Останься в Вейзене

Глава 9 О загадках и верности

Прежде чем начать расспрос, Гетбер выдал дал мне переодеться в чистый комплект одежды (кажется, тот же самый, в котором я щеголяла по его квартире в прошлый раз) и заварил полный чайник отвара, который окружил кухню ароматом мяты, ромашки и мелиссы.

— И куда же тебя занесло в этот раз?

Я хотела было возмутиться этой слегка оскорбительной формулировке, но решила промолчать. Лучше уж показаться бесхарактерной, чем вернуться на холодную улицу.

— Я была в театре, — не стала таить.

— Опять? Настолько впечатлилась тем спектаклем, что решила посмотреть его ещё раз?

— Понятия не имею, повторяли ли сегодня тот спектакль. Я была на поэтическом вечере. Слушала стихотворения.

Гетбер сделал глоток отвара, причмокнул и заметил:

— Не знал, что ты увлекаешься поэзией.

Он вздохнул, и я начала раздражаться. Ну сколько ещё можно так демонстративно возмущаться моим поведением? Строит из себя эксперта по моей душе. Если Гетбер вывернул её наизнанку, когда переносил меня в этот мир, это ещё не значит, что он знает, какая я на самом деле. Мы вообще с душой не в ладах — наверное, хотя бы это он мог понять наверняка?

— И как вечер? — поинтересовался Гетбер. — Подожди, пока не рассказывай. Сначала ответить на другой вопрос: ты голодна? Я ещё не ужинал. Могу и тебя накормить.

— Да, можно…

Раздражение сменилось благодарностью. Прокатилась я сегодня, конечно, по всему эмоциональному спектру… Ещё немного, и не выдержу. Ощущение такое, будто я застыла в шаге от истерики. Одно неверное движение — и вспыхну, а там хоть в океан окунайте, не сможете потушить.

Гетбер взялся за готовку, и я почувствовала себя свободнее. Принялась рассказывать о том, как чудесно всё было и не смогла умолчать, язык слишком длинный, такое удивительное открытие: на поэтическом вечере мне повстречались собственные подопечные. Которые по утрам среды являются и подопечными Гетбера.

Его это заявление воодушевило. Гетбер даже повернулся в мою сторону, чтобы поинтересоваться, с кем именно я там повстречалась. Уж не с неким господином Гиленом?

За маской фамилии я не сразу признала Вилсона. Но все-таки признала.

— С госпожой Лорели. Знаете такую? Не подскажу её фамилию — я и вашу узнала буквально на днях.

Уловка сработала — очень уж возмутило Гетбера то, что кто-то разбрасывается информацией о нем без его на то разрешения. Он стал спрашивать, чего ещё интересного мне о нём рассказали и почему это я решила выведывать сведения о нём.

Я ответила, что он может не волноваться: никакое досье я на него не составляю. И ничего, кроме фамилии и тех обрывочных фактов, которые рассказывал Гетбер сам о себе, у меня нет.

Ужинали мы запеканкой из мяса, яиц и овощей. Поскольку последний приём пищи был у меня часов восемь назад, во время обеда, так что вредничать я не стала и сразу принялась за еду. Не знаю, как Гетберу это удалось, но, даже приготовленное за короткий срок, это блюдо таяло во рту.

А в дополнение ко всей этой красоте Гетбер подал невысокие хрустальные стаканы и наполнил их темной жидкостью. Я подумала, что это уже знакомое мне вино, даже не стала ничего спрашивать — такое небольшое количество только пойдет на пользу, согреет. И в кого превращаюсь?.. Однако единственный глоток так сильно обжёг горло, что я зажмурилась.

Я оставила стакан в сторону и грозно посмотрела на Гетбера:

— Чем вы меня таким спаиваете?

— Друг подарил, — ответил он. Удивительно, что у него, такого загадочного, до сих пор остались друзья. — Решил опробовать на тебе — теперь вижу, настойка получилась хорошей.

Прежде чем я возмутилась, он взял свой стакан и влил его в себя залпом, даже не поморщившись.

— И часто вы проводите вечера в такой вот веселой компании? — я кивнула на стаканы.

— Конечно, нечасто. Только тогда, когда приходишь ты, — ответил Гетбер. И я не поняла, серьезно он это сказал или с насмешкой.

— Без выпивки, видимо, вам совсем невмоготу меня терпеть.

Гетбер плавно качнул головой из стороны в сторону несколько раз, будто вдруг стал лодкой и поймал волну.

— Как долго ещё ты будешь обращаться ко мне на «вы»?

— Бесконечно долго, — ответила я. — А как, по вашим предложениям, я должна к вам обращаться?

Он ничего не ответил, и я вернулась к запеканке. Полумрак за окном сменился плотной, густой темнотой — теперь точно не смогу уйти, даже если захочу. Пора бы уже заканчивать ужин и расходиться по комнатам. Меня там кресло никак не может дождаться. Да и Гетберу станет радостнее жить, когда я скроюсь долой с его глаз. Глядишь, и пить перестанет.

— Между прочим, за гостеприимство надо платить, — неожиданно заметил Гетбер. Я с удивлением воззрилась на него, но все-таки попыталась взять себя в руки:

— Выпишите мне счёт — сколько я должна за ужин, за аренду кресла, за сменное белье, за глоток этой вашей бурды. Я все оплачу, хотя и не уверена, что прямо сейчас. Но за ближайший год, думаю, я накоплю необходимую сумму.

— Такая плата мне не нужна, — Гетбер вздохнул и внимательно посмотрел на меня.

И надо бы испугаться, но вместо этого я завороженно принялась рассматривать его глаза. Под тусклым светом кухонной лампы я различила в зрачках скопление темных и светлых прожилок, точно филигранные узоры на потемневшем от времени серебре.

И что же он хочет с меня стребовать? Что я могу предложить ему, если не деньги?

Гетбер протянул вперед руку, коснулся тыльной стороны моей ладони. Я улыбнулась, попыталась пошутить:

— Хотите меня заколдовать?

— Мда, — он скривил губы. — Насчёт остального не скажу, но природного очарования мне точно не хватает… Плата будет скромной. В этот раз.

— Вот и хорошо, — согласилась я. — Нескромную плату, боюсь, я не смогла бы вам обеспечить, а больше ходить в театр я в ближайшее время не собираюсь.

— Насколько впечатлилась встречей с Лорели? — предположил Гетбер. В этот раз он точно насмехается, не стоит даже сомневаться. — Хорошо, пусть так. Начнём с этой, скромной, платы. Хотя я не был бы так уверен в том, что платить больше не придётся. Вдруг твои впечатления закончатся быстрее, чем ты предполагаешь.

Он вдруг целиком завладел моей ладонью, накрыл мои пальцы. Ладонь у Гетбера оказалась обжигающе горячей.

— Обращайся ко мне, пожалуйста, на «ты», Варя.

Не знаю причину, но по моему телу вдруг пробежала дрожь.

— Но зачем? Чем вам не нравятся мои нынешние обращения?

— Не чужие все-таки люди. Вторую субботу ночуем вместе. А ты до сих пор обращаешься ко мне, как испуганная ученица к суровому преподавателю.

— Мне так удобнее.

— Понимаю, — Гетбер плавно кивнул, — но плата на то и плата, она всегда приносит некоторые неудобства. Договорились?

Конечно, ни о чем договариваться с Гетбером я не спешила. Но и перемещаться на улицу тоже не хотелось. Я неопределенно качнула головой в надежде, что Гетберу этого хватит. Но он оказался даже более нудным, чем я предполагала.

— Вот и чудесно, — заметил Гетбер. — Порепетируем. Попробуй обратиться ко мне не в этой своей робкой манере, а уверенно и гордо, как договаривались.

— Я, вроде как, не на экзамене, — напомнила я.

Гетбер вздохнул:

— Неправильно. Попробуй нечто вроде: «Гетбер, какой ты противный! Зачем ты пристаёшь ко мне со своими издевательствами? Неужели у тебя совсем нет сердца!».

Он произнёс это писклявым голосом, пародируя женский голос. Сам напросился — не я начала эту глупую игру.

— Какой ты, Гетбер, противный, — медленно проговорила я. И вернулась к ужину. Цирк цирком, но запеканка может и остыть.

— Отлично, — он кивнул, — продолжаем. «Гетбер, не мог бы ты прикрыть свой рот? У меня выдался тяжелый день, и сейчас я хочу просто отдохнуть. В театре я сегодня уже побывала, а актёр из тебя, к слову, ужасный. Неужели тебе настолько не хватает общения, что ты готов нести всякую чушь, чтобы не молчать? Неужели ты настолько рад мне, своей единственной гостье, которая по доброй воле никогда не пришла бы к тебе? Или ты вновь хочешь меня обмануть, наглый, подлый трус?».

Наши взгляды пересеклись, и я закатила глаза.

