Осень без любви

Поэтесса

Когда девочка была совсем маленькой, в один год, у нее не стало родителей. Мать умерла от какой-то тяжелой болезни, а отец не вернулся с охоты — утонул. Родителей она своих не помнила, они в ней остались с рассказами бабушки и дедушки, — тихими, печальными рассказами, похожими на сказку.

Вообще в детстве девочка слышала много сказок, так много, что жила ими, как живут старые воспоминаниями, а молодые мечтой. Долгое время она считала, что сама пришла из сказки, и все окружающие ее — тоже сказка.

Когда умер дедушка, впервые девочка плакала не от того, что ее обидели, а от горя, ей было уже восемь лет. Бабушка, успокаивая внучку, говорила, что дедушка не умер, а уехал в Белый Мир в гости к Верхним людям. По словам старухи, дедушка обязательно вернется молодым, сильным, красивым, начнет новую жизнь, только обликом он будет другой, но имя останется прежнее и каждый человек их племени узнает его. Бабушка верила в то, что добрые люди возвращаются на землю. Они должны возвращаться, как считали старухи, чтобы на земле не убывало хороших людей.

Сама девочка, по рассказам бабушки, была не кто иной, как тетя — родная сестра матери, ушедшая много лет назад в Белый Мир. Все люди их племени говорили, что она походила на тетю и потому носила ее имя. О тете девочке рассказывали так много хорошего, что она гордилась возвращением тети на землю в ее облике и старалась быть такой же послушной, старательной и доброй.

Когда девочка училась в школе, от учителя, первого учителя их маленького народа, она услышала о том, что умершие люди вновь на землю не возвращаются. Она не поверила учителю, потому что всякий раз, когда учитель встречался с ней, у него влажнели глаза и он восклицал:

— Как ты сильно похожа на свою тетю!

Бабушка поведала о том, как учитель, совсем еще молодой, полюбил тетю и решил на ней жениться, но тетя заболела и уехала к Верхним людям на такое долгое время, что учитель не дождался ее возвращения — состарился.

Учитель сильно хотел породниться с семьей девочки, у него был сын, который стал с согласия бабушки нареченным женихом девочки. По обычаю их племени, дети, сосватанные родителями, должны впоследствии стать мужем и женой.

Маленький поселок, в котором жила девочка, приютился у скал на берегу северного моря. Темные каменистые скалы повисали над самым морем и на выступах, в необозримой высоте, гнездились птицы. Птичий базар был так многочисленен, что когда птицы, напуганные чем-то, поднимались со скал, то закрывали все небо.

Море, как считала девочка, было живым. Оно то гневалось, то было ласковым и тихим. Однажды в сильный шторм, когда море было особенно страшным, девочка прижалась к бабушке и спросила, отчего море сердится, и та рассказала ей легенду о том, как один охотник их племени пожадничал и утаил от людей богатую добычу. Море узнала об этом, разгневалось и своими огромными волнами унесло утаенную добычу. Теперь море всякий раз для того сердится, чтобы напомнить людям о бесчестном поступке их соплеменника.

В тихие, теплые, солнечные дни, когда море было спокойно и ласково, бабушка и внучка сидели подолгу на берегу, слушали крики птиц и смотрели вдаль.

Здесь, у моря, бабушка всегда рассказывала о старине, об обычаях их маленького народа, о любви людей к морю, которое испокон кормило их. Сильнее всего девочке запомнились рассказы об обманутых женщинах их племени. Это было давно, к берегам приплывали корабли с чужеземцами, матросы заманивали подарками молодых, красивых женщин их племени и увозили в неведомые края. Там они бросали женщин, и те умирали от тоски по родине. «Без своей родины жить нельзя», — заключала бабушка.

Девочке было жалко молодых женщин, хотя она не могла еще прочувствовать их тоску по родине, она не могла понять, почему они за какие-то подарки соглашались покинуть родной дом.

Девочка любила всех людей на свете, но больше всего она любила бабушку. Даже в школе, на уроках, девочка думала о ней, тосковала и украдкой плакала. В ее любви к бабушке неосознанно объединились любовь к матери, любовь к маленькой родине и любовь к жизни.

