Острова, не тронутые временем

Глава пятнадцатая Острова Западной Африки

У Анголы — два аванпоста в океане, два небольших вулканических островка, управляемых из Луанды. Это — Сан-Томе и Принсипи. Романтичные португальцы назвали их «жемчужинами моря». Но моряки дали им совсем другое прозвище — «обитель акул». Корабли, попадающие в эти воды, сразу же окружают акулы-людоеды. Здесь их значительно больше, чем где-либо еще в водах Западной Африки.

Если плыть из Луанды на почтовом судне, следующем до Лиссабона, за тридцать шесть часов можно добраться до острова Сан-Томе, находящегося на экваторе. Мой приятель, пилот португальской авиакомпании, говорил мне, что из-за низкой облачности и гористого ландшафта острова не любит здесь летать. Ведь Пико-де-Сан-Томе поднимается на высоту до семи тысяч футов, да и другие вулканические кратеры немногим ниже.

Наверное, безоблачным выдался тот знаменательный день, когда португальский лоцман Руи де Секвейра увидел вершины гор на острове в день Святого Фомы. Шел 1473 год; и, хотя лоцманы вели суда к новым землям под парусами и без локаторов, то был век великих открытий. А через двадцать лет португальский король Хуан II повелел рыцарю из своей свиты заселить остров. Колонизация эта была осуществлена одним из самых странных и наиболее жестоких методов, которые только знает история.

В Португалии просили убежища от инквизиции более девяноста тысяч испанских евреев. Это были мараны — люди высокой культуры: врачи, хирурги, банкиры и крупные дельцы. Король Хуан II приказал им покинуть страну в течение восьми месяцев. Но среди маранов были и такие, которые ослушались короля и не покинули Португалию. Тогда король решил отнять детей у родителей, не пожелавших креститься, и отправить их в Западную Африку, где и обратить в христианство. Так из Португалии были изгнаны тысячи еврейских мальчиков и девочек. На этих же кораблях вместе с ними увозили на поселение политических и уголовных преступников. Несчастных высаживали в разных пунктах побережья Гвинеи. На Сан-Томе попала большая группа мальчиков-евреев.

Сейчас евреев на острове нет, потому что за прошедшие века они смешались с другими народностями. Однако здесь встречаются темнокожие люди с семитскими чертами, и на этих удаленных от большого мира островах можно совершенно неожиданно услышать легенды из Ветхого завета. Патер-иезуит Джозеф Уильямс обнаружил следы иудаизма в фольклоре западноафриканских племен. Некоторые из их легенд и поверий появились, по-видимому, много столетий назад благодаря евреям-номадам, которые пересекали Сахару, но на Сан-Томе это влияние несомненно следует отнести к концу XV века, когда здесь появились португальские изгнанники.

Потомки евреев принесли острову процветание. Они первые стали сажать какао, благодаря чему эта колония величиной в несколько сот квадратных миль стала самой богатой из соизмеримых по величине островов мира. Были воздвигнуты красивые деревянные постройки. Землевладельцы вели себя подобно средневековым баронам. Один богач, по имени Гаспар Фернандес, построил в горах деревянный замок и даже содержал отряд солдат. Остров охотно принимал на поселение людей всех национальностей: сюда заходили корабли с вином, мукой и маслом, сыром, кожей для сапог, мечами, стеклом и четками.

В те дни остров экспортировал сахар и рабов, купленных в Бенине[153] или на побережье Гвинеи. Процветание зиждилось на рабском труде, потому что рабам не только не нужно было денег, но их можно было даже не кормить. Каждому рабу с семьей выделялся участок, где он высаживал просо и ямс, салат и капусту. Они пили козье молоко и пальмовое вино. Один из путешественников того времени рассказывает, что белый человек, доживший до пятидесяти лет и убеленный сединами, был здесь редкостью.

