«Вы прилетели на Окинаву. Температура воздуха за бортом 28 градусов. Благодарим за внимание». Миниатюрная кареглазая стюардесса в черном берете с кокардой авиакомпании ДЖАЛ повторила эти слова по-японски и по-английски. Через минуту она уже стояла у выхода, рассыпая улыбки и благодарности каждому пассажиру. За дверью самолета телескопический трап соединялся с крытым перроном, поэтому свой первый шаг по окинавской земле я сделал только за зданием аэровокзала.
Более половины приезжих начинает свой путь по острову из аэропорта Нахи. Ежедневно на его взлетной полосе взмывают в воздух и приземляются около 90 лайнеров из Токио, Осаки, Нагои, Мацуямы, Фукуоки, Кумамото, Кагосимы, а также с Гавайских островов, Гуама, Гонконга и Тайваня. Отсюда же на небольшом самолете можно отправиться и на самые глухие острова префектуры.
Аэровокзал поделен на две части. Значительное место занимает компания ДЖАЛ, меньшее — вотчина другой японской авиакомпании АНА. На территории ДЖАЛ разместилась большая часть сувенирных киосков, бар и ресторан. Это я успел рассмотреть, пока в дверце багажного конвейера не показались наши чемоданы. Первыми из зала прибытия вышли трое американцев. Их встретили два офицера в темно-синей форме ВВС. Через остекленный корпус здания было видно, как они сели в защитного цвета автомобиль с надписью на дверце: «US Air Force» (ВВС США).
До возвращения Окинавы Японии аэропорт Нахи был американской военной базой. Сейчас база несколько потеснилась, дав больше места гражданским самолетам, а на ее территории обосновались эскадрильи «Старфайтеров» японских ВВС.
На Окинаву мы прибыли, чтобы работать в советском павильоне на международной выставке «Экспо-75 — Мировой океан». Открытие выставки было намечено на 19 июля. Нашу группу встретил прилетевший накануне Володя, шофер микроавтобуса. Через несколько дней ему придется возить нас на работу.
Раздвижная стеклянная дверь раскрылась при нашем приближении, и мы вышли на улицу. Воздух показался горячей осязаемой массой. Средняя влажность на Окинаве 79 процентов, и, хотя столбик термометра редко переползает за отметку 30, чувствуешь себя как в настоящей бане. Однако по сравнению с Токио, где июль не прохладнее, здесь гораздо легче переносить жару. Нет режущего глаза едкого скопления копоти, промышленной пыли и бензиновых паров. Эти «блага цивилизации» Окинава еще не познала в полной мере.
Машина тронулась с места и покатила по правой стороне дороги. Во всей Японии движение левостороннее. Долгое время американские военные автомобили были единственным транспортом на Окинаве. Неудивительно, что американцы ввели свои правила движения. Целое поколение водителей выросло при правостороннем движении. Окинавцам не очень-то хотелось расставаться с привычным порядком. Однако по распоряжению правительства 30 июля 1978 года все машины снова двинулись по левой стороне. Только в один тот день полиция зарегистрировала 84 дорожно-транспортных происшествия.
Наш автобус петлял из стороны в сторону, высвечивая фарами подступавшие почти к самой проезжей части ряды колючей проволоки. За ними, ближе к берегу, виднелись нагромождения гигантских черных силуэтов, как будто целый флот вышел из моря на сушу. Впоследствии я узнал, что расквартированная на Окинаве 3-я дивизия морской пехоты держит здесь свои десантные баржи. Во время войны в Индокитае тут был своего рода перевалочный пункт. Постоянно причаливали и отчаливали транспортные корабли, целый день гудели портовые краны, защитного цвета армейские грузовики сновали через ворота. Теперь же баржи, некогда штурмовавшие берега Вьетнама, отлеживаются, словно отдыхая от многолетней войны.
В Наху въезжают со стороны аэропорта по главной магистрали префектуры — государственному шоссе № 58. Титул государственной в Японии может получить только дорога, которая связывает минимум две префектуры. Между тем дальше отвесной скалы Каяути-банта на автомобиле не поедешь. Отсюда можно продолжить путешествие только по воздуху или морем. Однако официально маршрут № 58 заканчивается в городе Кагосима, расположенном в двадцати часах плавания от Окинавы. До сих пор окинавцы не могут привыкнуть к новой нумерации. Как и раньше, они называют дорогу «шоссе № 1», тем более, что и по своему значению, и по качеству она действительно «№ 1».