В школе девочка училась хорошо, была любопытной и старательной. Мир, который открывали перед ней знания, волновал и увлекал. Каждый день для девочки теперь был необычным, она узнавала новое о городах и странах, животных и растениях, народах, даже новое о самой себе. Как это было удивительно и интересно!

Самым великим открытием для нее в то время было волшебство и музыкальность слова. Впервые она услышала, как поют слова, как, расставленные в определенный ряд, они из простых становятся волшебными.

В школе из уст учителя девочка услышала стихи Пушкина. До недавнего времени у их маленького народа не было своей письменности и стихи никто не сочинял. Поэзия Пушкина стала для нее родной.

Спустя несколько лет, когда девочка влюбится в своего одноклассника, когда она напишет свои первые стихи на родном языке — поэзия Пушкина, как маяк, поведет за собой. А еще позже, спустя многие годы, став известной поэтессой, она вновь и вновь будет возвращаться к стихам великого поэта, соизмеряя с ними свою жизнь и свое творчество — его поэзия станет ее поэтической совестью.

Окончив четыре класса в родной школе, девочка уехала учиться в райцентр, который располагался за сотни километров от поселка.

Как часто она смотрела на залив в сторону родного берега, где за белоснежными вершинами сопок находилась ее родина, — маленький поселок, продуваемый ветрами! Почему человек не может жить без родины? Почему родные места манят и зовут к себе? Почему больше всего песен сочинено о земле, на которой родился, — о маленькой родине, которая есть у каждого человека?

Светлая печаль по родным берегам зажигала в душе девочки необычную музыку, как порыв и как голос матери. Эта музыка возвеличивала ее мир. Она не могла передать словами свою печаль; она не могла воплотить в свою музыку свою душу. На языке ее маленького народа еще никто никогда не писал стихов. Но тогда ей уже была понятна печаль женщин племени, увезенных на чужбину; ей было понятно, почему они умирали от тоски по родине; ей хотелось через свою душу, через свою тоску поведать людям о тоске и печали других.

На летние каникулы девочка приезжала к бабушке, и это были самые счастливые дни в ее жизни. Встреча с родными берегами, с близкими людьми наполняла ее душу радостью, звонкою, как морской утренний воздух, и светлой, как улыбка ребенка. Но и тогда она не могла переложить песнь своей души в слова на бумаге.

В шестом классе, когда девочка привыкла к интернату и ее не так сильно тянуло домом к бабушке, она испытала новое необычное чувство. Из города в их школу приехал мальчик с удивительными большими глазами и белым, нежным лицом. Каждая встреча с этим мальчиком наполняла девочку счастьем. Как она жалела о том, что мальчик не жил с ней в интернате! Ома видела бы его чаще и не плакала бы по ночам, дожидаясь утра, — той минуты, когда в длинном школьном коридоре повстречается с ним.

Мальчик не знал о ее чувствах. О ее любви он никогда не узнает. Уже взрослый, читая стихи девочки, ставшей известной поэтессой, в которых воспевалась чистая детская любовь, он будет восхищаться ими и не узнает, что предметом юношеской любви поэтессы был он сам.

Это необычное возвышенное чувство по-новому осветило мир, окружающий девочку.

Летом, на каникулах, тоскуя теперь уже об интернате, о мальчике, недавно приехавшем из города, на берегу моря, под шум волн и крики птиц девочка написала свои первые стихи. Это были первые стихи, сочиненные на языке ее маленького народа.

Девочка так и не поняла, каким образом, какая сила родила в ней песню, почему обычные слова обожгли, переполнили сердце великим изначальным смыслом; почему они, захватив душу, зазвучали по-иному; почему стали волшебными; почему пели, прославляя радость и чистоту ее душевных ощущении.

Девочка никому не показывала своих стихов. Учитель, который мог бы ее понять, был болен. Он лежал в поселковой больнице, и врачи никого не пускали к нему.

О, какие это были дни! И в дождь и в стынь она ощущала в себе радость солнечного дня. Девочка несла в себе поющее чувство любви к мальчику из своего класса, к миру, к жизни, к родной бабушке, будто сказку, которую сочинили люди ее племени, и у этой сказки был благополучный, счастливый конец.

