Ош. Смертные души

Глава 16. Тьма и огонь

Ветки в костре потрескивали и испускали в ночной воздух стайки жёлтых огоньков, тут же умирающих под порывами холодного ветра. Свет пламени падал на небольшой пятачок вокруг очага, почти не освещая даже лежавших рядом. Напротив, казалось, огонь притягивал к себе тьму, и та густела, ползла по камням, спускалась сверху, тянулась к одинокому костру посреди необитаемой пустоши, разбираемая любопытством. «Кто эти безумцы?» — спрашивала тьма, заглядывая в лица спящих путников, — «На что они надеются, эти жалкие существа, принесшие свой ничтожный свет в моё царство?». И ветер вторил ей, негодуя.

Олег плотнее закутался в одеяло, вновь обратив взгляд к небу — чёрному, как бездна.

Дариус фыркнул и повёл ушами, переминаясь с ноги на ногу.

— Ты тоже это слышишь?

Еле уловимый звук вплёлся в песнь ветра и пламени. Невозможно было сказать, откуда он исходит. Этот шелест... Словно сухие листья по камням. Но нет, более мягкий. Мягкий и упругий одновременно. Он будто подпевал ветру с каждым новым порывом, словно... Словно...

— Крылья, — выдохнул Олег.

Вопль «Тревога!!!» застрял в горле, когда чудовищный удар, обрушившись сверху, вышиб воздух из лёгких.

— Чёрт!!! — вскочил Жером, стряхивая с себя угли, и оцепенел.

Исполинский гриф, сотрясая воздух крыльями, стоял прямо перед ним. Шея чудовищной птицы была наполовину лысой, как и голова, вооружённая массивным искривлённым клювом. Чёрно-бурые перья, сверкающие в отсветах расшвырянных углей, покрывали широкую грудь, как броня. Мощные лапы царапали камень огромными острыми когтями. Взмах крыльев заставлял склониться вперёд, дабы не быть опрокинутым потоком воздуха. Лишь отсутствие ящероподобного хвоста и огненного дыхания помешало Жерому принять это исчадие небес за дракона.

Гриф смерил Клозена взглядом и, неуклюже подпрыгивая, двинулся к стреноженному бьющемуся в панике Дариусу.

— Подъём, — вцепился Жером в плечо Миллера, опасаясь привлечь внимание птицы. — Просыпайся, чёрт тебя дери! Ларс, вставай! — пнул он храпящего голландца.

— Уже? — насилу разлепил глаза Дик.

— Бери меч!

— Срань господня!!! — Миллер, ничуть не заботясь о тишине, вскочил на ноги и поднял цвайхандер. — Прочь, бестия!!!

Гриф развернулся в его сторону, пригнул шею к земле и издал душераздирающий пронзительный крик, от которого Клозен едва не упал, шарахнувшись назад. Но не Миллер. Дик принял вызов и, ревя во всё горло, будто разбуженный медведь, ринулся на врага.

Огромный клинок цвайхандера описал дугу, и Гриф отступил, орошая землю кровью из рассечённого крыла.

Ларс, тем временем, схватил копьё и присоединился к Миллеру в его противостоянии гигантскому пернатому хищнику.

— Прочь! Пошёл вон! — тыкал он острием в сторону разинутого шипящего клюва.

Но гриф и не думал так скоро отказываться от добычи.

— Где русский?! — оглянулся Дик.

— Не вижу! — последовал его примеру голландец. — Вот дерьмо!!! Конь!

Рука Ларса, оторвавшись на мгновение от древка, указала в сторону.

Дариус не успел даже заржать. Второй ромагриф словно материализовался из пустоты, и буквально смёл полуторатонного коня, обрушившись на него с огромной скоростью. Копыта опрокинутой скотины мелькнули в отсветах огня, хрустнули позвонки, затрещала раздираемая шкура. Ко второму ромагрифу присоединился третий. Ещё секунду назад живой Дариус стремительно превращался в груду рваного мяса и размотанных кишок.

— Где этот чёртов русский? — повторил Миллер, сжимая рукоять выставленного перед собой меча и силясь рассмотреть хоть что-то в непроглядной тьме.

И тут ромагриф, прикрывающий своих пирующих сородичей, споткнулся и пронзительно заорал. Боевой топор рассёк птице сухожилия правой лапы и погрузился в кость.

— Живой, — усмехнулся Дик и бросился в атаку.

На секунду отведённая от прежних целей голова ромагрифа упала наземь, отсечённая одним точным ударом цвайхандера. Обезглавленное тело качнулось и повалилось набок, беспорядочно хлопая крыльями.

