Опыт переложения на русский язык священных книг Ветхого Завета проф. П. А. Юнгерова (с греческого текста LXX)

Введение

Опуская обычные библиологические, принятые в наших переводах, вопросы, как уже рассмотренные в книге Екклесиаст, мы считаем нужным сказать несколько слов о понимании книги Песнь песней. Всем известно и в русской литературе, в сочинении профессора А. А. Олесницкого, [4019] достаточно обозрено и оттенено крайнее разнообразие в толкованиях этой книги, зависевшее от определения толковниками ее основной мысли, идеи и цели. Не перечисляя их и не знакомя с ними читателей нашего перевода, мы сочли нужным изложить лишь святоотеческое, преимущественно по Григорию Нисскому и Феодориту, понимание основной идеи и цели книги. Это понимание служило руководством и нам при переводе книги. Опуская применение его в деталях, как не соответствующее переводному лишь (а не экзегетическому) характеру нашего труда, мы по местам лишь оттеняли соответствие его самому священному тексту. Последний, по нашему мнению, дает, довольно ясными намеками и указаниями, знать, что свящ. писатель излагает высокие духовные мысли в своих образах и символах и за его символами нужно видеть возвышенные поучительные мысли. Особенно смущавшее толковников буквального направления отсутствие «окончания» книги, по нашему мнению, напротив «освещает» весь смысл книги и ее образов и побуждает толковника к духовному и иносказательному пониманию книги. Изложим его основные мысли.

Толкование, принятое синагогою и помещенное в таргумах, уже разумело здесь под образами любящих чувственно лиц: Суламиты и возлюбленного — описание духовной любви Израиля к Богу и Бога к Израилю, проявлявшейся во всей истории Израиля (Таргум на Песнь песней). К этому синагогальному пониманию примыкает и далее его развивает древнее Православно-церковное святоотеческое толкование, по коему в этой книге под образами чувственной любви изображается духовный союз Господа с Его Церковью в Ветхом и Новом Завете. [4020] «Вся книга Песнь Песней наполнена разговорами ветхозаветной Церкви со Словом, всего рода человеческого со Словом, Церкви (христианской) из язычников со Словом, и опять Слова с нею и с родом человеческим. И еще: разговор язычников с Иерусалимом и Иерусалима о Церкви из язычников и о самом себе, а также служащих Ангелов к званным человеком проповедь» (Синопсис Афанасия). Подобным образом книгу понимали и подробно изъясняли свв. Григорий Нисский, блаж. Феодорит, Киприан, Василий Великий и Григорий Богослов. Пятый Вселенский Собор, осудивший Феодора Мопсуетского, держался такого же понимания. По справедливому замечанию блаж. Феодорита, только при таком иносказательном понимании возможно помещение этой книги в еврейском каноне, а равно принятие ее Христианскою Церковью в число канонических писаний.