Девочка целыми днями пропадала у моря. Слушая стоны набегающих волн, ликующие крики птиц, вглядываясь в бесконечную морскую синь, дышащую прохладой и вечностью, она поднималась в небо вместе с чайками, парила над скалами, водой, захлебываясь от упругих потоков и ликующих стихов, заполнивших ее.

Несколько раз она ходила в больницу к учителю, чтобы показать ему тетрадь со стихами, но ее не пускали к нему. Толстая сердитая медсестра говорила одно и то же: «Учитель спит, и нечего его беспокоить». Но однажды медсестра прибежала на берег моря с заплаканными глазами, взяла девочку за руку и повела за собой.

Когда девочку подвели к кровати учителя, она не узнала его. Лицо у учителя было таким белым, будто его посыпали мукой. Он был худ, глаза его безжизненно запали. Когда учитель увидел девочку, в его глазах заблестела влага.

— Это ты! — учитель назвал имя ее тети. — Я знал, что мы встретимся. Я давно искал этой встречи. Люди, которые любят друг друга, никогда не разлучаются.

В народе говорят, что радости растят человека, а беды проверяют, каким он вырос, и не в радости познается человек, а в беде. У горя свой путь, но он пересекается с жизнью каждого человека.

Смерть учителя потрясла девочку.

Через год девочка закончила семь классов и поехала в город, В педучилище ее приняли без экзаменов. Она не случайно выбрала профессию учителя.

В городе жить было интересно. У девочки появились новые знакомые и новые привязанности. Она ходила с подругами в кино, а в субботу и воскресенье на танцы, в городской Дом культуры. Ей нравилось, когда в большом, залитом светом зале звучала музыка и нарядные парни и девушки ритмично двигались по паркету.

Может быть, от того, что девочкой не владело с прежней силой то светлое чувство, каким она была охвачена в памятное лето, она не писала стихов. О мальчике, бывшем однокласснике, она еще помнила, даже мечтала с ним встретиться, но не плакала по ночам от того, что не видела его так долго. О бабушке девочка всегда тосковала, правда, теперь тосковала не так сильно, как прежде.

Бабушка часто получала письма от внучки из города, шла с ними к сыну учителя и просила прочитать их. Письма были длинными, с подробным описанием городской жизни, но сквозь строчки угадывалась тоска внучки по дому, по родным, и было понятно, с каким нетерпением она ждет каникулы, короткого северного лета.

— Хорошая у меня внучка, — говорила бабушка, — она по-настоящему любит наш берег.

Приезда внучки с нетерпением ожидал и сын учителя. В это лето он собирался поступать в университет и усиленно готовился к экзаменам. Перед отъездом он решил объясниться с девушкой. Он знал, что она его нареченная невеста, но это было не главное — главное, что он любил девушку. Он мог бы написать письмо и объясниться в любви, но разве в письме все скажешь, разве увидишь, как человек воспринял твои слова?

Летом она не приехала в родной поселок. В училище была организована экскурсионная поездка по стране. В группу набирали только хороших студентов, и она попала в их число. За время каникул девушка побывала в Хабаровске, Новороссийске, Иркутске, Москве, Ленинграде, Риге, Киеве. Впечатлений от поездки было много. Впервые она увидела мир больших городов, — мир необычный, стремительный, ошеломляющий. Театры и музеи, дворцы и церкви, людская суета и изобилие машин, бескрайние хлебные поля и могучие леса — все перемешалось, образовало нечто грандиозное, непонятное до конца, но, будто тайна, влекущее к себе.

Сын учителя поступил в университет, и осенью девушка получила от него письмо, в котором были изложены его взгляды на древние обычаи их маленького народа, по его словам, помогавшие их племени выжить. Особенно горячо ом отстаивал обычай раннего сватовства, видя в нем стремление их народа к самосохранению. В письме он просил девушку подтвердить решение, выполнить обязательства, данные их родственниками друг другу. Она долго размышляла над этим письмом. С мыслями сына учителя о сохранении древних обычаев их народа она была согласна, иное терзало ее. Своего нареченного она не любила.

