Осколки Иль-Яфи (СИ)

Глава 1

Пролог

Стены подземелья, от времени, покрылись факельной копотью. Через каждые пять пролетов, у стены — стражник в боевой экипировке. Смена караула раз в сутки. Человек прикрыл за собой тяжелую дверь и двинулся вниз.

— Всякая лестница — зло. Когда-нибудь меня найдут мертвым на этих ступенях.

У первого поста человек не остановился и даже не взглянул на солдата. Стражник же вытянулся стрункой, а в глазах мелькнули испуг и почтение. То же самое случилось и на других площадках — воины встречали посетителя лестницы, не мигая и не оглядываясь вслед.

Когда показался последний пролет лестницы, погруженный в темноту, человек выругался.

— Какой леший все это строил. — Хотя прекрасно знал, кто и когда это сделал.

Одолев трудный путь, мужчина вздохнул и подошел к двери, единственной на каменном пятачке. Вытащил ключ. Обычный. И дверь, которую он отпирал, тоже была самой обычной. При желании, ее сможет выбить ногой любой крепкий мужчина…

Только нет в мире таких желающих.

Отомкнув замок, человек вошел внутрь. Подул на ладони, выпуская в пространство мерцающие огоньки. Вокруг нависали неровные стены, над головой — низкий потолок. Пещера. Мрачная, с давящей тишиной и тяжелым воздухом.

Человек двинулся вдоль узкого прохода и по привычке дотронулся до оплавленной стены. Впереди пробежали блики. Послышался металлический перезвон.

— Встречает, — с кривой ухмылкой пробурчал он и откинул с головы капюшон, обнажая лысину. — Здравствуй.

В ответ ему вновь пронесся этот звук. Прямо перед ним, на каменной стене извивались цепи. Толстые, шириной с ладонь, вбитые скобами в горную породу. Они висели на стене, словно веселые елочные гирлянды, а сквозь их ряды проглядывал скелет, вросший в глыбу. Вокруг, ореолом чернела полоса оплавленного камня.

Человек без интереса бросил на него взгляд и закрутил головой.

— Эй, где ты?

Цепи на стене дернулись, звякнули.

— Ну, же!… Ой-ой-ой! Еще скажи, что ты сбежал, — и ехидно засмеялся.

Воздух задрожал. По лицу пробежал ветерок, встряхнул бороду. И вдруг резко, словно стальными пальцами, сдавил горло. А потом отшвырнул к стене. Человек успел заслониться от торчащих камней и отскочил в сторону.

— Эй, стой! Не сходи с ума! Я принес… то, что обещал.

Цепи на стене напряженно натянулись, и обмякли. По пещере прокатился вздох.

— Не шути со мной, мышь.

Возле лица опять пронеслось дуновение ветерка. Человек растянул губы в льстивой ухмылке.

— Как скажешь… Повелитель. — После чего сложил ладони лодочкой и резко дунул. — Извини, не люблю разговаривать с твоими костями. — Сказал, и с опаской отступил назад, склонив голову в поклоне.

Слетевшие с ладони искры разлетелись по пещере и окутали что-то невидимое, придавая ему очертания. Осветили мрачное лицо, бесформенную фигуру, погруженную в клубы черного дыма. Человек на пару секунд всмотрелся в застывшие глаза, и запоздало дернул головой. Опять!

Бездна, леденящая пустота, мрак!

— Будь моя воля, я бы вырвал из тебя душу, — полупрозрачные руки дернулись в сторону человека. — С каким удовольствием я бы вытряхнул из тебя жизнь.

— Нет, Повелитель!

Человек ловко извернулся и юркнул за большой валун у стены пещеры. — Не тревожься, я все исполнил. Я сделал все, как ты сказал.

Вдоль стены прокатился шуршащий смех. Тень встряхнула «телом» и искры сверкнули ярче.

