Оружие для убийцы

Глава 26

Через трое суток Риту перевели из реанимации в палату. Кроме нее, там было еще пять женщин. Кровати стояли вдоль стен, отделенные друг от друга тумбочками. Укрытая одеялом до подбородка, Рита лежала у двери справа. Сознание к ней вернулось, но глаза так и не стали живыми, а взгляд осмысленным. Шевчук с трудом узнал жену, такой старой, изможденной она выглядела. Лицо, изрытое морщинами, словно усохло, голову будто присыпало снегом.

Он вернулся в опустевший, словно вымерший дом. Следовало бы съездить в издательство, но не было ни сил, ни желания. Похоже, Колосенок надул его со своей капсулой, если бы то, что он говорил, было правдой, Пашкевичу уже следовало свалиться. А он каждый день торчит на работе и в ус не дует. Ну что ж, с Олега теперь взятки гладки. Надо как–нибудь выковырять таблетку из кресла и выбросить. На мечтах о собственном издательстве придется поставить крест. Даже если Рита выживет, ему будет не до этого.

Рано утром. ожил телефон. Шевчук скатился с тахты и схватил трубку.

— Здравствуй, Володя, — сказала Лариса. — Андрюша заболел.

— Что с ним? — спросил Шевчук, а кровь уже забурлила в нем, прилила к лицу, застучала в висках; его словно студеным ветром обдало, сдув остатки вялости, сонливости. Он мгновенно все понял, и это наполнило его истомившуюся душу злобным торжеством: нет, не обманул Колосенок, достала Андрея таблеточка, и теперь уже не выпустит из своих смертельных коготков! — Надеюсь, ничего серьезного?

— Пока не представляю, — голос у Ларисы был тусклый, усталый. — Вечером он еле доехал с работы домой, на площадке потерял сознание. Ночью его посмотрела профессор Эскина и тут же забрала в больницу. Ты же ее знаешь, зря паниковать не будет. У Андрея что–то с кровью… лейкоциты, эритроциты, я в этом ничего не понимаю. Во всяком случае я очень встревожена, Володя. Эта «Афродита»… Что там у вас не клеится? Все дни после приезда из Америки он так психовал…

— Ничего особенного, мог бы и не психовать. Через тридцать минут я приеду.

— Не надо, к нему никого не пускают. Только меня и Виктора, и то ненадолго. Пусть хоть немного отлежится, на нем лица нет. Кстати, Андрей мне говорил, что ты гриппуешь. Уже поправился? Тогда съезди на работу, ему будет спокойнее.

— Ты не поняла, я так и так собирался в больницу. У Риты второй приступ, она трое суток пролежала в реанимации, вчера еле вывели из комы. Андрей в терапии?

— В терапии, второй этаж, шестая палата. Та самая, в которой когда–то лежала Рита. О Господи! — всхлипнула Лариса. — Что же это творится, Володенька… Почему ты не позвонил, не сказал?!

— Прости, но, честно говоря, мне было не до звонков. Ладно, я выезжаю.

К Пашкевичу Эскина его не пустила.

— Вас к больнице на пушечный выстрел подпускать нельзя, не то что к Андрею. У него сейчас ослабленный иммунитет, только инфекции не хватало! Кстати, я уже смотрела вашу жену. К сожалению, обрадовать ничем не могу. Ближайшие дни покажут, чем это закончится, но приготовьтесь к самому худшему.

Вернувшись в издательство, Шевчук замкнулся в своем кабинете. Достал с полки том энциклопедии, нашел статью о лучевой болезни. Все, о чем там писалось, слово в слово совпадало с рассказом Ларисы. Что ж, дело сделано, осталось уничтожить капсулу и ждать. Наконец–то он станет хозяином «Афродиты». Вот ведь как все повернулось! Еще в понедельник Андрей собирался вышвырнуть его на улицу, а сегодня… Сегодня надо спасать издательство. Ему, Шевчуку, больше некому.

Взяв сумку с контейнером, он поднялся на второй этаж. Людмила уже была в приемной, что–то печатала на компьютере.

— Поправились, Владимир Васильевич? — поздоровавшись, улыбнулась она.

— Я‑то поправился, а вот Андрей Иванович заболел.

— Грипп, наверное. Ужас, как в этом году грипп свирепствует. Вам бы тоже следовало вылежать. Говорят, такие осложнения…

— Обойдется, — перебил словоохотливую девушку Шевчук. — У меня к тебе просьба: съезди в книжную палату, получи новые авторские таблицы и индексы.

— С удовольствием! — Людмила выключила компьютер. — Кстати, Владимир Васильевич, мне в университет забежать надо. Я после обеда вернусь, не возражаете?

Людмила схватила пальто, шапочку и выпорхнула из приемной. Шевчук открыл кабинет, достал из сумки загодя развинченный контейнер. Нащупал кончиками пальцев в щели между спинкой и сиденьем кресла Пашкевича капсулу с радиоактивным кобальтом, осторожно достал и положил в гнездышко–углубление. Туго завинтил цилиндр, спрятал в сумку. Подошел к окну, приоткрыл фрамугу: пусть проветривается. Взял со стола папки с сочинениями Анонима, которые, Андрей, похоже, так и не успел просмотреть, и вышел. Положил ключ на место, спустился к себе. Все это заняло минуту, от силы, полторы, ничего страшного с ним за это время произойти не могло.

Посидев за столом, пока не унялась внутренняя дрожь, Шевчук оделся, взял сумку с контейнером и пошел в парк Горького. До парка было недалеко, два коротеньких квартала, он и Григорий любили там бродить в обеденный перерыв, обсуждая неотложные дела. По дороге заглянул в хлебный магазин, купил батон. В последние годы на Свислочи, в городской черте оставалась зимовать стая диких уток. Когда река начинала замерзать, все они собирались в парке у запруды. Там вода, подпертая бетонной стеной, набирала такую скорость и силу, что с нею не могли совладать даже самые суровые морозы. Огромная полынья спасала уток от верной гибели. Над водопадом построили ажурный мостик, зимой на нем постоянно толпились дети и взрослые, подкармливая оголодавших птиц. Туда он и направился. Заслышав скрип снега под его ногами, утки дружно потянулись к мостику. Шевчук достал сигареты, закурил, огляделся. Ни души. Опустил сумку на снег, достал контейнер. Просунул между прутьями ограды и носком сапога столкнул в воду. Всплеск поглотил шум водопада. Он стал крошить уткам батон. Стая загалдела и дружно кинулась подбирать угощение.