Остров лебедей

11

Дни бегут, солнце пригревает уже сильней, но дерево пока никто не ищет. Детская площадка — это куча песка и свалка для всякого строительного материала.

В школе занятия каждый день. Предпоследний урок сегодня Экахардта Бази — эстетическое воспитание. На самом деле Экахардта Бази зовут Базилиусом, ученикам он нравится: кругленький, розовощекий, самый молодой учитель во всей школе, и толковый. Он любит говорить: «Нас никто никогда не благодарит. Профессия учителя одна из самых трудных». Иногда Рита ему подсказывает: «И одна из самых прекрасных, правда?»

Сегодня учитель Бази начинает урок словами:

— Вы, должно быть, уже пронюхали, да и календарь вам сообщил — на улице весна! Рисуйте, что вам захочется.

Такое определение темы чересчур общо, ребятам надо бы поконкретней, например: «Весна, деревья цветут. Нарисуйте цветущее дерево». Или: «На дворе весна, в садах и на огородах люди перекапывают грядки. Нарисуйте, как люди перекапывают огород». Но Бази сказал: «Рисуйте, что вам захочется».

Первым к делу приступает Губерт. Он рисует цветы, цветы и еще цветы. Рисует Международную выставку цветов в Эрфурте. Справа он оставляет место — здесь будет он сам: Губерт Химмельбах в Эрфурте. Пионер 3-го класса «В». Синий галстук, белая рубашка. Может быть, он даже будет поливать цветы — в руках желтый шланг.

Лист, который лежит перед Стефаном, все еще чист.

Справа от него, через проход, на парте Ани Ковальски, лежит рисовальный альбом, и Стефану хорошо видно, что́ Аня нарисовала: голые мрачные стены домов, переплеты окон тоненькие, словно паутинка, а внизу — деревья и скамейки. Аня нарисовала двор дома, где она жила в берлинском районе Пренцлауер Берг. Нарисовала она и солнце, как оно освещает скамейку. Рисует и людей, сидящих на ней. Дети играют вокруг. Аня так увлечена, что прикусила язык. На цветущих каштанах белые свечи, словно на елке. Стефан глаз не может оторвать, шея его делается все длинней.

И вдруг Аня прикрыла свой рисунок рукой. Рука лежит, крепко прижимая бумагу, а глаза косятся. Они серо-зеленые и как бы улыбаясь спрашивают: «А ты? Что ты рисуешь?»

«Пока ничего, — думает Стефан. — Никак ничего придумать не могу!» И вдруг только потому, что Аня смотрит на него, карандаш сам начинает двигаться по бумаге. Поплясал-поплясал — и получился лебедь! Плывет по белой бумаге — Стефан сам не может надивиться. Он рисует и второго лебедя и третьего, несколько камышинок и толстенную ужасно глупую старую иву. Правда, похоже на весну получилось. А может быть, на осень? Или раннюю зиму?

На самом-то деле — весна! Это он прекрасно знает. Только весной он видел таких лебедей, еще до того, как они пускаются в дальний путь через Балтийское море… Да, такими он их не раз видел и даже, дойдя до бабушкиного дома, слышал, как они шумно спускаются на воду и, взрыхляя ее гладь, скользят по ней.

Все это он вспоминает, глядя на свой рисунок. Слева от него — Губерт, справа — Аня. Кто-то подошел сзади — Бази!

— Лебеди? — спрашивает он.

Не подняв головы, Стефан кивнул.

— Но у лебедя королевская шея. А у твоих, я не хочу тебя обижать, такой шеи нет. Шея твоих лебедей похожа на рыболовный крючок. Она чересчур тонка.

«Обидеть ты меня вообще не можешь», — думает Стефан. Но Бази сильно обидел его. Кому, как не Стефану, знать лебедей! Он же знает, где и как каждое перышко лежит. И если сейчас на бумаге они неправильными получились и Бази говорит, что шеи у них на крючки похожи, — он обижает не только того, кто их нарисовал, он обидел и лебедей. Бази должен был это понимать!

Наклонившись над Стефаном, учитель рассматривает рисунок. В руке у него тонкий, сверкающий красным лаком карандаш. Бази сам рисует лебедя.

— Знаешь, как это у меня получается? Я рисую двойку — и сразу шея готова. А под ней — лежащее яйцо, острым концом вперед — вот и корпус готов. Видишь? А теперь можно подумать и о деталях. Но можно и опустить их. Иногда лучше детали опустить, больше простора для фантазии.

Посмотрев внимательно на лебедя, сооруженного из двойки и яйца, он добавляет нашлепку на клюве.

— Это лебедь-шипун, — поясняет он.

«Но может быть и лебедь-крикун, — думает Стефан. — Из двойки и яйца можно и лебедя-крикуна сделать».

Бази идет дальше к учительскому столу. Стефан сидит и разглядывает своих лебедей: тощие курицы по сравнению с чудо-птицей Бази. С королевской-то шеей!