Она была слишком молодой, чтобы решиться на серьезный шаг. Да и о жизни, о настоящей, не книжной, долгой человеческой жизни, имела смутное представление. Но она понимала, что по-настоящему человек бывает счастлив только тогда, когда он любит — любит свой народ, свою землю, свое дело.

Сыну учителя она написала письмо, в котором подтвердила свое решение выполнить волю родственников и стать по истечении времени его женой.

В этот год она мало писала стихов. По-прежнему часто ходила в кино, на танцы, участвовала в художественной самодеятельности. Правда, и читала теперь много. Читала все подряд — фантастику, беллетристику, приключенческую и документальную литературу, но поэзией она все-таки увлекалась больше, чем прозой. То детское очарование мелодичностью слова, которое захватило ее, когда услышала впервые из уст учителя стихи Пушкина, по-прежнему жило в ней. Со стихами Пушкина она не расставалась. Она читала и современных поэтов, но Пушкин для нее был самым необходимым поэтом. Будущее свое она видела светлым, как морозный осенний день, и чистым, как первый ледок у родника. Это будущее манило к себе и легким перезвоном весенней капели звучало в ней. И она думала, что в будущем, в том, как оно видится, представляется человеку, — есть весь он сам. И радовалась, что в своем будущем она верна родной земле, родным людям и не пугалась, что грядущее вдруг обманет, надломит и убьет ее веру.

Девушка училась на третьем курсе, когда произошла встреча с человеком, который впоследствии принес ей столько несчастья.

Однажды с подругами она пришла и Дом культуры на вечер поэзии. Вечер вел молодой поэт. Он жил в их городе, и стихи его часто публиковались в местной газете. Она читала их, но они почему-то не понравились ей. Теперь, когда автор читал свои стихи со сцены, они покорили ее.

После вечера девочки подошли к поэту и попросили его прийти к ним в училище, на встречу. Он охотно согласился.

На следующий день она отыскала в библиотеке училища тонкую книжечку поэта — первую его книгу, и с увлечением стала читать. В каждой строке она улавливала его голос и представляла его читающим стихи со сцены. Худой, высокий, с длинными, слегка вьющимися русыми волосами, он казался ей даже красивым. Поэтического вечера она ждала с нетерпением, потому что решила показать поэту свои стихи. Но вечер не состоялся. Сначала поэт уехал в командировку, а потом заболел.

Прошло много времени, и однажды она набралась смелости и позвонила поэту на работу. Он ее выслушал и назначил встречу. У девушки подкашивались ноги, когда она шла на первое литературное свидание.

Поэт взял стихи и попросил позвонить ему дня через три. Все эти дни она была сама не своя: к занятиям не готовилась и схватила две двойки, повздорила с подружками, ночью спала всего два-три часа.

По телефону поэт сказал, что стихи, судя по подстрочникам, хорошие, что он перевел два стихотворения и сегодня их будет читать по радио.

Весь вечер она просидела у репродуктора и, когда прозвучало ее имя, чуть не заплакала от волнения.

Стихов своих она не узнала: ритм, интонация были другими и даже смысл был изменен. Это ее сильно огорчило, но все-таки приятно было услышать по радио свою фамилию. Потом несколько ее стихов появилось в местных газетах. Теперь уже ее называли молодой поэтессой.

Поэт просил новые стихи. «Нужно ковать железо, пока горячо», — говорил он. Когда она посетовала на то, что не узнает своих стихов в его переводах, он только рассмеялся и сказал, что она еще ничего не смыслит в поэзии и должна во всем его слушаться.

Теперь они встречались часто. Он относился к ней подчеркнуто вежливо, рассказывал о известных поэтах, с которыми встречался в Москве, о их интимной жизни, о их распрях, разногласиях.

Обо всем он говорил тоном всезнающего человека, с апломбом. Она верила ему и «потусторонняя» жизнь поэтов поражала ее.

Позже, спустя годы, когда она сама познакомится с теми, о ком так «красноречиво» говорил этот странный человек, и будет знать о их жизни не понаслышке — поймет, как мелки и завистливы те, составляющие некую касту провинциалов, как они жалки; и ей, спустя годы, будет стыдно за того человека, что «знал» истинную жизнь больших людей, стыдно за себя, что верила ему и слушала его.

