БЕДНЫЕ РОДСТВЕННИКИ

Сто лет назад рюкюсцы исчезли. Нет, их не истребили, не разогнали по белу свету и, конечно, не успели ассимилировать. Однако в Японии объявили, что такого народа с его языком, религией и культурой не существует. Есть лишь единая нация. Им предстояло усвоить, что они тоже японцы и подданные императора. Они должны были забыть свою историю, традиции, обычаи и даже язык.

Чтобы подвести под такую политику научную базу, власти подключили к решению национального вопроса на островах Рюкю ученых. Ярким примером «исследований» конца прошлого века стали страницы вышедшего в 1896 году в Токио специального номера журнала «Фудзоку гахо» («Обычаи и нравы»), посвященного населению Окинавы. Перелистывая сегодня эти пожелтевшие страницы, окинавские этнографы не могут не посмеяться над наивными взглядами автора, некоего Таканои. Стремясь доказать, что в общем-то рюкюсцы ничем от японцев не отличаются, он произвольно разжаловал рюкюский язык в диалект японского и не упомянул даже о существовании местной религии, об особенностях семейных отношений, своеобразных ремеслах. Зато он с нескрываемым презрением поведал читателям журнала о некоторых «варварских», с его точки зрения, обычаях.

Политика Токио на Окинаве с самого начала была враждебна местным традициям, обычаям и языку — всему, что стояло на пути полной культурной ассимиляции маленького народа. Провозгласив, что различий между японцами и рюкюсцами не существует, новые власти старались, чтобы их действительно не было. Главным препятствием для японизации Окинавы они считали местный язык. В самом деле, приехав в 1879 году управлять новой префектурой, японские чиновники могли объясняться без переводчика лишь с немногими аристократами. Изучать местный язык они не желали, мириться с таким положением тоже. И в старых, и во вновь создаваемых школах обучение было приказано вести только на японском. По-рюкюски ученикам запрещалось говорить даже на переменах. Преступившему запрет на голову надевали бумажный колпак, избавиться от которого можно было, лишь передав его другому нарушителю. Из школьных программ оказалась исключенной и местная история, и литература.

Приезжие просветители нередко презирали рюкюсцев как людей второго сорта и открыто заявляли, что, кроме начального образования, им ничего не нужно. Так, например, считал директор префектурального департамента просвещения Кихати Кодама. Занимая одновременно пост директора средней школы в Сюри — единственной во всей префектуре, — он по своей инициативе исключил в 1893 году из программы английский язык. «Для окинавцев — это ненужная роскошь», — объяснил он. В 1895 году ученики бойкотировали занятия. При поддержке местной общественности они добились отставки директора и восстановления преподавания английского языка.

Не стоило, может быть, заострять внимание на событиях такой давности, если б не их прямое отношение к сегодняшней Окинаве. После второй мировой войны прогрессивная общественность приложила немало сил, чтобы поднять уровень образования, но и сейчас он на 30–40 процентов ниже, чем в среднем по Японии: ведь начинать пришлось почти с нуля. В 1941 году там насчитывалось лишь 14 средних школ, 9 профессионально-технических и 2 педагогических училища, не было ни одного высшего учебного заведения. В Токио тогда считали, что для программы японизации начального образования вполне достаточно. Более высоких целей там, судя по всему, не ставили. Плоды дискриминации Окинава пожинает до сих пор. Здесь не хватает ни инженеров, ни агрономов, ни экономистов, ни просто квалифицированных рабочих. Во всей сорок седьмой префектуре с ее миллионным населением есть лишь чуть более пятисот врачей, которые работают главным образом в больших городах. Поэтому не удивительно, что здесь успешно практикуют более полутора тысяч шаманок.

Не заботились новые власти и об охране памятников прошлого. При строительстве дорог и общественных зданий нередко безжалостно уничтожались шедевры средневековой архитектуры. В 1926 году П. Ю. Шмидт был поражен, не обнаружив на Окинаве ни одного музея. Посетив дворец рюкюских королей, он писал:

Наконец, приходится пройти последние небольшие ворота «Ро-ко-ку-мон» — «ворота водяных часов», на которых в прежние времена определялось водяными часами время и вывешивались сигналы, сообщавшие, который час. Лишь пройдя эти ворота, попадаешь на обширный двор, на котором помещается главное здание дворца и сильно разрушенные и перестроенные пристройки, в одной из которых теперь находится женская школа.

