Остров лебедей

16

Бульдозеры тарахтели два дня, всю территорию выровняли. Потом приехал экскаватор, не очень большой, и выкопал три квадратных ямы. Совсем неглубоких. И укатил. Ребята сразу в эти ямы и давай копать пещеры в боковинах. Бывали дни, когда там несколько десятков ребятишек копошились.

Но только от среды до воскресенья. В понедельник появилось объявление: «Вход воспрещен. Родители отвечают за детей». А во вторник все три ямы огородили дощатым забором, и это место стало похоже на строительную площадку — может, тут детский сад будет или гаражи? На место для ребячьих игр совсем не похоже! А что будет детская площадка — поверить невозможно, разве только кому-нибудь заранее известно.

Но ребята продолжают играть в ямах. Между двумя уже прорыли тоннель, интересно стало там прятаться. Об опасности никто не думает!

— Кто здесь тоннель прокопал? — спрашивает отец Стефана.

— Ты думаешь — я? Я не копал. — Они стоят над средней ямой, оттуда хорошо видны черные дыры — вход и выход из тоннеля.

— Надо ж! — говорит Герман. — В такой сыпучей земле тоннель выкопали! И как он до сих пор не завалился?

— Две бетонные трубы, и всё! Никогда не обвалится, — говорит Стефан.

От удивления отец не знает, что сказать.

— Вы тут все с ума посходили!

— Гаральда надо попросить. Он нам даст бетонные трубы.

— Какого еще Гаральда?

— Дружка моего. Гаральд — вон из того зеленого вагончика.

— Ах, этот. Волосы еще такие…

— Да, да, — говорит Стефан. — Он мой дружок. Он нам даст две трубы. Больших. А то и три.

— Знаешь что! — возмущается отец. — Ты лучше послушай, что я тебе скажу: тоннель незаконный, нелегальный тоннель! Это запрещено, это опасно. Мы не будем укреплять его. Мы его закопаем. Сейчас же!

Вечереет. На другой стороне, там, где дощатая ограда, лазят и карабкаются ребята. Среди них Парис Краузе и Марио Функе. И несколько старшеклассников. Эти-то никуда не лазают — сидят на досках, качаются — как раз напротив того места, где стоят Стефан и его отец. Зрители им ничуть не мешают, парни как-то особенно веселы, качаются усердно. Подняв руку, Герман кричит им:

— Эй, долго вы еще?

Долго ли? Они качаются медленней, один отвечает:

— Поглядим — увидим.

— Сейчас я до вас доберусь! — грозит Герман.

Парни качаются медленней. Совсем остановились. Но все еще сидят на досках.

— Чтоб я вас здесь больше не видел! — приказывает Герман.

Стефану стыдно, что он тут стоит, вроде он слуга и подпевала.

— Оставь ты их! Они ж ничего не делают, — говорит он.

Отец не смотрит на него — только на парней. Но вдруг говорит Стефану:

— Стой здесь, — и сам большими шагами направляется на другую сторону.

Парни слезли с досок, понемногу отходят. Отходят, не спуская глаз с Германа. Но у того и нет намерения прогонять их. Он повернул налево, шагает в сторону недостроенного корпуса. Там стоит покосившийся сарайчик, валяется всякий строительный мусор. Герман исчезает в сарайчике.

Что у нет там? Телефон? И кому это он звонить собрался? Не третьему ли отцу Париса Краузе?

Парни сбились в стайку. Ждут.

Стефан стоит один. Ему бы с ними. Еще лучше — чтоб его совсем тут не было. А теперь еще Марио Функе кричит:

— Эй, иди к нам!

Стефан не отвечает.

— Не позволяют тебе, да? — это уже Парис Краузе.

— Папенька не разрешил! — добавляет еще кто-то.

Стефан и на этот раз не отвечает. Парни оставляют его в покое. Возвращается отец. Только что вышел из сарайчика. В руках — штыковые и ковшовые лопаты.

Лопаты! Что-то будет! Старшеклассники подходят ближе. Отец идет прямо к ним. Стайка отступает. Отец кричит:

— Струсили? Да вам никто ничего не сделает. Тоннель надо засыпать и пещеры эти. Играть здесь не место!