— Если что, я не настолько жестока.

— Но посыл, в целом, верный, — скорее утверждал, чем спрашивал Гетбер.

— Нет. Неверный.

— Тогда поделись своим мнением.

— Но поужинать я в самом деле не против.

Он развёл руки в стороны — мол, я же говорил. Но дальнейшие высказывания прекратил. Я зачем-то допила предложенную Гетбером настойку, каждый глоток утяжелял голову. Пришлось подпирать её рукой. Но все-таки ужин я одолела. И сразу почувствовала себя хорошо.

— Спать? — спросил Гетбер.

— Можно, — согласилась я.

— Но сразу должен признаться, я в очередной раз обманул тебя. Кресло, к сожалению, занято — там лежит книга, которую я сейчас изучаю. Поэтому придётся тебе занять кровать.

— А… ты? — Я еле вымучила последнее слово, хотя, казалось, что может быть проще? Неуверенно взглянула на Гетбера. Он хмыкнул, но выражение лица у него все же поменялось — одновременно стало более задумчивым, но и довольным.

— За меня не беспокойся.

— Для вас кресло точно будет тесноватым.

Гетбер наградил меня тяжелым взглядом, и я поспешила исправиться:

— Для тебя.

Гетбер ничего не ответил, лишь только вздохнул. Поднявшись, он убрал грязную посуду со стола в раковину. Обернулся на меня, бросил кратко:

— Идём.

Я послушно поднялась с места и пошла за Гетбером. Сама себе вдруг показалась глупым утёнком, который ничего пока в жизни не умеет, лишь ступать по следам. Хотя, казалось бы, к своим-то годам я должна была научиться хоть чему-нибудь.

Теперь мне выпала возможность посмотреть ещё и спальню Гетбера. И, признаюсь честно, обстановка мне понравилась. Такая спальня, как мне показалось, может принадлежать мечтателю или путешественнику — никак не строгому преподавателю, предпочитающему точные расчёты моменту случайности.

Кровать застилал плед с этническим орнаментом, по краям его свисали кисточки. Массивный деревянный шкаф украшали вырезки из газетных статей и журналов. А прямо над головой раскинулась карта ночного неба, нити с планетами и звездами были привязаны к крючкам в потолке, образуя сложный узор вокруг лампы-шара — Солнца, я так понимаю. С трудом, но я могла различить и окружающие его семь планет.

— Но как так может быть, — задалась вопросом я, — что раньше мы обитали в разных мирах, но на одной, по сути, планете.

— Не на одной, — Гетбер склонил голову. — На немного разных. — Он коснулся одной из планет, и она легонько закачалась. — Немного разных планетах, которые крутятся вокруг немного разных звёзд. Считай, это слоеный пирог. Много коржей, чуть разнесенных в пространстве. Один похож на другой, но не полностью совпадает с ним.

Гетбер достал из шкафа свежее постельное бельё кремового цвета. Снял плед и принялся менять бельё. Я хотела предложить свою помощь, но решила не лезть лишний раз под руку.

— А почему планеты именно в таком положении? — Конечно, лучше одолеть человека вопросами, чем помочь.

— Я думал над тем, чтобы сделать конструкцию подвижной, но пока не дошли руки. Сейчас здесь расположение планет с того вечера, когда мне пришла идея создать это вот творение.

— Знаменательный был вечер?

— Вряд ли знаменательнее этого. — Гетбер через плечо посмотрел на меня.

Неведомо откуда, но в сердце моём вдруг появилась нежность. Вот уж с ней я точно не ожидала сегодня встретиться… Мне так сильно захотелось коснуться Гетбера, обнять, сказать что-нибудь ласковое, чтобы он перестал хмуриться. Обхитрить без всякого злого умысла, подарить веру в то, что всё обстоит на самом деле не так, как он себе сочинил.

— Можешь тоже спать здесь. Думаю, нам хватит места на двоих, кровать большая.

Предложила — и сама себе не поверила. Вот же отчаянная.

— Правда? — удивился Гетбер. — Отчего такая щедрость?

Вместо того чтобы свести всё к шутке, я продолжила гнуть свою линию:

— Можешь даже свои истории порассказывать. Мне кажется, у тебя достаточно интересных историй.

— До сих пор не отвыкла от сказок перед сном?

Этот его вопрос неожиданно больно кольнул сердце — сказки мне никогда не читали. Я равнодушно пожала плечами и заметила:

— Да нет, отвыкла. Ты прав. Лучше крючиться на кресле или, особая степень удовольствия, балансировать над кухонным столом, чем находиться рядом со мной. Можешь идти, дальше я справлюсь сама.

— Что ты такое говоришь, Варя?

Гетбер перестал застилать постельное бельё, приблизился почти вплотную.

Застыл напротив меня, склонил голову, заглянул в глаза. Сердце подстреленной птицей забилось в груди. Сама не ведая, что делаю, я коснулась его щеки, чувствуя покалывания от щетины. Большим пальцем провела вдоль виска, затем по уголку глаза, пытаясь разгладить намечающиеся морщины. Чуть спустилась и коснулась нижней губы.

Гетбер тяжело выдохнул. У меня и самой пересохло во рту.

Его рука легка ко мне на спину, пальцы пробежались вдоль позвоночника и остановились на талии.

— Я говорю то же, что и ты, — заметила я.

— На меня не стоит равняться, — шепнул Гетбер. — Точно не на меня.

Я улыбнулась неловко, и он продолжил:

— Ты безумно сильно притягиваешь меня к себе, Варя. Я догадываюсь, почему, но как себя вести — не понимаю. Чувствую себя мальчишкой, который прежде наблюдал за девушками лишь издалека. Боюсь тебя обидеть или задеть, но только делаю хуже.

— Ты совсем не знаешь меня, — произнесла я.

Моя ладонь спустилась к Гетберу на шею, затем на грудь, он задышал ещё чаще и тяжелее.

— Что именно я должен знать?

— Хотя бы что-нибудь, — ответила я. — То, что будет определять меня, как личность. Как не самую порядочную, скорее даже, бестолковую.

— Как будто ты знаешь меня, — Гетбер покачал головой.

— И я не знаю, — не стала спорить. — А ты ещё и отказываешься рассказывать мне истории из своего богатого багажа.

— Но ведь и ты не особо распространяешься о себе.

— Ты бы хотел послушать?

— Не откажусь.

— Ну смотри, — я выдохнула. — Есть одна история — как я пришла к тебе в гости, но неожиданно поняла, что хочу добить себя впечатлениями… А теперь продолжение истории.

Сейчас или никогда.

Потянувшись вперёд, я легко коснулась его губ. И ещё раз. И ещё.

Гетбер очнулся лишь спустя несколько мгновений, но сразу же перенял инициативу. Обе его ладони вдруг оказались у меня на щеках, будто он боялся, что в какой-то момент я могу сбежать. А я обхватила его за шею.

До чего же мы, Варя, докатились?..

Впрочем, целуя Гетбера, я вдруг почувствовала себя такой живой, какой уже давным-давно не была даже в своём собственном мире. Каждая клеточка будто бы пела и сияла, как музыкальная игрушка. Не думала, что этим вечером мне превращусь в новогоднюю ёлку.

Я отстранилась первой, когда поняла, что воздуха уже не хватает.

Мы с Гетбером пересеклись взглядом и, кажется, в моих глазах он прочитал нечто такое, чего вовсе не ожидал там увидеть. Ни слова не говоря, Гетбер ушёл из комнаты, оставив меня одну.

Я коснулась губ, которые стали вдруг непривычно чужими. И продолжила перестилать постельное бельё, брошенное Гетбером. Лучше заняться делом, иначе начну грузиться и осуждать себя. Нечасто меня охватывают подобные порывы… Но разве произошло что-то плохое? Единственный минус во всей этой ситуации — теперь ещё сложнее будет понять, кто мы есть друг другу.

Самостоятельно потушив свет, я погрузила звездную систему в темноту. Легла на кровать, вжавшись в самый угол. Прикрыла глаза и попыталась выровнять дыхание. В комнате приятно пахло деревом и цитрусами, но я-то лавандой привыкла наслаждаться перед сном. Неудивительно, что мне не спалось…

Изо всех сил вслушиваясь в темноту, я пыталась различить признаки Гетбера, которые должны были сопровождать его, как и всякого человека. Не различила. Зато вдруг вспомнила присказку, которую жутко любила в детстве. И которая всегда помогала мне заснуть. «Сплю на новом месте, приснись жених невесте». Ну интересно ведь, кого увижу. Даже неважно, сколько лет — пять или в несколько раз больше.

Присказка подействовала.

Я погрузилась в полудрёму, не до конца осознавая, где сон, а где реальность. Покачиваясь на этой неустойчивой границе, я расслышала скрип открываемой двери и почувствовала тяжесть тела, опустившегося на кровать совсем рядом со мной. Но никак не успела отреагировать.