— Успокойся, колдун. Ты мне не интересен. Ты — солома, сорняк, а я не корова, чтобы жевать тебя. Твоей силы не хватит даже на то, чтобы выдернуть цепи из моего скелета.

Колдун осторожно выбрался из-за валуна, не поднимая головы.

— Я — мышь, а не сорняк, Повелитель. Маленькая, хитрая мышь, которая вытащит тебя отсюда. Не стоит пренебрегать своим единственным шансом, мой господин. Иначе…

— Хватит, — голос прозвучал глухо, но с такой силой, что со стен ссыпались мелкие камешки. — Хватит болтать. Показывай.

Колдун суетливо зашарил во внутреннем кармане плаща и с осторожностью вытащил из него маленькую шкатулку, обтянутую черной тканью. Открыл ее. На дне закопошилась крупная пузатая паучиха.

— Как ты и просил, Повелитель, с развалин храма Айхизы в Лурфийской долине.

Тень хрипло вздохнула, подняла костлявый полупрозрачный палец. С его изогнутого ногтя упала капля и растеклась по хитиновой оболочке твари в шкатулке.

— Она принесет не меньше тысячи особей.

— Этого хватит?

— Не хватит — найдешь еще. Я отдам вторую каплю. Но, если через год ты не соберешь дар, я размажу тебя по этому полу, на котором ты сейчас стоишь, — голос призрака разлетелся по камням пещеры хриплым шепотом. Человек испуганно склонился в поклоне.

— Я все сделаю, Повелитель. Моя жизнь и без того принадлежит тебе, не гневись, я не заслужил этого.

Тень засмеялась.

— Трусливая мышь, ты трясешься, как придорожный лопух на ветру. Иди и выполняй.

Колдун осторожно поднял голову.

— А заклинание? Без заклинания, эта паучиха не уползет дальше печной трубы.

Складки одежды призрака окутались чернотой. Огоньки, разбросанные колдуном, начали потухать один за другим, погружая пещеру во мрак.

— Не беспокойся, Факх Аль-Гору, я уже наложил заклинание в каплю силы. Тебе не придется пыхтеть над сложной формулой, вычислять путь в магическом лабиринте. Я все сделал сам. Иди.

Последний мерцающий огонек, застывший над призраком, отчаянно вспыхнул, и погас.

Ступеньки наверх тянулись бесконечной пыткой. Колдун покрылся потом. Он тяжело переступал ногами и проклинал эту лестницу, этот день и черный призрак в глубине пещеры. Дверь, окованная железом, с трудом поддалась, распахнулась, и в глаза ударило солнце.

Факх зажмурился. Вдалеке, над горами парил кречет. Колдун прищурился и застыл, наблюдая за птицей. Мерзкий призрак обманул. Или наоборот — не дал себя обмануть. Догадался. Как еще не убил.

Хитер. Но он, Факх Аль-Гору, хитрей. Пусть он не узнал ключа к таинственным заклинаниям Иль-Яфи, но подсаженная в паучиху ловушка распознает секрет. И тогда, прощай, тень, сходи с ума, бейся об стены, трясись от бессилия, умирай по капле, пока окончательно не сгниешь в глубине пустоши.

Глава первая

Столики уличного кафе, где сидели две девушки, были заняты. По соседству с ними шумела компания молодых людей.

— Лиз, скушай еще пироженку, и все пройдет. Похудение — процесс долгий, требующий сил, напряжения. Подкрепись перед стартом. Обдумай, покумекай, а вдруг пройдет?

— А если я не хочу, чтобы проходило?

— Нее, ты серьезно? Ты собралась худеть?

— А ты повелась? — Лиза, подруга Янки насмешливо засмеялась.

Несмотря на полноту, ее можно было назвать очень хорошенькой. Голубоглазая, с приятными чертами лица и развитыми формами — мало, кто поверит, что ей семнадцать. Каждое движение — повороты головы, плеч, приятный низкий голос, говорили об одном: я — взрослая. И даже длинное платье не столько скрывало ее полноту, сколько придавало элегантность.

