Остров лебедей

12

Был сон, и вот уже утро. Стефан проснулся, смотрит в окно — небо светлое. Во сне были цветы и красивая музыка, играли скрипки, все вместе — один высокий звук. И — мост, высокий, будто парит в воздухе, и дома́ — они еще выше, чем мост. И лужок, и пруд посередке… Но пруд такой маленький, что даже шапке на нем не поместиться — как у каноиста!

Значит, это он думал о каноисте. Так ясно видел плоскую темно-синюю кепочку, а под ней непокорные волосы. Такой сон ему нравится. Он говорил во сне: «Кепка-то больше пруда». И потом он еще сказал: «Вон в тех больших домах я живу. Надо через мост перейти, надо выше подняться».

Но мост чересчур высок, на нем сидят лебеди, рядком, как чайки. Стефан сказал во сне: «С каких это пор лебеди сидят рядком, словно чайки?» Он еще раз пристально посмотрел… и уже не было лебедей, а были чайки, может быть, тысяча. Клювы закрыты. Чайки сидят тихо. Стефан говорит во сне: «Так не бывает, чтобы все чайки сидели тихо».

Потом он опять услышал музыку, ясный высокий звук многих скрипок сразу, оглянулся и видит: кто-то идет к нему, медленно и совсем бесшумно, — Тассо. Серьезный такой. Цветы и трава колышутся, и Стефан говорит Тассо: «Нам надо через мост». Он показал Тассо мост, хотел показать, но моста уже нет. И домов нет. И чаек, ничего нет — голо и пусто кругом! И Тассо уже не Тассо, на его месте стоит девочка, и Стефан говорит девочке: «Мы с тобой знаем друг друга, верно?»

Девочки не ответила, прошла дальше, мимо Стефана и еще дальше, и хотя ветра не чувствовалось, при каждом шаге волосы девочки развевались…

Окно светлое, в квартире — тихо, далеко внизу хлопают дверцы автомашин. Стефан лежит и думает о своем сне. Он слышит прекрасную музыку, такой ясный протяжный звук, но, может быть, он его только чувствует, как порой чувствуешь радость? Девочка была, конечно, Аня. Он очень хорошо это видел и теперь вспоминает, как больно ему было оттого, что она прошла мимо, и больно до сих пор — Аня прошла и не поздоровалась, не взглянула даже…

За дверью в прихожей слышатся легкие и быстрые шаги: это мама-Сусанна. Герман, отец, давно уже на работе, он выходит в полшестого, а сейчас половина седьмого. И у отца не такая легкая быстрая походка. Так только мама-Сусанна ходит. Пора вставать.

Из комнаты — в ванную, из ванной — на кухню. Вкусно пахнет кофе и какао. Мама все приготовила. Только б у нее время было — она любит готовить завтрак и строго следит, чтобы все спокойно посидели за столом, даже говорит: «Завтрак — это на весь день».

— Уже? — встречает она Стефана. — Даже умылся? У тебя что-нибудь важное сегодня? — Волосы свободно подвязаны, она в легком домашнем платье, всё в цветочках и звездочках. Стефан думает: ходила бы так весь день, гораздо красивей, чем в этих скучных медсестровых блузках, с гладко причесанными волосами.

— Ты забыла меня разбудить, — говорит он.

— Разве? Отец передавал тебе привет и просил, чтобы ты сегодня тоже зашел за Сабиной.

— И сегодня? — только и сказал Стефан. Хорошего настроения как не бывало!

— Как вчера, — говорит Сусанна.

— Сегодня очередь отца.

— Поэтому он и просил тебя. У него нет времени.

— Времени нет? — говорит Стефан. — У меня тоже нет.

— И у тебя нет?

— Вчера было и все вышло.

Сусанна ничего не говорит. Стефан следит за ней, как она выходит из кухни. В большой комнате стол уже накрыт к завтраку. Сабины еще нет. Мама Сусанна вышла за Сабиной. Взять ее из кровати и принести. Каждое утро так. Сабина никогда не встает сама.

Стефан съедает ложку джема, пьет какао и слышит, как Сабина что-то лопочет в ванной, потом визжит. Он думает о том, что́ ему делать, если сегодня вечером она опять заупрямится.

Наконец все собрались за столом. Мать говорит Сабине:

— Сегодня Стефан за тобой зайдет, ласточка моя. Будешь умницей?

— Стефан вчера приходил.

— И сегодня опять придет.

Сабина смотрит на Стефана, она не хочет, чтобы он приходил за ней. Стефан говорит:

— Тогда останешься на ночь.

— Вот и останусь.

