Им предстоял долгий перелет из Орландо, штат Флорида, в Москву.
– Десять часов, – сообщил им служащий в отделе бронирования. – Вам придется лететь до Берлина, затем пересесть на рейс Аэрофлота, следующий через Бухарест.
Римо сокрушенно вздохнул:
– Значит, будет полно стюардесс.
– Уверен, они сделают все, чтобы вы не скучали, – сказал служащий и многозначительно подмигнул ему.
– Надо подумать.
– Ближайший рейс через пятьдесят минут.
– Я подойду попозже.
Римо нашел мастера Синанджу зорко присматривающим за багажом на ленточном транспортере, хотя было очевидно, что ни у кого и в мыслях не было покуситься на чужие чемоданы. Пассажиры обступили транспортер, как крестьяне Трансильвании – умирающего монстра Франкенштейна.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Римо.
– Я охраняю частную собственность от воров, – сказал Чиун, разрубая воздух ладонью, словно рассерженный тигр. По толпе пробежал трепет.
– По-моему, это обычные пассажиры.
– Пусть сначала докажут. Я видел по ТВ, как злоумышленники воруют багаж, притворяясь туристами.
– Но у пас нет с собой багажа, – напомнил ему Римо.
– Если мы сейчас нагоним на воров страху, то в следующий раз, когда у нас будет багаж, я буду знать, что мои чемоданы останутся целы.
Римо вздохнул:
– Это замечательная теория, но нам надо бы попасть в Москву еще в этом году.
– Я не могу лететь в Москву без багажа.
– Мы не можем лететь в Москву, пока я не придумаю, как сделать так, чтобы стюардессы пяти или шести национальностей не надругались по пути над моим телом.
Чиун сделал шаг вперед, преградив путь женщине в джинсах, которая выползла из толпы. Она зашипела, как змея, и уползла обратно.
– Ты должен контролировать себя, Римо, – сказал Чиун.
– Это не я должен контролировать себя.
– Если бы ты умел скрывать свой природный шарм, у тебя не возникало бы подобных проблем.
– Может, научишь? – раздраженно произнес Римо и обратился к толпе: – Эй! Кто-нибудь здесь знает, как можно сесть на самолет, не привлекая к себе внимания?
– Вы что – террорист? – спросил его какой-то толстяк с радостным блеском в глазах.
– Нет. Просто у меня аллергия на любвеобильных стюардесс.
Толстяк жестом предложил Римо следовать за ним. Чиун покорно поплелся сзади.
Толпа вдруг кинулась к транспортеру. Люди похватали чемоданы и бросились врассыпную, кто – ловить такси, кто – на самолет.
Уже сидя в такси, Римо спросил:
– Вы, должно быть, работаете в туристическом агентстве?
– В некотором роде, – радостно ответил толстяк.
– В каком роде? – спросил Чиун.
– Я отправляю людей на все четыре стороны – и без всяких проблем. Только вам придется некоторое время обходиться без удобств.
– Я потерплю, – сказал Римо.
– Если ты потерпишь, я полечу первым классом, – заявил Чиун.
– Вы можете сопровождать его, я устрою, – сказал толстяк, явно довольный собой.
– Полдела, можно считать, сделано, – заметил Римо.
Каково же было его изумление, когда такси остановилось у похоронной конторы. Золоченая вывеска у входа гласила: «Похоронное бюро Попджой».
– Вы здесь работаете? – спросил он.
– Мне принадлежит это заведение, – не без гордости ответил толстяк. – Боб Попджой – это я.
– Очень мило, – произнес Римо тоном, который передавал совсем иные эмоции.
Боб Попджой пригласил их в демонстрационный зал:
– Выберите себе гроб.
Затем он набрал какой-то номер и произнес в трубку:
– Кристин, это мистер Попджой. Мне нужна такса для Джима Уилсона.
– Кто такой Джим Уилсон? – осведомился Римо, все еще ничего не понимая.
Прикрыв микрофон ладонью, Попджой прошептал:
– Джим Уилсон – это вы.
Через десять минут, когда Римо уже лежал в щегольском, вишневого дерева, гробу, подбитом алым плюшем, держа в руках бутылку минеральной воды – от щедрот похоронного бюро, – гробовых дел мастер пояснил:
– «Джим Уилсон» на профессиональном жаргоне означает покойника, которого перевозят самолетом. Разумеется, у нас действует система скидок. В грузовом отсеке довольно холодно, но вы же летите с пересадками, так что все будет нормально.
Он улыбнулся ангельской улыбкой.
– Мне уже доводилось быть покойником, – сказал Римо.
Чиун рукавом кимоно промокнул слезу и сдавленно, словно сдерживая рыдания, проронил:
– Сын мой.
– Я еще не помер, – напомнил ему Римо.
– Надо же мне войти в роль. Ведь мне придется изображать безутешного отца, – ответил мастер Синанджу.
Перелет был не самым приятным, поэтому Римо несказанно обрадовался, когда рабочие извлекли гроб из грузового отсека и, громко переговариваясь – Римо решил, что они изъясняются по-русски, – погрузили его на грузовой электрокар.