Заметившие гибель сородича твари забыли про кровавое пиршество и, угрожающе шипя, двинулись на обидчиков.

Воодушевлённый победой Дик попытался закрепить успех, однако новая атака едва не обернулась катастрофой, от которой спас только горжет, принявший на себя удар клюва. Миллер не удержался на ногах и насилу успел откатиться в сторону от нового выпада.

— Мразь! — отбежав, приложил он ладонь к вмятине на доспехе, из-под которого по кольчуге заструилась кровь.

Не в силах разогнуться из-за сломанных рёбер Олег принял удар на щит. И пожалел об этом. Вооружённая тяжёлым клювом птичья голова разогнанная взмахом шеи, обрушилась как молот. Ни наручи, ни войлочный подбой щита не спасли левую руку. Предплечье пронзила резкая боль, потерявшие чувствительность пальцы отпустили энарму.

— Назад-назад! — попятился Олег, морщась и отмахиваясь топором от искусно фехтующего собственной головой ромагрифа.

— Сволочь! — чуть не потерял Ларс копьё, ухваченное клювом за наконечник, и с силой потянул на себя.

Гриф прыгнул вперёд. Когтистая лапа впилась голландцу в бедро и сползла вниз, распарывая по пути дублёную кожу штанов и брызжущее кровью мясо под ней. Вырванное из рук копьё улетело в темноту.

Едва отдавая себе отчёт в происходящем, Ларс нащупал один из раскиданных по земле углей и, не обращая внимания на жар, швырнул его в обидчика.

Но вместо раскалённого уголька с ладони голландца сорвался вихрь огня. Ревущее пламя, разогнав тьму, ударило в грудь птице и в ту же секунду поглотило её целиком. Пылающие крылья захлопали по воздуху в тщетной попытке взлететь. Объятый огнём ромагриф, дико вереща и спотыкаясь, заскакал по кругу.

Не веря собственным глазам, Ларс взглянул на покрытую волдырями ладонь. И на небольшой жёлтый огонёк, трепещущий возле неё, будто у фокусника-факира. Но никакого фокуса не было. Огонь парил в воздухе и, послушно подчиняясь мановению пальцев, менял форму.

Оставшийся ромагриф, видя незавидную кончину сородича, предпочёл не искушать судьбу и, взмахнув крыльями, исчез в тёмной вышине.

— Что это было, чёрт подери? — указал Дик на догорающие останки пернатого хищника.

— Это ты сделал? — присел возле Ларса Клозен и уставился на медленно угасающий огонь в ладони. — Но как?

— Не знаю, — пожал плечами Ларс.

— Прими, — кинул ему Олег кошель, — а то истечёшь кровью, так и не успев понять. Боже... Эта тварь чуть не разорвала меня пополам. На людей нападают редко, да?

— Если не слишком голодны, — напомнил голландец, поглотив душу.

— Она мне ключицу сломала, — забрал Миллер кошель. — Дерьмо, горжету конец. Надо искать кузнеца, — покрутил он пальцем в пробоине, и перевёл взгляд на Ларса. — А этот де Блуа оказался не так прост. Верно?

— Похоже, — кивнул тот, наблюдая, как ожог сходит с ладони.

— Он был магом? — спросил Олег. — Почему ты не сказал нам?

— Я не знал. Вероятно, де Блуа так долго скрывал это ото всех, что и сам сумел позабыть.

— Лицемерная гнида, — сплюнул Миллер, вытирая клинок о перья обезглавленного ромагрива, и усмехнулся: — Интересно, а пироманты сгорают на костре?

— Да, — ответил Ларс. — И быстрее обычного. Если пиромант не в силах контролировать пламя, оно пожрёт его. Это как... поджечь горючий спрей из аэрозольного баллона. Пока распылитель цел, пламя контролируемо, но стоит распылителю оплавиться, и пламя разорвёт баллон.

— Ты всё это только сейчас узнал?

— Я начинаю вспоминать. Де Блуа родился с этим даром. Как и любой маг. Такому не учатся. Но в Аттерлянде магический дар — проклятие. Он никогда не практиковал пиромантию, боясь разоблачения, однако, изучал трактаты по ней. Скорее для того, чтобы не допустить внезапного проявления, нежели для повышения мастерства. Мне ещё многое предстоит узнать.

— Пи-ро-ман-ти-я... — протянул Жером. — Господи боже. И каково это? Управлять огнём.

— Не успел понять. Всё произошло слишком быстро и словно на рефлексах.

— Попробуй ещё раз.

— Нет, я не готов.

— Как же ты подготовишься, если не будешь пробовать?