Основанием для такой аллегоризации служит о́бразный язык ветхозаветных писателей (в обилии примененный к изъяснению книги у св. Григория Нисского), а также и частые уподобления в Ветхом Завете союза Господа с иудейскою церковью брачному союзу мужа и жены, жениха и невесты. Такое же уподобление лежало, по мысли ветхозаветных писателей, в основе всего ветхозаветного Закона и служило общим символическим формулированием отношений людей к Богу и Бога к людям. Только при этом понимании возможно обычное в законе Моисея наименование служения евреев языческим богам «прелюбодеянием и блужением» (Исх. 34:15–16; Лев. 17:7; 20, 5–6; 26, 15 и др.). На основании такого воззрения законодателя и согласно ему, священные пророки уподобляли историческое отношение Господа к еврейскому народу отношению мужа к жене: не яко жену оставлену или из юности возненавидену призва тя Господь, обращается Исаия к Израилю (54, 6–7); а также жениха к невесте: яко же радуется жених о невесте, тако возрадуется Господь о тебе, говорит тот же пророк (62, 5). Пророки Осия (1–3 гл.), Иеремия (2, 2; 3, 1 и др.), а особенно Иезекииль (16 и 23 гл.) излагают всю историю еврейского народа, начиная со «дней любви юности» — исхода из Египта, как историю прелюбодейной жены, постоянно менявшей Истинного Господа на языческих богов и гонявшейся за последними, как за «любовниками» своими (ср. Иез. 16:24–29; 23, 7–20). В основе всех этих, иногда резких, уподоблений, очевидно, лежала общая ветхозаветным воззрениям мысль о подобии брачного союза ветхозаветному союзу Бога с Израилем. Та же мысль разделяется и Священными Новозаветными писателями. Иоанн Предтеча уподоблял Иисуса Христа жениху, а себя назвал другом жениха (Иоан. 3:29). То же уподобление освятил в Своих речах и притчах Иисус Христос, назвав Апостолов «сынами брачными», а Себя — Женихом, пребывавшим с ними (Матф. 9:15), а также уподобив призвание народов в Христианскую Церковь званию на брачную царскую вечерю (Матф. 22:1–14), а явление Свое на всеобщий страшный суд явлению жениха к ожидавшим его девам мудрым и юродивым (Матф. 25:1–13). Согласно таковым евангельским уподоблениям и всему ветхозаветному воззрению, Апостол Павел уже прямо уподобляет отношение Иисуса Христа к Церкви брачному союзу: муж глава жены есть, якоже и Христос глава Церкве… мужие любите своя жены; якоже и Христос возлюби Церковь и Себе предаде за ню, да будет свята и непорочна (Ефес. 5:22–29). Обращенных в христианство Коринфян, составивших Коринфскую Церковь, тот же Апостол называет обрученною Христу девою: обручих вас единому Мужу, деву чисту представити Христови (2 Кор. 11:2). В соответствие, наконец, пророкам, видевшим во всей ветхозаветной истории брачный союз Бога с Израилем, Апостол Иоанн в своем Апокалипсисе изображает не только всю прошедшую историю, но и всю будущую жизнь Христианской Церкви, до самых конечных ее моментов перехода из воинствующей в торжествующую, как жизнь жены, уготованной на брак агнчий, облеченной подобно Суламите Песни песней (1, 9–10; 7, 2, 6) в виссон чист и светел (Апок. 19:7–9). — Так, Пятикнижие и Апокалипсис объединяются в этой терминологии и уподоблении, а Песнь песней составляет, согласно и хронологии своего происхождения и месту в ветхозаветном каноне, средину между этими свящ. книгами и дает подробное обоснование этой терминологии. По святоотеческому толкованию, особенно близкая аналогия из всех свящ. книг к Песни песней находится в 44 псалме и его пророчествах. «Я думаю, — говорит блаж. Феодорит, — что Соломон получил мудрость от отца, как от пророка, и научен написать это (т. е. Песнь песней), ибо слышал: „предста царица одесную Тебе… слыши дщи и виждь“ (Псал. 44:10–11)». [4021]