Именно в годы первых поселений произошло крупнейшее кораблекрушение — у берегов Сан-Томе разбилось невольничье судно «Амадор», шедшее из Луанды в Бразилию. Сотни ангольцев чудом спаслись и бежали в дремучие леса острова, где построили себе укрепленные крепости-деревни. Случись такое где-либо на равнине или в открытой местности, их быстро окружили бы и взяли в плен, но на Сан-Томе, пересеченном множеством узких ущелий и рек, покрытом густым тропическим лесом, существуют тысячи недоступных мест. Этих отчаянных «анголаров», как прозвали рабов, бежавших с затонувшего судна, так и не поймали. Однажды они сами спустились со своих «орлиных гнезд» в поисках женщин и увели их с собой. У них не было ничего, кроме собственных рук и огромного желания выжить. «Анголары» строили крепости, мастерили луки и стрелы и даже нападали на фермы. Португальская полиция, вооруженная мушкетами, прогоняла их, но они снова и снова возвращались и отбирали имущество у поселенцев.

«Анголары» были сломлены лишь к концу XVII столетия. Их потомки уединенно и независимо живут теперь в рыбачьих деревушках на побережье острова.

Немало бед обрушивалось на остров Сан-Томе. Он пережил голландское нашествие и даже частичную оккупацию в начале XVII века. Многочисленные угнетатели нашли свою смерть на острове, поэтому Сан-Томе называют еще голландским кладбищем. Спустя сто лет французы захватили порт Сан-Томе, разграбили и подожгли город. Часто восставали рабы. Пираты грабили суда, стоявшие на якоре вблизи острова. Поэтому не удивительно, что португальцы — владельцы сахарных плантаций в конце концов настолько отчаялись, что в один прекрасный день вместе со своим скарбом отплыли в Бразилию.

Но наступило такое время, когда остров Сан-Томе потерял былое значение и существовал только тем, что снабжал провизией корабли, перевозившие рабов. Остров стал как бы постоялым двором.

На Сан-Томе почва очень богатая, состоящая из темно-коричневой вулканической породы, а высокие горы обусловливают самые разнообразные климатические условия. Со временем началось освоение новых культур, хотя и старые давали невиданные урожаи. Каучук, хинин, кофе и какао приносили землевладельцам огромные доходы, причем какао постепенно вытеснило остальные культуры. Поэтому когда в 1875 году Португалия предоставила свободу рабам, феодалы восприняли это решение как страшный удар для себя.

На острове к тому времени было десять тысяч рабов, и все они в день освобождения кинулись в город. На берегу их встретили команды военных моряков с канонерок, но беспорядков не произошло. Вскоре бывшие рабы стали умирать с голоду, но многие предпочли смерть возвращению к плантаторам.

А хозяева тем временем стали подыскивать новые источники рабочей силы. Из Либерии они привезли круменов. Свободолюбивые и преданные своей родине, те верили каждому слову контракта, предусматривавшего возвращение их через два года на родину. Но португальцы вовсе не собирались этого делать. Тогда крумены тайно начали выдалбливать в лесах каноэ. Они, конечно, не подозревали, что от материка остров отстоит более чем на сто миль, но если бы и знали, то не поколебались бы в своем решении. Многие из них вышли в море в маленьких лодчонках с ничтожными запасами пищи и воды. Лишь нескольких беглецов подобрали проходящие суда. Позже были найдены лодки с мертвыми людьми. Одни из круменов стали добычей акул, другие погибли от жажды.

Тогда магнаты какао решили отправиться за рабочей силой на острова Зеленого Мыса, Мозамбик и даже в Китай. В общем это предприятие также закончилось неудачей, хотя и сейчас на острове иногда можно встретить процветающих китайских лавочников. А в самом конце XIX века плантаторы потихоньку возобновили работорговлю, чтобы иметь в экстренных случаях даровую рабочую силу.

Для этого они отправили своих агентов в Анголу, откуда те проникли даже в Конго и в Северную Родезию. Вожди племен поставляли им «сервикаес», как называли там африканцев, продаваемых в кабалу. В течение нескольких лет через порты Анголы прошло четыре тысячи мужчин, женщин и детей. Ни один из них так и не вернулся домой. Контракты были разорваны, а африканцев, которые не знали ни слова по-испански и не могли даже выразить свой протест, заставили служить во славу денежного мешка.