До возвращения Окинавы Японии американцы не разрешали строить на этой трассе пешеходные эстакады и светофоры. Теперь красными, желтыми и зелеными огоньками путешественнику подмигивают все более или менее важные перекрестки, а возле каждой остановки автобуса выросли голубые пешеходные мосты.
Город появился внезапно после очередного крутого поворота. Слева показались ряды портовых кранов, справа небольшой стадион. Его огни отражались в воде озера Манко. С бухтой озеро соединяет неширокий канал. Переехав через него, мы сразу очутились в городе.
Когда-то очень давно с холмов Сюри открывался вид на небольшую рыбацкую деревушку Наха, которая была расположена посреди острова, отделенного от резиденции монархов нешироким проливом. В 1451 году пролив был частично засыпан. Торговые склады и конторы ростовщиков вытеснили рыбацкие хижины. Королевство торговало со многими странами, и постепенно вместе с увеличением масштабов операций окинавских купцов росли кварталы Нахи. В 1879 году город стал административным центром новой префектуры.
После американских бомбежек на месте кварталов Нахи осталось только пепелище. Но город не только быстро встал из руин, но и вырос. Некогда блистательная столица Сюри была включена в территорию Нахи как один из ее районов. С 1972 года Наха вновь — административный центр префектуры.
С самолета город кажется беспорядочным скоплением двух- и трехэтажных строений с плоскими вопреки традиционному архитектурному стилю крышами. Как скалы среди моря вознеслись многоэтажные конторы иностранных и японских компаний, крупнейшие универмаги и ультрасовременные гостиницы. Таких зданий немного.
Наха — один из самых тесных городов мира. На один квадратный километр здесь приходится свыше 11,5 тысячи человек. Если учесть его малоэтажность, более тесного места не сыскать. На этом клочке земли собралось около трети миллионного населения префектуры. Сюда стекаются в поисках работы жители отдаленных островов, которым зарево огней над большим городом и блеск его витрин кажутся вестниками будущего счастья.
Но расти городу вширь мешает колючая проволока с желтыми табличками. Черные иероглифы и буквы английского алфавита предостерегают: «Осторожно, эта территория охраняется сторожевыми собаками». За проволокой — американские и японские военные базы. Они занимают более четверти «самого тесного в мире города».
Свыше 3,5 квадратных километров отняла у него авиабаза американских ВМС и ВВС. Часть своих ангаров она предоставила в распоряжение японских сил самообороны. Около одного квадратного километра позаимствовал военный грузовой порт с его причалами, кранами, складами, административными зданиями, стоянками автомобилей. С точки зрения навигации занятую им бухту можно считать идеальной. Даже когда море штормит, тут полный штиль. Волны не в состоянии прорваться через узкие вытянутые ворота. Рядом, вдоль шоссе № 58, выстроились склад-рефрижератор и центр бытового обслуживания. В северо-восточной части Нахи вольготно разместился городок для семей военного и обслуживающего персонала огромных складских помещений Макиминато. Проблемы жизненного пространства там не существует. Приземистые коттеджи окружены просторными безупречно подстриженными лужайками. То тут, то там сквозь забор видны детские площадки с качелями, каруселями и песочницами. О такой роскоши дети Нахи могут только мечтать.
Шоссе № 58 — самая широкая улица города. Только по ней можно ехать достаточно быстро. Другие улицы, а в общей сложности для города с трехсоттысячным населением их немного — десятка два, узки. Они забиты транспортом и пешеходами, и двигаться по ним непросто.
Однако в день приезда на Окинаву я об этом еще не знал. Мы промчались по шоссе № 58, и я даже не заметил, как кончился город. Никакого дорожного знака на этот счет не было, а вереницы домов все тянулись и тянулись на многие километры. Лишь по названиям автобусных остановок можно было понять, что проезжаешь уже другие города.
Все дороги Окинавы — автомобильные, морские, воздушные — ведут в Наху. Там же начиналась и единственная на острове железнодорожная линия, полностью разрушенная во время войны.
Выставка «Экспо-75» расположилась на полуострове Мотобу в глухой северной части острова Окинава. Оттуда в «столицу» префектуры можно было попасть за два с половиной часа рейсовым автобусом с пересадкой в городе Наго или по морю. «Ховеркрафт» — судно на воздушной подушке — пролетал 80 километров, разделяющие Наху и Мотобу, за сорок минут. Катер на подводных крыльях — за час, большой теплоход компании «Рюкю кайун» (РКК) покрывал это расстояние за два часа.
