Остров, куда не вернулся мир

ОТ АВТОРА

Не одно поколение русских и советских людей восхищалось замечательными картинами природы и жизни Ликейских островов (ныне называемых островами Рюкю) в очерках нашего великого писателя. Он посетил этот чудесный уголок земли в 1854 году во время кругосветного плавания на борту фрегата «Паллада». Целая глава в описании его путешествия посвящена пребыванию на Окинаве — самом большом острове архипелага.

Но с тех пор, как ни странно, лишь очень немногие наши соотечественники посетили эти острова и оставили свои впечатления на страницах книг и журналов. В 1926 году там побывал известный советский зоолог П. Ю. Шмидт. Его перу принадлежит книга «На островах Лиу-Киу» — серия очерков не только о богатом своеобразном растительном и животном мире архипелага, но и о населяющих его людях.

Выжженную и разрушенную войной Окинаву видел в январе 1946 года советский писатель Борис Горбатов. Его рассказ «Лагерь на Окинаве» — яркое свидетельство беззастенчивого хозяйничанья на острове американских оккупантов.

Двадцать шесть лет наиболее интересная для журналистов и исследователей южная часть архипелага Рюкю была практически недоступна советским людям. Лишь в 1972 году, после возвращения Соединенными Штатами административных прав на Окинаву и прилегающие к ней острова Японии, поездки туда стали возможными.

Мне, в то время корреспонденту «Комсомольской правды», посчастливилось работать на международной выставке «Экспо-75 —Мировой океан», проходившей в северной части острова Окинава с июля 1975 по январь 1976 года. За это время накопилось немало впечатлений, которыми я хотел бы поделиться с читателями.

Архипелаг Рюкю дугой протянулся от Японского острова Кюсю на северо-востоке до Тайваня на юго-западе. Он образован из шести групп островов: Осуми, Токара, Амами, Окинава, Мияко и Яэяма. Первые три входят в префектуру Окинава, которую в шутку называют Японией в миниатюре: даже по очертаниям она похожа на основные Японские острова. «Большой землей» в Японии величают четыре главных острова: Хоккайдо, Хонсю, Кюсю, Сикоку. В префектуре «большая земля» — это остров Окинава, самый крупный и густонаселенный.

Если в Японии на Окинаву смотрят как на глухую провинцию, то в этой префектуре медвежьими углами считают группы островов Мияко и Яэяма, расположенные соответственно в 176 и 262 милях от административного центра — города Наха. Всего в префектуре 72 острова, 27 из них совершенно безлюдны, — причем некоторые стали необитаемыми за последние годы.

Архипелаг Рюкю представляет собой вершины вулканического горного хребта, часть островов — это бывшие коралловые рифы, поднявшиеся из моря. Неподалеку от тихоокеанского побережья начинается впадина Рюкю, глубина которой достигает семи с половиной километров.

Слово Окинава не местного происхождения. Окинавцы называют свой остров Утина, а себя утинантю. По-японски Окинава значит «веревка на взморье». Остров действительно напоминает веревку, брошенную среди волн. Он настолько узок, что в некоторых местах его нетрудно перейти пешком за полчаса. Зато даже в автомобиле от крайней юго-западной точки — мыса Ара — до маяка на крутом обрыве Каяути-банта, что на северо-востоке, трудно доехать быстрее, чем за четыре часа.

Окинава находится в субтропической зоне, но благодаря омывающему остров теплому течению Куросио климат здесь морской тропический. Средняя температура июля 27–28 градусов, а самого холодного месяца — февраля 14–15,5 градусов тепла. Летние муссоны приносят обильные дожди. Немало дождливых дней приходится и на позднюю осень. За год почва получает от 1300 до 2875 миллиметров осадков.

Нельзя, однако, сказать, что природа на Окинаве щедра. Пористая почва быстро впитывает воду, и даже две-три солнечные недели могут вызвать серьезную засуху. За год на (префектуру обрушиваются от 12 до 45 тайфунов, нанося немалый ущерб крестьянам и рыбакам.

Жители островов Рюкю, 455 тысяч, высказывают родство по типу и языку с японцами, но представляют все-таки особую народность с несколько иным физическим типом.

Так писал выдающийся русский советский антрополог и этнограф академик Д. Н. Анучин в своей книге «Япония и японцы», опубликованной в 1907 году в Москве. Этой точки зрения придерживались все русские и советские путешественники, в разные периоды посетившие острова Рюкю: И. А. Гончаров, П. Ю. Шмидт, Б. Л. Горбатов. Не составляет исключения и автор этой книги. Ни мои впечатления от поездок по Окинаве, ни знакомство с работами многих лингвистов и этнографов не дают мне никаких оснований сомневаться в правильности оценки Д. Н. Анучина и для сего дня.

Завершилось ли слияние японского и рюкюского народа в одну нацию — вопрос более сложный. Ответ на него требует специального исследования. Позволю себе высказать лишь ряд соображений. Процесс этот неизбежный, как и естественная ассимиляция в составе Японии этой глухой и отсталой национальной окраины, но по ряду причин развивался он довольно медленно. Сыграла свою роль и удаленность Окинавы от основных промышленных районов страны — от Токио до Нахи корабли добирались в течение двух суток. Крупный капитал не строил в префектуре сколь-либо значительных предприятий, которые бы связали ее с общенациональным рынком. До войны она была аграрным придатком японской экономики и местом сбыта, по свидетельству П. Ю. Шмидта, «всякой завали и гнили». Меж тем, именно бурное развитие экономических связей и формирование единого рынка — основа консолидации разных народов в одну буржуазную нацию. Слабое проникновение на Окинаву промышленников и торговцев отнюдь не способствовало миграции туда населения с других островов. В 1950 году переселенцы составляли лишь 0,3 процента жителей Рюкю. Наконец, почти треть истории префектуры приходится на период американской оккупации, когда там сформировалась своя экономическая система. Прошло уже немало лет с возвращения Японии административных прав на Окинаву, а восстановление хозяйственного единства еще полностью не завершено.