К 1908 году только один Сан-Томе давал шестую часть всего мирового производства какао.

Наверное, вам приходилось слышать о том, что торговлей какао в Англии занимаются квакеры — религиозная секта, отличающаяся очень строгими правилами (в частности, она осуждает рабство). Квакеры строго следуют своим принципам в повседневной жизни, даже в тех случаях, когда затрагиваются интересы их кармана. Когда до них дошли слухи о рабах на Сан-Томе, участь работорговцев была предрешена.

Для того чтобы узнать правду, квакер Уильям А. Кедбери послал на Анголу и Сан-Томе людей, которым полностью доверял. Они докопались до истины: формально люди, работавшие по кабальным договорам, считались взятыми в плен воинами враждебных племен, с которыми-де на Сан-Томе, за редкими исключениями, обращались вполне сносно. На самом деле, хотя телесные наказания и были запрещены законом, работников били по рукам плоским круглым деревянным инструментом («пальматория»), который не оставлял никаких следов. Вся эта система, по мнению посланников Кедбери, практически ничем не отличалась от рабства.

Для Кедбери и других покупателей какао всего этого было достаточно. Они заявили португальцам, что не купят больше ни унции какао, пока те не станут на своих плантациях применять свободный труд. Португальцы ответили, что люди, присылаемые на остров, — грубые дикари, которые погибли бы, если бы были предоставлены самим себе, и поэтому почитают за большое счастье получить работу на плантациях какао. Но Кедбери стоял на своем, заявляя, что не купит ни зерна какао, пока пятьдесят тысяч рабов Сан-Томе не будут отправлены на материк.

И их пришлось отправить на родину. Новый набор рабочих производился уже под наблюдением британского консула. В течение более чем сорока последующих лет благодаря квакерам система набора рабочей силы была безупречной. В настоящее время рабочую силу все еще продолжают вывозить из Анголы, с островов Зеленого Мыса и из Мозамбика. Работников обеспечивают сносной едой: рис и сухая рыба, мясо, фасоль, мука из маниока, консервированное молоко для детей, пальмовое масло, немного вина. Единственный напиток, которого совсем не употребляют на острове, — это какао.

Столица Сан-Томе — прелестный порт Санта-Анна-де-Шавес в северо-восточной части острова. Это, как нередко случается и в самой Португалии, — рыбачья деревушка, превратившаяся со временем в портовый город. На южной оконечности залива стоит большая белая крепость. Здесь есть городская площадь и узкоколейка, соединяющая гавань с ближайшими горными деревушками. Что же касается самой Анны-де-Шавес, этой загадочной женщины, именем которой назван город, один из самых больших пиков и река, то о ней, к сожалению, не известно ни одной легенды — вообще ничего, кроме имени.

Если вы собрались на пикник, то берите рыбачью лодку и отправляйтесь на север к островку Горлица. Это совсем недалеко — всего несколько миль. Остров покрыт пальмами и деревьями какао, но — что главное — он находится точно на экваторе. Здесь стоят даже специальные столбы, по которым каждый может точно определить свое местоположение.

Сразу же за пределами Санта-Анна-де-Шавес начинается лес. Выше двух тысяч футов над уровнем моря какао растет плохо, поэтому нетронутые леса все еще покрывают большую часть острова. В горах ботаники находят редкие виды растений. Ползучие бегонии и вереск, лавр и кипарисы — типичные представители островной флоры. Натуралист Александр Барнс обнаружил несколько неизвестных науке бабочек на гниющем дереве. На окутанной туманом вершине ему первому удалось поймать самца бабочки Charaxes odysseus. До этого времени в сачки натуралистов попадались только самки, и музеи всего мира оспаривали друг у друга право заполучить роскошный экземпляр самца с пурпурными крыльями. Барнс нашел также целый ряд поразительных разновидностей растений и насекомых, которые появились, видимо, в результате изоляции острова. Голуби и другие птицы отличались от соответствующих видов на материке. Из млекопитающих на Сан-Томе встречаются летучие мыши, крысы и обезьяны, причем они обитают в здешних лесах уже длительное время. Каким-то образом на остров пробралась черная кобра — рептилия, об окончательном истреблении которой мечтают местные жители. Довольно много здесь морских черепах, часто заползающих на пляжи. Из их панцирей делают причудливые гребни.