Снились мне руки, крепко сжимающие меня в объятиях. Руки, способные защитить от любых невзгод — ветра, дождя, завистливых взглядов, недобрых слов. Руки-амулеты — приносят удачу, стоит за них подержаться.

Но утром рядом со мной никого не было.

Как и в прошлый раз, Гетбера я обнаружила на кухне. Правда, в этот выглядел он вполне себе бодро. Окруженный ярким солнечным светом, что проникнул в кухню через стекло, он готовил завтрак.

— Доброе утро, Варя, — он повернулся в мою сторону и улыбнулся. Насмешки я в этой улыбке не увидела — скорее довольство. — Надеюсь, ты успела проголодаться… Поскольку я слегка разошёлся.

Он кивнул на плиту, где одновременно булькали две кастрюли и одна сковородка.

— Доброе утро… — задумчиво протянула я. — А почему вы… — Я вспомнила плату, которую отдала вчера, и поправилась: — Почему у тебя такое хорошее настроение?

— А почему оно должно быть плохим? — Гетбер быстро взглянул на меня. Отвлечься надолго он, само собой, не мог — нельзя оставлять без внимания столько готовящихся блюд.

— Плохое больше подходит вашему… твоему стилю.

Я опустилась на один из стульев, чтобы немного прийти в себя после сна. Не успела ничего сказать, а передо мной уже опустилась чашка со свежесваренным кофе.

— Благодарю…

Больше и не придумала, что сказать. Нечто в Гетбере изменилось. И я могу даже предположить, по какой причине. Вот только моя вчерашняя смелость была не больше, чем яркой, но очень короткой вспышкой — кометой, осветившей безнадежное ночное небо. Всё, что произошло между нами прошлым вечером, должно забыться, как сон. Пугающий или приятный, не так важно. Не всякие сны хочется забывать, некоторые мечтаешь подольше нести в себе, но и они рано или поздно растворяются в небытие.

— Каковы твои планы на сегодняшний день? — поинтересовался Гетбер.

— Вернуться в академию и весь день просидеть в комнате. Возможно, ещё погулять по саду, пока кусты не отцвели окончательно.

— Увлекательное времяпровождение.

Я пожала плечами, пусть Гетбер и не мог это видеть.

Мне вдруг так захотелось признаться ему в своей новой мечте — я ведь давно не мечтала, но сейчас наконец её обрела. Мечту овладеть заклинаниями, которые я смогу усиливать с помощью камней. Я могла бы шепнуть по секрету, что уже даже начала изучать литературу, хотя мало чего пока в ней понимаю. Но испугалась, что Гетбер посмеётся надо мной, как и в прошлый раз.

Впрочем, Гетбер верно уловил ход моих мыслей. И сам свернул разговор в сторону колдовства.

— Что насчёт твоих опытов? Не пора ли их продолжить, раз теперь мы все равно проводим время по соседству? Мне даже не придётся ездить в академию — значит, опаздывать я буду реже.

— А ты хочешь их продолжать?

— Я не отказывался от своего обещания. Да, я смогу помогать тебе.

Я сделала несколько глотков кофе — он поприветствовал меня чарующей кислинкой. И решила, что признаюсь, пусть и не в собственных сокровенных мыслях.

— У меня теперь новый помощник.

Гетбер даже развернулся, чтобы ни слова не пропустить. И спросил:

— Кто же? Если это не является какой-то тайной, которой Ферр запретила делиться с кем-нибудь посторонним, а особенно мной.

Точно! Надо будет не забыть оповестить Феранту. Хотя не сомневаюсь, что она одобрит мой выбор.

— Не думаю, что это является тайной, — ответила я, решившись. — Ирмалинда. Она занимается травами, но и колдовском…

— Да, да, я знаю, что она владеет колдовством. С Ирмалиндой я знаком, как и с отношением к ней Ферр.

Он поднял глаза к потолку, будто о чём-то задумался. Потом хмыкнул, хотя взгляд стал ледяным, и вернулся к плите.

— И что ты скажешь? — не успокоилась я. — Выглядит так, будто тебе не очень понравилось, что теперь мне будет помогать Ирмалинда. Ты думаешь, она не справится с опытами? Для них ведь не нужно большой магической ёмкости…

— Мои личные предпочтения в этом деле не должны учитываться. Скажу тебе так: в любом случае, будь осторожна. Неважно, в чьей компании ты находишься, сохраняй бдительность. — И, конечно, Гетбер не был бы Гетбером, если не закончил своё высказывание именно подобным образом: — Расслабляться можешь, только оставаясь наедине со мной. И если вы с Ирмалиндой не сойдётесь, что я могу предполагать, исходя из своего богатого опыта, наполненного всякими интересными историями, то…

Я покраснела, уловив намёк на собственные слова.

— То?

— То ты можешь обратиться ко мне вновь. Но, пока это ещё не произошло, я успею кое-что проверить.

Нет, к Гетберу обращаться я не стану. Иначе вновь придётся платить, и кто знает, что он затребует в следующий раз.

Гетбер принялся раскладывать завтрак: тарелка с кашей, тосты с яйцом и овощами, подрумяненные лепёшки наподобие наших блинов, сверху посыпанные дроблеными орехами.

— Когда ты успел купить продукты для всего этого? Сбегал ранним утром до рынка?

— Нет, — Гетбер качнул головой, но по выражению лица было видно — ему приятен этот недокомплимент. — Твой прошлый визит научил меня быть запасливым. Навык, как видишь, полезный.

— Догадывался, что я могу прийти?

— Знал наверняка, что однажды ты придёшь.

Надо было возвращаться к себе — я боялась, что эти разговоры могут перерасти в нечто более серьёзное, а у меня не было совсем никакого желания вновь выяснять отношения. Я попыталась быстро расправиться с завтраком, но в итоге на то, чтобы насладиться каждым блюдом, ушло ещё минут сорок. Из-за стола я не вышла, а выкатилась.

— Ещё я обещал накормить тебя обедом, — напомнил Гетбер, насмешливо наблюдая за мной.

— Думаю, после такого завтрака можно и не обедать.

— Тогда что насчёт завтрашнего дня? Или вторника?

Я неопределенно пожала плечами. И напомнила, что мне пора идти.

Хотя уходить, будем честными, не хотелось. При свете дня квартира Гетбера казалась даже более уютной, чем ночью. Статуэтки на полках переливались всеми цветами радуги. Прикрепленное к потолку звездное небо отражало солнечные лучи, выбеливая на стенах пятнышки. Это ни в какое сравнение не шло с моей скучной, пустой комнатой.

До чего же докатилась?

Будто до сих пор не осознала, что это никакой не сон, а реальность. Будто думаю, что всё мне по силам, всё мне властно… Нужно вести себя скромнее. Чем выше взлетаешь, тем больнее приземление.

Мы застыли напротив входной двери, глядя друг на друга. Гетбер улыбался, а я… я не смогла выдавить из себя улыбку, хотя была совсем не против попрощаться на позитивной ноте.

— Могу я хотя бы обнять тебя на прощание? — спросил Гетбер тихо.

Я посмотрела на него со смесью тоски и сожаления. Покачала головой из стороны в сторону и заметила, прежде чем толкнуть дверь:

— Можешь принять мои извинения. Прости, что заставила тебя поверить, будто между нами что-то возможно. Я не подумала. Поддалась импульсу, и теперь мне правда жаль, что приходится обижать тебя этими словами.

— Не извиняйся, Варя, — заметил Гетбер, но взгляд его всё же похолодел. — Ты права — между нами действительно что-то возможно.

Конечно, после таких животрепещущих разговоров мне просто необходимо было отвлечься. В академию я вернулась ровно к обеду, но в самом деле на него не пошла. Сразу же помчалась в комнату и схватилась за методичку по бытовой магии.

Розовый камень все ещё был со мной. Камни из моей новой лаборатории я своей собственностью не считала, а вот им уже распоряжалась, как личным… Именно сейчас он мне просто необходим. Ведь я решила не мелочиться — и создать табуретку. Вот такая неординарная личность.

Правда, бытовая магия не обладает способностью создавать — это не я сама придумала, прочитала в методичке.

Она может только направлять уже существующие предметы в нужном направлении: заставить влево-вправо двигаться метлу и изгнать пыль с полок. Что касается табуретки, то бытовая магия может прикрепить к плоской деревяшке четыре длинные и высокие. И для этого ей не потребуется ни единого гвоздя — вот и раскрыт секрет древних храмов. Насколько я смогла понять из методички, она заставляет молекулы вещества взаимодействовать, скрещиваться между собой, делая их одним целым. Сломать такую табуретку весьма проблематично, и скрипеть она тоже не будет. Сплошные плюсы.