— Ох, Янка, наивная ты еще.

Янка скривилась и отвернулась.

— Пойдем уже, — тут же сказала она, заметив взгляды взрослых парней с соседнего столика.

Проспект горел огнями, по широким тротуарам прогуливались прохожие. Неподалеку, из окон студенческого общежития доносилась музыка. Девчонки свернули во дворик, где они припарковали машину. Светло-зеленый Nissan Juke приветливо отозвался мигающими фарами.

— Держи, — Лиза подкинула ключи подруге, а сама села на переднее пассажирское сидение. Вечерний проспект был относительно свободным. Янка вырулила из чужого дворика и уверенно повела машину. Лиза уткнулась в экран планшета — она доверяла подруге. Причем, больше, чем себе: после двух попыток профессиональных инструкторов, нанятых ее отцом обучить вождению, девчонка сама себе поставила диагноз — водительский кретинизм.

Чего нельзя было сказать о Янке. Те, кто ее знал, говорили, что она родилась с педалью акселератора под розовой пяточкой. Но в отличие от Лизиного папы — успешного бизнесмена, ее отец не мог позволить себе такую покупку для дочери. Может быть, когда-нибудь.

— Плюха опять троллит Волошину.

— Что пишет?

— Волоха — дура, тупица, стопудово завалит ЕГЭ, помашет ручкой школе и вместо института пойдет устраиваться продавщицей в ларек.

— Козел.

— Ты думаешь, это кто-то из наших? Мне кажется, из палаллельки.

— А почему ты решила, что это козел? Может, коза.

— Не удивлюсь.

Лиза, вдруг что-то вспомнив, быстро убрала в сумку планшет, вытащила ватный диск, крем и зеркальце. Янка ухмыльнулась. Отец подруги — добрый, заботливый, щедрый, не выносил накрашенные глаза своей дочери. Машину — можно, вечерние прогулки до одиннадцати — пожалуйста, новое платье из престижного магазина — нет проблем. А накрашенные реснички — убиться веником, и лучше добровольно.

Впереди замерцал огнями новый массив. Высотки, точно гигантские детские кубики, соревновались между собой пестрыми боками-стенами. Внутри территории — дорожки, выложенные разноцветной плиткой, дворики с игровыми площадками и удобные парковки.

Жилмассив расположился на берегу реки, разделившей сибирский мегаполис на две половинки. Янка подъехала к одной из парковок и аккуратно вкатила жука в междурядье.

— Гляди. Интересные ребята, — легонько толкнула ее Лизка, указывая на двух парней лет шестнадцати-семнадцати, сидевших на лавочке у дома неподалеку.

— И? — Равнодушно отозвалась Янка.

— А зря недооценила, нормальные. Наверное, из тридцать седьмой школы.

— Наверное. Не забудь завтра вовремя встать с утра, сделай милость.

— Ой, да ладно. Один раз проспала.

Так сложились судьбы девчонок — всегда быть вместе. С первого класса, с дворика старого дома, где они жили. Семьи дружили, подчиненные воли девчонок. Потом обе семьи так же дружно развелись, с разницей в полгода. Мать Лизы укатила в Европу, пообещав дочери забрать ее при первой возможности. Девочка ждала, когда появится эта возможность. Потом перестала.

У Яны — другая ситуация. Причиной развода родителей стал алкоголизм матери. Вначале девочка жила с ней, но на фоне болезни начали развиваться признаки другого, более страшного недуга, требующего лечения в психиатрической больнице.

Отцы девчонок продолжили приятельские отношения. Лизин папа, после развода, заметно пошел в гору — бывают и такие повороты судьбы. У Яны отец много лет занимался установкой охранных систем, особо не блистая и не хватая с неба звезд.