В таком коротком плавании даже на большом корабле кают не дают, и мы довольствовались третьим классом. Попробуйте представить себе просторный зал, разделенный двумя проходами, по обеим сторонам которых на небольшом возвышении — отсеки для пассажиров, каждый около двадцати квадратных метров Друг от друга они отделялись невысокой перегородкой которая не мешала обитателям всех отсеков смотреть скверно настроенный цветной телевизор, прилепленный к потолку, словно ласточкино гнездо. Ни сидений, ни скамеек — просто ровный, покрытый довольно чистым паласом пол. Некоторые пассажиры сразу же задремали под мерный стук судового двигателя, другие уставились в телевизор. Тусклые лампы создавали в салоне полумрак. Неудивительно, что большую часть путешествия нам захотелось провести вне отведенного нам помещения.
Стюардесса любезно согласилась показать каюты У иллюминатора стоял низенький столик, сесть возле которого можно было только на татами. За ширмочкой виднелись не слишком просторные спальные полки В трюме оказался зал игральных автоматов, где за стоиеновую монету можно было насладиться автогонками, морским и воздушным боем. На верхней палубе пустовал довольно большой ресторан. На следующее палубе у стойки лениво болтали друг с другом не об ремененные заботами бармены.
Компания РКК бросила на линию Наха — Мотобу большой корабль и до конца выдерживала по три обещанных рейса в день. Однако даже в лучшие времена: уда ходили полупустыми. На наш рейс пришлось едва ли более двух десятков пассажиров, и почти все спасались от августовской жары в обдуваемом кондиционерами салоне.
Нос корабля, словно гигантский плуг, разрезал едва подернутую рябью бирюзу моря и бросал по обе стороны легкий пенистый пласт. Где-то у горизонта возникали и исчезали еле различимые контуры маленьких островков, а с левого борта тянулся берег Окинавы. Сначала высокий, гористый, затем вытянутый в сплошную темную линию, которая то стремительно приближалась, словно стараясь уступами скал достать наше судно, то уходила вдаль.
Наха выросла белыми силуэтами отелей. Их не смогли заслонить даже внушительные пакгаузы военных складов Макимннато. Круто повернувшись, корабль взял курс на порт Томари. Вокруг уже деловито суетились большие и маленькие буксиры. Один из них ловко подхватил наше судно и крепко припечатал его бортом к причалу. Капитан приказал бросить швартовы. Именно вокруг порта Томари, наиболее близкого к Сюри, древней столице Рюкю, выросла Наха. К причалам Томари уже в XV веке спешили суда из Китая, Кореи, Японии, Сиама, Явы, других дальних и ближних стран.
Сейчас в год здесь швартуется около 5,5 тысячи судов. По сравнению с самолетами они перевозят немного пассажиров, зато доставляют почти все грузы. Тесно бывает в бухте Томари. В Нахе есть другой порт, но большая часть его занята под американскую базу. Все, что разгружают там мощные краны, военные грузовики развозят на склады Макиминато и другие объекты. Общественность и власти Нахи требуют возвращения городу всех занятых под базы земель. Многие транспортные проблемы были бы решены, будь у города двое морских ворот.
В Томари по-настоящему просторно лишь в новом, только что построенном здании морского вокзала. В нем всего один зал, но такой огромный, что туда можно вместить все стоящие возле причала суда. По краям зала — камеры хранения, кассы, закусочные, вереница сувенирных киосков, а в середине по бетонному полу свободно курсируют электрокары с прицепами.
Выйдя из здания, мы сразу же взяли такси и направились в центр города. В Нахе, как, впрочем, и в других местах Окинавы, поймать такси не составляет труда. Даже на небольшом острове Иэ конкурируют две таксомоторные компании. Название компании написано черными иероглифами на желтой табличке, прикрепленной над ветровым стеклом. Очень часто встречается надпись «кодзин», говорящая о том, что шофер — владелец и единственный работник фирмы. Все окинавские такси выкрашены в бледно-розовый цвет, и у всех на боку надпись «природный газ». Это топливо значительно дешевле бензина, а заправиться им можно почти повсеместно.