Губерт уже кончил рисовать весну: горы цветов, сам он стоит справа с громадными зубами — это он, значит, смеется. А Аня? Аня прилежно вырисовывает свечи на каштане. Должно быть, штук сто уже нарисовала. Больше ста рождественских елок — таких каштанов вообще не бывает, даже в Пренцлауер Берг!

Стефан так долго смотрит в Анину сторону, что Аня невольно поворачивается. На этот раз она не прикрывает свой рисунок рукой, и Стефан, кивнув, хвалит ее работу. Аня принимает похвалу, откидывая челку, как это и Тассо всегда делал. Ей очень хочется рассмотреть рисунок Стефана, правда, там все еще одни лебеди — три его собственных и один — Базилиуса.

Аня улыбается. Стефану это приятно, но долго он не может выдержать — смотреть прямо Ане в глаза, и он начинает водить по бумаге карандашом, обводит всех лебедей кружочком. Сам рисунок от этого мало что выигрывает, но если приложить немного фантазии, то увидишь и пруд и лебедей на нем… На берегу пруда Стефан рисует две хижины и перед одной — дерево. Траву он закрашивает зеленым, а песчаный бугорок — желтым. Добавляет еще трех ребятишек — ярких, как попугайчики. Без собаки ведь тоже не обойтись, но можно и кошку. Вот и длинноухий заяц появился: весна в полном разгаре! Надо только еще вербных сережек нарисовать, двух скворцов и черного дрозда… Задумавшись, Стефан рассматривает свое произведение. В эту минуту опять подходит Бази. Посмотрел и сказал:

— Позволь мне погадать?

— Чего гадать?

— Я буду отгадывать, что это такое.

— Как — что?

— Это — детская площадка, — говорит Бази.

— Детская площадка?

— Мне понятно твое удивление. Да, да, это заложено в самом искусстве. Его действие порой совсем не такое, каким его задумал художник. Кстати, а где у тебя будут жить дети?

— Разве это надо?

— Так будет правильней. Мы узнаем, куда они уходят после школы.

— А как мы это узнаем?

— Нарисуй ваш дом-башню.

— И перед таким домом пруд с лебедями?

— А почему нет? — говорит Бази. — Что-то новенькое. Да-да, пруд с лебедями на детской площадке — это что-то новенькое, оригинальное.

Может быть, и новенькое. Но этого мало! А если вспомнить, как они с отцом ходили осматривать место для детской площадки: на нем и разбежаться нельзя — такое оно маленькое, совсем зажато между громадинами домов. Стефан сидит и посмеивается.

Губерт уже давно не отрываясь смотрит на рисунок Стефана. Аня даже пододвинула стул. Марио Функе и Михаэль шеи себе свернули, оглядываясь.

— Ты добавь еще что-нибудь, — предлагает Бази. — Придумай, пусть будет настоящая детская площадка! Такое тебе задание и всем, кто сидит с тобой рядом, тоже. — Последние слова, очевидно, относятся к Губерту и Ане.

Губерт говорит:

— Цветы.

Аня:

— Стол для пинг-понга.

Губерт:

— Деревянную кошку.

Аня:

— Доску для рисования.

Губерт:

— Лебедям нужен домик. А цветам — защита от солнца, а то они сразу спекутся…

Так они и говорят и не только говорят, но и показывают, где надо поставить стол или домик для лебедей, где нужно посадить цветы… Когда Аня наклоняется вперед, ее волосы касаются руки Стефана и лицо так близко, как никогда в жизни! Почему-то это мешает ему, он не знает почему, но мешает даже дышать.

Около пяти часов Стефану надо идти за Сабиной. У матери вечерняя смена, от воскресенья до воскресенья, всю неделю, и сегодня очередь Стефана забирать Сабину из детского сада. Завтра очередь Германа.

Детский сад — это плоский дом среди высоких новостроек, недалеко от школы. Перед домом трава, уже зеленая, живая изгородь и молоденькие клёны. Окна детсада разукрашены бумажными цветочками и голубками.

Войдя в коридор, Стефан сразу попадает в толчею гномиков. Они отпихивают друг друга, надевают пальто, напяливают шапочки, а в основном ждут родителей. После долгих поисков Стефан находит Сабину — она сидит на столе в большом игровом зале. Стены здесь заставлены белыми полками, на них куклы, мячи, книжки-картинки, груды игрушек.

— Ну, идем! — говорит Стефан. — Что это ты на стол залезла?

Из коридора заглядывает воспитательница:

— Это она упрямится. Оставь ее, пусть так и сидит. И спать ложится с куклами.

— Ну и буду спать! — кричит Сабина. Стефану делается стыдно за сестренку.

— Она шумела в тихий час, — говорит воспитательница. — И это не первый раз. И сказала, что сегодня за ней никто не придет.

