Ош. Смертные души

Глава 33. Великая душа

Раздавленная голова Уртуса всё ещё сочилась кровью из-под водружённой короны. Пропитавшиеся одежды прилипли к костлявой старческой груди, узловатые пальцы застыли, вцепившись в пустоту, раскрытый в безмолвном крике рот чернел гнилыми зубами.

— Он не похож на хозяина великой души, — приблизился к мертвецу Олег.

— Нет, — покачала головой Санти, — ни капли не похож.

— Но почему?

— Величие скверно сочетается со старостью и телесной немощью.

— Из-за чего он состарился, если его душа так сильна?

— Ты знаешь.

— Печать Отречения? — произнёс Олег, словно не своим языком.

— Печать Отречения, — тронула принцесса прядь окровавленных седых волос. — Все эти века отец ждал милости богов, верил, что они снизойдут до него и примут. Он берёг свою душу для них. О, — поднесла она пальцы к золотистому огню, — такой дар, и такое пренебрежение. Должно быть, это невыносимо. Как думаешь?

— Мне тяжело судить. А что стало бы с Уртусом, услышь боги его мольбы?

— Тьма забрала бы его, преобразив.

— Как меня? — неуверенно спросил Олег.

— О нет! — засмеялась принцесса, и от этого смеха, многократно отражённого голыми каменными стенами, мороз пробежал по позвоночнику. — В тебе Тьмы не боле, чем света в ночи, а то, что сотворила с тобой душа Варна — лёгкие штрихи в сравнение с Её творениями.

— И всё это лишь для того, чтобы беспрепятственно поглощать души?

— В сущности — да, — кивнула принцесса. — Каждый апостол, что бы они там ни говорили, стремиться к одному — стать равным богам.

— И кому-нибудь это удавалось?

— Боги наделяют силой отнюдь не для того, чтобы она обратилась против них. Апостолы — жнецы душ, но они собирают чужой урожай, который, рано или поздно, придётся отдать хозяину.

— Если это известно тебе, должно быть известно и прочим. Почему же они столь охотно ввергают себя во Тьму?

— А почему игрок ставит всё на кон? Тьма умеет выбирать себе слуг, но возвышает лишь самых алчных, самых бескомпромиссных, тех, кто рвётся к цели, давя на своём пути всех — как врагов, так и союзников. Отец был другим, хотя и отрицал это, обманывая самого себя. Но Тьму не обмануть, она видела в нём угрозу.

— Почему?

— Спроси у него, — указала Санти на душу. — Быть может, он расскажет тебе.

Олег, стараясь не наступать в собравшиеся у подножия трона кровавые лужи, поднялся по его ступеням и протянул руки к огню.

— Будь стоек, — прошептала принцесса. — Отец способен не только сокрушать, но и убеждать.

— Буду, — набрал Олег полную грудь воздуха и сомкнул пальцы вокруг души.

Тёмный зал залило слепящим светом, а когда тот немного ослаб, пред Олегом предстала восхитительная картина. Он не сразу узнал в этом помпезном сверкающем великолепии те холодные безжизненные руины, где принял смерть Уртус. Олег оглянулся — врата позади него были распахнуты, за ними цвёл сад, и ветер доносил снаружи не миазмы болота, а пьянящие дивные ароматы. Зал наполняло пение птиц и звуки лютней, но ни птиц, ни музыкантов не было видно. Возле циклопических колонн и над гигантскими люстрами под сводом трепетали огни, но ни факелы, ни свечи не питали их. Трон, сверкающий золотом и самоцветами, был пуст, но от него исходил голос:

— В чём дело, капитан? — устало осведомился он — мощный и глубокий.

Олег отступил к двери, озираясь и не представляя, что делать.

— Капитан? — повторил голос. — Нет. Кто ты?

— Моё имя ничего тебе не скажет, — с трудом нашёл Олег в себе силы ответить вместо того, чтобы броситься прочь.

— А известно ли тебе моё имя?

— Король Уртус из рода Шазар, владыка Латарнака.

— Для чего ты здесь, незнакомец без имени?

— Чтобы очистить вашу душу, — не нашёл Олег лучшего ответа.

— Вот как... — усмехнулся голос после недолгого молчания. — Стало быть, я мёртв. Моя дочь...?

— Да.

— Я надеялся, что всё это — лишь кошмарное видение, порождённое телесной хворью. Но вот ты здесь, и мои надежды развеяны, как прах на ветру. Что она пообещала тебе в обмен на мою душу?

— Сокрушить Палача Мо.

— Достойная цена. Но она не заплатит.

— Почему же?

— Что моя дочь рассказала о Рихарде, обо мне, о себе?