Понимаемая, по приведенным библейским параллелям, аллегорически, книга Песнь песней, раскрывает, по православно-отеческому толкованию, положение Закона: возлюбиши Господа Бога твоего всею душею твоею, всем сердцем твоим и всею крепостию твоею (Втор. 6:5), и таковую же безконечную любовь Господа к людям — членам Его ветхозаветной (Ос. 2:19; Ис. 62:5 и дал.) и новозаветной Церкви (Иоан. 3:16). Такою любовью и верою в нее были проникнуты ветхозаветные богоизбранные мужи, особенно псалмопевцы (Псал. 72:23–25) и пророки, предпочитавшие всем благам мира жизнь близ Господа и созерцание Его лица (Псал. 15:11; 16, 15; 72, 25–26) и желавшие увести свой народ в пустыню и Кармильские леса, где бы он жил лишь одною всеохватывающею любовью к Богу (Мих. 7:14; Ос. 2:14). [4022] Проникнутые и согретые такою любовью, ветхозаветные праведники иногда, подобно Суламите и ее Возлюбленному (Песн. 2:17; 4, 16; 6, 10; 7, 11–12; 8, 14), удалялись в пустыни и леса и проводили там подвижническую боголюбивую жизнь, напр. Илия, Елисей (3 Цар. гл. 17 — 4 Цар. гл. 6) и многие другие (Евр. 11:38). Богопросвещенным, разрешенным от земных привязанностей и страстей, сердцем они предчувствовали и своим духом, вслед за Авраамом (Иоан. 8:56), созерцали безконечное проявление Господней любви к людям до крестной смерти Единородного Сына Божия. Тем более христианские подвижники любили читать и изучать Песнь песней в таковом изъяснении и признавали «Книгою книг» и «Святым святых» из всех ветхозаветных писаний (Ориген). Поэтому в подвижнических творениях цитаты из этой книги встречаются очень часто. Один из подвижников и глубочайших православных богословов, св. Григорий Нисский составил и лучшее объяснение этой книги в православно-аллегорическом смысле. Воспользуемся им, чтобы понять и определить значение этой книги в каноне свящ. писаний. Приступая к чтению этой книги, он советует «оставить все чувственные помыслы, переменить страсть в безстрастие, угасив всякое телесное расположение, воскипая в сердце лишь пламенною любовью к Богу» (Беседа 1). Очевидно, с таким же настроением читали эту книгу и другие подвижники и находили в ней чистое учение, соответствовавшее их собственной чистоте. Суламита, постоянно удаляющаяся со своим Возлюбленным из шумного Иерусалима в поля и виноградники (7, 11–12), предпочитающая Его любовь всем благам мира (8, 7) — была отобразом подвижников Ветхого и Нового Завета, живших вдали от мира любовью к Богу. Слова ее: я сплю, а сердце мое бдит (5, 2), часто повторяются в подвижнических творениях и советах о постоянном богомысленном настроении подвижников. [4023] Слова ее: возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему (1, 16; 6, 3) — также составляют живое отображение высокого подвижнического настроения, проникнутого безпредельною любовью к Богу. Крепка как смерть любовь Суламиты, она пламень сильный, большия воды не могут потушить ее и реки не зальют ее, все богатство дома не сто́ит ее (8, 6–7), — такова же любовь к Богу и высоконастроенных христиан. Златоуст так изображает это состояние «любящих» Господа. «Обратив раз очи на небо и увидев с изумлением тамошнюю красоту, уязвленный такою любовью не хочет опять обратить взор свой на землю: увидев небесные блага, смотрит с небрежением на здешнюю бедность и, живя по необходимости телом с людьми, ни к чему здешнему не обращается душою. Он терпит и делает все ни для чего иного, как только для того, чтобы удовлетворить той любви, которую питает к Богу». [4024]

