Остров лебедей

9

Не хочет он видеть эти глаза! Потом, когда суп сварится, об этом не думаешь. Когда ешь суп — головы и хвосты выловлены — мертвые глаза забываешь, как забываешь многое, чего долго не видишь…

Войдя в свой дом-башню, Стефан поднимается на третий этаж. По коридору налево, к северным стеклянным дверям. На полпути он останавливается, звонит у правой двери. На черной дощечке значится: «А. Кагельман».

Позвонил и ждет. Здесь, в коридоре, — тихо. Но внутри, за дверью, гремит радио или магнитофон. Значит, кто-то дома. Ну а если не Рита? Сейчас четыре часа, а она сказала — после пяти.

Он звонит еще раз. Рывком открывается дверь. Он даже вздрагивает, все еще держа палец на кнопке звонка. Перед ним Рита. Уставилась на него из-под цветастого платка.

— Ты чего? Пожар, что ли?

Радио так орет, что кажется, будто стены дрожат. Рите приходится кричать. Стефан говорит:

— Кепку!

— Заходи, — предлагает Рита, широко открывая дверь.

— Мне только шапку-кепочку.

— Ну, ясно. Заходи-заходи.

Стефан просовывает голову в дверь, словно принюхивающаяся собака, как будто так можно определить, есть ли еще кто-нибудь в квартире.

— Ты что — боишься? — спрашивает Рита. — Тетя Аннеми на работе. А потом — она не против, когда ко мне ребята заходят.

Слева — гостиная со стеклянной перегородкой на кухню, точно такая же, как в квартире Кольбе 14/6; справа еще комната, совсем такая же, как у Стефана, вплоть до обоев с желтыми медальончиками. У стены — койка, напротив — книжная полка, а у окна — белый столик…

— Здесь я и живу, — говорит Рита.

Она выключает приемник, и сразу снизу слышен шлюз. Не шлюз, конечно, а самоходная баржа, требующая, чтобы ее выпустили из шлюзовой камеры. Дизельные моторы грохочут, будто танковая колонна.

— Садись, — говорит Рита.

— Мне бы шапку.

— Хочешь выпить? Колы?

— Шапку мне, — говорит Стефан.

— Шапку… Шапку… Шапку! — верещит Рита и плюхается на койку, даже о бетонную стену стукнулась, но при этом глаза ее сияют так, что и сказать невозможно как! — Чего это ты глядишь? — спрашивает она. — Пожалуйста, не подумай чего…

— Мне бы шапку, — говорит Стефан и думает только о том, как бы выбраться отсюда и поскорей — к Артуру.

Рита улыбается. Маленькие зубки сверкают, словно нитка жемчуга.

— Давай шапку!

— Посиди сперва.

— Знаешь, ты что-то совсем… — говорит Стефан, но на всякий случай садится, иначе Рита ведь шапку не выдаст.

— Злиться тебе не к лицу, — говорит Рита.

«Вроде бы я еще не злюсь», — думает Стефан и сидит как-то небрежно, руки на коленях. Стены рассматривает.

На стене — открытки, картины и два плаката.

Открытки Стефану больше нравятся — на них пальмы, ослик, голубая вода и красные-красные цветы. Женщины — все в черном.

— Ничего открыточки, — говорит он.

— На самом деле там совсем не такие краски, пыльно очень, — говорит Рита. — Песок и песок.

— А марки сзади еще наклеены? — спрашивает он.

— Марки? Ты что, собираешь?

— Мой друг. Там, где бабушка живет.

— Хочешь, я для тебя буду все марки сохранять?

— Хорошо бы, — сказал Стефан, и не успел он произнести эти слова, как его охватило какое-то непонятно-глупое чувство. Он спросил: — А тебе еще будут присылать такие открытки?

— Сколько хочешь. И мама мне пишет, и сестренка, и подруги. И двое ребят.

— Все оттуда? Из Багдада?

— Все.

— А ты, ты почему оттуда уехала?

— Я — большая уже. Скоро двенадцать. А в школе при посольстве только четыре класса, от первого до четвертого. Как дойдешь до пятого — уезжай домой.

— Правда? — удивляется Стефан. — Я и не знал. — Как будто он вообще что-нибудь знал о гедеэровских детях в Багдаде, и что у них там своя школа, и что родители там работают, как Ритин отец — торговый советник.

— Он этими липкими сладкими штучками тоже торгует? — спрашивает Стефан.

— Финиками? Ты это про финики спрашиваешь?

— Я читал, что нам их оттуда привозят.

— Это верно. Но отец не торгует ими. Он вообще не торгует, чтоб ты знал.

— Почему его тогда так называют?

— Называют, и все. Звание такое. — При этих словах Рита немного высокомерно складывает губы.

— Звание, значит, такое. Ну и ну!

Рита весело поглядывает на Стефана и играет носками туфель.

— Тебе что, не нравится?

— Подумаешь, звание! Ничуточки меня не интересуют звания. А тебя — очень, да?