Летом она вновь не поехала к бабушке, хотя сильно тосковала по ней. Она жила у поэта, в его маленькой, прокуренной комнатке и работала над книгой стихов. Вернее, работал над ее книгой он сам. Он выбирал тему стихов, говорил, что должно быть в подстрочниках. Когда она возражала, потому что ее вовсе не волновали предложенные им темы, он сердился, говорил, что эта тема теперь в моде и стихи обязательно пройдут.

В его переводах не было мыслей, что волновали ее, не было того взгляда на жизнь, которым обладала она, познавая жизнь через судьбу своего маленького древнего народа. Его переводы походили на деревянных человечков, не имеющих ни мыслей, ни души, ни чувств. Она видела это, и когда говорила ему, он возмущался: «Я тебя породил, как поэтессу, но если не будешь верить мне, то сама себя убьешь!» И она заставляла себя верить ему. «Учти, ты сейчас первая и единственная поэтесса у своего маленького народа, и с этим будут все считаться», — убеждал он.

От будущей книги он ждал многого. А ей даже не хотелось, чтобы эта книга появилась на свет, не хотелось, чтобы люди читали не ее стихи. «Выйдет твоя книга, — мечтал он, — примут меня в Союз, уж тогда я возьму издательство за горло, они станут печатать в первую очередь меня, а не каких-то там бездарей».

Осенью они закончили работу над рукописью и отправили ее в издательство. Он был совершенно уверен, что рукопись примут и подадут. И она со временем поверила в это и ждала, как и он, с нетерпением выхода книги.

В эти дни, дни ожидания радостных вестей из издательства, они жили дружно. Он, как прежде, относился к ней вежливо и даже ласково. В это время от сына учителя пришло письмо. Он писал, что ему стало известно о ее отношениях с поэтом, и он думает, что это увлечение со временем пройдет и обязательство, данное друг другу, они не разрушат.

В ответ она написала всю правду: призналась в сильной привязанности к поэту; она не извинялась, не оправдывалась — верила, что сын учителя поймет ее.

Послания от него теперь приходили почти каждый день, и в них сын учителя умолял ее подумать как следует и не выходить замуж, она должна во имя их маленького народа, во имя своего будущего помнить об обещании родителей, о древнем обычае.

Зимой из издательства пришло письмо, в котором говорилось, что стихи рукописи незрелые, слабые и изданы не будут.

Для поэта это известие было сильным ударом. Он запил и стал писать жалобы во все высокие инстанции, требуя строго наказать издательство, «убившее молодой поэтический росток маленького народа».

Весной, почти перед началом государственных экзаменов, она оказала ему о том, что ждет ребенка. Это известие он принял совершенно равнодушно.

Она его любила, и если бы он сказал ей, умри ради него, она бы не задумываясь умерла.

Стихи, которые девочка писала в те дни, были наполнены таким светом, такой радостью, что они обжигали как огонь. Она не показывала ему своих стихов, не хотела, чтобы он губил их.

Наверное, любовь сделала ее слепой, наверное, от большой любви она не чувствовала, как равнодушен этот человек.

В последние дни он был нарочито весел. Она думала, что эта веселость вызвана ее сообщением о том, что у них будет ребенок. В письме к сыну учителя она написала, что ждет ребенка и вот-вот выйдет замуж за любимого человека.

Поэт твердо решил уехать из провинциального городка в областной город, ближе к центру: решил начать все сначала. В областном городе он думал издать несколько книг и вернуться в столицу на белом коне. Свои поэтические способности он ценил высоко, считал, что стихи пишет на уровне модных теперь поэтов. Он жаждал популярности. В приобретении ее, по его мнению, мешало одно — стихи его не издавались.

Девушке он не счел нужным объяснить причину отъезда, но пообещал со временем вызвать и ее в областной город. Он знал, что не вызовет ее, но обещал, потому что боялся лишних разговоров.

В это лето она вновь не поехала в поселок, на родину. Сначала сдавала государственные экзамены, потом — роддом и только осенью, когда окрепла ее крошечная дочь, уехала к бабушке.

Настало тяжелое для нее время. Работать она не могла: дочь была слабенькой и все время болела. Жили на маленькую бабушкину пенсию и, если бы не помощь сельчан, им бы пришлось совсем худо.

