Острова, не тронутые временем

Глава тринадцатая Свистуны с острова Гомера

Хотите побывать на острове, где люди говорят на птичьем языке? Тогда покиньте обычные туристские маршруты Канарских островов и отправляйтесь на запад, на остров Гомера. Уже много столетий жители здесь владеют языком свиста — еще одним чудесным проявлением человеческой изобретательности.

Больше нигде в мире вы не встретите такого языка. «Сильбо гомеро», как его стали называть лингвисты, воистину уникален. Это не код, а весьма определенный язык, основанный на фонемах испанского языка. Мне очень хотелось бы, чтобы вы услышали, как гомерианцы свистят на улицах порта, на лодках и, главное, в горах.

— Гаста ла виста![146] Гаста луэго![147] Вольвера отра вец![148] Адио![149]

К сожалению, я не могу воспроизвести звучание этих высвистанных слов, хотя, полагаю, это можно сделать при помощи нот.

Вот как я впервые познакомился с этим языком. Была ночь. Отъезжающие стояли у борта парохода «Леон и Кастильо» водоизмещением в девятьсот тонн, что совершает рейсы из Лас-Пальмаса к другим островам, и высвистывали свое «прощай» провожавшим их у причала гомерианцам.

Капитан был со мной весьма любезен. Зная, с какой целью я еду на остров Гомера, он нашел для меня самых опытных свистунов. Среди них был бородатый моряк Пепе с серьгами в ушах, похожий внешне на испанского пирата. Потом он рассказал мне, что родился на острове Гомера, а английский выучил в Нью-Йорке. Гомерианец вскоре блестяще продемонстрировал мне свое искусство. Пепе был единственным человеком на судне, который свободно говорит по-английски.

Во время путешествия кто-то все время подавал к моему столу вино. Здесь я чувствовал себя как дома. На «Леоне и Кастильо» было пять классов: люкс с туалетом в каждой каюте, первый, второй, третий и палубный. Две сотни пассажиров располагались на палубе со своими козами, свиньями, домашней птицей и даже кошками. У некоторых были гитары, и они неплохо пели. Тут же ютились солдаты, одетые во франкистскую серую форму. На судне плыло и несколько девиц, отправленных домой по приказу губернатора Лас-Пальмаса, закрывшего все дома с красными фонарями. Многие везли с собой громадные плетеные бутыли с вином. Эта публика была во вкусе О'Генри — большая масса людей, вглядевшись в которую Сомерсет Моэм вновь смог бы неторопливо и неопровержимо доказать, что суть вещей на деле совсем иная, чем она нам представляется.

Едва «Леон и Кастильо» со своим грузом отвалил от берега, как он неуклюже накренился на левый борт. Вскоре его уже мотало по волнам. Утром, когда я вышел из своей обитой красным плюшем каюты, судно все еще не выровнялось и постоянно зависало на краю волны, что свидетельствовало о его негодных мореходных качествах. Певцы и гитаристы, солдаты и девушки приумолкли, и я понял, что, до тех пор пока мы не укроемся в бухте Гомера, никакого свиста услышать не удастся. Если вы боитесь морской болезни, не плавайте на «Леоне и Кастильо». Наймите лучше вертолет.

Обычные самолеты не совершают посадку на Гомере, и вы это сразу поймете, как только увидите скалы и ущелья острова. И сразу же становится понятным, откуда возникла необходимость в языке свиста. Гомера — горный островок вулканического происхождения. На нем — четыре маленьких городка, несколько деревень и ферм и всего тридцать тысяч жителей. На острове одна дорога и много труднопроходимых козьих троп. Остров имеет четырнадцать миль в диаметре. Вдоль и поперек он перерезан широкими и крутыми ущельями «барранкос», по дну которых бегут ревущие потоки. Они заглушают человеческие голоса, и, чтобы добраться до приятеля на другой стороне ущелья, нужно часами с трудом пробираться по его обрывистым краям. Так что люди здесь предпочитают свистеть. Подобно всем языкам мира, язык свиста зародился еще в доисторические времена и выражал простейшие мысли, но в настоящее время развился настолько, что все, что может быть сказано по-испански, высвистывается «по-гомериански».