Римо не терпелось увидеть пункт своего назначения – Москву.
Грузчики оказались весьма заботливыми. Они сами открыли крышку гроба, чтобы выпустить Римо. Один сжимал в руках пассатижи.
Римо был уверен, что они в Москве. На самом деле это был Бухарест.
Вдруг он заметил в ладони одного из грузчиков протез с золотыми зубами и понял, что перед ним мародеры, которые грабят покойников. Один из них остолбенел от ужаса, когда Римо сел в гробу. Римо свернул ему набок челюсть – остальные поспешили раствориться в ночи.
Римо лег и закрыл крышку.
Подошли какие-то люди и отправили гроб на борт следующего самолета.
Московские мародеры оказались более крутого замеса. Они не долго удивлялись. Один из них выхватил «люгер», по всей видимости, решив, что раз их жертва не вполне мертва, он поможет ей умереть прямо здесь, в чреве Шереметьево-2.
Тогда Римо сложил большой и указательный пальцы и щелкнул тому по носу. Пинг.
Русский взвыл и рухнул навзничь. Прибывший на место следователь определил, что смерть наступила в результате сильного носового кровотечения. Это само по себе стало бы сенсацией, если бы не одно обстоятельство: несчастный лежал на груде, состоявшей еще из трех тел, у которых определили неопущение яичек. Обычно этот диагноз означает, что яички после рождения не выходят из брюшного мешочка в мошонку. В данном случае, однако, все выглядело так, будто яички, как ядра, были вбиты назад, глубоко в брюшную полость их владельцев. Но поскольку это представлялось физиологически невероятным и в медицинской практике подобных случаев не встречалось, русский следователь предпочел квалифицировать это аномальное явление в обычных терминах.
Римо нашел мастера Синанджу в зале прилета. На сей раз тот не вился в багажном отделении, а выравнивал пятерню незадачливому карманнику.
Бедолага, стоя на коленях, оглашал зал дикими криками, пока Чиун, держа его за левую руку, методично вытягивал пальцы, насколько позволяли хрящи. Одни пальцы ему удавалось удлинить на целый дюйм, другие – те, что покороче, – всего на четверть дюйма. Наконец он эффектным жестом покончил с большим пальцем и оставил несчастного воришку корчиться от боли на полу.
– Россия изменилась, – пробормотал он, когда они вышли на улицу. К ним подкатил видавший виды «жигуленок» – судя по шашечкам, такси.
– Да, – согласился Римо, – сейчас в России высокий уровень преступности.
– Русским нужен хороший царь. Без царя они ведут себя как дети. Не могут ужиться ни с другими, ни с самими собой.
По дороге к центру они – средь бела дня – дважды стали очевидцами поножовщины, а один раз у них на глазах «мерседес SL» методично раскатывал по асфальту какого-то мужика. Четверо держали его, а пятый – за рулем – как раз подавал назад. Машина в очередной раз въехала ему на грудь, он глухо крякнул и судорожно дернулся.
Римо попросил водителя остановиться и выскочил из машины. Тому, что лежал под «мерседесом», помочь уже было нельзя, зато он помог душам четверых головорезов отлететь от мешков с костями, в которые превратил их здоровенные туши. Это было лучше, чем ничего.
– Что происходит в этой стране? – спросил Римо, глядя в окно на серые дома и грязные сугробы – следы недавнего снегопада.
– Демократия, – ответил водитель. – Здорово, да?
То и дело по пути встречались щиты американской рекламы, но с надписями на русском. Римо уже начинал понимать, что означают те или иные буквы, подставляя вместо них знакомые слова.
В некоторых местах снег лежал на уровне второго этажа. В отличие от предыдущих визитов в этот ужасный город на берегах Москвы-реки, нигде не было видно ни милиции, ни солдат.
– Есть в этом городе закон? – пробормотал Римо.
– Есть, – сказал водитель. – Закон джунглей. Классно. Сейчас я зашибаю в шесть раз больше, чем до развала Советов.
– Счастливчик. Отвези-ка нас на улицу Горького.
– Скоро будем. Только теперь она называется Тверская. А какое место вам нужно?
– Точно не знаю.
– В таком случае придется заплатить двойную цену.
– Грабитель! – вскричал возмущенный Чиун.
– Почему двойную цену?
– Если клиент не знает адреса, я взимаю дополнительную плату, – простодушно ответил таксист.
– Ну, это, видимо, копейки, – сказал Римо.
Таксист фыркнул:
– Копейки давно обесценились. В России правит рубль.
Они повернули на заснеженный бульвар с оживленным движением. Справа горели знакомые желтые арки «Макдоналдса» – единственное, что оживляло унылый серый пейзаж. К ресторану через весь квартал тянулась очередь.
– Цыгане скупают биг-маки и продают в парке втридорога, – пояснил словоохотливый таксист. – Ну что, нравится вам новая Россия?
– Да не очень, – ответил Чиун.
Водитель внезапно помрачнел:
– Куда везти?
– Да где-то здесь, – ответил Римо.
– Понятно. Тройная цена.
– Это еще за что?
– Вводите в заблуждение водителя. Это пагубно отражается на эффективности. Время – рубли. Вы дорого мне обходитесь.
