Глава 33. Соломенная вдова

Ольга не верила в разделение людей на сов и жаворонков хотя бы потому, что сама легко переходила из одной категории в другую. Много лет она безо всякого будильника просыпалась ровно в семь утра, чтобы собирать мальчишек сначала в детский сад, потом в школу, чтобы и самой тоже успеть. Зато во время отпуска летом она с удовольствием засиживалась до трех-четырех ночи и вставала часов в десять. Однако жить так, как в последнее время — засыпая каждую ночь в четвертом часу, а поднимаясь в семь, — было непросто.

Утром она заглянула к Геннадию и ужаснулась увиденному: муж спал на боку в неудобной позе, прислонив соединенные руки к груди. Так, возможно, спят в вытрезвителе разбуянившиеся задержанные. Пришлось поднимать Петра, хотя обычно она будила его минут на сорок позже.

— Сними, пожалуйста, с отца наручники.

Сын сначала не сообразил, о чем она говорит, но потом вышел из своей комнаты уже одетый и отправился к отцу.

— Спит, — сообщил он, появившись на кухне, таким тоном, каким говорят о напроказничавших детях. — Разбудить, чтобы извинился?

Наручники Петр держал в руке.

— Не нужно, пусть уж хотя бы выспится.

Ей сейчас только извинений не хватало. Нужно было успеть хотя бы в общих чертах продумать сегодняшние занятия, найти несколько ярких моментов, которые привлекут внимание учеников. Тогда весь материал покажется им интересным, даже увлекательным.

Ольга перемешивала в кастрюльке слабо пузырящуюся геркулесовую кашу на молоке и думала об уроках.

Когда спустя час она, пробегая в прихожую, заглянула в комнату к Геннадию, тот продолжал спать. Потом — как всегда, давка в автобусе, где ехали люди со знакомыми лицами, — поездишь несколько лет в одном и том же автобусе, невольно запомнишь многих пассажиров. Потом — чуть ли не бегом от остановки к школе. И только в учительской она слегка расслабилась — до начала первого урока оставалось семь минут.

Она вспомнила о муже, когда у нее между третьим и четвертым уроком началось окно. Педагоги разошлись по классам, в учительской стало свободно. Она любила этот час: сидя за большим круглым столом, Ольга спокойно заполняла классные журналы, потом спускалась в буфет, покупала винегрет, пирожок с капустой и компот. А сейчас, разложив перед собой журналы, она подумала о муже. Как он там, проснулся после вчерашней идиотской сцены, если запомнил то, чем она кончилась? После такого позора, когда собственные сыновья утихомиривают наручниками, мало ли что можно с собой сделать… Она набрала домашний номер, долго слушала гудки, но к телефону никто не подошел Неужели по-прежнему спи г не раздевшись на диване? С этой минуты смутное чувство беспокойства не оставляло ее даже, когда она вела два последних урока.

Ольга решила после школы хотя бы на минуту заскочить домой, убедиться, что все в порядке, и лишь потом ехать в институт. И чем ближе она подходила к дому, тем тревожнее становилось у нее на душе.

Открыв дверь, она увидела, что в прихожей горит свет. Обычно рачительный Геннадий, уходя, всегда гасил его. Однако навстречу ей никто не вышел. Дверь в его комнату была полуоткрыта. Не раздеваясь, Ольга подошла поближе. Комната была пуста.

— Геннадий! — позвала она.

Но отклика не было. Ольга обошла квартиру, заглянула на кухню. Чайник был холодным, в доме никого не было.

Ну и ладно. Главное, она убедилась, что с ним ничего не произошло. Раз уж она оказалась дома, можно перекусить. Что она и сделала, не снимая пальто. Если бы мальчишки увидели свою мать, они бы сильно удивились: Ольга приучила их с раннего детства к застольному ритуалу, чтобы даже и мысли не было о поедании наспех, стоя.

Она позвонила домой из института, когда уже начала опыт, и все приборы работали в автоматическом режиме.

К телефону подошел Павлуша. На вопрос об отце он ответил, что тот не приходил и не звонил.

«Ну и ладно! — решила Ольга. — Лишь бы очередной скандал не закатил вечером».

Однако вечером он не пришел. И даже под утро. Не появился Геннадий дома ни на следующий день, ни через двое суток. Она не знала, что подумать и что предпринять. Может быть, его снова стали преследовать и ему пришлось срочно укрыться, как уже было однажды? Но тогда он хотя бы позвонил, предупредил, что даже города, где спрятался, назвать не может. А вдруг он где-нибудь поблизости в чужой квартире, прицепленный такими же наручниками к батарее, как показывают в сериалах, и его пытают? Как быть? Заявлять о пропаже мужа в милицию или подождать еще несколько дней, чтобы не навредить ему?