— Не многое. Рихард использовал тебя, и однажды потребовал, чтобы Санти присоединилась к нему, но она отказалась, и тогда ты проклял её и пронзил сердце дочери мечом, чем обрёк на века забвения.

— И ты ей веришь?

— Это единственная версия, которую мне довелось слышать.

— Тогда я расскажу другую. Санти была ещё ребёнком, когда Рихард впервые появился в Латарнаке. Вряд ли она помнит его прежнего. Но я помню хорошо, ибо такого острого ума, мудрости и открытости мне встречать доселе не приходилось. Мы быстро стали друзьями. Я сделал Рихарда своим советником, и его советы помогали приумножать богатство и могущество Латарнака, как ни чьи более. Но это длилось недолго. Однажды Рихард сказал, что судьба зовёт его в земли на западе, и покинул Латарнак. Я горевал. Вместе с Рихардом этот город покинуло нечто большее, нежели мудрость и доверие. Прошли века, прежде чем он вернулся. Как же я был рад видеть его вновь. Но я ошибся, это был уже не тот добрый друг, что прежде.

Врата за спиной Олега с грохотом захлопнулись, щебетание птиц и звуки лютней сменились стонами и воплями, аромат цветов растворился в смраде палёных волос и горелого мяса, убранство зала поблекло, покрывшись копотью и следами крови.

— Тьма вошла в Латарнак за Рихардом по пятам, медленно и неслышно. Его дар убеждения перевернул мой мир. День за днём мы окунали этот благословенный цветущий край всё глубже в пучину ненависти и ужаса. И это было прекрасно. Никогда раньше я не ощущал себя настолько свободным и счастливым. А Санти... Она совсем потеряла голову от Рихарда. Впрочем, как и он от неё. Они резвились будто дети, купаясь в крови и страданиях. Я почувствовал, что теряю Рихарда. Он всё меньше времени проводил со мной, и всё больше — в компании Санти. Дочь стала холодна ко мне, я больше не ощущал её любви, лишь равнодушие, легко сменяющееся раздражением. Я стал лишним в собственном дворце. А они... — голос дрогнул и словно постарел в один миг, сделался дребезжащим, скрипучим. — Они плели заговор за моей спиной! Эти воркующие голубки... О, я всё видел, всё слышал — их косые взгляды, пренебрежительные речи. Я понимал, что недалёк тот час, когда их будет уже не остановить, и пошёл на отчаянный шаг — на сделку с тёмными богами. Я обязался всемерно помогать их апостолу, рассчитывая, что и мне в награду будет дарована подобная сила. Лишь в этом я видел спасение. И Рихард ни в чём себя не ограничивал. Он развязал войну со всеми нашими соседями. Его армии, созданные и вооружённые мною, превратили окрестные земли в выжженную пустошь, а затем та же судьба постигла и более отдалённые. Он убивал без разбора, шёл повсюду как лесной пожар, собирая урожай душ. Очень скоро Латарнак стал городом посреди кладбища. Начался голод. Плебеи подняли бунт, и Рихард потопил его в крови, за три дня уничтожив большую часть населения. И Санти была подле него с мечом в руке. Всегда подле него. А я всё ждал от богов своей награды за службу. Когда Латарнак почти опустел, Рихард утратил интерес к нему, как змея теряет интерес к птичьему гнезду, пожрав все яйца. Он собрал остатки своих армий и повёл их на восток, чтобы положить всех до единого. Санти рвалась за ним. Она была глуха к моим словам, отвергала все доводы, называла трусом, предателем. Своенравная девчонка... Но она — моя дочь. Я не мог потерять её. Меч в сердце — единственное, что способно было остановить Санти от этого безумия. Я спрятал её в самом дальнем некрополе, там, где Рихард не стал бы её искать. И был прав. Его рвения хватило ненадолго, он ушёл из Латарнака. Вот и вся история, — вздохнул голос устало. — Считаешь ли ты по-прежнему, что моя дочь сдержит данное тебе слово и сразит Рихарда, поглотив мою душу? Или же она уничтожит тебя, как только получит желаемое?

— Не уверен, — честно признался Олег.

— В тебе душа Варна. Я прав?

— Да.

— Полагаю, ты сейчас теряешься в том сонме воспоминаний, что достались от него. Иначе тебе бы и в голову не пришло лезть сюда, ведь капитану было известно то же, что известно мне.

— Твои предложения?

— Покинь мой чертог, дай беспокойным мыслям улечься и прими обдуманное решение.

— Но как быть с Санти? Может она и убьёт меня, как только я закончу. Может быть. Но если я откажусь, никаких шансов на спасение точно не останется. Что мне делать?

— Беги — вот мой тебе совет, — порыв ветра, невесть откуда ворвавшийся внутрь, задул часть огней, и зал погрузился в полумрак. — Ты прогадал с выбором союзника, человек без имени, разбудил стихию, которую не укротить.

