», — подумал Андрей, вспомнив, как ребята ловили весной бурую водяную крысу. Тогда распоряжался тоже Бобров. Крысу посадили в новую рубашку Андрея, завязали ворот, рукава, шнурком стянули пояс. Андрей нес крысу на шесте по всему поселку, но зверек перехитрил мальчишку, оставив о себе на память треугольную дыру в рубашке.

«Совсем как тогда! — думал Андрей. — Только мы теперь в военной форме, вот и вся разница!»

Командир ополченской дивизии, седой как лунь генерал-майор, обходил оборону в сопровождении группы командиров. Быков спокойно, не торопясь, по-крестьянски обстоятельно показывал свой участок. На левом фланге у опушки генерал спросил, указывая сухим пальцем в глубь леса:

— Кто это там?

Быков внутренне затрепетал.

— Ваши орлы? — строго свел брови генерал и, не дожидаясь ответа, зашагал к лесу.

Командиры и побелевший всеми оспинами лица Быков поспешили за ним.

— Смирно! — оглушительно крикнул Андрей, пытаясь предупредить ребят.

— Что случилось! — насторожился Копалкин.

— Андрей вопит! Дурачится… Стоять надоело.

— Давай, давай, ребята! — подгонял Бобров. — Кузя! Не зевай!

Андрей вытянулся, завидев подходившее начальство.

— Кому вы подали команду, товарищ боец? — строго спросил генерал.

— Нам, очевидно, — сказал командир полка.

Среди командиров прокатился смешок.

— Вы что, онемели? Отвечайте!

— Своим друзьям, товарищ генерал!

— Ах, тем? А что они там делают? Кашу варят?

— Не-ет… — Андрей замялся.

Быков ласково посмотрел на него и чуть заметно качнул головой.

— Лису ловят, товарищ генерал. Нору откапывают.

Генерал отступил на шаг, развел руками.

— Вот это да! Вот это война! А ну, лейтенант, позовите мне этих лисоловов.

Молоденький адъютант, давясь от смеха, побежал исполнять приказание.

— Я думал, ваши бойцы оборону строят, фашиста ждут, а они лис выкапывают! Хороши!

Все смеялись, только Быков оставался серьезным.

— Оборона у нас готова, — совершенно неожиданно вырвалось у Андрея.

— Да он, оказывается, и разговаривает на посту? — Генерал подошел к Андрею. — Тебе сколько ж лет, солдат?

— Почти восемнадцать, товарищ генерал!

— А точнее?

— Семнадцать лет и пять месяцев.

— Н-да-а… Возраст… В боях был? Немца живого видел?

— Он с нами с самого начала, товарищ генерал, во всех боях участвовал, имеет ранение, стреляет хорошо, — обстоятельно докладывал Быков.

Усы генерала дрогнули. Его сын, такой же юнец, дрался под Севастополем.

— Товарищ генерал! — доложил адъютант. — Охотники прибыли.

Генерал подошел к замершим добровольцам.

— С добычей?

— Так точно, товарищ генерал! — щелкнул каблуками Бобров. — Вот.

Бобров протянул генералу шапку. В ней, свернувшись клубком, лежал маленький еж. Сухие листья, наколовшиеся на острые черно-белые иглы, шуршали от ветра.

Молча посмотрел генерал на разгоряченные лица красноармейцев, на блестевшие любопытством глаза…

«Дети… — подумал генерал. — Дети в шинелях…»

Он отвернулся, откинул полу полушубка, полез за платком и папиросами.

— Ежик! — удивленным, тонким голоском сказал командир полка. — Обыкновенный подмосковный ежик. Такой у нас на даче жил, всех гостей, кошкин сын, за ноги кусал.

Командиры рассмеялись.

— А однажды к жене пришла одна дама, а мой Сашка ежа на диван затащил, ну, та и села…

«Чего они ржут?» — подумал подбежавший к генералу офицер связи и, переведя дух, доложил:

— Товарищ комдив! Танки противника в большом количестве прорвались у Додоновки. В прорыв входит мотопехота.

И разом мир поблек, слиняли краски.

— Пошли! — резко приказал генерал. — Машину! — и тем же голосом продолжил — А ежа — в нору!

— Есть! — вытянулся Бобров.

Генерал торопливо пошел к машине, а Быков сказал:

— По местам, товарищи! Кончай ежов ловить. Война началась!