Как бы то ни было, нация и национальность — разные, хотя и взаимосвязанные понятия. Второе — только один из факторов нации, выражающий этническую общность. Многие столетия складывалась рюкюская народность со своим языком, территорией, культурой, хозяйственной жизнью и особенностями национального характера. Несколько десятилетий в составе Японии при том уровне экономических связей и при столь малочисленной прослойке носителей японского языка и культуры мало что могли изменить.

«Долголетнее японское управление наложило свой отпечаток на хозяйственную, политическую и культурную жизнь населения, но несмотря на то, что японские власти проводили жестокую политику ассимиляции, оно в значительной степени сохранило свои бытовые особенности», — отмечал автор историко-этнографического очерка, опубликованного в № 11 журнала «Вокруг света» за 1951 год, Б. А. Александров, который также придерживается точки зрения академика Анучина. Аналогичные мысли высказывают и американские ученые, имевшие после войны наилучшие условия для изучения островов Рюкю. Вот что пишет в своей монографии «Окинавская религия» У. Лебра: «После аннексии Японией в 1879 году процесс японизации осуществлялся быстрыми темпами, но не зашел настолько далеко, чтобы японская культура стала здесь чем-то более значительным, нежели налетом на базе окинавской».

Из советских исследователей несколько иного мнения придерживается лишь автор историко-этнографического очерка «Рюкюсцы», опубликованного в сборнике «Народы Восточной Азии» (М.—Л., 1965), Ю. В. Ионова. «Рюкюсцы — особая этнографическая группа, живущая в Японии, в прошлом представлявшая собой близко родственную японцам народность, — писала она. — До сих пор, несмотря на далеко зашедшие процессы ассимиляции, рюкюсцы сохранили языковые особенности, национальные обычаи и быт». Судя по тексту очерка, где упоминается о национальных чертах в культуре рюкюсцев, национальных традициях, национальных блюдах, национальных костюмах… автор все же считает их национальным меньшинством. Дело только в терминологии.

В силу уже изложенного возникает вопрос, когда же могла произойти трансформация народности в «этнографическую группу». По словам П. Ю. Шмидта, даже на Амамиосиме по-японски нужно было изъясняться через переводчиков. Но этот остров был присоединен к Японии на 270 лет раньше Окинавы. Через двадцать лет после Шмидта следов этой трансформации не обнаружил на Окинаве Б. Л. Горбатов. Затем были долгие годы американской оккупации. Правда, в последнее время главным образом благодаря телевидению там значительно расширяется сфера применения японского языка.

В упомянутой работе Ю. В. Ионова называет рюкюский язык диалектом японского. Так ли это? По мнению известного советского этнографа С. А. Арутюнова, его можно считать особым, хотя и близко родственным японскому языком. Вот что писал в своей статье «Рюкюские и японские диалекты» японский исследователь Ю. Уэмура: «Разница между двумя языками настолько велика, что любые из их диалектов взаимонепонятны и никакого промежуточного языка не существует». Он, а также другой известный в Японии лингвист С. Оригути высказываются за наличие японо-рюкюской языковой семьи. Один из ведущих японских ученых в этой области С. Хаттори признал, что термин «рюкюский диалект» оправдан лишь постольку, поскольку в качестве официального языка на островах Рюкю используется японский. То есть вовсе не по научным критериям.

С другой стороны, не совсем точными представляются понятия окинавская культура и окинавский язык, которыми пользуются американские этнографы У. Лебра, Д. Херринг, Т. Марецки. Население островов Мияко, Яэяма, Амами имеет такие же жилища и хозяйственные постройки, обычаи, например, татуировки у женщин, религиозные верования, носит такую же одежду и по физическому типу не отличается от жителей острова Окинава. Словарный состав диалектов рюкюского языка, на которых говорят на удаленных от Окинавы островах, лишь незначительно расходятся с диалектом Нахи. По данным японского лингвиста И. Нариты, около девяти десятых слов у них общие, хотя фонетические различия делают их взаимонепонятными.

Из научной проблемы вопрос о национальной принадлежности рюкюсцев был превращен правителями милитаристской Японии в мелкую фишку для политической игры. Рюкюсцы с самого начала были объявлены японцами, а их язык диалектом японского языка. Все это должно было оправдать их принудительную японизацию, или, как ее называют в японской литературе, «одинаковизацию». Даже невинные исследования местных искусств и ремесел рассматривались как пропаганда сепаратизма. Кроме того, тезис об отсутствии у японцев родственных народов — один из столпов бредовой теории реакции о их национальной исключительности и превосходстве над всеми прочими нациями. Эти идеи вдалбливались в умы подрастающего поколения и на Окинаве. Многие усвоили, что неяпонцы — люди второго сорта.

Япония не единственная капиталистическая страна, где правящие круги не признают наличия национальных меньшинств. Так, например, обстояло дело во франкистской Испании, так и сейчас продолжают считать во Франции, где статистика делает исключение лишь для Эльзаса и Лотарингии, учитывая в переписях язык их населения.

За подобными примерами необязательно ходить далеко. Достаточно взглянуть на этнографическую карту Российской империи в томе 55 «Энциклопедического словаря» Брокгауза и Ефрона, изданного в 1899 году. Попробуйте отыскать на ней белоруссов или украинцев, когда на заселенных ими районах написано «русские»…