Дворец, довольно большое, двухэтажное здание, с двухъярусной черепичной крышей, также находится в состоянии постепенного разрушения. О прежнем величии его свидетельствует лишь обширная терраса с мраморной балюстрадой и с ведущей к ней широкой мраморной лестницей и покоящееся на четырех колоннах крыльцо, крыша которого украшена резьбою и великолепной фарфоровой головою дракона. Перед лестницей стоят по бокам два очень выразительных, высеченных из мрамора китайских дракона. Внутри дворца — мерзость запустения, ободранные гниющие доски, какие-то лохмотья…

Я попенял своим спутникам за такое небрежение историей страны.

— Да, знаете, от нашего правительства очень трудно получить деньги на сохранение и поддержку лиукийских памятников… Ведь в народе еще помнят короля, и не все довольны нами и нашими порядками! — откровенно начал один из них, но сейчас же осекся…

Мы поднялись по мраморной лестнице и прошли сквозь мрачные развалины дворца. По другую сторону его находился также широкий двор, и в конце его виднелись чистенькие белые «тории» синтоистского храма, а за ними виднелся и сам храм.

— А вот этот храм в честь японского императора. Он недавно выстроен и содержится хорошо…

Государственная религия империи — синтоизм — также считалась одним из основных орудий японизации. Новые власти лишили верховную жрицу Рюкю ежегодной пенсии, надеясь обезглавить, а затем и полностью вытеснить местные культы. Основа синтоизма — миф о божественном происхождении императора — насаждался со школьной скамьи. В каждом классе находилась какая-нибудь синтоистская реликвия. Как и в других районах, на Окинаве синтоизм использовали для разжигания милитаристских настроений. Поэтому особый размах кампании по внедрению этой религии на Рюкю приходится на 20 —30-е годы нашего столетия. Города и деревни должны были строить синтоистские храмы и содержать священников. Однако в области религии программа ассимиляции потерпела самое жестокое поражение. По официальным данным, в 1937 году лишь 2 процента окинавцев считали себя приверженцами синтоизма, тогда как 94 процента исповедовали старые культы.

Единообразие с остальными районами империи считалось залогом единства. В качестве примера можно привести дело Ассоциации народных промыслов Японии, которая по собственной инициативе изучала рюкюские ремесла и пропагандировала их в других префектурах. Члены Ассоциации выступали с лекциями, публиковали свои исследования в печати, снимали фильмы. Директор токийского музея народных промыслов С. Янаги призывал окинавских мастеров оставаться верными своим традициям. Однако за симпатии к рюкюским ремеслам Ассоциацию обвиняли в подстрекательстве к сепаратизму. Дважды полиция грубо вмешивалась в дела ее экспедиций на Окинаву.

Рюкюсцы, уезжавшие на заработки в другие районы империи, сталкивались с дискриминацией при найме. Студентам с островов Рюкю отказывали в общежитиях, путешественникам — в гостиничных номерах. Так выглядело на деле провозглашенное властями равенство. Буржуазная пропаганда упорно насаждала в сознании людей национальные предрассудки. Недаром они продолжают жить и по сей день. Среди полицейских на «Экспо» не было ни одного рюкюсца, и я поинтересовался у одного из стражей нашего павильона, в чем дело. «Видите ли, они слишком ленивы и к работе не приспособлены. Им лишь бы где-нибудь в тени полежать. Словом, толку от них никакого», — пояснил он.

С 1879 года и до поражения Японии во второй мировой войне здесь не было ни одного губернатора-рюкюсца. Все они присылались из Токио, и окинавцы никак не могли повлиять на выбор и утверждение кандидатур. Лишь через 33 года после отречения короля Окинава направила в парламент страны первых депутатов, а уравнено ее представительство с другими префектурами было лишь в 1920 году.

Не повезло и окинавской экономике. Другие префектуры быстро развивались, там строились фабрики, заводы, прокладывались железные дороги, Окинава же продолжала оставаться захолустным аграрно-сырьевым придатком. Бедность ресурсов, безграмотность и низкая квалификация большинства населения, нищета отпугивали японских инвеститоров, своих же капиталов практически не было. В 1880 году два-три окинавца имели собственность на сумму более 20 тысяч иен. Ведущей отраслью экономики Окинавы стало выращивание сахарного тростника и первичная переработка сахара. Но не слишком сладок был для окинавцев их сахар. Они вкладывали в него свой труд, но прибыли уплывали главным образом в Токио и Осаку — в сейфы крупных компаний, прибравших к рукам сахарную индустрию отдаленной префектуры.