— Стать дичью на её охоте? Не самая заманчивая перспектива.

— Тогда выйди на открытый бой. И умри с честью, — добавил голос после краткой паузы. — Это куда лучше, чем сгинуть от истязаний, которым она тебя подвергнет...

— ...в случае отказа, — закончил Олег. — Это ты хотел сказать? Санти не смирится с потерей твоей души, она сделает всё, чтобы её заполучить. А я видел, на что твоя дочь способна. Тебе нечего предложить мне, король, — шагнул Олег к трону. — Может, Санти и вероломное чудовище, но она страшит меня куда больше мёртвого старика.

— Люди-люди... — вздохнул разочарованно голос. — Упрямый скот, разумеющий лишь силу. Думаешь, телесные муки страшны? — оставшиеся огни разом потухли, и тьма наполнила тронный зал. — Я расширю границы твоего скудного сознания, раб!

Молот возник из ниоткуда. Громадный и объятый пламенем — он обрушился на Олега, будто кара господня. Подставленный щит, материализовавшийся на левом предплечье непрошеного гостя, вспыхнул и заскрипел. Сияющий белым меч, лёгший в правую руку, метнулся во тьму, но никого там не нашёл.

— А ты не так уж и силён, — поднялся на ноги Олег и подвигал левым плечом, ощущая жгучую боль. — Я ожидал большего.

Всполох пламени мелькнул справа и тут же превратился в огненную дугу, едва не унёсшую с собой голову наглеца. Растаявший во тьме молот описал круг и вернулся, полыхая сильнее прежнего. Пришедшийся по щиту удар оторвал Олега от пола и швырнул на колонну. В спине хрустнуло. Олег упал на колени, и это спасло его от следующего удара, перебившего циклопический каменный столб, словно тот был из песка. Потерявшая опору колонна, увлекая за собой куски свода, осела и с грохотом повалилась в зал. Олег откатился и принял стойку, напряжённо всматриваясь в клубящуюся тьму.

— Червь, — прозвучало за спиной.

Олег обернулся, но не увидел ничего кроме облака каменной пыли во мраке.

— На что ты надеялся? — прогудело из темноты прямо над головой. — Я испепелю твою душу, — раздалось справа. — Ты обречён! — ударило в левое ухо, словно говорящий стоял совсем близко.

Но рубящий тьму меч не встречал сопротивления на своём пути.

— А Санти права! — крикнул Олег, озираясь. — Ты и в самом деле жалкий трус.

Глухой удар в дальнем конце зала сменился странным нарастающим звуком. Нечто стремительно надвигалось из темноты. Поднятая словно плугом, каменная лавина накрыла Олега, а следом за ней взмыл в прыжке исполин с занесённым над головой огненным молотом. Его доспехи были черны, а лицо светилось алым.

Олег отбросил щит, тут же растворившийся в воздухе, и сжал рукоять меча двумя руками. Встречный удар громадного падающего со страшной скоростью молота должен был расколоть клинок. Ни один закон физики не спас бы его от разрушения. Но вместо этого меч остановил собою пылающее орудие гиганта. Их столкновение сотрясло стены и свод тронного зала. Несколько люстр сорвались с цепей и рухнули на пол, колонны покрылись трещинами.

Уртус всей своей массой навалился на рукоять молота, пламенеющее лицо короля почти вплотную приблизилось к лицу Олега. Светящиеся, будто наполненные раскалённой магмой глаза мастера испепеляли столь же неотрывно смотрящего в них человека. Пламя, обволакивающее молот, перекинулось на клинок меча, а затем и на руки его сжимающие.

— Гори, — прорычал король, дыша жаром. — Гори!

Терзаемая огнём кожа покрылась волдырями, лопающимися и чернеющими за считанные секунды. Пламя стремительно пожирало плоть, оставляя лишь пепел на дымящихся костях, но те продолжали сжимать раскалённую рукоять меча. Олег не чувствовал физической боли, но отчётливо ощущал, как теряет себя. И это не вызывало смиренного покоя, как при поглощении секуратора. Нет, это ощущение рождало дикую злобу, звериную необузданную ярость, разгорающуюся в самых тёмных глубинах души.

— Гори без меня, — проскрежетал Олег в ответ.

Объявшее его пламя перекинулось на Уртуса, словно сбитое взрывной волной, исходящей из самого тела.

Король отпрянул, охваченный огнём.

Сияющий ярче прежнего меч обрушился на гиганта, уже не кажущегося столь непоколебимым. Град ударов сотряс подставляемую под них рукоять молота, всё чаще, всё тяжелее, пока, наконец, не перерубил её. Олег, собрав все силы, прыгнул на ошеломлённого и обезоруженного короля. Занесённый меч опустился на голову Уртуса и рассёк того сверху донизу.