Проблема, правда, заключается в том, что деревяшек у меня нет. И я понятия не имею, где их взять. Вряд ли где-нибудь в академии есть склад с подопытными деревяшками. Хотя, возможно, и есть. Но и тут не без проблем — как его отыскать, а после этого — как взломать и незаметно вынести нужные мне материалы?

Я оглядела комнату. Пустой шкаф, лишенная излишеств кровать, письменный стол и стул, сделанный самым обычным столяром с применением гвоздей. Выглядит, в целом, устойчиво, но и я — не самое слабое существо в этом мире. Подхватив стул, я со всей силы дернула ножку наружу.

И случилось то, на что я почти не рассчитывала: жалобно скрипнув, ножка отсоединилась от сидения и осталась у меня в руках. Неудивительно — гвоздь из нее едва торчит, сцепление было слабым. Следует скорее порадоваться тому, что стул подо мной не развалился. Ну ничего, сейчас мы доведём до ума это недоразумение.

Жалко, что лавка Ахелфа так далеко. Мне бы сейчас ещё и гвоздодер не помешал. Ну да, впрочем, и так сойдёт. Эстетику торчащие гвозди подпортят, но вот на качестве это не должно сказаться.

С последней ножкой пришлось повозиться дольше всего — подозреваю, для столяра она была первой, над ней он поработал качественно. Но все-таки я смогла избавиться и от неё. Ну какая же красота! Четыре ножки, сидение за спинкой и безграничная мотивация: если я не слеплю эти элементы воедино, работать мне придётся на кровати. А полулёжа я работать совсем не умею. Сколько раз в годы учёбы пыталась расположиться на кровати с конспектами, не было ни единого случая, чтобы в конечном итоге я не уснула.

Я расположила ингредиенты на полу прямо перед собой, на колени положила методичку, а в руки взяла камешек, на ладонях едва ощутимый. На первый взгляд, ничего сложного в заклинании, за которое я возьмусь прямо сейчас, нет. Иначе бы не взялась… Не настолько самонадеянна. Достаточно произнести несколько слов — они будут приказом. А затем показать магии, как именно она должна действовать. В буквальном смысле — приложить к сидению одну из ножек. Магия скрепит их между собой, а с остальными деталями справится сама, по подобию.

Ну что ж. Начнём. Сейчас как раз самое лучшее время для совершения чего-либо — послеобеденное. Все заняты собственными мыслями, никто не тронет меня, поскольку не захочет. Я безразлична всем и в любое другое время, но сейчас — тем более.

— Квенти, сэнт, туадо.

Скажу даже больше — в методички давались расшифровки каждого из сказанных мной слов. «Квенти» говорило магии о том, что работать мы будем именно с неживой материей. «Сэнт» указывает на то, что два элемента магия должна соединить. «Туадо» значить буквально «делай, как показывают». Ничего, в общем-то, сложного. Пользуясь этими словами, можно, думаю, не только табуретку сделать, но создатели остановились именно на ней, поскольку писали все же о бытовой магии.

Едва произнеся слова, я сорвалась с места, но камень из рук не выпустила. Это стало причиной трудностей — третью руку я себе все-таки ещё не отрастила. Коленом придерживая сидение, я ткнула ножку совсем не туда, куда должна была — не в угол, а в центр, смещенный к левому краю, ещё и сделала это под наклоном… Я потянула ножку в сторону, желая выровнять, но магия не дала мне исправиться. Три другие ножки мгновенно взлетели в воздух, я не успела даже удивиться. И прикрепились к сидению: одна из них составила пару той, которую присоединила я, но наклонилась в обратную сторону. А две другие отыскали друг друга на правой стороне сидения.

Вместо табуретки у меня получилось нечто вроде собачки, какие получают, скручивая вытянутый воздушный шар. Или козла, через который несчастных учеников заставляют перепрыгивать на уроках физкультуры. Правда, мой-то козёл с приколом в виде высокой спинки. Я бы через такой не перепрыгнула ни в жизнь.

А ведь в методичке писали — удерживайте ваши элементы не меньше минуты, магии нужно время.

Моя же магия не дала мне ни мгновения.

Иногда Гетбер оказывается прав. Взять даже его подход к магии — точный расчет, выверенные формулы. В работе с камнями без них никуда. Пожалуй, я ещё должна быть благодарна, что ножка стула не приросла к моей руке. Иначе осталась бы в истории Вейзена, как человек-дубина.

Было боязно, но я все-таки попыталась сесть на модифицированный собственными руками стул. Он выдержал, даже не скрипнул. Правда, стал значительно ниже — за столом работать все-таки будет неудобно. Но ведь выдержал! Значит, колдовство всё же сработало. Просто слишком быстро. Да, с одной стороны, ничего хорошего в этом нет — неконтролируемая магия опасна, это даже мне, иномирянке, понятно. Но с другой — я в очередной раз убедилась в том, насколько широка сфера применения этих камней. И насколько они легки в использовании.

Дизайнерский стул я на всякий случай придвинула ближе к столу, чтобы он не бросился в глаза никому, случайно перепутавшему мою комнату со своей собственной. Остаток дня я провела за книгами, хватаясь за любую информацию, которая потенциально может быть мне полезной. А поздним вечером вышла на прогулку.

Во внутреннем дворике академии было так пусто и тихо, будто здесь давным-давно никто не учится. Я в который раз усомнилась в реальности происходящего. Клянусь: я не удивлюсь, если вдруг очнусь и осознаю, что все происходящее было плодом моего воображения.

Мне вдруг стало так одиноко, что я согласилась бы на любую компанию. Пусть это был бы Вилсон, который меняет спутниц, как перчатки, или Гетбер, главный любитель загадок. Пусть это даже будет кто-то из преподавателей, которые даже не здороваются со мной.

Но во двор так никто и не вышел. И я вернулась к себе.

Начиналась новая неделя. Наступала неумолимо.

Утром я отвела лекцию у студентов, постоянно ловя на себе взгляды Вилсона, но поговорить нам так и не удалось. Да и был ли смысл? В этот раз тема показалась студентам сложно, поэтому я ещё долго отвечала на вопросы. Разговоры о вещах, в которых я хоть что-то понимаю, успокаивали. В отличие от моих подопечных, аудиторию я покидала воодушевленной.

У меня была целая свободная пара — мы с Ирмалиндой договорились, что поедем в лабораторию после обеда. Я сходила до Феранты, но, как случалось уже не единожды, на месте её не оказалось. Была вероятность повстречать Феранту в коридорах. Я вдоволь нагулялась по коридорам, но не встретила ни её, ни кое-кого ещё.

Никому в этом не признаваясь, где-то в глубине души я все же надеялась, что Гетбер попадется мне на глаза. Но ни в понедельник, ни во вторник этого не произошло. И я перестала ждать. Сколько ещё раз он пообещает мне нечто, чего не может исполнить?

Сколько себя помню, я всегда такой была. Придумывала себе то, чего не существует в реальности, и искренне в это верила. Вот и теперь моя дурная голова отчего-то решила, что Гетбер действительно хочет проводить время рядом со мной, и теперь я озираюсь, пытаясь его отыскать.

Хотя бы с Ирмалиндой у нас всё заладилось.

Я решила не суетиться и ещё в наш первый совместный день достала из потайного шкафчика камень среднего размера, отливающий небесно-голубым цветом. Ирмалинда воспринимала магию иначе, нежели мой предыдущий помощник: она обращалась с ней интуитивно, примерно как я, поэтому моя идея создать математическую модель почти сразу же была отвергнута.

И все-таки Ирмалинда чуяла магию неплохо. Создавая знакомые заклинания, испытывая их в привычных ситуациях, она чётко могла сказать, насколько сильно присутствие камня искажает заклинания. Ирмалинда неплохо разбиралась в бытовой магии (впрочем, ничего удивительного здесь нет), так что за пять дней нескончаемых опытов мы выдраили лабораторию до блеска. Подмели полы раз под тридцать, протерли пыль даже на самых дальних полках, расставили стекло на равноудаленном расстоянии. Беспорядок присутствовал лишь только в моём лабораторном журнале, где одна на другой громоздились отметки от наших экспериментов. За эту рабочую неделю я почти добралась до его середины. Боюсь представить, что будет дальше — камней-то у нас даже в лаборатории достаточно, а что таится в хранилищах, боюсь представить…

В пятницу вечером, как по заказу, магический резерв камня истощился. Так что в тридцать первый раз полы мы все-таки не подмели. Рабочий день почти подошёл к концу, оставалось минут сорок, но это было так приятно и символично, что именно сегодня мы освободились подальше.

— И что будет дальше? — поинтересовалась Ирмалинда, задумчиво перекладывая камень из одной ладони в другую. — Каков же… Если бы не он, боюсь представить, сколько времени бы мне потребовалось, чтобы накапливать силы для всех тех заклинаний, что я сотворилась. Думаю, не меньше месяцев трёх.