— Меня? — Рита улыбается. — Надо подумать.

— По мне — думай хоть до завтра. Давай кепку! Мне пора.

Рита поражена. Она так смотрит на него, что ему становится ясно: он сказал что-то грубое — она же так ласково улыбалась!

— Хочешь, пойдем со мной. Накормят. Вкусно накормят, — говорит Стефан почти ласково и думает при этом о плотвичках, особенно о глазах, и заранее радуется, как Рита будет визжать и плеваться.

Когда они подходят к вагончику, из кастрюли валит пар и Артур как раз выловил головы и хвосты. Запах стоит такой, что кажется, вагончик парит в воздухе. Рита раздувает ноздри, как маленькая лошадка.

— Теперь чабера подсыпем, — говорит Артур и вытряхивает в кастрюлю из деревянной коробочки мелкие листики. Дождиком они падают в суп, некоторое время плавают поверху и исчезают. Артур, накрыв кастрюлю крышкой, снимает ее с огня, делает изящный полукруг и ставит на стол. Только теперь он заметил Риту. — Оказывается, у нас гость!

— Это Рита, — говорит Стефан. — Из Багдада.

— Почему сразу не из Константинополя? — растянув рот до ушей, спрашивает Артур. — Вы что, вместе в этой силосной башне живете?

— На третьем этаже, — отвечает Рита и, оглядываясь в вагончике, принюхивается. — Уютно у вас. Жить можно.

— Я так иногда и делаю, — говорит Артур, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, не зная, куда поставить тарелку с хвостами.

— Давайте я подержу, — предлагает Рита. — Можно попробовать?

— Можно, — отвечает Артур, но так, шутки ради — уж очень он удивлен, а Рита, еще не взяв тарелки, схватила рыбий хвост и давай его грызть своими маленькими белыми зубками.

— Откуда тебе это знакомо? — спросил Артур. — Ты же из Багдада?

— Ну и что?

— Там же пустыня. Никакой воды. Один песок.

— Нет, совсем не один песок. Там, например, Тигр. Багдад стоит на реке Тигр.

— Да ведь! — спохватывается Артур. — А широкий он, Тигр-то?

— Еще какой широкий.

— Такой, как наша Шпрее?

— Шире. В три, в пять раз шире. Река Тигр шире даже Эльбы.

— Стало быть, и рыба есть?

— Очень красивая, — говорит Рита. — Забыла, как она называется. Ее разрезают и кладут вокруг огня. Она похожа на теннисную ракетку, только больше.

— Не врешь?

— Жарят ее вечером, прямо на берегу. Придешь и покупаешь рыбу с пылу, с жару.

— А вкусная она?

— Белая, нежная.

— Разве на вкус не все равно, белая она или какая еще?

— Я вот различаю.

— Значит, врешь.

Тем временем Рита обгрызла один рыбий хвост, второй, потом и голову плотвы. Стефану тошно смотреть на это. Сам он никогда не обгладывает ни хвостов, ни голов. Рыбак Куланке ему всегда говорит: «Нет, не любишь ты рыбы». Риту бы увидел — обрадовался, как сейчас радуется Артур, даже руки сложил и все ждет, не съест ли Рита еще и третий хвост. А она, правда, и третий хвост и третью голову съедает и говорит:

— Я и есть совсем не хотела.

— И не надо. Там и нет ничего. Я же их по-польски варил. И не заметишь, как десяток проглотишь, — сказав это, Артур принимается доставать из кухонного шкафчика тарелки, чашки, миски — все разные, то белые, то разрисованные, с золотыми краями и цветочками, но ни одной без трещины или отбитого краешка. — Антиквариат! — гордо говорит Артур. — Повидали в своей жизни немало! Вон из тех старых домов. Мог бы хорошо продать. А теперь садись, ребята. Сейчас буду вам подавать, как в ресторане.

Они садятся за шаткий столик. Скамейка качается, да и пол — тоже. Артур садится на отслуживший свой век плетеный стул и говорит:

— Мимо рта не пронесите. Тут каждая ложка дорога!

Разливает он строго по справедливости — половник одному, такой же другому, и аромат распределяет с каждым половником. Никого не обнесет! Всем достается по два с половиной половника.

— Я поменьше воды налил, чтоб повкусней вышло. Приятного аппетита.

Столик качается, ложка за ложкой они уплетают уху. У Артура лоб в морщинах, волос почти нет, а те, что остались, вьются за ушами, как овечья шерсть.

— Вкусно? — спрашивает он и говорит вдруг, обратившись к Рите: — Что это у тебя за шапочка? Что, теперь все девчата такие носят?

— Это не моя, — отвечает Рита.

— Вашего напарника, — говорит Стефан.

— Товарища Воронье Гнездо? — Артур даже ложку роняет. — Как же это — такая маленькая?

— Его, его, — говорит Стефан. — Он потерял.

— Ничего удивительного. Такому не кепочку, а мешок из-под сахара надо на голову.