— Стыдно тебе! — говорит мать.

Сабина опускает глаза, стучит пластмассовой ложечкой по яйцу. Маленькие тоненькие косички торчат в разные стороны и такие тугие, что кажется, вот-вот обломаются. Стефан об этом каждый день мечтает.

— А когда в детсад? — спрашивает он.

— Около пяти, как всегда, — отвечает мать.

— Хочу дома быть, когда ты здесь, — говорит Сабина.

— Я же уйду. У меня вечерняя смена.

— Тогда я до обеда останусь.

— Ах ты ласточка моя! Вот что — хватит об этом! Тебе джема или меда?

— Хочу дома-а-а!

— Нельзя, ты же знаешь. Джем или мед?

— Ничего не хочу.

— Тогда пей какао.

— И какао не хочу.

— Не хочешь — не надо.

Сабиночка кривит ротик, вот-вот заплачет: зачем же ее, такую крошку, обидели? Стефан говорит:

— В пять за тобой приду. В коридор не буду заходить. На улице подожду. Или на улице, или вообще не приду!

— Оба вы у меня хороши! — говорит мать, прикасаясь ладонью к личику Сабины. И Сабина молча прижимается к ее руке, словно тяжкое горе гнетет ее. Но при этом показывает Стефану язык — быстренько так высунула и спрятала, может быть, она даже не хочет, чтобы он видел, но он увидел и говорит:

— Завтра отрежу. Вот этим ножом!

Сабина хнычет, радуясь, что наконец-то может выплакаться. Стефан стоит, опустив руки, и молчит. Мать качает головой: никак своих детей не может понять! Взяла Сабину на руки, прижала к груди, укачивает.

— Я пошел! Пока, — говорит Стефан.

— Пока, — говорит мать. — Бутерброд взял?

Да. Он взял бутерброд и сыт по горло — с самого утра Сабина заводится!

В лифте он снова вспомнил сон…

Мост был во сне, а потом пропал. И Тассо был, а потом оказалось — это девочка. Аня? Сон оборвался в самом важном месте: девочка ушла. Но Стефану до сих пор кажется, что это была Аня. И сейчас он верит, что это была она, и чувствует, как он рад, что сейчас в классе увидит Аню…

Но он встретил ее раньше — на девятом этаже. Лифт остановился, двери разъехались — и перед ним Аня. Он втиснулся в дальний угол, не отрываясь смотрит на нее и будто видит ее снова во сне. И чувствует боль и тоску…

— Здрасьте, — говорит Аня. — Ты чего такой бледный?

Прислонясь к стенке, поближе к нему, она прижимает к себе сумку и спрашивает:

— Математику сделал?

— Математику? — переспрашивает Стефан и чувствует себя таким идиотом, как будто его спросили, где Канарские острова. Аня спокойно смотрит. Куртка у нее в полоску, белые и синие, юбка — черная, короткая, полусапожки белые. Все это он отметил одним взглядом, но если его спросить — он ничего этого не видел. Стоит в углу, смотрит на нее и слышит, как сердце стучит молоточком.

Аня хочет улыбнуться, улыбается и говорит:

— Ты что, заболел, что ли?

— Я? — удивляется Стефан. — Ты про меня спрашиваешь?

— Бледный ты очень.

— Где это я бледный?

— Вокруг носа ты бледный, — говорит Аня, и Стефану вдруг делается очень жарко. Аня, все еще глядя на него, говорит: — Теперь ты красный.

— Красный?

— Как будто у тебя температура. Может, правда у тебя температура?

— Я бы заметил.

— Тебе не дурно, нет?

Стефан мотает головой — ничего ему не дурно!

— Значит, нет у тебя температуры.

Пока они так говорят, лифт скользит вниз и Стефан следит за быстро скачущими цифрами на матовом стекле. На светлячков похоже. Аня тоже смотрит на табло — они едут молча, никто к ним не подсаживается и так молча доезжают до первого этажа.

Когда они уже вышли через большую вертящуюся дверь на улицу, Аня возьми да скажи:

— Вот тебе уже лучше. Может быть, ты плохо спал? Ну как?

— Не знаю я, — говорит Стефан. — Чего это ты спрашиваешь без конца!

Взглянув на него сбоку, Аня сразу ускоряет шаг, голову держит высоко, волосы подпрыгивают, и каждый, увидев ее, скажет: Аня Ковальски сердится. Она уже на шесть шагов впереди Стефана.

И так всю дорогу до самой школы: Аня на шесть шагов впереди. Стефан и не старается ее догнать. Хотел бы, конечно, но что ей сказать? «Ну и катись!» — думает он.