– Отлично. Видишь то серое каменное здание? Высади нас около него.
Не обращая внимания на отчаянные сигналы встречных машин, таксист лихо развернулся и под истошные крики бросившихся врассыпную пешеходов въехал на тротуар.
Обернувшись, он начал производить калькуляцию, для наглядности загибая пальцы.
– Итак, базовая такса пятьдесят рублей. Вдвойне за неточное указание адреса и срыв графика, плюс десять процентов за дружескую беседу. Разумеется, чаевые не в счет.
– Ты берешь деньги за дружескую беседу? – вскричал Римо, пораженный.
Водитель просиял:
– Это же американцы придумали, ведь так?
– Нет, не так. В Америке водители не берут плату за разговоры.
– Значит, ошибочка вышла. Выходит, это наши придумали.
– Я тебе покажу, как делают в Америке, – сказал Римо. – Вот твои деньги, а это, – с этими словами он протянул руку через переднее сиденье и, с корнем вырвав рулевое колесо, протянул его зарвавшемуся таксисту, – а это, чтобы ты помнил старое правило, которое гласит: всегда будь вежлив с туристами.
Они вышли из машины, сопровождаемые причитаниями таксиста, громко сетовавшего на дороговизну запасных частей в капиталистической России.
Некоторое время Римо и Чиун молча месили грязь на тротуарах Тверской. Наконец Римо спросил:
– Не заметил чего-нибудь подозрительного?
– Заметил.
– Где?
– Вон там. – Чиун указал на цокольный этаж здания, на котором над стеклянными дверьми висела вывеска «Iz Tsvetochka».
– Что это значит по-английски?
– Из маленьких цветочков.
– Что же в этом особенного?
– По-итальянски это будет Del Floria.
Римо нахмурился:
– Что-то знакомое. Но я не вижу связи.
– Увидишь. – Чиун направился ко входу. Он был расположен ниже уровня тротуара, и к нему вели ступеньки. Звякнул звонок над дверью, и Чиун, а следом за ним Римо, вошли внутрь.
Оглядевшись, Римо увидел, что это ателье по пошиву одежды. Над допотопным – какие выпускались в пятидесятых – прессом для глажения брюк нависала согбенная фигура старика портного с всклокоченной шевелюрой. Заметив вошедших, он поднял голову и произнес:
– Do'bree den.
Чиун обратился к нему на беглом русском, вслед за чем старик портной выхватил пистолет и попытался прикончить незваных гостей.
Чиун уклонился от первой пули, предоставив Римо разбираться со второй. Римо проворно отскочил в сторону, затем перелетел через стойку, отделявшую его от портного и небрежным ударом разоружил того. Портной в ужасе схватился за запястье правой руки. У него на глазах ладонь пошла багровыми пятнами, словно обгорела на солнце. На самом деле краснота происходила от кровотечения в результате разрыва всех кровеносных сосудов.
– Sukin syn! Sukin syn! – вопил он.
– Он назвал тебя отпрыском самки собаки, – с готовностью перевел Чиун.
– Я понял, – сказал Римо и вцепился портному в глотку. Тот потерял сознание. – Почему он хотел убить тебя?
– Потому что я приказал проводить меня к его главарю.
– Главарю марсиан?
– Главарю организации, конспирацию которой он обеспечивал.
– Конспирацию? Мне кажется, это самое обычное ателье.
– Посмотри вокруг Римо. Тебе это ничто не напоминает?
Римо огляделся. В тесном помещении царил беспорядок, пахло паром и крахмалом. В глубине находилась примерочная кабинка, задернутая красными шторами. Эти шторы были единственным ярким пятном в остальном убогого интерьера.
– Да, теперь я вижу, – промолвил Римо.
– Если не ошибаюсь, на этом паровом прессе должна быть кнопка, – сказал Чиун. – Нажми ее.
Римо внимательно осмотрел гладильный пресс:
– Я ничего не вижу.
– Клапан для выпуска пара, – подсказал Чиун. Римо вытянул руку и нажал деревянную кнопку, расположенную на верхней панели. Машина, выпустив облако пара, стиснула пару брюк. Римо поднял голову и увидел, что мастер Синанджу вошел в примерочную кабинку. Он толкнул заднюю стенку, которая легко открылась, повернувшись на центральном шарнире.
– Подожди меня здесь, – сказал Чиун.
Не успел Римо войти в кабинку, стальная панель закрылась перед его носом. Он попробовал открыть ее, но тщетно. Тогда он легонько хлопнул по ней ладонью. Послышался щелчок, и стенка распахнулась.
Римо очутился в помещении, напоминавшем приемную. Перед ним возникла блондинка в темно-бордовой юбке и красной водолазке. В руках у нее был автомат Калашникова наперевес. В следующую секунду она принялась поливать комнату свинцом. Вспыхнули красные лампочки на стенах, взвыла сирена сигнализации.
– Она твоя, – сказал Чиун, уворачиваясь от пуль, грозивших угодить прямо в его лысую голову.
– Почему моя? – изумился Римо.
– Потому что она русская, а тебе, кажется, не хватало любовных похождений.