Рита смеется. Стефан ест молча. Ястребиные глазки Артура при последних словах сверкнули злым огоньком. Не любит он, должно быть, каноиста. Терпеть не может! Что ж, и так бывает. Но почему? Почему он сразу так злится?

— А вы откуда его знаете? — спрашивает Артур.

— Я его не знаю, — говорит Рита.

— Его шапочка у тебя ж на голове?

— Это я так, пошутила, — говорит Рита.

— Тоже мне, шуточки! Сидишь себе в чужой шапочке, а что, если она грязная? — вдруг говорит Артур.

— Новая ж совсем, — говорит Стефан.

— Новая, говоришь? Один раз надел — она не новая. Мало ли что можно подхватить.

— Это вы про насекомых, да? — спрашивает Рита, хихикая.

Артур положил свою ложку рядом с тарелкой.

— Ничего мужик не стоит! — говорит он. — Из школы выгнали, это во-первых. И здесь — один вздор в голове. Для газет писать собирается. Может, еще и стишки сочинять? Отец у него зубной врач, вот и ему бы выучиться. Зубы у всех болят, на них можно много денег заработать. А деньги — деньги миром правят! — сказал, снова взял ложку, наклонился вперед, зачерпнул ухи и добавил: — Не хотел бы я быть его отцом.

— Не хотели бы? — говорит Стефан. — А если б были?

— Если б был? Что ж, тогда первым делом воронье гнездо долой!

— Это надо его самого спросить.

— Отцу-то?

— Ему ж нравится такая прическа.

— Не прическа это, а воронье гнездо.

— Все равно сначала надо его спросить.

— Ладно, так и быть — спрошу, — соглашается Артур. — Ну, будь я его отцом, я его сперва спросил бы, но уж потом — под машинку, и никаких гвоздей! — Артур облизнулся, тарелка его пуста, глазки самодовольно поблескивают. — Ну, как ушица?

— Вкусная, — говорит Рита. На дне ее тарелки зеркальце юшки, посередине — кусочек плотвы.

— Остыло уже, — говорит Артур. — В холодной ухе — никакой радости. — Он внимательно разглядывает и девчушку и паренька и говорит: — Я когда такой, как вы, был — быстрей ел. Вы оба — вроде птенчиков. Это все от силосной башни, вон той! — Он кивает в сторону открытой дверцы.

— Силосная башня — это же для корма скотине, — говорит Рита.

— Хитрая какая! Бывает, что в таких башнях и сахар и зерно хранят.

— Разве мы — сахар или зерно?

— Не то я хотел сказать, — со вздохом говорит Артур. — Вспомнил кое-что…

У Риты и Стефана явно пробудилось любопытство.

— Мальчишкой, таким вот, как он, — говорит Артур, — я в городе на берегу моря жил. И порт там был. В порту стояли такие большие башни, зерно в них хранили. О них я и подумал, когда на ваш дом-башню посмотрел.

Стефан и Рита переглядываются. Любопытно!

— Под одной из таких башен-хранилищ треска хорошо ловилась. Я туда бегал каждый день. Здоровые мне попадались. Вот такие! — Он показал на свою руку. Но вдруг почему-то сделался грустным. Уставился в одну точку и сказал: — Да, да, такая жизнь!

— Где этот город? — спрашивает Рита. — Может, это вы про Росток говорите?

— Нет, не Росток это.

— Гамбург? — спрашивает Стефан.

— Нет, тогда уж ближе к Ростоку, — говорит Артур. — Подальше на восток, и еще дальше — через Одер. Кольберг город назывался. Слыхали?

— Нет, — отвечает Рита.

— Вот видишь — уже и забыли.

— Правда, я никогда и не слыхала.

— Никогда, значит. А я оттуда бежал. Рядовой солдат, с винтовкой, девятнадцати мне еще не было, а уже на войну погнали.

— Мой дедушка Пауль тоже на войне был, — говорит Рита. — Он и во Франции был.

— Да, да, — говорит Артур, — где мы только не были! — и умолкает, а Рита и Стефан ждут, что он еще расскажет, но он ничего больше не говорит.

Вагончик качнулся. Кто-то загородил дверь. Каноист!

— Эй, ребя! — кричит он. — Кто это у нас? Гляди-ка — гости!

— Тебя послушать — тошно делается, — говорит Артур. — И зачем ты пришел! Гости это мои, между прочим.

— Вот и хорошо, — говорит каноист. — Но ты, может, забыл — у нас здесь стройплощадка: детям вход воспрещен!

— Здесь я за все отвечаю. Рано тебе еще командовать. Понял? — Артур смотрит на каноиста своим самым ядовитым взглядом, но тому хоть бы что! Держась за дверную раму, он рывком впрыгивает в вагончик. Вагончик качается, как в 12-балльный шторм. — Черт бы тебя побрал! — кричит Артур. — Так и до беды недалеко!

А каноист с сияющим лицом, поднимая обе руки, говорит:

— Надо ж! Моя кепка!