Однако первые носители языка свиста не были испанцами. Это были гуанчи, таинственный белокурый и голубоглазый народ. Вспомните нормандца Жана де Бетанкура, завоевавшего для Генриха III Кастильского остров Гомера и другие острова, который брал с собой в походы двух ученых монахов. Вот что они пишут: «Гомера — родина высоких людей, которые владеют самым замечательным из всех языков. Они говорят губами, как если бы у них не было языка вообще. У этих людей существует легенда о том, что их, ни в чем не повинных, жестоко наказал король, приказавший отрезать им языки. Судя по тому, как они разговаривают, в эту легенду можно верить. На острове в изобилии растет драконово дерево и другие виды древесины. Есть и мелкий рогатый скот. Здесь есть еще много любопытных вещей, но перечислять их все было бы утомительно».

Эспиноза приводит другую версию легенды: «Говорят, что люди с Канарских островов — потомки африканских племен, которые подняли восстание против римлян и убили судью. В наказание их не казнили, а вырвали языки. Не имея ни перьев, ни бумаг, они не могли передать потомкам историю своего бунта. Бедняг бросили в лодки без весел и предоставили судьбе. Лодку прибило к островам, где они и вынуждены были поселиться».

Может быть, легенда и содержит какую-либо долю истины, однако ясно, что человек без языка не может свистеть, как это делают жители Гомера.

Еще монахи замечали, что женщины с Гомера самые красивые на Канарских островах, но, по их мнению, и самые распутные. Островитяне уделяют много времени песням и танцам, благо добыча хлеба насущного не доставляет им больших хлопот. У них есть козы и козье молоко, свиньи, рыба, разные травы и коренья. Но после завоевания от этого веселого народа осталась одна тысяча человек, да и тех оттеснили в горы.

Таким образом, гуанчи исчезли с лица земли, а с ними и их язык. Но они успели научить испанских завоевателей свистеть. Принципы, положенные в основу языка свиста у гуанчи, были использованы в испанском варианте, и островитяне продолжали «вести беседы» над грохочущими стремнинами.

Порт Сан-Себастьян на острове Гомера расположен на плоском участке земли в ущелье шириной в полмили — там, где оно соединяется с подковообразной бухтой. Город с его черным вулканическим песком на пляжах и финиковыми пальмами, белым фортом и низкими прохладными домиками под красными крышами за зелеными ставнями, пожалуй, самый красивый и малоизвестный маленький порт на островах. Вдоль ущелья на полмили поднимаются образцовые плантации помидоров и лимонных деревьев, черного перца и сладкого картофеля, пока долина не становится все уже и не переходит в горы.

Капитан судна, мой приятель, дал мне рекомендательные письма и послал со мной на берег Пепе. Вскоре я оказался в хороших руках. Служащий порта сеньор Хуан Арона Ногуэра и управляющий банком сеньор Гуильермо Морено Фернандес показали мне город и нашли для меня искусных свистунов.

Это были пастухи из района Монта де Чипуде. Может быть, именно здесь родился язык свиста. Но те, кто его описывал и считал, что им владеют лишь немногие горожане, ошибались. Я провел тесты, которые убеждают, что простые сообщения могут высвистывать и получать все на Гомере, да и в Сан-Себастьяне это не утерянное искусство, а общепринятая манера разговора. Как-то я увидел маленькую девочку, стоявшую на пороге дома с другими детьми.

— Она может свистеть? — спросил я.

Мой переводчик что-то сказал девочке. Та вышла на дорогу и просвистела мужское имя — низкими отчетливыми нотами, звуки эти были живыми и привлекательными, как пение соловья.

— Антонио Эваристо! — свистела она. — Антонио Эваристо!

Мужчина на другом конце улицы обернулся и поднял правую руку в знак того, что услышал. Это всегда делается именно так: вначале высвистывается имя человека, к которому обращаются, а он, услышав, поднимает руку.

— Все в порядке, Антонио Эваристо, можете идти дальше... Я вовсе не собиралась беседовать с вами, — просвистела в ответ девочка.

Антонио сделал удивленный жест и зашагал дальше. Никто на улице не обратил на это ни малейшего внимания.

Я подозвал двух мужчин, вышел с ними на пляж и попросил отойти друг от друга на некоторое расстояние. Потом переводчик с моих слов сказал несколько фраз, которые один островитянин должен был просвистеть другому. Вокруг собралась толпа зевак. Все засмеялись, когда я через переводчика попросил одного из них снять рубашку. А когда на другую мою просьбу снять шляпу — островитянин по-ошибке начал развязывать шнурки от ботинок, зрители буквально покатились со смеху. Оба испытуемых не были большими знатоками языка свиста, но обещали найти для меня профессионала и уверяли, что тут-то я уж не разочаруюсь.