Отсталая Окинава превратилась в рынок сбыта самых недоброкачественных товаров из Японии. Вот что писал об этом П. Ю. Шмидт:

…Город [Наха. — В. С.] — сплошной базар. Вдоль улиц тянутся непрерывной вереницей лавки, полные японских товаров. Рис и соя, дешевая мануфактура, посуда и даже циновки — все привозится из Осаки и Кагосимы, и лишь несколько лавок, торгующих изящными и своеобразными изделиями красного лака, свидетельствуют о том, что на острове имеется и кое-какая собственная кустарная промышленность. Конечно, как всегда, в отдаленную колонию направляется все, что поплоше, всякая заваль и гниль, и все, что устарело и не идет в Японии.

И все же присоединение к Японии имело для островов Рюкю в целом положительное значение. Оно привело к постепенной ломке феодальных отношений и буржуазным преобразованиям. В королевстве 75 процентов земель принадлежали крестьянским общинам, остальные находились в руках знати, королевского двора или были выделены для деревенских жриц. К 1903 году на островах завершилась аграрная реформа, в ходе которой большая часть общинных земель перешла в частную собственность крестьян, были отменены непомерно высокие налоги натурой и система круговой поруки.

Вовлечение в орбиту капиталистического хозяйства Японии объективно способствовало и некоторому экономическому подъему префектуры, возникновению там небольших промышленных предприятий и первых отрядов пролетариата. Трудящиеся рюкюсцы получили широкий доступ не только к более высокой японской культуре, но и к демократическим идеям, приобщились к борьбе японского рабочего класса.

Мир знает немало трагедий второй мировой войны. Одной из наименее известных остается окинавская. По данным «Краткой энциклопедии Окинавы», она стоила жизни 110 тысячам японских, 12 тысячам американских солдат и 130 тысячам мирных жителей. Столько же окинавцев остались инвалидами. 10 апреля 1944 года на Окинаву упали первые бомбы. 1 апреля 1945 года возле Кадэны высадился крупный американский десант. Не встречая на своем пути сопротивления, он перерезал остров на две части. Лишь немногим более тысячи японцев обороняли его северную половину, и к 5 мая американцы овладели ею без особых затруднений. Планы японского командования заключались в обороне до подхода резервов юга Окинавы, превращенного в мощный укрепленный район. Большие надежды японцы возлагали на прочные стены замка Сюри, откуда можно было вести прицельный обстрел на многие километры. Может быть, это и был оптимальный стратегический замысел, но он полностью игнорировал безопасность гражданского населения и поставил под дула пушек все рюкюские исторические памятники.

Главные сражения развернулись в самом густонаселенном районе острова. Брошенные на произвол судьбы, мирные жители искали спасения в пещерах и склепах. Туда же направлялись в поисках лучших огневых позиций и японские солдаты. Множество пещер было обработано американскими огнеметами после отказа японцев сложить оружие, а выходы взорваны. Расте- «(рявшиеся люди попадали под перекрестный огонь двух армий, гибли от их бомб, снарядов и пуль. Те, кто уцелел, и сейчас с дрожью в голосе рассказывают об этом кошмаре.

Четырнадцатидюймовые орудия линкора «Миссисипи» двое суток обрабатывали стены королевского замка. К исходу второго дня обстрела от него остались лишь развалины, которые американцы захватили 31 мая, а 13 июня они овладели Нахой. Пушки смолкли лишь 23 июня, когда из каждой сотни домов на острове уцелело лишь пять. Но мир на Окинаву так и не вернулся.

23 июня префектура отмечает годовщину окончания войны. Тысячи людей приходят в Парк мира в городе Итомане, чтобы почтить память погибших.

«Войну не забыть!» — под таким девизом известный окинавский скульптор Минору Киндзио провел в некоторых городах Японии выставку своих произведений. В центре экспозиции была фигура матери, держащей на руках убитую дочь. Скорбь по павшим, гнев к тем, кто обрек народ на смерть и страдания, — все это присутствует и в остальных работах мастера. Они, отмечала японская газета «Асахи», «проникнуты ненавистью к войне, страстным призывом не допустить повторения ее ужасов».

27 января 1946 года остров Окинава посетил известный советский писатель Борис Горбатов. Он целый день ездил по руинам городов и деревень, но нигде не увидел ни одного жителя. Вот что он пишет в своем очерке «Лагерь на Окинаве»:

Куда исчез этот народ, о котором И. А. Гончаров писал как о народе мирном и трудолюбивом? У этого народа была своя история, своя религия, своя культура — в столице острова был даже университет, я видел его руины[1]. Многие десятилетия окинавцы («ликейцы», как их называли когда-то) находились под японским игом. Теперь американцы «освободили» их. Но где же они? Где?