Вон оно что! — думает Стефан. Если тетенька-воспитательница так сказала Сабине, если она ей грозила, то нечего и удивляться, тогда крышка. Надо совсем по-другому, он знает как, и говорит:

— А у меня есть для тебя что-то. Пойдем со мной, я тебе покажу.

— Это абсолютно неправильный метод, — вмешивается воспитательница, — просить и клянчить у ребенка! Сабина уже большая девочка. Ты большая девочка? — спрашивает она. — Ты только посмотри, какие хорошие девочки вокруг. Все уже оделись.

Девочки уже в пальтишках. Некоторые даже сняли их, другие сидят на маленьких стульчиках, словно усталые собачки, — ждут, когда за ними приедут.

— Сабина, — говорит Стефан. — Я уйду. Отцу, что ли, за тобой заходить?

Сабина быстро соскакивает со стула — косички подпрыгивают — и успевает при этом взглянуть на воспитательницу. Взгляд совсем не добрый.

На улице Стефан говорит:

— Знаешь, больше всего мне хочется влепить тебе.

— А ты обещал показать?

— Теперь вот не хочу.

— А ты обещал. — Обеими ножками Сабина упирается.

Стефан тащит ее, дергает, ботиночки шуршат по песку. Мимо проходит женщина.

— Ты что это сестренку мучаешь? — говорит она.

— Ты, девочка, почему своего брата не слушаешь? — говорит другая тетенька.

Сабина все еще упирается, пригнулась чуть не до земли, и Стефан вдруг отпускает ее. Сабина падает, но Стефан успевает ее подхватить. Сабине страшно. Она плачет.

И плачет так, как будто вот-вот умрет. Водичка бежит по лицу. Стефан ладонью вытирает слезы.

— Перестань, — говорит он. — Перестань! Ладно, покажу тебе, что обещал. Идем. Ну идем же! — Теперь он ведет сестру, обняв за плечики. Что-то еще булькает у нее в горлышке, она сопит, но не плачет. Так они добираются до дома.

— Покажи теперь, — говорит Сабина, после того как они на лифте поднялись в квартиру.

Стефан открывает школьную сумку — маленький носишко готов залезть в нее. Интересно, что она ожидает увидеть? Шнаттеринхен или Питтиплача[1]?

А Стефан вытаскивает серый рисовальный альбом и из него разрисованный лист. Синий-синий пруд, на нем лебеди, совсем белые лебеди. И зеленые деревья. И дом. Наш дом!

— Ты узнала наш дом? — спрашивает Стефан.

Сабина узнает и не узнает. У дома много-много окон, одно над другим до самого края листа.

— Вот мы где, — пальчик Сабины показывает самое верхнее окно. Неверно. Сабина ищет. Пальчик добирается и до хижины и до ребятишек — кругленьких попугайчиков. Останавливается он и на зайце Итцеплитце. Сидит слушает, длинноухий. — Зайчик, зайчик, скажи мне, где я? — уже играет Сабина.

— Ты вот где, — показывает Стефан. — В красной шапочке слева.

— А мне здесь хочется, — говорит Сабина, показывая направо.

— Там Зилке сидит. У нее локоны. У тебя нет локонов.

— Будут.

— Ладно, — говорит Стефан. — Пусть у тебя будут локоны.

— А кто нарисовал этого красивого лебедя?

— Толстого? Его учитель Бази нарисовал. Сперва — двойку, а потом яйцо. Показать?

— А что вот тут на дереве?

— Ты же видишь — дом.

— Кукольный?

— Детский. Каждому разрешается в нем пожить.

— Я первая! — говорит Сабина. — А это, что это такое?

— Это самый короткий в мире тоннель. В него могут входить только очень смелые.

— А это?

— Это половинка луны.

— А где другая половинка луны?

— На небе. Разве ты не знаешь? Она же там светит.

Дети и не заметили, как вошел отец. Он стоит посредине комнаты и смотрит на своих детей — оба лежат на полу, перед ними рисунок. Отец неслышно подошел и так же неслышно вернулся к двери — не хочет подслушивать.

Остановившись, он спрашивает:

— Ну, как вы тут живете?

— Стефан детскую площадку нарисовал! — кричит Сабина. — Это вот — я. — Она показывает на девочку с локонами и хихикает, должно быть ей стыдно. Отец, склонив голову набок, слушает и смотрит.

— Знаешь, я поражен, — говорит он. — Дом на дереве и половинка луны, потом самый короткий тоннель в мире… И лебеди. Пруд, и на нем лебеди! Может, надо еще и лодку, а?

— Лодку? На пруду детской площадки лодку?

— Или карусель. Маленькую, чтобы собачки могли кататься.

— Ты шутишь, что ли? — спрашивает Стефан.

— Почему? — говорит Герман. Он встал на цыпочки, вытянулся, как доска, поднял руки, зевнул и приложил ладони к потолку. А ведь это мама Сусанна строго-настрого запретила!

— Не пора ли вам ужинать? — спрашивает он.

— Ничего не пора, — говорит Сабина, но она всегда так говорит.