Три ковшовые и две штыковые лопаты Герман выстраивает впереди себя. Стоит и опирается на них, точно каменный Роланд — тот, что поставлен у кирпичной стены на другом берегу канала. Стефан думает: Роланд с лопатой! Да еще живой! Ему делается смешно. Но ненадолго. Большой, сильный Герман со своими лопатами ничего не может сделать — парни все убежали.

— Эй вы, трусы! — кричит Стефан им вслед.

Отец только пожимает плечами. Затем перебирается через штабель досок и съезжает в яму. Стефан стоит, смотрит.

Первый тоннель завалился. Осыпалось несколько пещер. У Германа руки длинные, он работает как хороший экскаватор.

Стефан сверху следит за ним. Ребята собрались около высотного дома и тоже смотрят оттуда: что это дяденька в яме делает? Они даже песенку поют. Измываются над отцом и над сыночком. Громче всех старается Парис Краузе, а Марио Функе все время поднимает руки вверх.

«За этого я возьмусь! — думает Стефан. — Этот первым мне ответит. И за Париса, эту лису, — тоже. На остальных мне наплевать. А Марио и Парис — предатели! Вонючки они!»

Рушится свод второго тоннеля. Герман стоит, отдыхает. Снизу смотрит на Стефана.

— Ты не злись, — говорит он, — лучше возьми лопату.

— Чего это мне злиться? Из-за них, что ли?

Но когда он идет за лопатой, со стороны дома-башни доносится рев, и Стефан, зажав лопату под мышкой, словно копье, с места бросается на стаю. Парни стоят и орут, но вдруг, как зайцы, разбегаются в разные стороны. Стефан перехватывает лопату, крутит над головой, как могучий меч. Марио Функе верещит:

— Мама! Мамочка!

Победителем Стефан возвращается к ямам. Герман говорит:

— Здорово ты им выдал. Но что-то мне не понравилось.

— Не понравилось? Почему?

— С лопатой, понимаешь…

— Шушера они!

— Не о них я говорю. Я насчет лопаты.

Стефан соскакивает в яму. Отец растирает себе спину. Наверху проходит женщина.

— Давно пора, — говорит она.

Проходят двое мужчин. Тащат ящик с пивом. Без всякого любопытства заглядывают в яму.

— Лопата — это прежде всего рабочий инструмент, — говорит Герман. — Заруби себе это на носу.

Прошло несколько дней. Машины подвозят к ямам доски — старые, заляпанные, много раз использованные, и еще до того, как ребята успевают построить из них первый шалаш, появляются плотники. Молодые парни, семь или восемь, с большими белыми пуговицами на черных вельветовых жилетках и маленькими белыми пуговицами на черных вельветовых брюках. А один должно быть, бригадир — в широченной черной шляпе. Но как только они начинают работать — на всех белые шлемы.

Из ямы слышится ругань — много очень осыпавшейся земли приходится плотникам убирать! Но довольно скоро начинается великий перестук молотков. А когда он затихает и отзвучал последний удар — громадные деревянные ящики готовы, и тот, кто хоть что-то соображает, сразу скажет — это опалубка для бетона.

Бетон? — думает Стефан. Значит, не будет здесь детской площадки! Ее, наверное, там повыше устроят, а здесь бассейн для купания или фонтаны будут бить. Малыши могут кораблики пускать, а в жару — купаться. Но ведь для бассейна нужна вода, ее по трубам надо подвести. А никаких труб не видно. Нет, не бассейн здесь строят, просто три домика, вроде киосков что-нибудь — открытки продавать, шариковые ручки, сувениры всякие…

Вернее сказать, никто пока не знает, что будет с этими ящиками. Надо бы кого-нибудь из строителей спросить, тех, что дома-башни строят. Стефан двоих знает. Один — его отец, Герман. Другой — каноист. Если еще Артура добавить — будет три.

Стефан спрашивает каноиста:

— Что здесь строят, Гаральд? Что это за ящики?

— Детскую площадку. Детям играть.

— Ты так думаешь?

— Точно, — отвечает каноист.

Тоже мне, мудрец нашелся! Стоит тут в заношенных джинсах, вроде бы ненадолго от работы отлучился. Оба они сейчас находятся примерно на том месте, где Стефан с отцом стоял, когда тут тоннели были. Теперь здесь большие дощатые ящики, стенки двойные — сюда будут заливать раствор.

