Осколком оборванная жизнь

15

Следующий день уже предвещал победу: ранним утром войска генерала Людникова ворвались в Витебск. Но усталое лицо Василия Емельяновича Макарова было хмурым, когда я вошел к нему в блиндаж.

— Товарищ генерал, — начал я, — погиб Александр, брат командующего, в бою в районе Алексеничей..

Генерал Макаров, боясь, что меня услышат, хотя в блиндаже, кроме нас, никого не было, предупреждающе затряс ладонью.

— Александр? — повторил он. — Ивану Даниловичу ни слова. Ему сейчас очень тяжело. Западнее Витебска — ожесточенные бои. Гольвитцер идет напролом, чтобы вырваться. Танковая армия продвигается на рубеж прорыва пока что очень медленно. Танки ползут как черепахи. Там, как назло, такой дождюка прошел, что дороги в низинах и на болотах раскисли… Это Ивана Даниловича очень волнует… Вот армия маршала Ротмистрова войдет в прорыв, тогда я ему сообщу.

Вторая половина дня принесла более радостные вести: войска генерала И. И. Людникова и 43-я армия под командованием генерала А. П. Белобородова ворвались в Витебск и к концу дня освободили город; передовые дивизии армии генерала Н. И. Крылова захватили железную дорогу Орша — Лепель; конно-механизированная группа продвинулась еще дальше— вышла на реку Уллу и с помощью партизан форсировала ее; войска генерала К. Н. Галицкого за эти сутки прошли далеко за шоссе Витебск — Орша; танковый корпус генерала А. С. Бурдейного достиг Погоста, пересек шоссе и железную дорогу Москва — Минск, овладел Старосельем, там повернул на запад и прямиком пошел к Березине; гвардейская танковая армия маршала П. А. Ротмистрова наконец-то вырвалась на Минскую автомагистраль и, поддержанная авиацией, в четыре часа дня овладела двумя населенными пунктами.

— Ну, товарищ Иголкин, кажется, все! Теперь перед нами прямая дорога на Минск! — командующий вручил ему подписанное им и генералом Макаровым донесение в Ставку о взятии Витебска. — Мы сейчас с Василием Емельяновичем едем к маршалу Ротмистрову, — и, проводив его, крикнул: — Комаров! Машины!

Через полчаса по Минской автомагистрали мчались две легковые машины-вездеходы, «газик» и бронетранспортер. За вторым виадуком, перекрывающим железную дорогу Орша — Лепель, там, где Минская автомагистраль прячется в небольшой выемке, командующий остановил машину, и все вышли.

Из-за придорожных кустов показался бородатый старик в рубище и со слезами на глазах запричитал:

— Добры дзень, дороженькие наши таварышы! Наконец-то мы вас дачакалися, аслабанители вы наши. Дзякуем вам…

Командующий крепко пожал старику руку:

— Добры дзень, отец! Тяжело было под фашиста-ми-то?

— Цяжка, ой як цяжка, сынки мои! — И полилась речь старика, полная горечи и печали.

— Чем же тебя, отец, обласкать? — вопрошающе окинул всех взглядом генерал Черняховский. Генерал Макаров крикнул своему порученцу:

— Беспалый! Посмотри, нет ли у ребят табачку?

Солдаты с полуслова поняли, бросились к бронетранспортеру и притащили весь свой НЗ.

— На, возьми, отец, — Василий Емельянович протянул старику хлеб, а солдаты — консервы, сахар и пачки махорки.

— Чаго-й ты, сынок милый, — замахал руками старик, наотрез отказался взять что-нибудь. — Я тут тоже як бы на варте. Коли што, то павинен хутка своим паведамиць. Они там, — старик показал в сторону Орши, где за лесом беспрерывно грохотал бой. — Им ваш камандир баявую задачу поставил.

— Как тебя, отец, величать? — спросил командующий.

— Мяне? Рыгор Яхимчук, товарищ командир.

— А по батюшке?

— Ничипорович.

— Так вот, Рыгор Ничипорович, берите все это. Чем богаты, тем и рады. А своим товарищам передайте, — продолжал Иван Данилович, — что командующий и член Военного совета фронта шлют свой боевой привет и желают им сегодня же освободить Оршу.

— Дай бог, дай бог… — растерянно лепетал старик, кулаком вытирая слезы.

Вернулись на КП как раз к «последнему часу». Командующий отмечал на карте лишь большие пункты: Жлобин, Горки… Его интересовало, как двигаются соседние фронты.

Макаров сидел напротив Черняховского и переживал: сказать или не сказать Ивану Даниловичу о гибели брата? Решил пока не говорить: командующему и в эту ночь предстояла напряженная работа.

— Что-то вы мне, Василий Емельянович, не нравитесь. Нездоровится?

И Василий Емельянович не выдержал. Дрогнувшим голосом сказал:

— Печальная весть, Иван Данилович, брат…

Черняховский с полуслова понял, что с братом случилось что-то страшное.

— Жив?

— Нет, погиб под Алексеничами.

— Когда? — с надрывом произнес Иван Данилович.

— Я узнал вчера.