Искание Суламитою своего Возлюбленного, перенесение из за этого разных насмешек, страха, даже побоев с полною охотою и непоколебимостью (1, 6; 3, 2; 5, 6–7; 6, 2), напоминало христианам искание боголюбивою душою Господа, страдания за веру и любовь к Нему всех истинных христиан, и чувствование даже Апостольской радости во время этих страданий (Деян. 5:41; 2 Кор. 6:30; Кол. 1:24). С другой стороны, искание Возлюбленным Своей Суламиты по Иерусалиму, Палестине, Ливану, Сениру и др. (1, 8–9; 4, 8; 5, 4; 8, 13–14), напоминало искание Господом блуждавших овец ветхозаветной (Иер. 23:1–4; Иез. гл. 34) и новозаветной (Иоан. гл. 10) Церкви. Черна я, но прекрасна (1, 4), — таково, по изъяснению отцев и подвижников, состояние богоподобной, но пораженной грехом, человеческой души. Вся ты прекрасна Возлюбленная Моя, и пятна нет на тебе (4, 7; 6, 4). Она — убеленная восходит (8, 5), опираясь на брата своего. Таково состояние искупленной Христом и спасенной души. Это крайние моменты аллегорического изъяснения Песни песней, исходный и конечный пункты попечения Божия о людях: спасение каждого человека и всего человеческого рода, возбуждающее пламенную любовь к своему Спасителю в людях. — Соответственно этой общей мысли, и все частности в повествовании книги понимались духовно. Так, украшения и благовония Суламиты (1, 3; 4, 14–16) — суть добродетели, благоухающие и украшающие душу пред Богом. «Не живет во мне ни одна из человеческих и вещественных страстей: ни сластолюбие, ни скорбь, ни раздражительность, ни страх, ни кичливость, ни дерзость, ни злопамятство, ни зависть, ни месть, ни любостяжательность. Но во мне живет Тот Один, в Ком нет этого ничего, Господь Христос; Он — освящение, чистота, нетление, свет, истина и все сему подобное». [4025] Вот, по изъяснению св. Григория Нисского, в чем украшение Суламиты и достижению чего способствует чтение книги Песнь песней.

Вот какие руководственные мысли мы находили при чтении и переводе Песни песней. В деталях ко всем отдельным образам они прилагаются в толкованиях свт. Григория Нисского и блаж. Феодорита. Мы этих деталей не повторяем, а только лишь в некоторых случаях оттеняем ту мысль, что свящ. писатель имел в виду за чувственными о́бразами изложить высокие духовные мысли.

Глава 1

Песн.1:1. Да лобзает он меня лобзанием уст своих! ибо перси твои лучше вина.

Песн.1:2. И благовоние мира твоего лучше всех аромат. Имя твое (что́) миро разлитое. Посему отроковицы возлюбили тебя,

Песн.1:3. Привлекли тебя (говоря): «мы поспешим за тобою по благовонию мира твоего». Ввел меня царь в чертог свой. Возрадуемся и возвеселимся о тебе, возлюбим перси твои более, нежели вино. Правда возлюбила тебя[4026].

Песн.1:4. Дщери Иерусалимские! Черна я и прекрасна, как шатры Кидарские, как завесы Соломона.

Песн.1:5. Не смотрите на меня, что я почернела, ибо меня опалило солнце: сыновья матери моей спорили обо мне, поставили меня хранить виноградники, но моего виноградника я не сохранила.

Песн.1:6. Возвести мне, ты, которого любит душа моя: где пасешь? где отдыхаешь в полдень[4027]? чтобы мне не ходить вокруг стад друзей твоих.

Песн.1:7. Если ты не знаешь самой себя[4028], прекрасная из жен, то иди по следам стад[4029] и паси козлят твоих у пастушеских шатров[4030].

Песн.1:8. Коням[4031] моим в колесницах фараоновых я уподобил тебя[4032], ближняя моя.

Песн.1:9. Как прекрасны ланиты твои, как горлицы[4033], и шея твоя, как подвески[4034]!

Песн.1:10. Украшения золотые мы сделаем для тебя с серебряною резьбою[4035].

Песн.1:11. Пока царь возлежал[4036] за столом своим, нард мой издавал благовоние свое.

Песн.1:12. Мирровый пук — брат[4037] мой у меня, (который) между грудями моими поместится.

Песн.1:13. Кисть кипера — брат мой у меня в виноградниках Енгаддских[4038].

Песн.1:14. Как ты прекрасна, возлюбленная моя, как ты хороша: глаза твои — голубиные[4039]!

Песн.1:15. Как ты хорош, брат мой, и как ты прекрасен[4040]! одр[4041] наш осенен.

Песн.1:16. Перекладины дома[4042] нашего — кедровые, потолки у нас кипарисные[4043].

