Осажденный город

8. ИЗМЕНА

Через месяц после того, как продала город Сан-Жералдо, она отправилась с приятелем Матеуса оформить свадебные документы.

Приятель сказал:

— Подождите здесь на углу, пока я зайду в контору.

Девушка тотчас отозвалась:

— Конечно, доктор.

И она осталась на углу, придерживая сумочку. Она была спокойна, хоть и неуверенна.

Чинно смотрела по сторонам, измеряя и взвешивая этот новый город, какой купила.

Но она не была вовсе невинной жертвой. Лукресия Невес хотела стать богатой, иметь много всего и вращаться в высших кругах.

Как честолюбивые девицы из Сан-Жералдо, надеющиеся, что день свадьбы освободит их от предместья, — такова была она сейчас, важная, вся в розовом. Башмачки и шляпка новые. По-своему привлекательная. По-своему загадочная. Расправляя какую-то помятую складочку на юбке, отцепляя какую-то пылинку от рукава. Время от времени вздыхала, тихо и культурно.

Но, быть может, отвлеченная ветром, быть может, застоявшись на этом углу, — вскоре она уже улыбалась, приоткрыв губы, которые ветер сушил. Такая робкая в своем невольном преступлении. Иногда, прижимая к себе сумочку, вздыхала восторженно.

И когда нотариус показался на пороге, занятой, спешащий, она взглянула на него издали почти одурело, такая одинокая на этих улицах, которые ей не принадлежали, рядом с человеком, который указывал и объяснял, — с нотариусом! Это был первый реальный штрих в ее знакомстве с Матеусом.

И первое реальное проявление жизни этого нового города, где ей предстояло поселиться. Пыль стелилась по широким мостовым, и яркий свет заставлял жмуриться.

Лукресия была вся разодета. Ана помогала ей одеваться с плачем, а сама она еще таила чувство, какое не знала, как проявить теперь вот, до свадьбы, а ведь было уже пора…

— …Сюда, пожалуйста, — указывал ей нотариус, быстро взглядывая на нее и еще раз удивляясь, где это Матеус, всегда с причудами, откопал такую деревенскую невесту. Лукресия Невес отвечала нотариусу многозначительной улыбкой.

«Такая уж судьба, — подсказывала она самой себе, следуя за ним так быстро, как только могла на этих каблуках, придерживая шляпу, которую ветер намеревался сорвать, — такая уж судьба», — повторяла она, довольная, что порабощена. Счастливая, но растерянная, потому что не могла привыкнуть к отсутствию опасности.

На улицах, полных народу, никто не замечал ее в этом розовом платье, какое могло вызвать восхищение только в Сан-Жералдо.

Она старалась не терять времени и рассмотреть получше новый город — это вот настоящая столица! — который предлагали ей в награду, как чужеземке… Всякий мужчина должен был обещать женщине больший город взамен ее родного.

Она и здесь искала свой способ смотреть, и случилось, что сквозь треугольник, образованный рукой, которой придерживала шляпу, она увидела, как бежит по улице мужчина и вскакивает на ходу в трамвай…

Воистину, новые вещи смотрели на нее, и она пробиралась между ними почти бегом, поспевая за нотариусом. С тех пор как она уехала из своего предместья, ее особенная красота померкла и ее ценность упала. К тому же у нее и не было времени задуматься, почему нотариус приглашает ее на чашку кофе. Она стала торжественной, приняла приглашение низким кивком головы, упрекая себя, что недостаточно внимательна в важные минуты.

Обрадованная возможностью сразу же начать ритуал новой жизни, она осторожно присела на складки своей юбки. Даже пирожные подали на их столик… Она съела одно, изящно отставя мизинчик и другой рукой подбирая крошки. Как испугана была бы Ана в ее положении! Пирожное было сухое, и губы у нее тоже сухие. И кофе в чашечке вздрагивал от проходящих за окном трамваев.

Происходило нечто, ни для кого не интересное, — безусловно, «настоящая жизнь». Однако в ней-то Лукресия Невес начинала становиться безымянной. Что в конце концов не так уж плохо; по крайней мере, это нечто более долгое. Щенок забежал в кафе, бросился сразу к девушке, явно интересуясь ее высокими каблуками.

— Уходи, уходи, — сказала она строго и улыбаясь, — уходи, уходи.

Но щенок не уходил. И обнюхивал тщательно, печально и пристрастно лакированные туфельки. Из всех присутствующих выбрал именно ее, разбойник. — Уходи! — закричала она трагически, с мукой, и нотариус спросил:

— Так уж он вам мешает?

— Да, очень, — отозвалась она слабым голосом, с улыбкой…

Он сказал:

— Вон! — и замахнулся на щенка.

Тот отошел сразу, но неторопливо.

Она улыбнулась, в восторге:

— Он ушел, доктор…

Нотариус, однако, уже не смотрел на нее, вновь углубясь в свою папку с бумагами. Лукресия Невес погасила свою улыбку. Кашлянула в знак смутной солидарности. Она была торжественна и радостна на пороге большого города. Пожарная машина прогудела за окном, возглашая его величие.