Последнюю её фразу я тоже на всякий случай записала в журнал. И только потом ответила:

— Заберу всё это богатство с собой. Выходные просижу за столом, пытаясь оценить наши результаты. И во вторник, с позволения Феранты, можно будет провести открытую лекцию.

— Открытая лекция, — улыбнулась Ирмалинда. — Думаю, она вызовет фурор. Разговоры расползутся по всему Вейзену, а затем и академии. Не будет уголка, где не обсудят такую талантливую исследовательницу, — она хитро посмотрела на меня.

— Мне слава не нужна, — вздохнула я. — Просто хочу, чтобы эти камни полезными оказались. Такая сила в них таится… Мне кажется, они могут исправить непоправимое, поднять на ноги, когда не остаётся никакой надежды. А ещё это шанс. Возможность колдовать для тех, кого природа не наградила большим магическим талантом.

— И как вы думаете, Варвара, в самом ли деле им, лишенным таланта, нужна такая возможность? — серьёзно спросила Ирмалинда.

— Мне кажется, так будет честно, — пожала плечами. — Я из тех мест, где магия не распространена… внутри основной части населения. И учат нас тому, что всего можно достигнуть с помощью усидчивости и терпения — успеха в любом деле, которое будет тебе по нраву. С магией дело обстоит иначе — сколько ни вкладывайся, ты не добьешься ничего просто из-за врожденных способностей.

— Вы и сами не обладаете большим магическим резервом, — заметила Ирмалинда.

— Это так, — я кивнула, — но разве это делает меня хуже других?

Сколько раз мне доказывали, что я не настолько хороша, как окружающие — не берусь сосчитать. Я хуже сестры, потому что учусь не так прилежно, как она, не занимаю призовых мест на олимпиадах, потому что глупа и безответственна. Я хуже матери, потому что даже в спорте себя не показала — мама в юности ездила на чемпионаты по горным лыжам. Я хуже подруг, потому что не могу похвастаться идеальной фигурой, хмурюсь чаще, чем улыбаюсь, и не иду ни с кем на контакт.

Я оказалась даже хуже той девушки, которой предпочел меня ненаглядный, в далеком прошлом разбивший на осколки моё сердце. Почему, сама не могу сказать.

И даже в этом, другом мире, я оказалась бы хуже других, магически одаренных.

Если бы не камни, которым по силам это исправить.

Я захлопнула лабораторный журнал — расписанные страницы добавили ему авторитета, в два раза увеличив в высоте ту тонкую книжицу, с которой мы начали неделю. И подошла к потайному шкафу — замок поддался моему прикосновению, щелкнула створка, открывая скрытое внутри великолепие.

— Ирмалинда, вы можете подойти, если желаете, — я махнула рукой. Во взгляде Ирмалинды мелькнула заинтересованность, она приблизилась ко мне — и замерла. — Впереди ещё много работы. Но пока я буду обрабатывать результаты этой недели, думаю, мы можем сделать перерыв.

— Это всё, что есть? — спросила Ирмалинда. — Все разновидности?

— Не могу сказать… Сама не знаю. Это те камни, которые мне предоставили для работы. Сколько их всего, пока сложно сказать. Глядя на это разнообразие, рискну предположить, что ни один камень и вовсе не похож на другой. Их можно разделить по свойствам, и каждый раз будет получаться разные группы. А вот на группы вряд ли получится.

После лаборатории мы обычно ходили в ресторанчик, в котором работала старая приятельница Ирмалинда. Идти до него было недалеко, минут семь, там нас всегда встречали радостно и делали скидки.

Но в этот раз я пожертвовала ужином — мне все-таки захотелось сходить ещё раз до мастерской Ахелфа. Ещё один камень был опустошен, и мне не терпелось разобрать его на запчасти, а мой маленький молоток для такого большого камня не подходит.

Мы с Ирмалиндой распрощались, и я едва ли не бегом устремилась к мастерской, боясь, что придётся разворачиваться, едва достигну порог. Но меня будто бы ждали. Дверь оказалась приоткрытой, её подпирала потрепанная временем деревяшка.

Через такие двери проходить опасно — они любят захлопнуться за спиной, загоняют тебя в ловушку. Но я в этот раз показала себя то ли смелой, то ли безрассудной, когда все-таки перешагнула порог.

Ахелф стоял за прилавком, бархатной тряпицей протирая какой-то футляр. Стоило мне войти, Ахелф поднял на меня взгляд, и на его губах расцвела улыбка. Как будто хозяин этот мастерской был в самом деле рад меня увидеть.

— Добрый вечер, Варвара. Вы как раз вовремя — ещё пара минут, и лавка была бы закрыта.

— Добрый вечер, Ахелф… Я спешила, — я тоже улыбнулась.

— Ваши молотки уже заждались вас. Не скажу, что за ними выстроилась очередь желающих, но все же это невежливо — позволять такому инструменту лежать без дела.

Я бы пошутила, что во всем этом мире мне одной, возможно, доступно такое варварство — но, боюсь, переводчик не передал бы игру слов.

— Я уже пыталась попасть к вам, — заметила я как бы между прочим, — но, увы, не успела попасть в две последние минуты работы, хотя подошла сюда даже раньше, чем сегодня.

Ахелф качнул головой:

— Прелесть работать на самого себя в том, что никто не запретит тебе уйти пораньше. Одно мгновение.

Он скрылся в подсобке, а вышел оттуда с холщовым мешочком. Впрочем, завязки его тут же ослабли, и я увидела два отполированных до блеска молотка, те самые, которые я не смогла забрать в прошлый раз. Честно признаюсь, за такие никаких денег не жалко.

— Пятьсот рубионов, — заметил Ахелф, — и это великолепие будет вашим.

— Всего лишь? — удивилась я.

На покупку двух оставшихся молотков Феранта выделила мне целую тысячу рубионов, поскольку я честно призналась ей, во сколько мне обошёлся один молоток, самый первый.

— Другие пятьсот рубионов вы уже внесли, — пояснил Ахелф, — а я пообещал вам, что три этих молотка будут стоить вам тысячу.

Такую плату я понимаю. Она не всегда предсказуема, но зато не требует переступать через собственные принципы. Некоторым моим знакомым стоит ей поучиться.

Бумажка в пятьсот рубионов покинула мою ладонь легко, будто взлетел с насеста белокрылый голубь.

— Если вы не сильно спешите, можете дождаться меня, — предложил Ахелф, — мне нужна минута на то, чтобы собраться и закрыть лавку.

Я решила подождать. Что-то подсказывало мне, что Ахелф сможет поделиться со мной такой информацией, которую я не услышу ни от кого другого. Долго ждать в самом деле не пришлось. Вновь заглянув в подсобку, Ахелф покинул её уже с небольшой кожаной сумкой. На плечи он накинул плащ, по крою почти такой же, как у одного моего знакомого (подозреваю, мода). Он вышел первым и, придерживая дверь, предложил выйти мне.

— Подозреваю, вы идёте к центральной площади, — заметил Ахелф.

— Вы правы, — согласилась я и вспомнила предыдущий наш разговор. — Вы подумали так, потому что считаете, что я понятия не имею о трущобах?

— У меня есть некоторые подозрения насчёт того, кто вы.

— И кто же я?

В голубых глазах Ахелфа сложно было разглядеть эмоции. Злобы я в них не разглядела, но насчёт остального сказать затрудняюсь. Я знала наверняка, что он не так прост, как пытается показать себя, но я даже представить боялась, какие секреты хранит Ахелф.

— Та, кто пришёл на смену молодому человеку, который продал мне эти восхитительные молотки и поведал их предназначение.

Сердцебиение моё участилось. И в то же время — дышать стало легче. Будто я наконец сделала шаг навстречу разгадке. Хотя, что-то мне подсказывает, сама разгадка мне не понравится.

— Вы говорили, он безумец, — напомнила я.

— Так и было, — не отказался от своих слов Ахелф. — Он ворвался в мою лавку и предлагал разные безделушки, пытаясь получить с них хоть какие-то деньги. Меня устроили только молотки. Но заинтересовало многое. По городу тогда уже ходили сплетни о… таинственных магических артефактах, но я сглупил — не сразу соотнес людские разговоры и факт.

— Он принёс вам камни, — поняла я.

— Всего пару, — пояснил Ахелф. — Маленькие и невзрачные, поэтому я их упустил. Но не берусь утверждать, что в его карманах не были запрятаны другие или что более впечатляющие единицы он не продал кому-нибудь другому прежде, чем дошёл до меня.

Мы близились к площади стремительно и неминуемо. Как бы мне не хотелось замедлиться, от волнения я лишь ускоряла шаг.

Мой предшественник не просто уехал. Он сбежал, и при том — в спешке. Что же так сильно его напугало? Этого Ахелф знать точно не мог, и я решила выяснить другое:

— Он не говорил, куда направляется?