Климат на Сан-Томе слишком жаркий для лошадей, поэтому богатые землевладельцы ездят на мулах. Когда проезжает белый человек, рабочие низко кланяются. Плантации какао столь велики, что жилые поселки на них не уступают по размерам крупным деревням (самое большое поместье на острове насчитывает более трех миллионов деревьев какао).

И в наши дни остров — прибежище «фугитариос» — людей, которые нарушили контракт и ушли в горы или на отдаленные участки побережья, подобно древним «анголарам». И попробуй разыскать тех, кто укрылся в джунглях!

Сан-Томе, по-видимому, был одним из тех островов, на которых останавливались финикийцы во время своего известного путешествия вокруг Африки за 600 лет до н. э. Одно время историки сомневались в достоверности этого путешествия, но позднейшие исследования подтвердили слова Геродота. «При наступлении осени, — писал он, — они (финикияне) приставали к берегу и, в каком бы месте Ливии (древнее название Африки) ни высаживались, засевали землю и дожидались жатвы; после уборки хлеба плыли дальше. Так прошло два полных года, и лишь на третий они вновь увидели Геркулесовы столбы и благополучно добрались домой».

Историк Дж. Уилер нанес на карту путь карфагенских галер и вычислил, что экспедиция оставила южную оконечность Африки в апреле 612 года до н. э. и высадилась на Сан-Томе в том же году в июле. Пустынный остров с его разнообразным климатом и богатой вулканической почвой был одним из немногих мест в этих краях, где карфагеняне могли вырастить урожай.

Любимое блюдо на острове — цыплята, тушенные в пальмовом масле и приправленные огурцами, помидорами, красным перцем и специями. Я обратил внимание также на блюдо «алмоко».

И все же если вам доведется подойти к острову Сан-Томе ночью, то посмотрите на воду, и в свете бортовых огней вы увидите плавники рыбы, которая долго еще будет основной пищей бедняков. Сан-Томе — заповедник акул.

Остров Принсипи лежит в девяноста милях к северу. Это — Сан-Томе в миниатюре. Четыре века назад доходы от продажи сахара на Принсипи составляли капитал старшего сына португальского короля; поэтому его и называли «остров Принца».

Принсипи поднимается из океана подобно темной грозовой туче. Но, высадившись на остров, вы попадаете в цветник, к благоуханию которого примешивается еще аромат хвойных деревьев, которые выглядят очень смешными, потому что на их ветках расселись попугаи. Резко уходят вверх иглоподобные пики, самый высокий из них, именуемый просто «Пико», высотой в три тысячи футов. Кроме того, выделяются Бико де Папагайо (Клюв Попугая) и Фосинхо де Као (Собачья Морда).

Сан-Антонио — столица, да и вообще единственный крупный населенный пункт острова. По другую сторону острова лежит залив «Западный» (Вест-бей), излюбленное место стоянки английских кораблей, которые охотились за судами работорговцев. «Западный» безопасен даже в сезон торнадо. Офицеры часто пользовались гостеприимством мадам Ферейра, жены губернатора, о которой ходят легенды. Мадам Ферейра жила в большом доме, обслуживаемом только рабынями. Когда появлялся военный корабль, они несли ее к берегу в гамаке под пологом, расписанным геральдическими знаками дома Ферейра. Она ящиками дарила морякам яблоки, апельсины, кофе. Когда офицеры навещали губернаторшу, то находили в этом заброшенном уголке все самое лучшее, что есть в Европе, приобретенное за богатства Африки. Моряков после долгого плавания вдоль побережья Западной Африки поражал этот контраст богатства и бедности.

Пираты часто заглядывали на Принсипи, чтобы пополнить запасы воды и высмотреть жертвы. Эйвери (Длинный Бен) разграбил и сжег тут два датских судна. Побывал здесь и Хоувел Дэвис. Он шел под английским флагом, но был уличен в вероломстве и погиб от пули в доме губернатора. Его люди приступом взяли форт, изгнали оттуда португальцев и сожгли все португальские суда, которые стояли в то время в гавани.