Наш водитель тоже имел табличку «кодзин». Это был пожилой с глубокими морщинами на лбу рюкюсец. На вопросы он отвечал односложно и, судя по всему, не имел желания вступать в разговор. Десятилетиями на острове были только одни белые люди — американцы, поэтому вполне естественно, что и нас повсюду сначала принимали за американцев. Вдоволь походив по улицам окинавских городов, я понял, что значит для этих людей американец. Мальчишки кричат вслед оскорбительные слова на своем языке; если спросишь дорогу, зачастую услышишь «не знаю». Лишь в барах и магазинах, где постоянную клиентуру составляют военнослужащие США, встретишь заискивающие взгляды, подобострастие. Шоферы такси, как правило, замкнуты и настороженны. Довольно часто они становятся жертвами нападений, когда кому-нибудь из заокеанских пассажиров не хватает денег, например, на очередную порцию героина.
Даже в обычное время на шоссе № 58 много машин Из порта спешат в разные концы острова контейнере возы, многоосные рефрижераторы. В гул моторов врываются густые выхлопы военных грузовиков. Не успели мы перейти улицу, как перед нами затормозил на красный свет один из них. Из окна высунулась веснушчатая физиономия шофера, и мальчишеский голос спросил по-английски: «Откуда вы?» Видимо, парень удивился тому, что двое из нас были в шортах, а это для военных недопустимо. Грузовик повернул направо, и еще некоторое время мы смотрели на веснушчатое лицо, выражавшее крайнюю степень удивления.
Написав эти строки, я поймал себя на том, что пошел по истоптанной журналистами тропе. Несколько лет назад многие любили показать читателю, какое изумление вызывало слово «русский» в некоторых, прямо скажем, не самых глухих районах Земного шара. Сейчас этот прием не в моде. Хотя бы потому, что советские люди гораздо чаще выезжают за рубеж по делам или в качестве туристов, и встречи с ними мало кого удивляют. Все-таки я напоминаю об этом эпизоде потому, что Окинава пока еще остается одним из последних медвежьих углов, составляющих исключение из правила. После войны и до возвращения островов Рюкю Японии даже японцы ездили на Окинаву не иначе, как со специальным разрешением.
Мы перешли улицу и оказались возле тянувшейся вдоль нее грязной речушки, куда, судя по запаху, спускаются стоки местной канализации. Небольшой горбатый мостик, переулок — и из-за угла возникла улица Кокусай-дори. Попав на нее в первый раз, каждый из нас почти наперечет знал, что здесь и где расположено. Чуть ли не половина рекламы местных каналов телевидения заканчивалась адресом специализированного магазина или универмага: Кокусай-дори… Кокусай-дори можно пройти пешком минут за двадцать. По крайней мере, такое впечатление возникает при первом взгляде на карту Нахи. Длина улицы действительно не превышает двух километров. Но преодолеть эту бурную реку людей и автомобилей за двадцать минут невозможно и на автобусе. Проезжая часть дороги прижата к витринам, для пешеходов остается метра два. Меж тем создается впечатление, что каждый второй пешеход Нахи в данный момент шагает именно по Кокусай-дори.
На этой улице можно купить… Впрочем, наверное, легче перечислить, чего здесь нет. Через каждые 150–200 метров игральные залы «Патинко» предлагают сделать бизнес. Нужно только ловко орудовать рычажком, отбивая вверх готовый выйти из игры шарик. Горсти стоиеновых монет тают у многих игроков в течение нескольких минут. Иногда кто-то выигрывает. «Патинко» в Японии называют однорукими бандитами. В масштабах страны они ежегодно обирают японцев на полмиллиарда долларов. Но многие готовы платить за эти минуты азарта, яростной погони за кажущимся близким успехом. Если повезет, можно уйти, скажем, обладателем банки с фруктовым соком или нескольких пачек сигарет. Но как напряженно следят за шариком глаза играющих! В такие мгновения по Кокусай-дори можно провести слона — никто и не заметит.
На улице много не только жителей Нахи, но и приезжих. Туристы с основных Японских островов кошелками закупают виски и коньяк. Часы, авторучки, зажигалки, изделия из жемчуга, кораллов, драгоценных камней и слоновой кости также быстро перекочевывают с прилавков в их сумки.
В течение 27 лет Окинава была для японцев зарубежной страной, и здесь существовала своя система цен. Переделать все сразу слишком трудно. Подъем окинавских цен до японского уровня сначала решено было растянуть на пять лет, а затем и на более длительный срок. Когда открылась выставка «Экспо-75», этот процесс еще только начался, и многочисленные приезжие пытались создать себе запасы. Готовились к предстоящим повышениям цен и окинавцы. Торговля на Кокусай-дори процветала.