— Не думаю, что это те сведения, которыми делятся со случайным торговцем. Но уверяю вас… скажем так, на основе личного опыта… чем дальше расстояние, тем больше спешка. В ближайших городах вы его точно не отыщите. Даже, рискну предположить, во всей империи. Впрочем, я могу и ошибаться — в Лейпгарте достаточно тихих, всеми забытых мест.

Некоторое время мы шли в тишине — потом достигли северной части площади. Ахелф остановился, посмотрел мне в глаза, лицо его стало предельно серьезным:

— Больше ничем не могу помочь вам, Варвара, пусть и хотел бы.

— Вы считаете, мне нужна помощь? — уточнила беспечно, но по рукам пробежал холодок… Благо, они были спрятаны за длинными рукавами платья, и разглядеть мою тревогу Ахелф не сумел.

— Я считаю, вам нужно быть предельно осторожной, раз уж вы ввязались во всё это… Просто так обжитые места не покидают ни люди, ни звери.

Я чувствовала — пришла пора расходиться, и кто знает, когда мы пересечемся в следующий раз?

— Через всю левую щеку у него шрам полумесяцем, — заметил Ахелф вместо прощания. — Глаза яркие, зеленые. Ростом с меня, разворот плеч широкий. Об остальном не могу сказать, он прятался за плащом. Но и это поможет вам, если вдруг решите распознать его среди толпы.

— Я благодарю вас.

— Надеюсь, ещё свидимся, — Ахелф улыбнулся, — и ещё больше надеюсь, что встреча эта произойдёт в более благоприятных условиях. Не забывайте, я всегда рад видеть вас, даже если вы заглянете ко мне без рубиона в кармане.

Ахелф слегка поклонился и свернул в сторону модного дома. Впрочем, сомневаюсь, что он в самом деле сейчас отправится за покупками. И я осталась одна, силясь понять, что же делать дальше.

Как бы я не храбрилась, стоит признать — чем дольше я во всём этом варюсь, тем тревожнее становится на душе. Открываются подробности, которые прежде от меня скрывались. Появляются люди, и все они как один твердят, что лучше бы я осталась в стороне от истории с камнями.

Но куда я могу деться с тонущего корабля?

Я и плавать-то не умею толком. Остается только наблюдать за тем, как мой корабль медленно погружается на дно.

Молотки тяготили плечо, и я быстрым шагом пошла к остановке. Омнибус подхватил меня почти сразу, доставил в академию в цельности и сохранности. У парадного входа в Вейзенскую академию радостно верещали птицы. Кадки, которыми были заставлены края лестницы, наполнялись красками, готовые со дня на день вспыхнуть цветочным буйством.

Зрелище оказалось завораживающим. Я даже остановилась, чтобы впитать в себя это мгновение.

Будто этот мир хотел меня поддержать. Показывал, что здесь есть не только тайны и страхи, но и нечто красивое, вечное…

Я сдержала слово, данное Ирмалинде. Грубая морская вода уже залила палубу и грозила проникнуть в трюм, но я делала вид, будто не замечаю творящееся вокруг бедствие. Сидела на кровати, спиной подпирая стену, будто это действительно поможет мне спастись. А вокруг меня бездыханными тельцами медуз расположились стопки листов — где-то белоснежных, где-то исписанных.

Подготовка к открытому уроку шла полным ходом.

Не думаю, что Феранта будет против. Скорее, обрадуется, как обрадовалась в прошлый раз. Но есть в этой академии и более благоразумные люди — как среди преподавателей, так и среди студентов. И они будут смотреть на меня с подозрением, поскольку я по доброй воле рассказываю о силе, которая может одаривать безграничными возможностями.

Я провела на кровати всю субботу, пропустив и завтрак, и обед — есть совсем не хотелось.

Но к вечеру такое положение стало совсем невыносимым.

За день я успела упорядочить записи и даже сделать кое-какие выводы, которые наверняка оценит публика — та, что благосклонна ко мне, и даже та, что нет. Я уже видела, как захожу в зал, полный людей, и громко объявляю тему сегодняшней лекции: «Кристаллы в приложении к бытовой магии». Ведь все начинают с бытовой магии, правильно? Вот и мы ничем не хуже остальных. А где бытовая магия, там и вся остальная. Это господа уважаемые колдуны должны прекрасно понимать.

Для полной картины мне не хватало кое-каких деталей — например, внутреннего строения камешка, над которым мы с Ирмалиндой издевались всю неделю. Заодно и проверю, работает ли моя новая лаборатория по выходным. В прежнем своём мире я была без ума от работы по выходным, каждую неделю работала то по шесть, то по семь дней.

Когда эта затея только зародилась в моей голове, в комнату как раз заглянула Ирмалинда. Подтвердила мои собственные мысли — нечего сидеть без дела. Впрочем, Ирмалинда пришла совсем не для того, чтобы выпроводить меня из комнаты. Напротив, она принесла чайничек с отваром и блюдце с двумя заварными пирожными.

— Слышу, вы сегодня совсем из комнаты не выходите, — заметила она, покачала головой. — Сходите хотя бы на ужин, Варвара, не нужно морить себя голодом…

— Схожу, — пообещала я. Подскочила с места и поставила чайничек на стол, пока Ирмалинда не подошла поближе и не заметила собаковидный стул.

— И обратно, за работу? — вздохнула она.

— Так точно, — я попыталась улыбнуться. — Пути назад нет — надо со всем этим разобраться.

Она кивнула с серьезным выражением лица. Пожелала мне терпения и вышла из комнаты.

Теперь-то можно быть честной. Ни на какой ужин я не пойду. Уж точно не здесь. Но Ирмалинде я говорить об этом не стала. Если признаюсь, что хочу съездить в лабораторию, она, с большой вероятностью, вызовется идти со мной, а я сейчас хочу побыть одна.

К пирожным я так и не притронулась. Не возникло желания. Может, когда вернусь — погода сегодня хорошая, омнибусы должны ходить, как положено. Успею немного поработать, а потом возвратиться.

Я дождалась, пока настанет время ужина, накинула на плечи жакет, подхватила сумку, в которой молотки лежали до сих пор. И помчалась по коридору, надеясь, что ни с кем не столкнусь. Мир благоволил мне — ни одной живой души я не встретила. А снаружи, у парадного входа, меня уже дожидался омнибус. Мы сорвались с места, едва я захлопнула за собой дверь.

Я оказалась в Вейзене даже раньше заката, застала его в ещё более красивое время — самое начало золотого часа, когда солнце ласковым золотым сиянием окутывает всё вокруг, предавая красок даже безрадостным в обычной жизни вещам. Шла я медленно, теперь бежать было некуда. Действительно любовалась мгновениями.

Хотела бы я родиться весной. Но жизнь мне даже такой возможности не предоставила.

Впрочем, удача никогда не сопутствует мне подолгу. Взять даже этот вечер. Везение моё закончилось так же внезапно, как наступило. Поскольку в завод, куда так небрежно пристроили лабораторию, я попросту не смогла попасть.

Входная дверь оказалось запертой — я и толкала её плечом, и дергала на себя ручку. Завод не поддался.

А золотой час и не думал заканчиваться. Он окрасил в тёплый жёлтый цвет даже мои руки, пытающиеся выломать дверь, и волосы, которые скользили по тем самым рукам. Будто я была ведьмой, и прямо сейчас меня сжигали на костре.

Я не собиралась сдаваться и уходить так быстро, все-таки надеялась, что дверь здесь не сильно крепче ножек у табуретки, но очень скоро за моей спиной прозвучало:

— Здесь ленивые люди, Варя. По выходным они предпочитают отдыхать.

Я резко обернулась, будто меня застали за чем-то постыдным. И совсем не удивилась, когда увидела Гетбера — голос его я уже научилась узнавать.

— Тогда что здесь забыл ты?

— У меня есть ключ от запасного выхода, — признался Гетбер.

Золотой час и мимо него не прошёл. Разгладил на лице первые морщины, подсветил глаза, игривыми искрами поселился на плаще. Так, наверное, и должен выглядеть настоящий волшебник.

— А из этого выхода можно проникнуть в коридор?

— Можно, — не стал скрывать Гетбер, — но нужно ли? Сейчас внутри не осталось никого, даже противного, то есть такого, как я. Пугающе тихое место. Оно и по будням-то не вызывает тёплых чувств. Но если тебе что-то очень нужно сделать, то я, конечно, тебя проведу.

Я чуть приоткрыла сумку, позволяя Гетберу в неё заглянуть.

— Ещё молотки, — он покачал головой. То ли удивился, а то ли уже смирился с тем, какая дурная у меня голова. — Понял. Больше ни слова. Идём.

Мы пошли вокруг здания, и мне вдруг очень захотелось спросить Гетбера, почему же он ни разу за всю неделю не дал о себе знать, зато теперь ведёт себя, как ни в чём не бывало. Конечно, я сама приказала Гетберу забыть о близости, что случилась между нами… Но приказ отдавал разум, а возмущалось теперь сердце. Представляю, как тяжело Гетберу меня понять, если я и сама себя не понимаю.