— Давай, — поддержал Клозена Дик. — Мы тебя не спалим.

— Я не за себя беспокоюсь. Но, чтож, если хотите...

Ларс подобрал горящую ветку и глубоко вздохнул, пытаясь сконцентрироваться. Свободная ладонь правой руки приблизилась к огню и тот, вспыхнув с новой силой, потянулся от ветки к руке пироманта.

— Дьявольщина, — выдохнул Дик.

— Заткнись, — пихнул его локтем Жером.

Пламя, тем временем, оторвалось от своего источника и повисло огненным шаром над развёрнутой ладонью вверх рукой Ларса. Голландец осторожно опустил ветку и поднёс к огню вторую ладонь. Производя круговые движения руками, он всё дальше и дальше разводил их в стороны, а шар всё больше и больше увеличивался в размерах, пока не достиг сантиметров тридцати в диаметре. После этого руки пироманта приблизились к пламенеющей сфере, словно сжимая её, как снежный комок. Шар стал плотнее и ярче, чуть уменьшившись. Ларс повернулся, ища цель, и остановился против сухого дерева в десятке метров, едва видимого в темноте. Короткий толчок, и шар с пугающей скоростью устремился к искорёженному стволу. Столкновение окончилось небольшим взрывом, и дерево превратилось в пылающий факел.

— Обалдеть! — хлопнул себя по бедру Дик и простёр руки к Ларсу, словно к мессии. — Наша собственная тяжёлая артиллерия!

— Я бы не торопился с победными реляциями, — поднял тот указательный палец.

— Да брось! Это было шикарно! Немного попрактикуешься, и мы зальём этот сраный Газамар напалмом по самые его мертвецкие уши!

— Миллер прав, — кивнул Олег. — Как бы там ни было, а наши шансы существенно выросли с приходом таких... способностей.

— А покажи струю! — разделил общее воодушевление Жером. — Ну, как у тебя с грифом вышло! Там прям такая — фууууухх!

— Да-да! — поддержал Дик. — И ты ж наверняка можешь типа самовозгорания устраивать! Не на себе, понятно, а на каком-нибудь уроде. Вот было бы круто!

— Прикинь, — хлопнул его по плечу Жером, — цепляется к нам мразь какая, а ты его раз и...

— Хватит! — неожиданно резко прервал рассуждения Ларс. — Это не игрушки. С пиромантией нужно быть крайне осторожным. Крайне! Магия огня нестабильна и слабо предсказуема. Нужна огромная практика, чтобы постичь её. Мне повезло, что я не обратился в пепел. И вся это демонстрация... Очень глупо, — добавил он подрагивающим голосом, будто только сейчас в полной мере осознал весь риск. — Кроме того, такое не даром даётся.

— В смысле? — насупился Дик.

— В смысле, как видишь, у меня нет синенькой бутылочки с манной. Пиромантия, как и любая магия, расходует энергию души. И я даже не знаю, как много потратил на этот огненный шар. Может, я на грани опустошения? А вы со своими глупыми восторгами...

— Проверь, — кивнул Олег на ногу Ларса.

Тот испуганно сглотнул и задрал штанину.

— Чёрт, — присел Дик, рассматривая щиколотку голландца. — Они снова проявились.

— Но не так уж сильно, — попытался сгладить ситуацию Жером. — Там, в крепости, были куда заметнее.

— Всё, спектакль окончен, — вернул Ларс штанину в голенище. — Как многу душ у нас осталось?

— Девять, — ответил Олег, высыпав содержимое кошелька на ладонь.

— Не густо.

— Да, на заливку напалмом Газамара этого не хватит.

— Если хотим запрашивать артподдержку, надо кого-то порешить, — резюмировал Миллер и обвёл взглядом молчаливо смотрящих на него соратников. — А что, есть альтернативные предложения?

— И кого же? — спросил Ларс. — Может, вырежем деревеньку-другую?

— Знаешь... а почему бы и нет? — пожал Дик плечами.

— Я этого даже слушать не хочу, — вскинул руки голландец, отвернувшись.

— Ларс, дружище, нам ехать надо, а для этого нужен бензин. Нет бензина — придётся у кого-то слить. Ведь он не продаётся. Только так, и никак иначе. Ты домой вернуться хочешь? В своё уютное гнёздышко, к потрескивающему дровами камину, креслу-качалке, тёплому пледу и золотистому ретриверу у ног?

— Я живу на двадцать четвёртом этаже и на собак у меня аллергия.

— Да насрать. Ты меня понял. Либо пользуем этот грёбаный мир в хвост и в гриву, либо жалеем всех и сгниваем тут заживо. Лично я предпочитаю первый вариант.