В тот день я еще не раз слышал язык свиста, который часто используется здесь в чисто практических целях. В нижней части города есть насосная станция, которая подает воду наверх — к томатным и банановым плантациям. Подача воды сопровождается рядом сложных операций, и поэтому между плато и насосной станцией нужна настоящая связь. Она и осуществляется с помощью языка свиста.

Официантка в кафе высвистывает каждый заказ, каждое блюдо, от картофельного супа до блинчиков с соусом, повару на кухне. Друзья сказали мне, что она может даже сообщить, как должны быть приготовлены яйца. Официантка может заказать вино или кофе с сахаром, причем, когда речь идет о сладком, свист становится, по моему мнению, более мелодичным.

Родители с помощью свиста беседуют с детьми, и каждый ребенок, даже не достигший годовалого возраста, откликается на свое имя. Дети учатся высвистывать предложения и делают это так же просто, как поют песни. Для них это вполне естественно.

Вы всегда узнаете человека по свисту, так как каждый житель Гомеры свистит по-своему.

Бывает, что на пустынной дороге ломается машина. Иногда водителю удается досвистеться до кого-нибудь, кто передаст сообщение — свистом же в ближайший гараж. Рыбаки пересвистываются от лодки к лодке, сообщая о косяках тунцов и об улове. Когда производится погрузка на стоящих в порту судах, вместо традиционных «майна-вира» слышится свист. Это особенно важно там, где отвесные скалы нависают над берегом. Например, у Гермигуа, где, для того чтобы переправить пассажиров и груз с берега на беспалубное судно, используют подъемник.

На Гомере еще не везде есть телефон, и свист жителей за много лет спас немало людей, к которым в экстренных случаях нужно было вызвать доктора. Однажды на рыболовецкой базе Кантера, на юге острова, срочно понадобился врач. База расположена в заливе, изолированном от остальной части острова острыми скалами, и добраться туда можно только морем. Через шесть минут врач в Сан-Себастьяне уже знал, что его ждут на Кантере, более того, ему сообщили даже симптомы болезни. Пять человек, рыбаки и пастухи, передали это сообщение на расстояние в девять миль.

Если же необходим врач, он прилетает из Лас-Пальмаса на вертолете, потому что, как я уже говорил, обычные самолеты не могут приземляться на Гомере.

Здесь любят рассказывать историю про одного хитрого богатого землевладельца. Он жил полвека назад в Сан-Себастьяне; фермы его находились на юге острова. Землю обрабатывали издольщики, которым приходилось отдавать землевладельцу определенную часть своего стада свиней и овец. Издольщики часто обманывали хозяина, но он никогда не мог проверить свои подозрения. Как только первый крестьянин узнавал, что приехал хозяин, он тут же свистом предупреждал об этом своих товарищей.

Наконец, землевладелец решил взять уроки свиста и в очередное свое посещение сумел составить полный список припрятанных от него пастухами свиней и коров, коз и овец. Сборщики налогов до сих пор испытывают подобные трудности на своей собственной шкуре, потому что об их передвижениях всегда заранее становится известно. В результате получается так, что обнаружить должников становится непосильной задачей.

Мистер Патрик Дункан, сын последнего генерал-губернатора Южной Африки, незадолго до второй мировой войны провел несколько недель на Гомере. Он увлекался верховой ездой, и, если ему нужна была лошадь на время путешествия по острову, он выражал свое пожелание свистом. Дункан хорошо говорил по-испански и вскоре сам легко обучился высвистывать «слова» и принимать простейшие сообщения. На острове он встретил пожилого англичанина, который потерял весь свой некогда значительный капитал и поселился на Гомере, где можно прожить на два шиллинга в день. Англичанин знал о языке свиста несомненно больше других иностранцев, но, к сожалению, его знания умерли вместе с ним.

Преподаватель фонетики в Университете Глазго мистер Андре Класс недавно провел три месяца на Гомере, и за это время они с женой сумели постичь азы «сильбо гомеро». Андре Класс, пожалуй, самый большой авторитет по этому вопросу. Он достаточно полно описал структуру языка свиста в «Архивум лингвистикум» («Archivum Linguisticum») и других научных журналах.