Он нашел их в огороженной колючей проволокой деревне, где в страшной тесноте ютились 25 тысяч человек — больных и здоровых.

Они копошились все вместе, в темноте и грязи, в пыли и отбросах. Заражая друг друга, гния, голодая и умирая… Умирая каждый день… молча… безропотно… обреченно. От многочисленного некогда народа окинавцев сохранились уже жалкие остатки.

В павильоне Окинавы на «Экспо-75» я видел небольшую экспозицию, посвященную минувшей войне и послевоенной разрухе. Там не было ни цифр, ни пространных пояснительных надписей. Свидетельствовали сами предметы быта того времени: джамисэн, сделанный из пустой консервной банки; светильники из солдатских фляжек; подвенечное платье из парашютного шелка. Все эти вещи рождали у посетителей мысль, что люди даже во времена самых тяжких испытаний искали и находили пусть маленькие, но все же радости наперекор всему — голоду, болезням, разрухе. Народ продолжал борьбу за жизнь и одержал в ней победу.

«Освобожденная» Окинава снова стала колонией. 27 лет продолжалась американская оккупация. Главный остров префектуры был превращен в «непотопляемый авианосец» — клочок земли среди океана, весь опутанный колючей проволокой военных баз. Отсюда поднимались бомбардировщики, чтобы нести смерть городам и селам Кореи, затем Вьетнама. В карательные экспедиции к чужим берегам отправлялись десантные корабли морской пехоты.

Колониальная политика, как известно, это политика кнута и пряника. Прикладами и штыками сгонялись окинавские крестьяне со своих наделов, отведенных Пентагоном под базы и полигоны. Демонстрации сторонников мира жестоко подавлялись. Чем же подслащали репрессии? В работе «Особенности характера сельского населения Окинавы», опубликованной в подборке материалов Гавайского университета по истории и этнографии островов Рюкю, американский этнограф Томас Марецки отмечает, что для завоевания симпатий окинавцев администрация США пыталась сыграть на осуждении ими дискриминационной национальной политики довоенных японских властей. Продолжая играть роль освободителей, американцы, например, ввели в школах преподавание истории островов. На месте полностью разрушенного американскими снарядами и бомбами королевского замка на американские деньги было построено первое высшее учебное заведение — Университет Рюкю. Оккупационная администрация определенные надежды, возлагала на сепаратистски настроенную часть населения. Ее бы полностью устроила фиктивная независимость островов Рюкю при сохранении покровительства США и, разумеется, их военных объектов.

Прогрессивная общественность не питала никаких иллюзий относительно подлинных намерений Вашингтона: с помощью таких маневров притушить возмущение оккупационным режимом и продлить срок его существования. В то же время она использовала благоприятную ситуацию для возрождения национальной культуры. На Окинаве и некоторых других островах были созданы музеи этнографии, искусств и народных промыслов. Большой популярностью пользовался театр в Нахе, дававший представления на исторические и современные темы на рюкюском языке. Появились новые исследования окинавских лингвистов, искусствоведов, историков. Местные органы самоуправления, где большим влиянием пользовались прогрессивные партии (ряд лет они имели большинство в законодательном собрании Рюкю), создали в несколько раз больше средних школ, чем было открыто за все довоенные годы. Надежды военных властей США на сепаратистов не оправдались. Выступавшая за независимость под эгидой США Националистическая партия островов Рюкю имела очень мало сторонников.

«Верните нам Окинаву». Эта песня звенела над многотысячными демонстрациями за прекращение оккупации и воссоединение с Японией. Выступая за это, общественность Окинавы была уверена, что не вернутся сюда мрачные времена господства милитаристов, полуколониальный гнет. Ее уверенность основывалась на демократических завоеваниях японского народа в послевоенные годы, возросшем влиянии прогрессивных партий и общественных организаций на политическую жизнь страны. Кроме того, многие окинавцы не без зависти наблюдали за бумом, который переживала японская экономика, и чувствовали себя как бы в вагоне, отцепленном от сверхскоростного экспресса «Хикарн».