В середине XIX века Принсипи посетил писатель Уинвуд Рид. Его глубоко потрясла жестокость в обращении с африканцами, которую он наблюдал на побережье Западной Африки, но на Принсипи ему понравилось. «Принсипи настоящая маленькая страна отшельников, — писал он. — Нет преступников, потому что нет законов. Нет и преступлений — за отсутствием побудительных причин; нет бедняков, так же как нет и богатых. Мне никогда не доводилось видеть в Африке столько счастливых людей, как на острове Принсипи, равно как и столько симпатичных девушек. Увидев вас, они дарят вам улыбку, которая совратила бы и святого. Представьте, какой эффект она производит на грешника! А потом вас слепит блеск других черных глаз, и мягкие руки играют в прятки в вашей шевелюре; а потом вы сидите под какой-нибудь стройной пальмой, пьете молоко кокосового ореха, берете уроки местного португальского диалекта и наслаждаетесь полдневной сиестой. Тогда хочется пренебречь заботами большого мира и, оставшись на острове, мечтать, мечтать и мечтать...»

Испании принадлежит десять тысяч квадратных миль Западной Африки: зеленый остров-гигант Фернандо-По, несколько островков поменьше и нездоровый маленький анклав, вытянувшийся вдоль берега и известный под названием Испанской Гвинеи или Рио-Муни[154].

Когда, сидя под тентом французского лайнера «Азия», я увидел сдвоенные пики Фернандо-По, то понял, что это зрелище так величественно, что не уступает даже горе Камерун, виднеющейся по другую сторону морского канала шириной в восемнадцать миль.

Об этих испанских колониях, как правило, не упоминают, а Испанская Гвинея, пожалуй, наименее известное место из всех африканских территорий. Столица ее — Бата[155]. Один проживающий здесь английский делец сказал, что я ничего не потеряю, если не посещу этот город. Он работал на одну из старых фирм на западном побережье. В его работу входила инспекция факторий по всему побережью — от Баты до Пуэнт-Нуаро, поэтому он все время был в дороге. До некоторых мест ему приходилось добираться под парусом в маленьком баркасе. Это нравилось ему больше, чем круиз на океанском лайнере.

Он с любовью говорил о двух чудесных островках неподалеку от Рио-Муни, также принадлежащих Испании: Элобее и Кориско. «Нигде вокруг Африки вы не найдете более симпатичных островков. Климат там более здоровый, чем на материке; это замкнутые мирки, где тысячи местных жителей выращивают бананы, земляные орехи и ловят черепах в песке. Много лет назад на Кориско обосновались голландцы. Оттуда они снабжали свои суда пшеницей, овощами и бананами, и до сих пор на острове сохранились остатки небольшого голландского форта».

Но если вы ищете романтику в чистом виде, утверждает торговец, плывите на Аннобон. Аннобон — осколок земли вулканического происхождения. Длина его всего четыре мили, лежит он в двухстах милях от берега. Четыре века назад здесь налетела на рифы португальская шхуна, которая шла из Конго в Бразилию. Освобожденные таким образом рабы сумели выбраться на берег. Если на Сан-Томе рабам пришлось скрываться, то здесь весь остров оказался в их распоряжении. Вначале Аннобон принадлежал Португалии, потом она переуступила его Испании с условием, что он всегда останется «местом для свободной и открытой перевозки и торговли африканцами». К счастью для черных робинзонов, Испания больше чем на столетие совершенно забыла, что в ее владения входит этот остров.

Жители Аннобона охотились на китов по старинке — с ручным гарпуном, они снабжали американских китобоев дровами и водой, получая взамен старую одежду, ружья, спирт и табак. В садах у них росли ананасы и лимоны, апельсины и тамаринды, сладкий картофель и ямс. У них было много кур и свиней. Боцманы проходящих кораблей вскоре поняли, что здесь всегда можно выгодно выменять свежую провизию: за пакет иголок — связку кур, за сухари — фрукты, за бутылку рома — огромную корзину с рыбой. Золотые же соверены на островитян не производили ни малейшего впечатления, а пустая бутылка ценилась дороже доллара.