В письмах ко мне Класс подчеркивал, что «сильбо гомеро» не представляет собой ничего загадочного. Это, видимо, одна из разновидностей испанского языка, а что касается форм музыкального свиста в других языках, то их можно отнести лишь к кодам.

«Местные жители прижимают кончик языка к губам и в то же время пытаются артикулировать слова, как и при нормальной речи, — поясняет Класс — Они могут вполне ясно высвистеть все, что говорят по-испански».

Жители Гомеры изменяют высоту тона с помощью языка. Губы и пальцы остаются неподвижны. Конечно, воспринимающий сообщение сильно зависит от контекста, и некоторые отдельные «слова», взятые сами по себе, могут быть не понятны. При длительном разговоре собеседники часто ошибаются, и фразу приходится повторять по нескольку раз. Ошибки могут быть вызваны изменениями высоты звука без вариаций в его тембре.

Однажды в горах Гомеры, в лесу, супруги Класс услышали высвистываемые испанские имена:

— Фелипе! Альфонсо! Фредерико!

При этом на много миль вокруг наверняка не было ни души! И все же мистер Класс нашел «свистунов». То были черные дрозды, прекрасные певчие птицы, имитировавшие человеческие имена, которые часто слышали.

Вы спросите, почему этот язык характерен именно для Гомеры? Во-первых, как я уже говорил, этому способствовал горный рельеф острова. Во-вторых, сам испанский язык, пожалуй более чем любой другой, поддается переложению на свист. Конечно, можно высвистывать простейшие сообщения и на других языках, но испанская фонетика дает возможность выразить все человеческие эмоции. Кроме того, «свистуну» с Гомеры помогают прекрасная акустика ущелий и очень хороший слух. У большинства островитян здоровые зубы, что тоже немаловажно, так как это позволяет им издавать звуки, больше похожие на свист пара, нежели на человеческое дыхание.

Каково же наибольшее расстояние, которое можно «покрыть» свистом? Мистер Класс знал людей, свист которых был услышан на расстоянии до трех миль. Говорят, что рекорд острова — восемь миль, и, хотя Класс склонен считать это преувеличением, он не видит оснований совершенно не доверять этим сведениям.

Мистер Семлер Браун, большой специалист по Канарским островам, посетил Гомеру в начале XX века и установил, что некоторые крестьяне свистели так, что их было слышно на расстоянии трех-четырех миль. Браун ссылается также на сообщение одного путешественника, который рассказывает об англичанине, попросившем гуанчи свистнуть ему на ухо и в результате оглохшем на две недели!

Островитяне уверяли меня, что при свисте на далекое расстояние необходимо приставить к языку согнутый палец правой руки, а левой сделать воронку вокруг рта.

Те, кто побывал на Гомере и пытался изучить «сильбо гомеро», обычно приходили к печальному заключению, что язык вымирает. Некоторые даже полагали, что он отомрет с появлением телефона. Когда в 1935 году от Сан-Себастьяна к Гермигуа и другим населенным пунктам в глубине острова были проложены первые шоссейные дороги, один американский ученый предсказывал дуэль между свистом и автомобильным гудком, уверяя, что язык свиста будет раздавлен насмерть колесами грузовиков. К счастью, ничего подобного не произошло. Гомера остается островом носителей языка свиста, и для этого романтического языка находится все новое и новое применение.

Время от времени в «сильбо гомеро» проскальзывает какое-нибудь слово из исчезнувшего языка гуанчи. В конце XIX века в надежде пополнить словарь «сильбо» на Гомеру приехал французский лингвист Лажар, но он не преуспел в своем начинании. Доктор Хутон пришел позднее к заключению, что этот язык был до испанского завоевания известен лишь гуанчи на острове Тенерифе. На Гран-Канарии Лажар не нашел никого, кто был бы знаком с языком свиста.

На «Леоне и Кастильо» я доехал до Иерро, самого маленького и удаленного острова в группе Канаров. И здесь снова встретился с «сильбо».

На Иерро такие отвесные берега, что построить город на побережье невозможно. Здесь есть лишь бухта с причалом для лодок, пышно нареченная Пуэрто-де-ла-Вальверде. Еще недавно пассажиров и грузы поднимали по склону скалы в проволочной клетке. Теперь в горах пробито шестимильное шоссе, ведущее к городу Вальверде, — на высоту в две тысячи футов.