— Я тоже за первый, — робко поднял руку Жером. — Меня здесь ничего не держит, и уж точно, никто из местных мне не симпатичен. Тем более на столько, чтобы приносить себя в жертву за них.

— Боже, что вы несёте? — повернулся к ним Ларс. — Приносить себя в жертву? Не убивая никого, ты себя в жертву приносишь? Может, и я приношу себя в жертву, раз до сих пор не поглотил твою душу, а?

— Это другой мир, дружище, — указал Дик пальцем в темноту. — Чужой мир. Уясни это себе. Мы даже не знаем, люди ли его населяют, или они просто похожи на людей. И — ответь честно — кого из них тебе жаль. Кого?! Мразь на мразе. Любой из них выпотрошит тебя, как рыбу, если сможет. Без малейших сожалений. В одной милой деревеньке нас уже хотели спалить на костре, если ты подзабыл. Просто так, на всякий случай. Их тебе жалко, ради них ты готов сгнить?

— Надо посмотреть правде в глаза, — положил Олег руку на плечо приунывшего голландца. — Да, она неприятна, но от этого не перестаёт быть правдой. Либо мы, либо они. Это даже не вопрос выбора, у нас его попросту нет. Так что...

— Ну, продолжай, — тихо произнёс Ларс, глядя в землю. — Так что мы отыщем какой-нибудь посёлок, человек под сто, не больше, войдём и устроим бойню. Инвестируем в меня оставшийся капитал. Вложения отобьются с лихвой. И так от посёлка к посёлку, от деревни к деревне. Больше душ, больше силы, больше жертв. Вы уже решили, кого мы будем убивать — только мужчин, или женщин тоже? А, может, начнём со стариков? Детей пощадим, или тоже в расход? Ну, отвечайте. Что вы замолчали? Это не праздные вопросы, сугубо прагматичные. Мне нужно знать, ведь делать это буду я.

— Жги всех, — без тени смущения ответил Миллер. — Всех подряд, к чёртовой матери. Детей, стариков, мужчин, женщин, больных, здоровых. Не делай выбора и не отдавай предпочтений. Поверь, так будет легче.

— Не для меня.

— А ты особенный? Не думаю. Все люди одинаковы. Тем более на войне. А мы сейчас именно на ней. Вчетвером против остального мира, — Дик говорил медленно и вкрадчиво, как будто старался внушить непреложные истины глупому ребёнку. — Там, — очертил он пальцем воображаемый круг, — линия фронта, и все, кто по ту сторону — враги. Заруби это себе на носу. Иначе мы подохнем здесь. Все подохнем. А я хочу жить, хочу вернуться и забыть об этом аде, как и они, — указал Миллер на кивающих Олега с Жеромом. — Так что, сделай одолжение, возьми себя в руки и воюй.

— Какая же это война? Мы как каратели придём и спалим их.

— Слушай, — уперев кулаки в бока, подался вперёд Миллер, — неделю назад ты даже не знал о существовании этого... мира, этой планеты, вселенной, мать её! Всего этого не было для тебя! И этих людей не было! А теперь они вдруг стали важны? Теперь мы — сука! — каратели?! Хватит лицемерить! — ткнул он Ларсу в лицо указательным пальцем. — Довольно! Если прямо сейчас тебя перенести домой, ты и не спросишь о судьбе этого мира. Даже если сказать тебе, что он погиб, распавшись на атомы, ты и глазом не моргнёшь. Не вспомнишь о здешних женщинах, детях и стариках. Потому что это — мать её! — катастрофа. Во вселенной так бывает сплошь и рядом. У тебя под носом на родной Земле так бывает. Миллионы гибнут от болезней, войн и голода. Но тебя это не трогает. Потому что это всего лишь цифры.

— Но не я их убиваю.

— Какая к чёрту разница?! Они для тебя никто и ничто! Две минуты в новостной передаче! Все эти чёрные, облепленные мухами детишки со вспухшими от голода животами, все эти трупы под обломками зданий, штабеля мертвецов вдоль дорог! Это всё только новостной повод! Ты пьёшь свой кофе, смотря это по телеку, а через пять минут забываешь, озаботившись списком покупок к званному вечеру! Не рассказывай мне о своих сраных принципах и убеждениях, моралист херов!!!

Все трое молча уставились на раскрасневшегося и сопящего как бык Миллера, не решаясь нарушить воцарившуюся тишину.

— Что? — обвёл их Дик взглядом, отдышавшись. — Хватит с меня этой херни. Займитесь делом. Мы не сможем везти телегу, надо волокуши соорудить. Рассвет близко.