Ее по-прежнему любили и уважали в поселке. Никто из соплеменников не допытывался об отце дочери, не попрекал и не хулил. Ее даже не корили тем, что она отвергла любовь сына учителя, который приезжал в поселок и вновь просил ее руки. «Я люблю тебя одну и если ты не станешь моей женой, то у меня никогда не будет жены», — сказал ей сын учителя, и о его словах знали все в поселке.

Соплеменники верили в искренность и чистоту ее чувств к тому, кого они никогда не видели, — к отцу ее ребенка. «Если она так поступает, значит, так нужно, значит, она иначе не может поступить», — рассуждали они. К ее дочери, как, впрочем, ко всем детям, люди относились с особой теплотой. Ребенок был представителем их маленького народа, был равноправным членом их большой дружной семьи, и поэтому каждый взрослый человек в поселке считал своим долгом помогать воспитывать его.

Все эти годы она ждала вестей от любимого человека. Первое время она успокаивала себя тем, что он сам еще не устроился и потому не пишет, но потом поняла, что не нужна ему. Позже узнала, что он уехал куда-то из областного города. След его затерялся, как теряется след зверя и бескрайних снегах тундры.

Три года она прожила в родном поселке. Она учила ребят в маленькой поселковой школе и училась сама. Настольной книгой были стихи Пушкина, она училась по ним думать и понимать жизнь.

Позже, когда один корреспондент попросит ее назвать имя учителя-поэта, она назовет Пушкина.

Жизнь в поселке была разнообразной и интересной. Она не ограничивалась работой в школе. Каждое большое или маленькое дело на селе не проходило без ее участия.

Летом она помогала женщинам разделывать добытых мужчинами в море моржей и китов, работала с учениками на рыбалке, заготавливала рыб на зиму; осенью участвовала в забое оленей; зимой помогала шить меховую одежду. Вечерами в ее дом приходили старики и старухи, рассказывали легенды, поверья, сказания. Она много читала и теперь много писала. В стихах она воспевала родную природу, осмысливала свою жизнь и жизнь людей через историю своего маленького народа. Стихи ее были самобытны, неповторимы, они раскрывали мир ее души и мир души людей ее племени. Осмысливая опыт великой русской поэзии, она создавала поэзию своего маленького народа.

Изредка ее стихи появлялись в районной газете. Она сама переводила их на русский язык. Переводы были несовершенны, но стихи поражали искренностью и самобытностью.

Иногда ее одолевали сомнения. Сидя на берегу моря, под рокот волн и крики птиц она думала о своей жизни, о своих стихах. Она знала, с каким вниманием и любовью соплеменники относятся к ее стихам, они гордились тем, что и на их родном языке теперь пишутся стихи. Нужна ли ее поэзия другим народам, нужно ли им то, что она рассказывает в стихах о своем маленьком народе?

Сомнения, сомнения, как горьки вы и необходимы для человека!

За советом она всегда обращалась к бабушке, и та, успокаивая ее, говорила, что любой труд нужен людям, а песни, рождаемые сердцем, нужны людям вдвойне.

Это случилось зимой, в третью зиму, прожитую ею в родном поселке. Однажды после долгой пурги почтальон принес в школу письмо.

— Это важное письмо, — сказал он. — Из самой Москвы.

С волнением она разорвала конверт и в прочитанное долго не могла поверить. В письме говорилось о том, что Союз писателей давно внимательно следит за ее творчеством, что летом в Москве будет проходить семинар молодых поэтов, что она приглашается на этот семинар и для полного знакомства с ее поэзией Союз писателей просит прислать новые стихи. Это была великая минута в ее жизни. «Значит, обо мне знают в самой Москве», — подумала она. В эту минуту она поверила в себя, в эту минуту она сама себя впервые назвала поэтессой, — гордым и великим словом, в эту минуту она поняла, какая огромная ответственность лежит на ее плечах.

На московском семинаре о ней будут много говорить, ее стихи напечатают в крупных журналах, самое лучшее издательство страны издаст ее первую книгу, стихи ее переведут за границей, — к ней придет известность.

Это будет потом, а пока, уронив голову на грудь старика почтальона, она плакала от радости.