Я сказал своему приятелю Пепе, что надеюсь отведать на острове вина, и упомянул также о сушеных фигах, которые считаются самыми вкусными в мире. Пепе, видимо, еще на корабле поручил меня заботам пассажиров, живущих на Иерро. Не успел я сойти на мол, как гостеприимные хозяева посадили меня в автобус и оплатили проезд до Вальверде.

Весь путь до города показался мне страшным кошмаром: неогражденная дорога над скалой обрывается прямо в море. Водитель на поворотах часто отвлекался, чтобы поболтать с приятелем. На обочине мелькали белые кресты — память об автомобильных катастрофах. Где-то внизу я разглядел огоньки далекого маленького «Леона и Кастильо» и забеспокоился, доведется ли мне когда-либо вновь ступить на его палубу.

Итак, я вполне созрел для стакана вина, предложенного мне в таверне, расположенной где-то на террасах Вальверде, около которой остановился наш автобус. Мои знакомые привели веселого круглолицего испанца и, подумав, представили мне как алькальда, или мэра. Он был глух и нем. Тут я заметил, что во все окна заглядывают люди, и только тогда сообразил, что говорящий по-английски гость здесь редкость и вызывает огромное любопытство.

Наконец и мне удалось заказать вина на всех. Вскоре я уже почти забыл об острых скалах и жутких пропастях. Кто-то принес пакетик с фигами, о которых теперь я уже и не думал. «Алькальд» вышел на улицу и вернулся с ящерицей длиной почти в два фута. По выражению его лица я понял, что она не кусается, и без опасения рассматривал гигантскую рептилию, несомненно принадлежащую к чудесам острова Иерро. Потом с улицы донеслись гудки автобуса: час, отведенный на осмотр Вальверде, истек. В приподнятом настроении, уже не боясь дороги, я сел в автобус и когда добрался живым и невредимым до «Леона и Кастильо», то попросил Пепе передать мою благодарность всем вальвердцам.

За ночь судно — теперь оно уже не кренилось — снова вернулось к той спокойной стоянке у Сан-Себастьяна на Гомере, которая так понравилась Колумбу. Здесь оно должно было простоять целый день, чтобы погрузить бананы и бочки с вином, а я с первой моторкой отправился на встречу с моим другом, который говорил по-английски, — очень хотелось услышать что-нибудь еще о языке свиста.

Пепе стоял на носу судна. Прежде чем сойти на берег, он что-то просвистел кому-то на пристани. В ответ я услышал свист, означавший, что «сигнал принят», и тогда Пепе начал «настоящий разговор». Он закончил его до того, как катер пристал к молу. На берегу меня уже встречали Хуан и Гильермо. Мы зашли в кафе на площади Кальва Сотело, расположенном в тени лавров. Хуан не был удивлен тем, что дорога вверх на Вальверде не пришлась мне по душе, однако выразил надежду, что фиги и вино в какой-то степени компенсировали пережитый страх. Я был просто потрясен, когда узнал, что Хуан хорошо знаком со всеми деталями моего недавнего путешествия на Иерро.

Я совсем забыл о том, как Пепе переговаривался свистом с берегом. Они с Хуаном договорились устроить этот спектакль для меня, когда судно еще только отправлялось на Иерро. Хуан и Гильермо привели на мол старика эксперта по свисту по прозвищу «Паломо» («Голубь»), который и перевел им все, что высвистел Пепе. Паломо присоединился к нам в кафе. Я узнал, что он сражался на Кубе еще во время испано-американской войны[150], да и сейчас работает, хотя ему уже за восемьдесят. Паломо — крепкий мужчина; год назад он таскал мешки весом по сто килограммов. Старик свистит совсем неплохо, хотя и жалуется, что потеря переднего зуба сильно ограничила его возможности.

Я попросил своих друзей вспомнить о каких-нибудь интересных случаях практического применения «сильбо гомеро». На это Хуан заметил, что каждая страница истории острова передана с помощью языка свиста в горы и оттуда она снова дошла до самых отдаленных заливов на берегу.