За годы вынужденной изоляции Окинавы интерес к ней в Японии необычайно возрос. На полках книжных магазинов появилось немало книг об этом близком, но во многом еще загадочном крае. Впервые японские читатели узнали о религиозных верованиях рюкюсцев, их самобытной культуре, традициях, языке. Заново открывая острова Рюкю, многие ученые отказались от воззрений, на которых в прошлом основывалась политика принудительной ассимиляции. Современные лингвисты и этнографы считают этот маленький, родственный японцам народ и его вклад в культуру Японии достойными изучения. Такой поворот тоже в какой-то степени помешал властям США гальванизировать сепаратистские настроения.

15 мая 1972 года состоялась торжественная церемония передачи Японии административных прав на Окинаву. Однако возвращение было результатом политической сделки между Вашингтоном и Токио. На переговорах совершенно не учитывались интересы окинавцев. Их острова перешли к Японии вместе со всеми американскими базами и полигонами. Более 12 процентов территории префектуры, или более пятой части острова Окинава, по-прежнему обнесены колючей проволокой. Здесь как и раньше развеваются звездно-полосатые американские флаги, правда, теперь рядом с «восходящим солнцем». Сменилась лишь вывеска. Хозяева остались прежние. Пентагон только выиграл, передав ряд функций по защите своих владений японским властям.

Как сообщили 5 декабря 1978 года на пресс-конференции в Нахе заместители Председателя Президиума ЦК Коммунистической партии Японии Коитиро Уэда и Камэдзиро Сэнага, между японским и американским командованием существует официальная договоренность о совместных действиях по подавлению антивоенных выступлений окинавцев. По их словам, в распоряжении КПЯ имеется протокол совместных совещаний представителей командования американской морской пехоты, японских сил самообороны и полиции, проходивших в Нахе в июле — августе 1976 года. Его участники обсуждали вопросы, как общими усилиями подавлять демонстрации и митинги протеста против учений войск США. Японская сторона согласилась выделять на их разгон свыше тысячи полицейских, если же этих сил окажется недостаточно, то предполагалось пускать в дело специальное подразделение американской морской пехоты.

Надежды окинавцев на экономическое процветание не оправдались. Средний доход на душу населения в префектуре Окинава в 1976/77 финансовом году оставался самым низким по стране. Как сообщило Управление экономического планирования Японии, он был в 2,2 раза меньше, чем в столичной префектуре Токио. Зато там наиболее высокий уровень безработицы. 98 процентов всех ее предприятий — мелкие и средние, другими словами, — лавки и кустарные мастерские. В 1976 году экономика префектуры пережила сокращение доходов на 4,4 процента, в то время как в целом по стране был зафиксирован прирост на 5,7 процента. С мая 1972 года по декабрь 1978 года, отмечала японская газета «Дейли иомиури», правительство израсходовало на развитие Окинавы 1400 миллиардов иен. Не такая уж это большая сумма, если учесть, что значительная часть ее пошла на подготовку к международной океанографической выставке «Экспо-75». К тому же она едва превышает половину одного процента валового национального продукта Японии за год.

Все важнейшие дела префектуры, такие, как строительство новых баз и полигонов, принудительная аренда земли под них, финансы и т. д., решаются в Токио, причем вопреки интересам населения. С 1968 года, после выборов главы правительства Рюкю, в течение десяти лет у власти в префектуре находилась администрация объединенного фронта прогрессивных сил во главе с Коммунистической партией Японии, Социалистической партией Японии и местной Социалистической массовой партией[2]. Она выступала за ликвидацию всех военных баз, мирное развитие экономики префектуры, предоставление ей автономии. Однако все мероприятия местной администрации сталкивались с упорным противодействием центрального правительства.

Вот как трактует эту проблему американский журнал «Тайм» в опубликованной 13 июня 1977 года статье «Бессмертные несчастливцы»: «Еще в большей степени, чем сохранением американских военных баз, окинавцы разочарованы возобновлением политических связей с Японией. Одна из проблем Окинавы заключается в отсутствии политического родства с Токио. В стране правит консервативная администрация, тогда как в префектуре наиболее влиятельной силой остается Социалистическая массовая партия. За несколько лет до возвращения Окинавы здесь побывал Такэо Фукуда, в то время генеральный секретарь либерально-демократической партии. Он предложил окинавцам голосовать за консерваторов, если они хотят экономического развития. Его совета не послушались, и с тех пор Фукуда сюда больше не приезжал. Не был здесь ни разу и император Хирохито, за которого так много окинавцев сложили свои головы». В заключение автор статьи писал: «В течение столетий окинавцы терпеливо сносили своих господ — сначала китайцев, затем японцев, потом американцев, а теперь снова японцев. Но их терпению наступает предел».