— Вчера? — глаза вспыхнули обидой. — И до сего времени молчали…

— Молчал, Иван Данилович. В этом водовороте боя не мог. Я знал, как вам будет тяжело… Это сражение— и брат…

— И сейчас не легче… — нервно дернулись губы Ивана Даниловича, а на его скулах, словно от сильной боли, вздулись желваки. Он молча повернулся к окну. Тяжелый вздох вырвался из его груди. — Ведь какую жизнь мы прожили вместе… Вместе сиротами росли. С ранних лет своим трудом хлеб зарабатывали и семью кормили… Надо в Алексеничи проехать… Но сейчас нельзя. У маршала Ротмистрова опасное положение. От Борисова идет на него полнокровная танковая дивизия. Предстоит жаркий бой… — И Иван Данилович перевел свой взгляд на порученца, стоявшего поодаль с поникшей головой. — Вот что, Алеша, — тихо сказал он. — Поезжай, дружок, на место погребения Саши. Посмотри, что и как там. Если надо, сделай все, как следует. Потом съезди в часть и возьми его личные вещи.

Распахнулась дверь, и вошел сияющий майор В. М. Бабаев — секретарь Военного совета. Этот по природе своей сугубо штатский человек четко, по-военному подошел к командующему и доложил:

— Товарищ генерал армии!.. — Командующий, услышав это звание, сделал большие глаза, а майор продолжал: —Имею честь вручить телеграмму Верховного Главнокомандующего о присвоении вам звания «генерал армии» и его поздравление.

— Спасибо, товарищ Бабаев, — через силу улыбнулся Черняховский и протянул ему руку.

Поздравили командующего и остальные. Но как-то невесело, сумрачно. Бабаев обвел всех недоуменным взглядом. Генерал армии понял его и тихо ответил:

— Брат мой, Александр, погиб…

Ушел Комаров, вышел и Бабаев, и в комнате нависла неприятная тишина.

— Слезами горю не поможешь, — горестно промолвил Иван Данилович. — Будем, Василий Емельянович, работать… Вот как раз и наш начальник политуправления.

В комнату входил генерал Казбинцев. Он принес показать Черняховскому и Макарову обращение к войскам, Прочитав его, Иван Данилович посоветовал еще поработать над ним. Макаров и Казбинцев сели к окну и занялись редактированием обращения, а Черняховский вместе с генералом Барановым занялся отработкой вопросов инженерного обеспечения форсирования Березины танковой армией.

Закончив дела, все отправились ужинать. Вернувшись, они узнали радостные вести: севернее Островно капитулировали остатки витебской группировки во главе с генералом Гольвитцером. Наши войска освободили Оршу.

Танковый бой на Минской автомагистрали начался в полдень 28 июня. Танкисты маршала Ротмистрова после короткого, но мощного артиллерийского налета смяли сильный передовой отряд 5-й танковой дивизии и с боем заняли Крупки. А на другой день при эффективной поддержке авиации обрушились всей мощью армии на главные силы этой дивизии, наголову их разбили и остатки погнали к Борисову.

В этот день Ивану Даниловичу исполнилось тридцать семь лет. Первым его поздравил, вручив телеграмму от семьи, подполковник Комаров. Глаза Ивана Даниловича блестели ласковым огоньком, когда он читал ее.

После завтрака командующий и член Военного совета помчались на КП маршала Ротмистрова. Туда же прибыл и маршал Василевский.

Началось форсирование Березины. Все они с тревогой и в то же время с восхищением смотрели, как бойцы стремительно выбегали из лесу, таща за бортовке канаты надувные или складные лодки, с ходу в них садились и плыли по кипящей от разрывов снарядов реке туда, где били пулеметы и автоматы. Не меньшее восхищение вызывали у командования и саперы, которые в этом аду строили переправы для танковой армии.

Сюда же, на берег, со всех участков фронта шли радостные сообщения: с помощью партизанских бригад конно-механизированная группа и передовые отряды 72-го и 65-го стрелковых корпусов уже форсировали Березину, а южнее гвардейский танковый корпус генерала Бурдейного, тоже при активном содействии партизан, полным ходом шел к Березине.

28 июня пришла директива Ставки, которая приказывала фронту с ходу форсировать Березину и во взаимодействии с войсками 2-го Белорусского фронта не позже 7–8 июля взять Минск, а правым крылом — Молодечно.

И теперь командующий занялся вместе с генералом Иголкиным разработкой мероприятий и организацией боевого обеспечения с целью овладения Минском. До этого Минск был в полосе 2-го Белорусского фронта.

В поздний погожий вечер, когда благоухали липы, за занавешенными наглухо окнами, у длинного стола стоял командующий, обдумывая, как бы взять Минск не 7–8, а 3 или 4 июля. На Минск он нацелил армию генерала В. В. Глаголева, гвардейский танковый корпус генерала А. С. Бурдейного и часть сил гвардейской танковой армии маршала П. А. Ротмистрова…

И вот на рассвете 3 июля раздался долгожданный звонок. Командарм Глаголев докладывал:

— В три ноль-ноль передовой отряд 4-й гвардейской танковой бригады корпуса Бурдейного ворвался в Минск со стороны обсерватории…

Сообщение это обрадовало командующего.

На проводе снова Глаголев:

— Войска продвинулись за Свислочь. Наблюдаю с НП на Доме правительства красный флаг. Завтра окончательно очистим Минск от фашистов, — и генерал Глаголев пригласил командующего к себе на новый НП — в самом Минске.

— Большое спасибо, Василий Васильевич. Не смогу.