Небольшие одноэтажные магазинчики выставили лотки с филиппинскими деревянными ложками, масками из ценных тропических пород древесины, панцири морских черепах, бумажники из кожи ящериц, раковины, кораллы, жемчужные бусы прямо на тротуаре, еще более затруднив передвижение.
Можно подумать, что половина небольших магазинов торговала только сувенирами и крепкими напитками. Было еще несколько обувных лавок, салонов грампластинок и музыкальных инструментов, атакуемых главным образом молодежью. Книжные магазины предлагали дешевые издания в бумажных обложках. Почти всю торговлю одеждой монополизировало несколько многоэтажных универмагов с призывными надписями «распродажа». Столбик термометра показывал около 30 градусов, но до конца лета оставалось несколько дней, и хозяева начали выбрасывать большие партии летнего платья по сниженным ценам. Не встречать же новый сезон с прошлогодними моделями на прилавках!
В дни распродажи магазины гудят, словно ульи.
Далеко не всем окинавцам по карману погоня за модой, и многие предпочитают покупать со скидкой. В универмагах можно одеться и обуться на любой вкус. И все-таки от текущей по Кокусай-дори реке покупателей через пару сотен метров уходят в стороны оживленные рукава. Они текут в торговые ряды многочисленных переулков, где разместились гораздо более скромные лавчонки. Немодную одежду тут выбрасывают зачастую просто в кучу. Ройся, выбирай. Зато те же зонтики и сумки, — блистающие в универмаге отделкой и табличкой с солидной ценой, здесь уступят дешевле. Лишь так можно устоять в конкурентной борьбе. А если не устоишь, судьба хозяина лавки предопределена. Работу ему найти практически невозможно. А безработных на Окинаве десятки тысяч. В лавках рады каждому покупателю. К иностранцу, правда, могут отнестись настороженно, но поприветствуйте этих людей по-рюкюски и почти наверняка растопите их сердца. Пусть даже ваш словарный запас состоит из дюжины слов — каждое пригодится.
У дверей кинотеатров — огромные очереди. Идет американский фильм суперужасов «Челюсти». На афишах огромная акула заглатывает женщину. Американские фильмы, как и несколько лет назад, дают не только солидную часть кассовых сборов, но и удерживают ведущее место в формировании сознания молодежи. Вроде бы ничего не изменилось со времен оккупации, лишь за билет надо платить не долларами, а иенами.
Среди афиш Нахи мне довелось видеть и объявления о концертах ансамбля Моисеева и о выступлении артистов Московской государственной филармонии. До 1972 года местные жители об этом могли только мечтать. В ансамбле Моисеева танцует один мой хороший знакомый. Я приехал в Наху специально, чтобы разыскать его в отеле «Экка», поговорить о домашних делах. Мест в гостиницах окинавской «столицы» было тогда немного. Туристский бум, вызванный «Экспо», еще продолжался, и «Экка» взяла себе только часть труппы, поделившись с двумя другими отелями. Эти три здания представляли новое поколение окинавских гостиниц. Многоэтажные, со скоростными лифтами, барами, ресторанами, шикарными, дорогими номерами, они выстроились у порта Томари незадолго до открытия выставки на полуострове Мотобу. Землевладельцы Нахи решили сделать бизнес на туризме. Отставать не желал никто. В результате вместо 180 гостиниц с 8600 местами, чем располагал город в 1972 году, к открытию выставки у него оказалось 404, способные вместить 34 500 постояльцев. В новый туристский сезон, наступивший вскоре после закрытия «Экспо», гостиницы Нахи были заполнены только на 30–40 процентов. Через месяц уже появились первые банкроты. Хозяин одного разорившегося отеля выбросился из окна на мостовую. Вместе с ним Наха хоронила надежды на быстрое процветание за счет туризма.
Цены на номера упали на 30 процентов, а многие из работавших там людей оказались без средств к существованию. Никто из уволенных, однако, не сводил счетов с жизнью. Их социальное падение не было столь низким, как у хозяев, опьяневших от легкого обогащения, которому, казалось, не будет конца.
Есть в городе район, над которым, в отличие от прочих, как будто не властно ни время, ни экономические потрясения. Это квартал чайных домиков Цудзи. Он возник в XVII веке, был полностью разрушен в 1944 году и вскоре возродился, не потеряв ни своего прежнего облика, ни старинных традиций. Веками гейши Цудзи считались одной из самых низших каст общества.