— Никогда в жизни здесь детской площадки не будет! — говорит Стефан.

— Будет. Будет, я тебе говорю.

— А где ж ребятам играть?

— Модерновая такая, самая шикарная во всем Берлине.

— А ты не свихнулся, нет?

— Со спиралями и шведскими стенками, — говорит каноист. — Со всякими лесенками и другими выдумками. На акробата в два счета выучишься.

Перехватил каноист! Ему никто не поверит. И Стефан не верит, хотя вообще-то он готов ему во всем верить.

— Значит, всякие такие штучки, говоришь?

— Одна спираль будет поставлена так, что ты через нее ногу не протащишь, пока через первую не протащил, а через первую не пролезешь, пока через вторую не прошел. Понял?

— Так я тебе и поверил.

— Я говорю — что знаю. — Каноист смотрит куда-то мимо Стефана, и вообще он сейчас Стефана совсем не замечает. Волосы, как всегда, торчат во все стороны. — Поживем — увидим, — говорит он.

— Ну, а этим ты что хочешь сказать? — спрашивает Стефан.

— Сам узнаешь.

— Ты мне не скажешь?

— Сам узнаешь. Завтра. — Каноист улыбается, и Стефан дает ему тумака.

— Ну скажи, чего тебе стоит!

— Меня ждут, — говорит каноист и бросается бежать в своих рваных джинсах и замазанных рабочих ботинках, точно так, как в первый день, когда Лариса спускалась с моста.

И правда, сегодня каноиста тоже кто-то ждет: Артур. Его почти не видно, он в низинке, где стоит котел. Стефан смотрит, как каноист подбегает к Артуру, и невольно вспоминает сказку про зайца и ежа. Только Артур не станет кричать: «А я уже здесь!» Он крикнет: «Куда ты провалился, чтоб тебя!»

Некоторое время Стефан следит за каноистом, потом и сам отправляется в путь — к медвежьему вольеру. Подождет там Губерта. Ведь сегодня четверг, и Губерт ушел на музыку. Стефан решил встретить его. Кто знает, что еще Канадка выкинет. Каноист Канадке кулаком пригрозил. Но хватит ли этого? Если не хватит и Губерт останется один — плохи его дела! И Стефана — тоже. Но об этом он не думает.

Стефан перешел мост через канал и неожиданно увидел рыбака с удочками. На том же самом месте. Закинул пять удочек и гуляет возле них, точно так, как тогда, когда они уху из плотвы варили. Но с тех пор Стефан его ни разу не заставал здесь. На рыбаке — куртка, серая, плечи покатые. Длинная шинель — какие дежурные в метро или на электричке носят, ему сейчас ни к чему. Конец апреля. Хороший теплый день. По мостовой расхаживают черные дрозды. У самой воды на камнях сидят уточки…

— Эй! — кричит Стефан. — Снова сюда удить пришли?

— Я сюда частенько заглядываю, — отвечает рыбак. Выступающие зубы поблескивают. Куртка расстегнута, как тогда форменная шинель.

— Вы мне еще плотву подарили, — говорит Стефан.

— Плотву-то? Помню. Хороша была?

— Класс! — говорит Стефан, стараясь разглядеть, нет ли плотвишек в сачке. Если есть — он сразу убежит. Не хочет с плотвой попадаться Артуру на глаза.

Сачок пуст. Висит на парапете. Стефан может не волноваться.

— Правда, классная рыбка была! Мы шикарную уху сварили. По-польски. Может, вы знаете?

— По-польски? Я знаю, как ее по-венгерски варить.

— Нет, мы по-польски, — говорит Стефан. — Знакомый один варил. Он сам оттуда, знает рецепт.

— Раз сам из тех краев, то должен знать. Они там рыбу как-то по-особому готовят. Приправы у них всякие…

— Да, да, — говорит Стефан. — Насчет приправы вы верно сказали. Артур много туда всего насыпал.

Рыбак прохаживается около своих удочек и говорит:

— И мне это вроде бы знакомо. Артур? На польское имя не похоже. А говоришь — он оттуда?

— Это давно было.

— Вон оно что! — говорит рыбак, а Стефан наклоняется через парапет, смотрит на плещущуюся воду… поплавки качаются… но только качаются — рыбка не клюет.