Идея переехать в новый микрорайон — с хорошими квартирами, с высокими потолками и просторными лоджиями, принадлежала девчонкам. Уговаривали недолго — дочери знали, как правильно мотивировать своих отцов-одиночек и вертеть их отцовскими чувствами. Первыми переехали Жариковы — Лиза и Тимофей Михайлович, в хорошую двухуровневую квартиру, а через пару месяцев справили новоселье Павликовы. Яна и ее отец Николай Владимирович поселились в двухкомнатной квартире, окна которой выходили на реку. Девочки не стали менять школу, где они учились с первого класса. До выпускного оставалось совсем немного.

— О, гляди, они живут в соседнем доме. А почему я их раньше не видела?

— Лиз, здесь целый микрорайон, и в каждом доме по двести квартир, можно год прожить, и не встретиться. Пошли, я уже спать хочу.

На девятом этаже темнели окна ее квартиры — отца дома не было. Янка зашла в свой подъезд, кивнула консьержке и нажала кнопку лифта. Поднявшись, на площадке увидела соседских детей — девочку и мальчика лет пяти, катающихся на самокате.

— Вы почему не спите? — Притворяясь строгой, спросила она.

— Нас родители выгнали, пока мы окончательно не выбесимся, — ответил мальчик.

— В смысле? — Янка удивленно остановилась.

— Ну, мы бесимся, бесимся, и не можем выбеситься, — пояснил маленький сосед.

— Однако, — протянула она и открыла свою дверь.

Новая квартира была не такой уж и большой, но Янке она казалась огромной. Возможно, впечатление создавалось из-за высоких потолков, а скорее всего из-за того, что сейчас она стояла полупустая. Как-то без споров, практически единогласно, решили не перевозить старую мебель в новый дом. Янке купили диван и компьютерный стол. Отец в своей комнате спал на спортивных ковриках. Пока. Со временем купим, сказал он, и не жаловался по утрам на помятые бока и старые кости. Хотя, какие старые кости, ее отец еще молоток!

Ночью пошел дождь. Сквозь открытую балконную дверь проникал ветерок, вместе с мелкими каплями, шорохами, далекими отзвуками с реки. Янка несколько раз просыпалась — один раз, услышав, как пришел отец, звякнувший ключами. Потом от тревожных видений, с тенями, вскриками, будто кто-то зовет ее, причем, она отчетливо слышала свое имя. Просыпалась, оглядывалась в темноте, и опять проваливалась в тягучую паутину навязчивых снов…

Виделся караван, бредущий по барханам. Странные верблюды с вытянутыми мордами плывут, раскачиваются в зыбком мираже. Их погонщики в ярких желтых халатах озираются и настороженно нащупывают острые ножи, спрятанные в складках одежды. Потом они вдруг видят ее и в страхе кричат…

Каждый фрагмент сна, не дойдя до финала, взрывается фонтаном острых сверкающих искр. Осколков! Настолько ярких, что болезненная резь в глазах выносит из сна. И снова погружение, словно кто-то за ноги утягивает на глубину…

Шатер, увитый изнутри лозами винограда. Здесь, внутри — успокоение. Отчего-то она это знает точно. Янка видит женщину в голубом одеянии. Ее лицо прикрыто уголком шарфа.

— Тссс… Не бойся, я просто наблюдаю за тобой.

В шатре прохладно и витают незнакомые, но изумительные ароматы, чем-то схожие с запахами дорогих духов, запомнившихся с детства — Лизкина мать не терпела дешевых подделок. Из-под полога шатра пробивается свет.

— Я много лет укрывала вас пеленой Геозиса, но он нашел путь.

— Кто вы?

— Молчи и слушай. Будь осторожна. Помни, ни в коем случае…

Разноцветная рябь неожиданно прервала видение, вспыхнув осколками. Звенящими, яркими, до боли в глазах! Янка вскрикнула, глубоко задышала, выдохнула, и опять погрузилась в сон.

По прозрачной шторе пробежал блик, раскидывая паутину. Тихо замерцала искра. Погасла. И превратилась в существо с глянцевым брюшком и паучьими лапками. Неизвестная тварь задвигала челюстью, а потом всосала в себя паутину со штор.