Глава 2

Песн.2:1. Я — цвет полевой, лилия долин[4044].

Песн.2:2. Что́ лилия среди тернов, то ближняя моя среди девиц.

Песн.2:3. Что́ яблонь [4045] среди лесных дерев, то брат мой — среди сынов (человеческих)[4046]: в тени его я люблю сидеть[4047] и плод его сладок в гортани моей[4048].

Песн.2:4. Введите меня в дом пира[4049], окажите[4050] мне любовь.

Песн.2:5. Подкрепите меня миром, накормите[4051] меня яблоками, ибо я — уязвлена (есмь)[4052] любовию.

Песн.2:6. Левая рука его — под головою моею, а десница его обнимает меня[4053].

Песн.2:7. Заклинаю вас, дщери Иерусалима, силами и крепостями полевыми: не поднимайте и не будите любовь, доколе ей угодно будет[4054].

Песн.2:8. Голос[4055] брата моего! Вот он идет, поднимаясь на горы, перепрыгивая чрез холмы:

Песн.2:9. Подобен брат мой серне или молодому оленю на горах Вефильских. Вот он стоит за стеною нашею, заглядывает чрез окна, высматривает сквозь сетки[4056].

Песн.2:10. В ответ[4057] брат мой говорит мне: встань, иди, ближняя моя, добрая моя, голубица моя!

Песн.2:11. Ибо вот, зима прошла, дождь миновал, пронесся[4058],

Песн.2:12. На земле появились цветы, настало время обрезывания (виноградника)[4059], голос горлицы слышен в нашей земле.

Песн.2:13. Смоковница принесла ранние ягоды[4060] свои, виноградные лозы цветут[4061], издают благоухание. Встань, иди, ближняя моя, прекрасная моя, голубица моя, гряди!

Песн.2:14. Ты, голубица моя, (находишься) под сенью скалы[4062], близ передней стены[4063]. Покажи мне лице твое и дай мне услышать голос твой, Ибо голос твой приятен и лик твой прекрасен.

Песн.2:15. Переловите нам малых лисиц[4064], портящих виноградники, а наши виноградники цветут.

Песн.2:16. Брат мой (принадлежит)[4065] мне, а я — ему. Он пасет среди лилий.

Песн.2:17. Пока идет[4066] день и передвигаются тени, ты возвратись, брат мой, подобно серне или молодому оленю, по разселинам гор[4067].

Глава 3

Песн.3:1. По ночам я искала на ложе моем того, кого возлюбила душа моя, искала его и не находила его, звала его и он не слышал меня[4068].

Песн.3:2. Встану же и кругом обойду город: и на рынках, и[4069] на площадях (побываю), и буду искать того, кого возлюбила душа моя. И искала его, но не нашла его, звала его и он не слышал меня.

Песн.3:3. Встретили меня сторожа, обходящие город[4070]: «не видели ли вы того, кого возлюбила душа моя?»

Песн.3:4. Едва я немного отошла от них, встретила того, кого возлюбила душа моя. Удержала его и не отпустила его, доколе не ввела его в дом матери моей и в чертог зачавшей меня[4071].

Песн.3:5. Заклинаю вас, дщери Иерусалима, силами и крепостями полевыми: не поднимайте и не будите любовь, доколе ей угодно будет[4072]!

Песн.3:6. Кто сия, восходящая из пустыни, как столб дыма, благоухающая смирною и ливаном (составленными) из всех благовоний мироварника?

Песн.3:7. Вот одр Соломона: шестдесят сильных (мужей) вокруг него (выбранных) из сильных Израилевых[4073].

Песн.3:8. Все они имеют по мечу, опытны в бою, у каждого меч его при бедре его, ради страха ночного.

Песн.3:9. Носильный одр[4074] сделал себе царь Соломон из Ливанских дерев.