— Погода неподходящая, — говорит рыбак. — Тихо сегодня. А то я их до двадцати за день натаскаю. Штучек восемь на килограмм. Твой Артур богатую уху мог бы сварить. Скажешь ему?

— Скажу. Но теперь мне пора.

Стефан немного прошел по набережной, затем по улице, где справа стоит большой белый дом. Перед ним — шикарные машины, шоферы все при галстуках. Стоят курят, рассказывают друг другу анекдоты, а то — пыль стирают с капота или бампера. Из одной машины доносится музыка. Но так тихо, что Стефану надо бы иметь длинные заячьи уши, своими мелодию ему никак не разобрать. Он улавливает только ритм. Он недурен. Слоу-рок или что-то в этом роде.

Вот и красная кирпичная стена, похоже на замок или церковь — там музей. Это Стефан уже знает. Перед стеной стоит каменный Роланд и смотрит вдаль…

А вон под высокими серебристыми платанами медвежий дом. Губерт шагает Стефану навстречу. Футляр держит, как батон хлеба.

— Это ты? — говорит Губерт. — Я все упражнения на «80 км» отыграл и раньше кончил. Время есть.

— Чего делать-то?

— Давай поищем Канадку. Так просто.

— Оставь, — говорит Стефан. — Не лезет — сам не приставай!

— Дрейфишь?

— Чья бы корова…

Они идут к мосту, и Губерт, увидев рыбака с удочками, говорит:

— Гляди, рыбак!

— Он. Тот самый.

Губерт останавливается, но Стефан тянет его за рукав, хочет поскорей пройти мимо. Рыбак, прохаживаясь, поглядывает на ребят.

— Опять пришел! — Он тыкает пальцем в сторону Губерта и добавляет: — Гроза плотвы!

Губерт ошарашен, останавливается, но Стефан тянет его дальше, говоря рыбаку:

— Пока. В другой раз как-нибудь.

Они поднимаются к мосту и, перейдя его, идут к острову. Губерт плетется сзади.

— Ты говорил с рыбаком, как со старым знакомым? Ты что, его раньше знал?

— С сегодняшнего дня.

— Разве так бывает?

— Сам видишь. Иногда бывает.

Мост позади, ребята спускаются по откосу к воде. Любят они это место. Вода черная, кое-где поблескивает и, не зная устали, шлепается о каменные берега. Напротив, на старой барже, принайтованной к наружной стене шлюза, сидят чайки. Не меньше сотни!

— Чаек здесь больше всего, — говорит Губерт.

— И водяных курочек — гляди, вон их сколько! Плывут и головками качают.

— Будто торопятся…

— Может, и правда торопятся…

Немного помолчав, Губерт говорит:

— Смотрителю шлюза — хорошо! Знай открывай-закрывай шлюзовые ворота! Мне бы так. А ты хотел бы?

— Не, — отвечает Стефан. — Открывать-закрывать? Только и всего?

— А сколько пароходов, кораблей всяких увидишь!

— Какой интерес, если сам не плаваешь.

— На них люди! Сколько всего интересного расскажут…

— Нет, все равно не хочу. Не хочу все время на одном месте сидеть, открывать-закрывать!

С баржи слетает чайка. За ней — еще три. Под конец слетают все сто.

— Здорово! — восхищается Губерт.

— А когда лебеди взлетают — дух захватывает.

Чайки парят над мостом. Их резкий крик громче городского шума. Стефан говорит:

— В воскресенье мы поедем к бабушке.

— В воскресенье? В это? К твоей бабушке?

— На весь день.

— И на остров пойдешь?

— С Тассо. Сразу на остров побежим.

— Ты рад, да? — говорит Губерт.

— Еще как!

Губерт притих. Долго молчит. Смотрит в сторону шлюза, под рукой футляр. Стефан чувствует: загрустил парень.

— В следующий раз мы тебя с собой возьмем.

— Ты думаешь?

— А можем и сами — взяли да поехали! Автостопом. Выйдем на шоссе и проголосуем.

— Я хотел бы автостопом до Эрфурта доехать. Там у меня друг живет. Ханно зовут. Но далеко очень. Да и бабушки у меня там нет.