Несколько раз она брала трубку и начинала набирать номер отделения милиции, но в последний момент клала ее на место. Однако какое-то решение нужно было принять.

* * *

Никита ввалился в кабинет Самарина в самом конце рабочего дня. На его лице застыло скорбное выражение.

— Ну? — не отрываясь от бумаг, спросил Дмитрий.

Панков молчал, и Самарин поднял голову:

— Что ты корчишь из себя оскорбленную добродетель? Давай отчитывайся.

— В общем, объехал я их, питомники эти. Если кратко — все это херня собачья.

— Что собачья, я догадывался, — кивнул Самарин. — А если конкретнее?

— Куда уж конкретнее? — буркнул Никита и вдруг добавил: — Вуф-вуф.

— А это еще что?

— Это «гав-гав» по-английски.

— Слушай, ты делаешь успехи! Больше ничего не узнал? Никита вздохнул, сел за стол и вынул из кармана измятую карту города и области, испещренную фломастерами.

— Все эти питомники недалеко от города, если не считать Карельского перешейка. Вот тут я был, видите. И не то чтобы я не хотел съездить в Лодейное поле, просто там нет ни хрена. Все они недалеко от города.

— Ну правильно, покупают собак горожане. В деревне кому придет в голову за жучку еще и деньги выкладывать? Это понятно.

— Ну так вот, — продолжал Никита, — объехал я их. Сначала по собачьим клубам походил, выяснил адреса собачников профессиональных. Они почти все на чем-нибудь специализируются, кто кокер-спаниелей выводит, кто шарпеев. Во собаки, вы бы их видали, Дмитрий Евгеньевич! Уроды первостатейные! Смотришь на них, думаешь, чуден белый свет, кому ж такое страшилище нужно? Складки одни, рожи за ними почти не видать. А потом присмотришься, что-то в них есть.

— Про шарпеев я понял, дальше, — сказал Самарин, продолжая писать.

— Есть и другие породы. Потом есть тренеры, дрессирующие служебных собак. Этих я тоже обошел, не всех, конечно, а по рекомендации. Я сразу говорил, что мне нужен особый пес, вроде телохранителя. Чтобы защитил если надо, но и напасть бы мог. Это я чтобы не ходить туда, где левреток обучают лапку подавать.

— А что, такие тоже есть?

— Ну спросили! Да все что угодно есть! Нужен пес-поводырь — получите! Нужно за младенцем присматривать, он будет как нянька с ним сидеть. Лапу подавать, служить? Элементарно!

— Ватсон. Ну и?

— Чтобы зря-то не ходить, я сразу стал наводить справки, где, мол, такую «конкретную» собачку раздобыть. Или выдрессировать. Я даже у сеструхи цепочку золотую выпросил, чтобы выглядеть натуральнее. Между прочим, очень ничего. Светка даже заставила меня с ней на дискотеку пойти, хотела покрасоваться, что у нее хахель из крутых.

— Молодежь пошла, — пробурчал Самарин. — Раньше выдавали себя за космонавтов, за подводников…

— Ага, за сотрудников КГБ. Так один хрен. Главное — крутые ребята и денежные, а этим шмакодявкам чего еще нужно? Теперь у космонавтов какая крутизна? Да их и самих нет уже. Я вот по ящику смотрел…

— Что-то тебя сегодня несет. Давай к собачникам поближе.

— Ну вот, я ж говорю, я всем им намекал очень прозрачно, что мне собачка-киллер надобна. Посылают туда-то, там, увы, только сторожевые или, скажем, телохранители. А это совсем другое дело. Эта зверюга будет своего хозяина или барахло его до последней капли крови защищать, и только-то. Ее, конечно, можно натравить, они возбудимые, бросятся на кого нужно, но сработает ли такая собака профессионально — не факт. Вот так, Дмитрий Евгеньевич. Нулевая информация, как говорится, тоже информация.

— Не скажи, — Самарин поднял голову. — По-моему, ты узнал нечто существенное. Есть такой питомник. Все о нем что-то слышали, но никто не знает, где он находится, и кто им руководит. Значит, они серьезно законспирированы, просто так их не найти. Возникает вопрос, как же их находят потенциальные клиенты? Ведь должны быть к ним какие-то подходы, обязательно. Но не с улицы. Значит, нужно внедряться. Не миновать тебе, Никита, обзавестись ротвейлером. Или даже бультерьером.

— Тогда уж лучше сразу стаффорд, — проворчал Никита. — Чего мелочиться? Хороший бойцовый пес.

— Бойцовый, ну-ну… Кстати, вот овсяное печенье, грызи, от нервов помогает.

Загрузка...