Утром, как условились, сразу после завтрака выехали во 2-й гвардейский танковый корпус генерала А. С. Бурдейного.
Так как командующий в этом корпусе еще не бывал, то впереди него ехал генерал Родин. Минут за двадцать они по шоссе домчались до Красного. Там машина генерала Родина свернула на юг и лесной дорогой привела в расположение корпуса. Выйдя из машины, Черняховский полной грудью вдохнул нежно-смолистый запах леса.
— Какая красота! — восторженно произнес он. — Не то, что у нас, в Нетяжах. Может быть, перенесем, Василий Емельянович, сюда КП?
Тот только хотел сказать «хорошо бы», как где-то впереди сухим раскатом загрохотали разрывы тяжелых снарядов. «М-да», — многозначительно протянул он.
— Не достает? — кивнув в сторону разрывов, Черняховский обратился к встретившему их командиру корпуса генералу Бурдейному.
— Пока спокойно, товарищ командующий.
— Что делают танкисты?
— Сегодня парковый день, приводим боевую технику в готовность.
— Очень хорошо, — ухватился за это Черняховский. — Так что начнем знакомство с корпусом на трудовом поприще танкистов. А уже потом побеседуем с вами в штабе. Так что ведите нас прямо в парк.
Начали знакомство с 26-й гвардейской танковой бригады. Докладывал командир бригады — с четырьмя боевыми орденами полковник С. К. Нестеров.
Генерал Черняховский попал в свою танковую стихию. И не было того экипажа, возле которого он не остановился бы, не поговорил бы.
Так незаметно они подошли к следующему батальону. Здесь генералу Макарову бросилась в глаза надпись на башне третьего танка: «Боевая подруга».
— Иван Данилович! — Макаров окликнул Черняховского. — Вот танк замечательной женщины Марии Васильевны Октябрьской. Жена погибшего в начале войны начальника политотдела дивизии полкового комиссара Октябрьского. Эта женщина внесла все свои сбережения на строительство танка и на нем воевала.
— Воевала? Как? Кем? — Черняховский смотрел на полковника Нестерова большими глазами.
— Механиком-водителем, товарищ командующий.
— Механиком-водителем? — удивленно повторил Иван Данилович. — Женщина — и механик-водитель? — напряженно, с силой он выдвинул вперед руки, словно нажимая на рычаги танка. — Необыкновенно! Расскажите, пожалуйста, и подробнее. — Черняховский опустился на доску, лежащую на двух пеньках, и, хлопнув по ней рукой, предложил присесть генералу Макарову.
— Как-то осенью, — начал полковник Нестеров, — к нам прибыло из Омска маршевое пополнение — вот эти машины вместе с экипажами. Утром, когда я принял их, мне бросилась в глаза вот эта странная надпись на башне — «Боевая подруга». Я сразу к танку. Рапортует командир экипажа, молодой паренек младший лейтенант Петр Чеботько и представляет механика-водителя Марию Октябрьскую, командира орудия сержанта Геннадия Ясько. — Полковник Нестеров протянул руку в сторону Геннадия, сказал: — Вот он теперь водит «Боевую подругу».
Лейтенант Чеботько называет мне имена этих молодых ребят, а я его не слушаю, смотрю на тщедушного, в больших кирзовых сапогах, с женским лицом механика-водителя и думаю: «Что я с тобой, голубушка, делать-то буду? Ведь это же не какая-то женская снайперская команда, а танк! Здесь сила и воля нужны». А она словно поняла мои сомнения и по-солдатски отчеканила:
— Справимся, товарищ полковник!
— Но ведь это же танк! Тут же большая силища нужна! — как-то невольно вырвалось у меня.
— Справлюсь, товарищ полковник, — повторила она.
Дело, смотрю, серьезное. Направил я этот танк в роту управления, а там поручил опытному механику-водителю своего танка старшему сержанту Николаю Чайке. — Полковник Нестеров показал глазами на улыбающегося, с вьющимся чубчиком танкиста. — После боев за Дубровно она в слезы и запротестовала:
— Не для этого я танк приобрела, чтобы на фронте командира возить. Врага бить я приехала, врага бить!
Как-то после боя мы с замполитом пригласили Марию Васильевну к себе побеседовать. Вот так, как и вы, — полковник Нестеров посмотрел на Черняховского, — села на чурбачок, зажала пилотку в руках и не без волнения начала: «Когда я получила скорбную весть о муже, тогда и загорелась желанием пойти на фронт, чтобы самой бороться с врагом и мстить ему за смерть мужа, за семью, за страшное горе, мучения и жертвы нашего народа… Я решила все, что есть у меня — свое и мужа, — продать, а вырученные деньги и сбережения отдать на постройку танка». Но ей этих денег не хватило. Тогда она пошла работать на фабрику. Работала, а в свободное время вышивала и вышивки продавала. Когда собрала нужную сумму, внесла в банк, написала письмо товарищу Сталину. Вскоре от него пришла телеграмма, в которой он распорядился дать ей танк, назначить водителем и направить на фронт. — Лицо комбрига помрачнело. — Мужественная и храбрая она была женщина. Участвовала в боях до последнего дня своей жизни. Прошлой зимой, в трескучий январь, под Крынками, что недалеко от Лиозно, в ночном бою была тяжело ранена. Врачи два месяца боролись за ее жизнь, но тщетно…
Закончив рассказ, полковник Нестеров тяжело вздохнул и замолчал. Молчали все. В бору нависла несвойственная фронту тишина…
Время летело быстро, а надо было еще побывать в других бригадах, да и часик оставить на беседу с комкором. Поэтому в других бригадах они долго задерживаться не стали.
Беседуя с генералом Бурдейным, командующий рассказал ему, зачем он приехал, и предложил тренировать танкистов в лесисто-болотистой местности, готовиться к ночному переходу на новое место дислокации. В заключение добавил:
— Приказ о передислоцировании вам даст генерал Родин. А теперь о наших впечатлениях. Нам все понравилось, особенно ваши танкисты. У меня появилась уверенность, что ваш корпус может выполнить любую сложную задачу. И к такой задаче вы готовьтесь… Что-то я еще хотел сказать… Вспомнил: танк «Боевая подруга'» берегите. Он должен громить врага и на его территории.