Я вспомнил маленькую девочку, которая пересвистывалась с Антонио Эваристо. Она стояла возле дома, где провел свою последнюю ночь в Старом Свете Христофор Колумб, прежде чем пуститься в великое путешествие по неведомым водам. Конечно, отплытие «Санта-Марии», «Пинты» и «Нины» сопровождалось свистом «репортеров». Они повествовали о любви Колумба к Беатрис-и-Бобадилла с Гомеры и о том, что на суда грузят телят и коз, овец и свиней, кур и фрукты. А потом с острова вывезли тот сахарный тростник, который так преобразил облик Вест-Индии. Так что островитянам было что передать свистом еще во времена Колумба.

Я уже говорил, что искусство это существовало с незапамятных времен, и представил себе, как древние гуанчи свистели, плавая на отмелях и сгоняя рыб в плетеные ловушки. Это были, видимо, счастливые времена, но затем пришли завоеватели и истребили веселый и мирный народ. Многие гуанчи предпочли броситься со скал вниз, чем жить под игом завоевателей. Подробности этих трагедий передавались свистом во все уголки острова.

Свистом мятежники договорились о совместном выступлении, когда жители Гомеры взбунтовались против тяжелых поборов и свирепости испанских губернаторов. Свистом созывали они народ на битвы, когда корабли Дрейка[151] атаковали Сан-Себастьян, а через пять лет сдерживали наступление голландцев. Свист разносился по всему острову, когда в начале XVII столетия город заняли алжирские пираты, а Сан-Себастьян был охвачен пожаром. Свирепствовали ли штормы, грохотали ли бурные потоки по дну ущелий, терпели ли суда бедствия, смывало ли рыбаков с борта в море — остров всегда узнавал новости от свистунов. А во время гражданской войны в Испании республиканцы ушли в горы с пулеметами и здесь окопались в неприступной Рок-Агандос. У них не было ни пищи, ни воды, и лишь свистом республиканцы смогли сообщить на остров, что вынуждены сдаться.

Пожалуй, самая известная демонстрация языка свиста на Гомере была организована в 1906 году для короля Альфонсо XIII[152]. Король не верил тому, что ему рассказывали о языке свиста, пока два солдата из местной милиции не доказали справедливость этих утверждений. Правда, они допустили небольшую ошибку. Солдат, стоявший рядом с Альфонсо, получил указание, которое означало: «сними свою шляпу», но он не совсем правильно понял своего товарища и стащил шляпу с короля. Обоим было предложено выбрать для себя награду, и они предпочли... освобождение от воинской повинности. Интересно, что король узнал о языке свиста только после прибытия в Сан-Себастьян, да и сейчас об этом замечательном искусстве в Испании знают очень мало, а испанские ученые почему-то обходят эту тему стороной.

Гомера — странное название, и никто не знает точно, откуда оно произошло. Известно, однако, что в горах Сахары, откуда, возможно, пришли предки гуанчи, жило племя гумеро. Один ученый утверждал, что народ там знал язык свиста. Может быть, это и так, хотя мне кажется, что замечательное искусство высвистывать слова зародилось в ущельях Гомеры. И теперь любой свист напоминает мне об острове верблюдов и маленьких осликов, об ульях, сделанных из полой сердцевины пальмы, о сардинах и тунцах, о женщинах под черной вуалью в старой церкви, где молился еще Колумб.

«Я мог бы назвать лишь немного мест, столь оторванных от всего мира и навевающих впечатление полной изолированности», — писал о Гомере в начале XX века английский орнитолог. Действительно, с тех пор Гомера не очень изменился.

Сейчас много бедняков эмигрируют с Гомеры в Венесуэлу, которая им кажется южноамериканским раем. Я видел этих несчастных, они обнимали жен и матерей на пристани Сан-Себастьяна и печально взбирались на борт «Леона и Кастильо» со своими трогательными узелками.

Но вот якорь поднят. Мужчины вышли на палубу с гитарами и запели «Малагуэну» и «Тахаресте» под аккомпанемент тамбуринов. Их щемящие мелодии лишь усугубляли тоскливое настроение. Но тут раздался свист, который отвлек мое внимание от грустных гитаристов. Он раздавался со скалы над Сан-Себастьяном и был исполнен призывных тонов, он летел над водой, заглушая печальные мелодии. Один из пассажиров, сидевший на скатанных одеялах на палубе, встал и свистнул в ответ.

— До свиданья, — услышал он от своего друга. И ответил ему, перекрывая свистом добрую милю:

— Вольвере отра вец! Адио! (Я еще вернусь! Прощай!)