Как повествует здешняя легенда, однажды дочь богатых и знатных родителей была похищена и обращена в гейшу. Как ни любили ее отец и мать, они не могли поддерживать с ней никаких связей, не рискуя своим положением. Не ставила их под удар и дочь. Однако желание повидаться с родными было слишком сильно, и вот что придумала юная гейша. В двенадцатый день первого месяца лунного календаря она подбила своих подруг пройти по улицам процессией. В городе было объявлено о предстоящем параде гейш, и, когда они в праздничных кимоно появились на улицах, вокруг толпился народ. Шествие поравнялось с трибуной, где среди знатной публики сидели родственники похищенной девушки, и она запела песню, в которой рассказала о своей судьбе. Родители тоже ответили песней. С тех пор гейши Цудзи постепенно получили общественное признание, а их парады проводятся каждый год. Все участницы, одетые в яркие кимоно, собираются у крыльца знаменитого чайного домика «Под соснами». У каждой на голове повязка в тон кимоно. Женщины идут, пританцовывая под музыку, а в воздух взвиваются церемониальные ленты и веревки, сплетенные из разноцветных шнуров.
Последний автобус уходил в Наго в восемь вечера. В половине восьмого мы уже подходили к мосту Мэйдзи, перекинутому через канал, который соединяет американский военный порт с озером Манко. По ту сторону моста недалеко от берега замерли серебристо-голубые автобусы, доставлявшие пассажиров прямо к воротам «Экспо». Но последний из них отправился в рейс в два часа дня, и сейчас этот автовокзал принимал только пассажиров, возвращавшихся с выставки, обремененных массой впечатлений и всевозможных сувениров.
Другой вокзал отправлял обычные рейсовые автобусы. Здесь совсем не было туристов. С полными сумками уезжали домой жители глубинки. Автовокзал — это тесный замкнутый дворик с расписаниями движения автобусов на специальных столбиках под навесом.
Билетных касс на окинавских автовокзалах нет, а в автобусах нет кондукторов. Все операции по расчету с пассажирами выполняет сам водитель. В салоне только одна дверь — передняя. При входе все берут у водителя талон с номером зоны, в которой находится данная остановка. Над ветровым стеклом, сбоку от шофера, укреплен счетчик. По мере прохождения очередного отрезка пути напротив номеров зон появляются новые цифры. При посадке на конечной станции дается талон с цифрой один, а на счетчике напротив единицы появляется сумма — 40 иен. За эти деньги можно проехать несколько остановок в пределах одной зоны. Проезд через две зоны стоит 60 иен, три —120 иен… За 80 километров от Нахи до Тогути мы заплатили по тысяче иен. Для размена бумажных денег рядом с водителем находится небольшое устройство. Он закладывает туда вашу тысячеиеновую бумажку, нажимает на рычаг, и в ящике появляется горсть стоиеновых и десятииеновых монет. Остается только опустить в кассу нужную сумму. Все происходит быстро, операция не задерживает ожидающих на остановке. Мне ни разу йе довелось видеть переполненных машин и штурмующих их людей.
И еще одна особенность местных автобусов. Все они в одно и то же время и городские, и междугородние. Автобус № 23, например, имеет так много остановок в Нахе, что тратит на пять километров сорок минут. И только час двадцать уходит на следующие 60 километров до города Наго. Столь существенная разница в скорости объясняется еще и тем, что почти все автобусы не минуют Кокусай-дори.
От Окинавы до северного тропика рукой подать, и темнеет там даже в июле в восемь часов. Маленькие переулки и улицы Нахи погружаются во мрак, пробиваемый кое-где редкими фонарями. Ставни всех лавок опущены. Зато на Кокусай-дори — море огней. Неоновое зарево рекламы словно соревнуется в яркости с ослепительным сиянием витрин.
Водитель не объявляет остановок. Он лишь нажимает в нужный момент на кнопку — и динамик воспроизводит записанный на магнитофон девичий голосок. Так мы узнали о том, что город Наха уже позади, а те, кто хочет выйти в Урасоэ, должны нажать на кнопку над сиденьем и не забывать в автобусе свои вещи. Мы напряженно вглядывались в окно, стараясь обнаружить границу «самого тесного в мире города», но мимо проносились лишь вереницы одноэтажных и двухэтажных домов, а со стороны моря бесконечно долго тянулась колючая проволока складов Макиминато.