Глаза-бусины оглядели комнату и остановились на девушке. От ветра всколыхнулась штора. Паук, словно ждал этого порыва, оторвал лапы и прыгнул. Вначале на боковину дивана, потом прошелестел по подушке, пробежал по растрепанным волосам. Застыл на плече.

Маленькая, но крепкая челюсть распахнулась, обнажая два зуба.

— «Шу-у-у» — прошипела уродливая голова. Паук медленно опустил брюшко, дернулся… И впился в плоть.

Боль была такой, будто вздернули на дыбе. Тело встряхнулось от судороги, в голове вспыхнула стена огня. Янка натужно захрипела, и рывком села на диван.

Дыхание восстановилось. Девчонка закашлялась, ошарашено оглядела комнату. Боковое зрение уловило движение. Янка дернула головой, вскочила на ноги… Показалось. Опять опустилась на диван.

— Что за чертовщина!

Боль ушла, только осталась испарина. Янка непроизвольно погладила плечо… И медленно перевела взгляд на ладонь, вдруг оцепенев от накатившегося ужаса. Из-под кожи на ее руках пробивалась паутина вен, сосудов, пульсирующих бирюзовым отсветом.

Девчонка простонала и резко дернула майку, обнажая живот, бока, потом стянула с себя штаны от пижамы. Все ее тело, вопреки разуму и здравому смыслу, мерцало. Нити-вены, просвеченные рентгеновским холодом, ветвились, изгибались в невероятные узлы и знаки. Потом внезапно пропадали, и снова возвращались, закручиваясь новыми узорами.

Янка подбежала к столу и схватила небольшое зеркальце на подставке. Ее большие, серые глаза, в отражении, смотрели тем же холодом, залитые бирюзовым отливом. По щекам пробежали тонкие ветви-нити, а на висках пульсировал один и тот же знак, похожий на звезду.

Девушка отшатнулась, отбросила зеркало, упавшее на диван, и медленно взяла его вновь.

— Я сплю. Это обман зрения.

— Не знаю, как тебя успокоить, но… Стой, не оборачивайся, мне и так трудно разговаривать с тобой. Твоя реальность забирает много сил.

В зеркале смутно, всего лишь очертаниями отразилась незнакомка — та самая, из шатра, в голубых одеяниях.

— Вы из моего сна, — Янка не спрашивала, она утверждала.

— Я не знаю, как он это сделал, — тревожным шепотом пробормотала женщина. — Плохо.

— Что — плохо? Хотя, да. Хорошего мало.

Незнакомка усмехнулась.

— Ты держишься молодцом. Привыкай, если хочешь выжить.

— Это опасно?

— Ты о рисунках на теле? — Чуть изогнула бровь собеседница. — Успокойся, к утру они исчезнут.

— А что он сделал? Вы сказали — он это сделал.

— Нашел тебя. Возможно, что и других. Вначале один осколок, потом другой, третий…Потом он возьмет свое. И начнет мстить. Но вначале уничтожит вас. Вернее, вы сами уничтожите друг друга.

Янка усмехнулась, но не стала перебивать, расспрашивать, спорить. Все, что происходит — к утру пройдет. Она — не алкоголичка, как ее мать, она выдержит, не поддастся, не позволит погрузить себя в ад помрачнения рассудка.

— Ты не веришь? Я не настаиваю. Но не отвергай заклинание Геозиса, когда придет беда. Ты его вспомнишь. Я закрепила его в памяти магическим узлом, — незнакомка замолчала, разглядывая Янку. — Почему-то я тебя почувствовала, странно. Все странно. То, что не должно было случиться — случилось.

Контуры незнакомки истончились, подернулись пеленой, и исчезли.

— Даже не попрощалась, — с горькой усмешкой сказала Янка. Поставила зеркало на стол, легла на диван, укрылась с головой одеялом и убежденно буркнула. — К утру все забудется.