Песн.3:10. Столбы его сделал серебряные, а спинку[4075] его золотую, ступени его пурпуровые, внутри его обделанные камни[4076], (привлекши) любовь[4077] дщерей Иерусалимских.

Песн.3:11. Дщери Сиона! выходите и посмотрите на царя Соломона в венце, коим увенчала его мать его в день брака[4078] его и в день веселия сердца его[4079].

Глава 4

Песн.4:1. Как ты прекрасна, ближняя моя! как ты прекрасна! глаза твои — голубиные, без покрывала[4080] твоего, волоса твои — как стада маленьких коз[4081], спускающихся[4082] с Галаада.

Песн.4:2. Зубы твои — как стада остриженных (овец), вышедших из купальни[4083], все двухплодные и нет между ними неплодной[4084].

Песн.4:3. Губы твои — как красная лента, речь[4085] твоя прекрасна, ланиты твои — как кора гранатового яблока[4086], без покрывала твоего[4087].

Песн.4:4. Шея твоя — как башня Давида, построенная для хранения оружия[4088]: тысяча щитов висит в ней, все стрелы сильных.

Песн.4:5. Два сосца твои — как маленькие двойни серны, пасущиеся среди лилий.

Песн.4:6. Пока идет день и передвигаются тени[4089], я пойду один[4090] на гору, покрытую смирною, и на холм, заросший ливаном[4091].

Песн.4:7. Вся прекрасна ты, ближняя моя, и недостатка[4092] нет у тебя[4093].

Песн.4:8. Иди с Ливана, невеста, иди с Ливана! иди мимо[4094] начального (места) веры[4095], с вершины Санира и Ермона[4096], с логовищ львов, с гор барсов[4097].

Песн.4:9. Пленила ты сердце наше[4098], сестра моя, невеста, пленила ты сердце наше одним взглядом своим, одним ожерельем на шее твоей!

Песн.4:10. Как прекрасны перси твои, сестра моя, невеста! сколь прекраснее перси твои вина и благовоние одежд твоих всех аромат![4099]

Песн.4:11. Сот каплет из уст твоих, невеста, мед и молоко — под языком твоим[4100] и благовоние одежд твоих — что́ благовоние Ливана.

Песн.4:12. Заключенный сад — сестра моя, невеста, заключенный сад, запечатанный источник[4101].

Песн.4:13. Отрасли[4102] твои — гранатовый сад с прекрасными[4103] плодами; (там) киперы с нардом,

Песн.4:14. Нард и шафран, благовонный тростник и корица со всеми деревьями Ливанскими, смирна и алой со всеми наилучшими благовониями[4104].

Песн.4:15. Источник для сада[4105] — родник живой воды, текущей с Ливана[4106].

Песн.4:16. Поднимись, северный (ветр)[4107] и подуй южный, обвей мой сад и да струятся ароматы мои![4108]

Глава 5

Песн.5:1. Пусть сойдет брат мой в сад свой и вкушает прекрасные[4109] плоды свои. Вошел я в сад мой, сестра моя, невеста, собрал[4110] смирну мою с ароматами моими, ел хлеб мой с медом моим, пил вино мое и[4111] молоко мое. Ешьте, ближние, и пейте и упивайтесь, братия![4112]

Песн.5:2. Я сплю, а сердце мое бодрствует. Голос брата моего! он стучится[4113] в двери (говоря): «отвори мне, сестра моя, ближняя моя, голубица моя, совершенная моя! ибо голова моя смочена росою и кудри[4114] мои ночною влагою».

Песн.5:3. Я сняла с себя одежду мою. Как же мне надевать ее? Я умыла ноги мои. Как мне грязнить их?[4115]

Песн.5:4. Брат мой протянул руку свою чрез отверстие[4116], и внутренность моя взволновалась от него.

Песн.5:5. Я встала, чтобы отворить брату моему: с рук моих капала смирна, с пальцев моих падала смирна на ручки запора[4117].