Если на борту судна находился священник, островитяне приходили к нему исповедаться, крестить ребенка, освятить брак. В конце XIX века на Аннобоне появились первые белые люди — испанские священники. В деревне на севере острова они обнаружили настоящую коммуну из двух с небольшим тысяч африканцев; обитатели острова не знали никаких налогов, не ведали и преступлений. Аннобон был настоящим раем в тропических водах, не принадлежащим никому и управляемым местным вождем, которого время от времени избирали на общей сходке.

Германия прослышала о «бесхозном» острове как раз во времена своей колониальной экспансии. Рассказывают, что к острову подошел немецкий корабль «Циклоп» и попытался водрузить на нем флаг с черным орлом. В ответ на это испанский священник поднял флаг своей родины.

В настоящее время Испания в знак своих прав на остров держит там одного чиновника морской службы и несколько констеблей. Островитяне хорошо разбираются в испанских песетах, но очень смутно представляют себе диктатора Франко. За четыре века небольшая кучка потерпевших кораблекрушение рабов увеличилась до двух тысяч человек, и катастрофа у Аннобона стала, таким образом, одним из самых счастливых эпизодов в истории экваториальных вод.

Так же как Аннобоном, Испания пренебрегала Фернандо-По, до тех пор пока его не занял отряд британского флота и не создал здесь базы для охотников за рабовладельческими судами. Тогда испанцы спохватились и заявили о своих правах на Фернандо-По. Через несколько лет Англия предложила за остров пятьдесят тысяч фунтов, и испанское правительство хотело было пойти на эту сделку, но из-за протестов общественности вынуждено было отказаться от нее.

Этот остров лежит в глубине Гвинейского залива, и его вулканические пики и горная цепь противостоят другому чуду — тринадцатитысячефутовой горе Камерун. Остров по форме напоминает параллелограмм в восемьсот квадратных миль. Он назван по имени португальского мореплавателя и был передан Испании в то же время, что и Аннобон.

Первые испанские поселенцы погибали от лихорадки или их прогоняли аборигены. Бежавшие с Принсипи рабы построили на юге острова убежища, где живут и поныне, называя себя «потогами» или «потоами» (то есть португальцами). После того как остров был занят англичанами, на нем закрепились африканцы из Вест-Индии и других частей Западной Африки, где говорят по-английски и где английский язык стал преобладающим. Вершины, горы и заливы носят и английские и испанские названия.

Самой интересной народностью Фернандо-По, несомненно, являются аборигены — буби[156]. Они все еще живут в условиях каменного века — в примитивных поселениях, расположенных в малодоступных горных местностях. Один исследователь, изучавший их язык, сделал интересное открытие. Буби, по его мнению, попадая в темноту, начинают терять дар речи. Их словарный запас так мал, что буби вынуждены выражать свои мысли большей частью с помощью рук.

Исследователи, побывавшие на острове в конце века, плохо отзывались о буби. «Это самый мерзкий народ в мире, — заявил Ричард Ландер. — Их вождь — кровожадный дикарь, недаром его зовут «головорезом». Другой путешественник, Т. Хатчинсон, назвал буби «самой ленивой и бестолковой расой, которую только можно встретить в Африке». Еще писатель Уинвуд Рид сообщал: «Буби фантастически ненавидят цивилизацию. Я впервые увидел дикарей, и нужно сказать, что зрелище это не из приятных. Их женщины ужасны». Каждый миссионер характеризовал буби как каннибалов, у которых в обычае и черная магия, и полигамия, и другие остатки язычества.

Может быть, не все буби — милые люди, но они далеко не так плохи, как пытаются их представить упомянутые авторы. Похоже, что исследователи видели худших из них, развращенных горячительными напитками белых, где-нибудь недалеко от Порт-Кларенса — гавани и столицы на севере острова. (Сейчас она носит название Санта-Исабель.) Далее же к югу жили подлинные представители буби — лесные жители, дружелюбный и гостеприимный народ. Обитают они в горных деревнях, окруженных частоколом. У буби светло-коричневый цвет кожи. Они значительно отличаются от континентальных африканцев как своими обычаями, так и внешним видом.