Вскоре мы остановились возле неприметной дверцы, смахивающей на пожарный выход.

— Куда ведёт эта дверь? — поинтересовалась я.

— В подсобное помещение, — ответил Гетбер. — На склад, одним словом.

— Жаль…

— А ты что хотела увидеть?

— Твою лабораторию, — призналась честно, — посмотреть, чем же ты таким таинственным занимаешься.

— Совершенно ничем таинственным, — заметил Гетбер и потянул дверь на себя. Изнутри пахло сыростью и затхлостью. Видимо, запасные ключи — привилегия лишь для избранных сотрудников, обычный люд по здешним местам не разгуливает. — Инженеры разрабатывают магические атрибуты, я им в этом помогаю. Потом другие их создают, а я проверяю, насколько точно они работают, и подсказываю, что сделать, чтобы работали ещё лучше.

Мы вошли внутрь. Гетбер щелкнул пальцами, и в комнате загорелся свет. Вот и попробуй понять, магия это или технический прогресс.

На складе в самом деле не оказалось ничего интересного. Сплошь мебель, в большинстве своём покалеченная. Вот куда нужно было меня вести — рай для дурочки, которая вдруг решила заняться бытовой магией.

— Пытаетесь довести эти атрибуты до совершенства?

Впрочем, склад почти сразу переместился за наши спины, мы оказались в полутёмном коридоре, и вновь щелкать пальцами Гетбер не спешил. Местечко, будем честны, в самом деле лишено даже доли уюта. Может быть, его построили таким специально для того, чтобы у сотрудников не возникло желание заглядывать в него по выходным.

— Можно и так сказать… Хотя, будем честны, совершенство непостижимо, — Гетбер вздохнул, но тут же исправился: — Но когда дело касается тебя, Варя, то в правиле возникает исключение. Ты совершенна, вся, от гневного взгляда и до растерянного взмаха руки…

Он махнул ладонью, пародируя умирающего лебедя.

— Если совершенна, то только в своей наивности, — мне пришлось вернуть Гетбера с небес на землю. — Но ведь ты не любишь магические атрибуты? Почему согласился с ними работать?

— Смотри, сейчас мы дойдём до главного входа, который ты так давно пыталась взять штурмом, и уже там за штурвал возьмёшься ты. А согласился я по той же причине, по которой ты согласилась преподавать в академии, едва переместившись из одного мира в другой. Выбора, в общем-то, и не было. Да и не то чтобы эта работа просит слишком многого, зато денег приносит куда больше, чем академия.

— Не просит, говоришь? — уточнила я, и Гетбер кивнул. Все-таки сердце оказалось сильнее, я не удержалась от упрёка: — Тогда почему всю неделю тебя не было видно?

— Виноват, не буду таить… Пообещал мозолить глаза, а сам спрятался в тени… Боюсь представить, что ты успела придумать, — он качнул головой, — а потому приношу искренние извинения за очередной косяк. Сказал бы, что заканчивал расследование, которое напрямую связано с твоей предыдущей лабораторией, и что выяснил некоторые интересные подробности, но…

— Правда? — обрадовалась я.

Мы оказались у сторожки внезапно, и я только сейчас осознала, что никто отпечаток у меня не спросил. А если бы ключ оказался в руках недоброжелателя? Впрочем, не удивлюсь, если открыть им дверцу может лишь Гетбер. А если Гетбера вдруг возьмут в заложники?

— Давай чуть позже поговорим о деле. Сейчас хочется просто насладиться этим вечером.

Признаюсь честно — мне тоже хотелось. Не так сильно, как избавиться от молотков, которые давят на плечо, но всё же куда сильнее, чем проводить в лаборатории очередной вечер.

Я пошла по коридору прямо, к единственной знакомой мне двери.

А по пути, окончательно набравшись наглости, напомнила:

— Ты обещал накормить меня обедом. Думаю, пришла пора тебе платить за необдуманные слова.

— Хочешь обменять обед на ужин? — Гетбер улыбнулся едва заметно, но всё же сомнений не возникло — мою наглость он оценил.

— Нет, — я помотала головой из стороны в сторону. — Я сегодня не обедала, так что всё по-честному.

— Даже так? — Гетбер нахмурился. — Почему ты совсем не думаешь о своём здоровье, Варя?

Поскольку он не показал мне собственное место работы, я не пустила Гетбера в лабораторию, внутрь вошла одна. И даже дверь за собой захлопнула. Два моих новых молотка наконец соединились с первым, и им было весело. А мне тоскливо — камень вдруг поманил к себе, обещая раскрыть самые сокровенные тайны.

Нет, не сейчас.

Ещё успеется.

Камень меня в любом случае дождётся, а вот Гетбер, весьма вероятно, нет. Тогда я останусь здесь до понедельника, а мне этого точно не хочется.

— Как опыты? — поинтересовался Гетбер, едва я покинула лабораторию.

— Мы договорились не обсуждать работу, — напомнила я.

— Твоя взяла, — он тяжело вздохнул. — Просто не терпелось услышать что-то вроде — как только ты, Гетбер, перестал мешаться, стало гораздо лучше.

Так вот в чём секрет — рядом с вахтой есть ещё один коридор, который прежде оставался незамеченным мной. Из него мы пришли, в него же и возвратились.

— Мы работали все эти пять дней по четыре-пять часов, — заметила я. — Очень много раз повторяли одни и те же заклинания. Простые, бытовые, не такие, как у тебя. Что-то, но получилось. Приходи на открытую лекцию. Думаю, она будет совсем скоро.

— Приду, если уж она случится… — Пообещал Гетбер. — Ты права, твой прежний таинственный помощник не смог бы посвящать тебе столько времени, даже если очень хотел бы. Сам виноват.

— Гетбер, — я даже на мгновение остановилась, сурово взглянула на него, заметила: — Ты никогда не думал поработать над верой в себя?

— Что с ней не так? — заинтересовался Гетбер. — Загораживает солнечный свет?

— Под ногами мешается, боюсь споткнуться. Говори себе приятные слова или отражению улыбайся… Повторяй почаще: я хороший специалист, я прекрасно выгляжу, я… хм… харизматичен, у меня всё идёт так, как задумано.

Мы вернулись в мебельный склад, только в этот раз Гетбер не стал включать свет. Сказала бы, что двигались мы на ощупь и спотыкались о разные штуки, в том числе самооценочные, но — нет. Мы остановились. Гетбер склонился надо мной, произнёс так тихо, будто нас в самом деле мог кто-то услышать:

— Если эти слова почаще будешь повторять ты, я и в самом деле начну в себя верить.

Сердце заколотилось, будто кто-то провернул ключ и привёл в движение шестерёнки.

— Вера в себя не должна зависеть от окружающих. Она должна просто быть. Сидеть где-то внутри.

— Ты можешь сказать, что веришь в себя, Варя?

Попал в точку. Я достаточно смелая, чтобы раздавать советы, но до жути труслива, когда дело касается меня самой.

— Конечно, — солгала я. — И в бесплатный обед верю до сих пор. Идём?

Свет все-таки зажегся. На складе.

А снаружи угасал, но весьма степенно. Кутаясь в золотых лучах, мы успели дойти до места, которое, по заверениям Гетбера, должно было либо безумно мне понравиться, либо разочаровать в Гетбере ещё больше.

Оно не походило на тихий интеллигентный ресторан, в котором мы сидели вместе с Вилсоном. Больше всего напоминало таверну, описываемую в многочисленных книгах. Деревянные стены и столы, подавальщицы в пышных кожаных юбках; скопление людей, множество еды, смех, разливные напитки.

Столик для нас с Гетбером нашелся мгновенно — частенько, видимо, заглядывает в это заведение… Так что и в выборе блюд я решила тоже на него положиться. И уж Гетбер дал волю фантазии. Видимо, хотел меня на неделю вперёд накормить, чтобы впредь не возмущалась.

Нам принесли и целое блюдо тушеного мяса, и запеченные овощи, и два графина: один с малиновой жидкостью, другой с янтарно-жёлтой. Ещё — нечто вроде булочек, посыпанных зеленью, и на десерт хрустящее печенье в форме капелек.

Здесь даже было нечто вроде импровизированной сцены, и на ней вдруг появился мальчишка — едва ли ему даже восемнадцать уже исполнилось. В руках он держал музыкальный инструмент, больно напоминающий самую обычную акустическую гитару.

Мальчишка сел на высокий табурет, поджал под себя ноги. Пальцы коснулись струн, и из гитары вырвался томительный перелив, будто только и дожидался этого мгновения. Парень запел тихую, полную светлой тоски песню, хоть и не могла я разобрать слов… Впрочем, даже наши современные переводчики не берутся за музыку, что о магическом говорить.