Песн.5:6. Отворила я брату моему, (а) брат мой ушел[4118]. Душа моя вышла, когда он говорил[4119]. Искала его, но не нашла его, звала его, но он не слышал меня.

Песн.5:7. Встретили меня сторожа, обходящие город[4120], били меня, изранили меня, сняли с меня покрывало сторожа стен.

Песн.5:8. Заклинаю вас, дщери Иерусалима, силами и крепостями полевыми[4121]: «если найдете брата моего, скажите ему, что я уязвлена любовию».

Песн.5:9. «Чем лучше брат твой (других) братьев[4122], прекрасная из женщин? Чем брат твой лучше (других) братьев, что ты тáк заклинаешь нас?»

Песн.5:10. Брат мой бел и румян, отличен[4123] из десятков тысяч (братьев).

Песн.5:11. Голова его — чистое золото[4124], волоса его — кудрявы[4125], черны, как ворон.

Песн.5:12. Глаза его — как голубки у полных вод, вымытые в молоке, сидящие у полных (вод)[4126].

Песн.5:13. Щеки его — как сосуды ароматные, испускающие благовоние, уста его — лилии, источающие чистую смирну.

Песн.5:14. Руки его — чеканные[4127] золотые, усыпанные фарсисом[4128], чрево его — диск[4129] из слоновой кости на камне сапфировом.

Песн.5:15. Голени его — мраморные столбы, поставленные на золотых подножиях. Вид[4130] его как Ливан, прекрасен он — как кедры.

Песн.5:16. Уста его — сладость[4131] и весь он — желание[4132]. Таков брат мой и таков ближний мой, дщери Иерусалимские!

Песн.5:17. «Куда ушел брат твой, прекрасная из женщин? куда уклонился брат твой? И мы будем искать его вместе с тобою».

Глава 6

Песн.6:1. Брат мой сошел в сад свой, в цветники ароматические, чтобы пасти в садах и собирать лилии.

Песн.6:2. Я (принадлежу) брату моему, а брат мой — мне[4133], он пасет средь лилий.

Песн.6:3. Прекрасна ты, ближняя моя, как благоволение[4134], красива — как Иерусалим, грозна[4135] — как ополчение[4136].

Песн.6:4. Отклони глаза твои от меня, ибо они волнуют[4137] меня, волоса твои — как стада коз, спускающихся с Галаада.

Песн.6:5. Зубы твои — как стада остриженных (овец), восходящих от источника: все они приносят двойни, неплодной нет между ними, губы твои — как красная лента, речь твоя прекрасна.

Песн.6:6. Ланиты твои — как кора гранатового яблока, без покрывала твоего[4138].

Песн.6:7. Есть шестьдесят цариц и восемдесят наложниц и девиц без числа[4139],

Песн.6:8. (Но) одна — голубица моя, совершенная моя, одна у матери своей, избранная у своей родительницы. Увидели ее дщери и прославили ее, царицы и наложницы, — и восхвалили ее.

Песн.6:9. Кто она, сияющая как утро, прекрасная как луна, превосходная как солнце, грозная как ополчение?

Песн.6:10. В сад ореховый сошла я посмотреть плоды при потоке, увидеть, не расцвел ли виноград, не расцвели[4140] ли гранаты?

Песн.6:11. Там дам сосцы мои тебе[4141]. Не узнала душа моя, (как) он положил меня на колесницу Аминадава[4142].

Песн.6:12. Обратись, обратись, Суламита, обратись, обратись! и мы посмотрим на тебя.

Глава 7

Песн.7:1. Что вам смотреть на Суламиту? Она идет как ряды войск[4143]. Как прекрасны ноги твои в обуви твоей, дочь Надава![4144] Стройность[4145] чресл твоих подобна зернам ожерелья, работе рук художников[4146].

Песн.7:2. Живот твой — чеканная[4147] чаша, постоянно наполненная сладким вином[4148], чрево твое — стог пшеницы, окруженный лилиями.