Буби говорят, что их предки вышли из кратера высокого пика Санта-Исабель. На самом деле они, видимо, пришли с материка в XVII веке, но это совершенно самостоятельное племя и происхождение его — полная загадка. Они говорят на языке банту. Буби не умеют обрабатывать железо и даже теперь применяют деревянные копья и танцуют под деревянные бубны.

Буби нельзя отнести к древним охотникам, потому что они не похожи на пигмеев и, кроме того, вот уже много веков обрабатывают землю. Их деревни окружены небольшими аккуратными полями, на которых возделываются ямс, бананы и таро[157]. Но при первой возможности они идут на охоту. Легенды буби рассказывают об охоте на буйволов. Видимо, красный буйвол Камеруна в древности водился в этих лесах, отрезанных несколько тысячелетий назад от материка в результате землетрясения. Сейчас буби охотятся на небольших антилоп, дикобразов, обезьян и белок, в пищу идет также и мясо гигантского питона, что водится на острове. На берегу собирают черепах и крабов. И никто, по-видимому, не сможет убедить буби работать на плантациях белого человека.

Буби имеют кремневые ружья. Они превосходные трапперы, а корзины-ловушки, которыми они ловят рыбу, — настоящее произведение искусства. Они могут даже делать такие корзины, в которых удается хранить пальмовое масло или воду. А вот считать они могут только до пяти, хотя память у них хорошая, и они вовсе не склонны забыть те времена, когда испанцы в начале колонизации пытались истребить всех буби и охотились за ними с собаками, как за дичью.

Много лет назад буби воевали между собой. Потом появился великий вождь по имени Мока, который объединил всех буби. Его деревня, лежавшая на юге острова близ озера, стала центром объединения всех буби и до сих пор остается главным поселением этого народа. Она расположена на высоте шести тысяч футов на голом торфянике, столь не похожем на тропические джунгли у подножия. Один белый путешественник семьдесят лет назад встречался с Мока. Он рассказывает о нем как о дикаре, который уединенно живет со своими сорока женами, подобно тибетскому ламе. Столица Мока была расположена на высоком плато, окруженном горами. По поверью, вождь буби не должен видеть моря.

Фернандо-По таит и еще одну племенную загадку. В первые годы английской оккупации капитан королевского флота Филмор сделал зарисовки некоторых жителей острова — это были светлые люди с лицами кавказского типа; они отличались развитым интеллектом. Сейчас людей подобного типа на Фернандо-По нет. Филмор полагал, что это были последние из гуанчи. Дротики, которые они применяли, считал Филмор, подобны тем, что находят в захоронениях гуанчи на Канарских островах.

Для альпиниста взобраться на десятитысячефутовый Пико-де-Санта-Исабель особого труда не составляет. Но для первых альпинистов это было проблемой, тем более что буби отпугивали их. Ведь они были уверены, что белый человек, который обнаружит их поселения, навлечет на них всяческие беды. Первое зарегистрированное восхождение было совершено в 1840 году метисом Джоном Бикрофтом, который сначала был британским консулом на острове, а позднее назначен испанцами губернатором. Двое слуг, сопровождавших Бикрофта, погибли от холода, и буби сочли это дурной приметой. Поэтому когда через двадцать лет знаменитый ботаник Густав Манн и испанский офицер Пеллон совершили второе восхождение, они обнаружили, что почти вся растительность вокруг вершины выжжена. Это сделали буби, которые надеялись таким образом прогнать белых с мест, принадлежавших их предкам.