— Это ещё тихо, — пояснил Гетбер, — веселье начинается к ночи. Тогда в каждом углу сидит по юному дарованию, хоть дополнительные уши отращивай. Если хочешь, подольше побудем, послушаем.

— Не понимаю слов, которые он поёт, — призналась я. — Но образы вижу.

Будто нутру-то моему всё было прекрасно понятно. Лодка в лунном сиянии переплывает реку, и ни одно крупное судно не бросит на неё даже короткий взгляд. Стрекот сверчков, спрятавшихся в высокой траве. Одинокая скрипка — баллада-признание исполнена, но слушать-то её некому.

Гетбер хмыкнул, посмотрел на меня по-доброму:

— Скоро и слова начнёшь понимать. Так уж работает твоя магия.

— А откуда ты всё это знаешь? — не выдержала я. — Был ещё кто-то до меня?

— Были. На моей памяти — двое. Но и забрали их потому, что нашли большой потенциал к магии, так что к языку они привыкли быстрее… Ты тоже обязательно освоишься.

Потом расспрошу поподробнее. Сейчас не хочу. Другого вдруг возжелала…

— А ты можешь что-нибудь напеть? — попросила я. — Хочу послушать, как звучит ваш язык в твоём исполнении.

— Даже так, — Гетбер качнул головой. — Могу. Но чуть позже. Подождём, пока этого музыканта немного развеселят. Гости этого места не любят такого грустного.

В самом деле, народ с первых рядов принялся возмущаться, и мелодия сменилась на более весёлую и динамичную. А потом к мальчишке присоединилась девушка, моя ровесница, и в руках у неё было что-то вроде трубы, но уменьшенной.

Вдвоём они сообразили аналог нашей финской польки, и душа, конечно же, пустилась в пляс. А где душа — там и ноги, хотя этим вечером я не выпила ни капли спиртного.

Желала танцев не только моя душа — многие в таверне подскакивали с мест, и я сама не поняла, как оказалась одной из них… Гетбера мой порыв энтузиазма тоже не обошёл стороной. Этим вечером я была настолько наглой, что заставила танцевать и его. Потянула за рукав, и Гетбер поднялся, решив не спорить со страшной силой в моём лице. Скинул плащ, закатал рукава белой рубашки.

Я прыгала, кружилась и смеялась, то касалась Гетбера, то отходила от него; а всё вокруг плясало, приближалось и отдалялось вместе со мной. Горели огни. Звучала музыка. В воздухе витала энергия всеобщей радости и легкости. Будто нам дали возможность хотя бы ненадолго сбросить с себя груз ответственности, который мы вынуждены нести ежесекундно.

Мне было хорошо. Так хорошо, как ни разу в жизни, пожалуй, не было. Честное слово, клянусь в этом со всей искренностью. Я вдруг ощутила себя так спокойно, будто обрела наконец своё место. Из предыдущих, тревожных и суетных миров ушла, в другой — уже, получается, третий.

Гетбер мне спел, склонившись к моему уху.

Пару строк, пока не слышит никто другой.

Голос, не искаженный переводчиком, оказался у него бархатным, слегка мурчащим, как у кота. Оценила по достоинству. Но сама петь не стала — не умела никогда, да и местных песен не знала…

Сил у меня было много, но все же и я спустя какое-то время устала. Вернулась к нашему столику и набросилась на еду, которая уже успела остыть. Но менее вкусной от этого не стала.

Гетбер почти сразу вернулся ко мне. Загрустил, видимо, один…

Танцы, музыка и горящие вокруг огоньки пьянили ничуть не хуже алкоголя. Я осоловевшими глазами посмотрела на Гетбера, будто пыталась вспомнить что-то важное. Точнее, что-то, которое раньше казалось мне важным, а теперь уменьшилось до пушинки.

Думала ли я, что мой сегодняшний вечер пройдёт именно так? Конечно, нет. Незаметной тенью сбегая из комнаты, я…

Точно, комната! Мне ещё нужно вернуться!

Я будто очнулась ото сна. Как Золушка, которая осознала приближение полнолуния за пару минут до того, как карета её превратится в тыкву. Вновь выскочила из-за стола, но уже не чтобы пуститься в пляс — а чтобы успеть сбежать, пока принц ничего не заподозрил.

— Мне пора, Гетбер.

Он не стал возмущаться. Просто попросил дождаться, пока он оплатит наш то ли ужин, то ли обед, и я благоразумно замолчала, потому что ни в жизнь мне не заработать денег, которые я готова отдать, лишь бы ещё раз прожить эти мгновения счастья.

На улице стемнело, благо, мы были не слишком далеко от центральной площади и потому могли пользоваться такой привилегией, как свет фонарей. И даже свет этот был волшебный, колдовской. Он контрастировал с тёмным небом, и казалось, будто жизнь существует только здесь, в островках света, в остальная часть этого мира то ли уже перестала, то ли ещё не начала существовать.

Мы немного прошлись в молчании, возвращаясь в себя. Потом Гетбер поинтересовался:

— Ко мне?

— Нет, — я осуждающе посмотрела на него, — на остановку, а после — в академию.

— А если омнибуса не будет? — предположил Гетбер.

— Сегодня погода хорошая, должен быть.

Гетбер замер, заставил остановиться вслед за ним. Мы встали друг напротив друга, так близко, что даже дыхание можно различить…

— Даже если будет, не уезжай, пожалуйста, — попросил он проникновенно. И добавил то, что я совсем не ожидала услышать: — Не хочу тебя отпускать.

— Что? — переспросила я. Будто не различила какие-то слова, хотя всё-то я прекрасно поняла, всё до тихого вздоха и печального взгляда.

Поняла, но не могу принять. Не могу. Не умею.

— Я прошу, останься. Останься, пожалуйста, здесь, в Вейзене. Рядом со мной.

И глаза такие глубокие, что хочется выдохнуть весь воздух и тонуть, тонуть, тонуть… Можно в них разглядеть и обещание — сделать меня счастливее, чем я была когда-либо прежде; и безграничную тоску — по тому, что за все эти годы самого Гетбера никто так и не сделал счастливым; и надежду — что я могу стать той первой и единственной, кто даст ему это счастье.

Но я не могу.

Если я останусь сейчас, случится нечто непоправимое. То, что сделает меня счастливее в моменте, но о чём я буду жалеть в будущем.

Я не готова рисковать. Всякий раз, рискуя, я проигрывала всё подчистую и вынуждена была начинать с нуля. И так будет везде, в какой бы мире я не оказалась.

Разрушительное «нет» готово было сорваться с моих губ, но Гетбер опередил меня. Произнес, отведя в сторону взгляд:

— Значит, пришло время говорить о делах. Тебе нельзя возвращаться в академию, Варя. Это опасно. Это может обернуться не тем, на что ты рассчитываешь.

— Но почему?

Мир вокруг меня крутился, будто в калейдоскопе. Просьбы, признания, предостережения…

— Я не могу сказать всей правды. Пока. Мне не хватает доказательств. Но ни взрыв на площади, ни взлом твоей лаборатории не были неаккуратностью или случайностью. Их совершали намеренно. Чтобы заставить тебя бояться.

Я не выдержала и рассмеялась. Видимо, сегодняшний вечер опьянил Гетбера сильнее, чем я предполагала… Покивала головой:

— Ага, особенно взрыв, который видели сотни.

— В том числе взрыв, — стоял на своём Гетбер.

— Даже если бы я поверила… Кто за этим стоит, кому это нужно — пугать меня?

Я будто пыталась доказать Гетберу, насколько глупа и несостоятельна его теория? Да разве я была хоть кому-нибудь так нужна, чтобы на меня потратили так много сил и времени?

— Кан-Амьер. Соседняя империя. Слыша ли ты о ней?

Чем глубже в ночь, тем страшнее сказки о гуляющих по округе волках. Я не стала ничего уточнять, и без того прекрасно понимала, что Гетбер заврался. Некрасиво. Нехорошо.

— Я поеду, Гетбер. Не хочу выслушивать твои сказки. И остановить меня не пытайся.

Я думала, он не станет меня догонять. Но Гетбер тенью прошёл за мной до самой остановки, и мы вместе, находясь друг от друга на расстоянии шагов двадцати, дождались омнибус.

Пришёл. Причём весьма скоро.

Не знаю, что бы делала, если бы омнибуса не появилось. Осмелилась бы вновь напроситься к Гетберу в гости? В очередной раз возобновить эту историю? Или гордость бы не позволила? Впрочем, пускай этот вопрос останется одним из тех, ответа на которых не существует.

Я знала, что Гетбер видит, как я покидаю Вейзен.

Но даже предположить не могла, о чём он думает.

Самый счастливый вечер в моей жизни грозился стать одним из самых печальных, а я ничего, совсем ничего не могла с этим сделать.