Национальные противоречия выдвинуты на первый план. Так ли это на самом деле? День 15 мая Окинава отмечает грандиозными антиправительственными демонстрациями и митингами. «Верните нам Окинаву!» — звучат, как и много лет назад, слова популярной песни. Сотни транспарантов со словами «Возвращение Окинавы — обман!», «Долой американские базы!», «Нет! — милитаризации» заполняют Кокусай-дори, центральную улицу Нахи. Прикрыв свои лица масками, выходят на улицу группы рюкюских сепаратистов из так называемой «Народной армии». Лозунги на знаменах и транспарантах призывают к истреблению японцев и провозглашению независимости. Их дела не расходятся со словами. Террористы из этой организации бросали бомбу в наследного принца Японии Акихито незадолго перед открытием «Экспо-75». Несколько дней спустя они совершили диверсию на чилийской военной шхуне «Эс-меральда», которая зашла в выставочный пррт. И в том, и в другом случае были тяжело ранены ни в чем не повинные люди. Общественность осудила эти акты. Хотя по данным проведенного в префектуре в 1978 году опроса, 57 процентов окинавцев недовольны возвращением в состав Японии, тактика террора «Народной армии» находит немного сочувствующих. Большинство не считает, что в бедах Окинавы виновны все японцы. Силы мира и демократии видят главного противника в правительстве Либерально-демократической партии (ЛДП), выражающем интересы крупных японских монополий, и борются за свои права совместно с миролюбивой, демократической общественностью всей страны.



Демонстрация демократической общественности

на улице Кокусай-дори в Нахе

за мирную Окинаву без военных баз


Трудовая Окинава выступает вместе с японскими рабочими и служащими во время их традиционных весенних и осенних наступлений. Мне довелось видеть пикеты бастовавших служащих почт и телеграфа на улицах Кодзы, когда прекратили работу их коллеги на других островах. Во время общенациональных дней антивоенных действий одновременно идут колонны демонстрантов по улицам Токио, Осаки, Хиросимы, Нахи. Когда летом 1978 года правительство Фукуды объявило о намерении принять чрезвычайные законы на случай войны, вместе с миролюбивой общественностью всей страны подняли голос протеста и сторонники мира на Окинаве. По инициативе представителей науки и культуры префектуры на митинге в Нахе был создан Окинавский комитет борьбы против чрезвычайного законодательства. «Окинавцы испытали все ужасы войны на Тихом океане. Жители острова до сих пор помнят бесчинства императорской военщины. Положение окинавцев не улучшилось и после окончания второй мировой войны, когда архипелаг Рюкю был превращен в важнейший форпост Пентагона на Дальнем Востоке», — говорится в призыве новой организации. Участники митинга выступили за объединение всех слоев населения Японии в общей борьбе против ремилитаризации страны.

В 1976 году губернатором префектуры на четырехлетний срок был избран кандидат всех прогрессивных партий Коитн Тайра, а председателем префектурального собрания — представитель Социалистической массовой партии Хидэо Тибана. Однако осенью 1978 года губернатор объявил о намерении уйти в отставку по состоянию здоровья. Выборы нового главы местной администрации были назначены на 10 декабря.

Победу одержал ставленник ЛДП Дзюндзи Нисимэ. Его поддержала Партия демократического социализма, ранее входившая в единый фронт прогрессивных партий. Повлиял на результат выборов и кризис, который переживает СПЯ- Союз социал-демократов, созданный отколовшимися от партии деятелями, выдвинул собственного кандидата, чем существенно ослабил коалицию прогрессивных сил. Большую часть необходимых для победы голосов кандидату от ЛДП принесли, очевидно, его обещания улучшить положение с занятостью и общее состояние экономики путем привлечения монополистического капитала и инвестиций правительства. На наиболее отсталые категории избирателей эти обещания подействовали. Само собой, кандидат прогрессивных сил не мог рассчитывать на деньги монополий и государственной казны.

Время покажет, сменит ли официальный Токио гнев на милость и потекут ли рекой в сорок седьмую префектуру капиталы концернов. Пока перемена политической обстановки используется там для других целей. Уже 14 декабря 1978 года командование дивизии японских сил самообороны решило построить на острове Окинава новый полигон. Японское информационное агентство Киодо Цусин связывает этот шаг с победой ЛДП на выборах. Миролюбивые и демократические силы оказались в более сложных условиях, но они по-прежнему полны решимости бороться за свои цели, за то, чтобы на их земле не было никаких баз и полигонов — ни американских, ни японских.

Загрузка...