Песн.7:3. Два сосца твои — как два маленьких близнеца серны.

Песн.7:4. Шея твоя — как столб из слоновой кости, глаза твои — как озера в Есевоне, в воротах многолюдного (города)[4149], нос твой — как столб Ливанский, обращенный к лицу Дамаска[4150].

Песн.7:5. Голова твоя на тебе — как (гора)[4151] Кармил и косы[4152] на голове твоей — как пурпур[4153]: царь увлечен (сими) прядями[4154].

Песн.7:6. Как ты прекрасна и как ты привлекательна, любовь, своими радостями!

Песн.7:7. Этот стан[4155] твой подобен финику и перси твои гроздам!

Песн.7:8. Я сказал: поднимусь на финик, возьмусь за вершину его, и будут перси твои — как грозды виноградные и благовоние ноздрей твоих — как (благовоние) яблока,

Песн.7:9. И гортань твоя — как хорошее вино, текущее прямо к брату моему, услаждающее мои уста и зубы.

Песн.7:10. Я (принадлежу) брату моему и ко мне — обращение[4156] его.

Песн.7:11. Иди, брат мой, выйдем в поле, побудем в селах.

Песн.7:12. Ранним утром будем в виноградниках, посмотрим, не расцвел ли виноград, не распустились ли почки[4157], не расцвели ли гранаты? там я дам тебе сосцы мои[4158].

Песн.7:13. Мандрагоры уже издали благоухание, и у дверей наших все новые плоды, с старыми брат мой, я сохранила (их) для тебя[4159].

Глава 8

Песн.8:1. О, если бы ты был[4160] братом моим, сосавшим груди матери моей! тогда я, встретивши тебя вне (дома), целовала бы тебя, и никто не срамил бы меня (за это).

Песн.8:2. Взяла бы тебя, ввела бы тебя в дом матери моей и в комнату зачавшей меня — там ты учил бы меня[4161]. А я поила бы тебя вином, смешанным с ароматами[4162], соком гранат[4163] моих.

Песн.8:3. Левая рука его под моею головою, а десница его обнимает меня[4164].

Песн.8:4. Заклинаю вас, дщери Иерусалима, силами и крепостями полевыми: не поднимайте и не будите любовь, пока ей угодно будет[4165].

Песн.8:5. Кто это восходит убеленная[4166], опирающаяся на брата своего? Под яблонью я разбудила[4167] тебя: там родила тебя мать твоя, там болела тобою родившая тебя.

Песн.8:6. Положи меня, как печать, на сердце твоем, как перстень на мышце твоей, ибо сильна, как смерть, любовь[4168], жестока, как ад, ревность: стрелы ее — стрелы[4169] огненные, (угли огненные)[4170] пламя ее.

Песн.8:7. Большая вода не может погасить любви и реки не зальют ее: если бы кто отдал все имение свое за любовь, то его с презрением отвергли бы[4171].

Песн.8:8. Сестра у нас мала и грудей не имеет. Что же сделаем с сестрою нашею, когда пойдет речь[4172] о ней?

Песн.8:9. Если б она была стеною, мы построили бы на ней башню серебряную, если б она была дверью, то украсили[4173] бы ее кедровою доскою[4174].

Песн.8:10. Я стена и перси мои — как столбы, я была в глазах их[4175] — как обретающая мир[4176].

Песн.8:11. Виноградник был у Соломона в Вееламоне[4177]; он отдал виноградник свой сторожам: каждый должен принести за плоды его тысячу сребренников[4178].

Песн.8:12. Виноградник мой предо мною: тысяча[4179] Соломону и двести стерегущим плоды его[4180].

Песн.8:13. Житель садов и друзья, внимающие голосу твоему, дай мне услышать голос твой![4181]

Песн.8:14. Беги, брат мой, подобно серне или молодому оленю, на горы, благоухающие ароматами![4182]