Потрясённый гигант отшатнулся, недоумённо ощупывая ширящуюся рану.

— Что ты наделал? Как... — попятился он, с трудом держась на ногах.

— Я очистил тебя, — опустил Олег тускнеющий меч.

— Нет. Нет! Это моя душа!!! Она моя!!!

Ослепительный свет, рвущийся из раны, становился всё сильнее, пока ни поглотил всё...

— ...не трогай его. Отойдите, — пробился сквозь белое небытие голос Ларса.

— Вроде затихает, — присоединился к нему встревоженный баритон Миллера. — Надо его водой облить.

— На башку себе вылей, — посоветовал Жером.

— Он справился, — словно чудесная мелодия, завладел слухом голос принцессы. — Я не ошиблась в тебе, пилигрим, — улыбнулась она, присев возле стоящего на коленях Олега.

— Уртус едва не уничтожил меня, — поднял тот взгляд на Санти.

— Но не уничтожил. Дай её, — раскрыла принцесса ладонь рядом со сжатыми в замок обожжёнными руками Олега. — Что такое? Ты услышал от отца нечто заронившее зёрна сомнения в твой разум?

— Это так.

— Я говорила, он умеет убеждать. Вернее — умел. Ведь ты не поддался на его лживые слова, не отступил от задуманного?

— Нет, душа короля очищена, но...

— Всегда есть «но», правда? — Санти поднялась и сбросила перчатки. — Вы — люди — обожаете всё усложнять, — отложила она ремень с палашом в ножнах и расстегнула ремни поножей. — Постоянно теряетесь в догадках, просчитываете варианты, — деталь доспеха с лязгом упала на пол. — Вам отчего-то кажется, что в знании ваша сила, — взялась принцесса за шнуровку латного сапога. — Словно это знание оберегает вас от обещанных им же невзгод, — обнажила она правую ногу и начала разоблачать левую. — Ирония в том, что предвидение неизбежного ещё никому и никогда не помогло его избежать. Другой вопрос — что считать неизбежным, — к скинутым сапогам и поножам присоединились наручи и наплечники. — Считаешь ли ты неизбежной смерть от моей руки?

Санти взялась за подол кольчуги и стянула её вместе с рубахой через голову. Платиновые локоны упали на обнажённые плечи и грудь.

— Нет, — выдохнул Олег, сглотнув.

— Уверен? — опустилась принцесса перед ним на корточки и улыбнулась.

Олег молча кивнул, слыша из всех звуков мира лишь оглушительно громкое биение сердца в собственной груди и пульсацию крови в ушах.

— Так дай её мне, — повторила Санти, раскрыв ладонь.

Олег, превозмогая боль, разжал сцепленные пальцы и вложил алеющую душу в руку принцессы.

— Благодарю, — произнесла та и, приподняв лицо Олега, коснулась его губ своими. — А теперь встань поодаль и наблюдай за слиянием великих душ.

Санти прижала сложенные ладони к груди и склонила голову к коленям. Яркая вспышка отозвалась рябью, прокатившейся по телу принцессы, как по водной глади от порыва ветра. Позвонки и рёбра пришли в движение, словно обретя собственные жизни и стремясь вырваться, прочь из узилища плоти. Плечи затрясло, хрустнули кости, спина выгнулась противоестественно крутой дугой и резко вернулась в прежнее положение, заставив Санти запрокинуть голову и издать вопль, от которого все четверо зажали уши руками, опасаясь лишиться слуха. Тело принцессы в последний раз содрогнулось и затихло в той же позе, что и до поглощения.

— Всё в порядке? — рискнул подойти ближе Олег.

Санти подняла лицо от колен, и синие глаза сверкнули из-под сошедшихся к широкой переносице бровей. Под чуть вздёрнутым носом полураскрытые полные губы обнажили ряд белых идеально ровных зубов. Принцесса повела головой, словно пробуя свою шею, и встала.

— Прости мне мои прегрешения, — прошептал Дик, оттянув вниз подол рубахи.

И без того великолепное тело Санти преобразилось. Сложно было сказать, какие конкретно изменения с ним произошли, но чаши весов человеческого и животного начал определённо качнулись в сторону последнего. Прекрасное и естественное настолько, что мысленно облечь его в одежды было трудно так же, как львицу.

Принцесса наклонилась, чем заставила стоящего позади Ларса смущённо отвести взгляд, и подняла палаш.

— Хм... — посмотрелась она в зеркальную гладь клинка. — Отец говорил, что я всё больше становлюсь похожа на свою мать. Мы не были знакомы, но я ей признательна, — опустила Санти палаш. — А теперь за дело, впереди неблизкий путь.