Манн несколько раз взбирался на Санта-Исабель, а также на Мистерио («Пик с секретом»), который является второй по высоте вершиной на острове, поднимаясь почти на девять тысяч футов. Он впервые доставил из Западной Африки в Кью[158] древесный папоротник. Манн и Пеллон нашли банку и английский флаг, оставленный Бикрофтом на кромке кратера. В бытность свою британским консулом, на Санта-Исабель восходил знаменитый Ричард Бертон. А под сигнальным шестом, оставленным Манном и Пеллоном, до сих пор лежит и бутылка из-под сидра с бумагой, на которой оставили свои имена английские миссионеры. Вершина Санта-Исабель представляет собой гигантский обрывистый кратер, заросший клевером, вереском и цветами. С нее видны кратеры и поменьше; некоторые из них заполнены озерами.

Отсюда же можно увидеть плантации какао — землевладельцам не дают покоя лавры Сан-Томе. На Фернандо-По выращивают некоторые сорта самого лучшего какао, но в конце 20-х годов плантации опустели — не хватало людей. Испанские агенты отправились в Либерию, где совершили сделку с вице-президентом. Из либерийских джунглей начали отправлять партии рабов по девять фунтов за голову, за каждую партию из полутора тысяч человек полагалась отдельная премия в тысячу фунтов. Потом слухи об этом дошли до Лиги наций. Президент Либерии и вице-президент были освобождены от своих постов, а вся система набора рабочей силы объявлена незаконной.

Санта-Исабель — столица острова с гаванью, которая представляет собой осевший вулканический кратер, круглую бухту, где для судов сделаны проходы. Дорога ведет на стофутовый холм, и перед вами открывается уютный городок с выбеленными домиками и садами, а также площадью в испанском стиле, где находятся собор и склады торговых компаний. Я хорошо знаю Западную Африку, но нигде не могу припомнить главной улицы длиной в пять миль, которая была бы обсажена манговыми деревьями — пять миль сплошной зеленой листвы и золотых плодов.

Фернандо-По был когда-то местом ссылки политических преступников, потом его заменило менее приятное местечко Рио-де-Оро[159], но еще несколько лет назад на площади Санта-Исабель можно было увидеть настоящих университетских профессоров и других примечательных личностей, которые уныло потягивали шерри и строили планы побега. Однажды целой группе удалось бежать с помощью англичан — торговца и капитана судна. Они спрятались в бочках, в которых должно было находиться пальмовое масло; эти бочки перекатили в лодки и подняли на борт. Вскоре после того, как судно вышло в море, побег был обнаружен, и вдогонку пустилась испанская канонерка. Но капитан приготовился: он поставил на бочки с беглецами другие — с пальмовым маслом, и испанский досмотровый отряд вынужден был вернуться на свой корабль с пустыми руками.

Я уже говорил, что Санта-Исабель — столица острова, хотя в конце века она была «разжалована». Это случилось после прибытия нового губернатора, напичканного за время поездки к острову историями о нездоровом климате Санта-Исабели. К тому же он сразу узнал, что его предшественник только что умер от лихорадки. На следующий день и новый губернатор слег с приступом малярии. Он выздоровел, но ничто уже не могло заставить его остаться в Санта-Исабель. В одной миле от города, в горах, он обнаружил небольшое местечко Базиль с хорошим климатом. Здесь губернатор выстроил себе дом и отсюда управлял делами острова. Как раз к этому времени здесь появился первый телефонный аппарат, и из Санта-Исабель к Базилю протянули линию. Аборигены украли проволоку, и тогда губернатор организовал службу скороходов. Он отказывался пить местную воду, о которой говорили, что она заражена, и поддерживал свое здоровье чистым легким шерри. Губернатор не покидал Базиля, пока не кончился срок его службы на острове.

С тех пор испанские чиновники во время серьезных эпидемий нередко спасались в Базиле. В последнее время, например, в Санта-Исабель была распространена сонная болезнь. Попытки колонизации острова белыми поселенцами терпели неудачу одна за другой. Бывший британский консул Хатчинсон сообщает, что за первые пять месяцев умерло двадцать процентов переселенцев из Испании. «За короткое время на улицах появилось несчетное количество мужчин, женщин и детей, которые еле передвигались и которых едва можно было назвать живыми существами, — писал он. — Пятьдесят человек уехали на пароходе обратно в Кадис. Казалось, на судно грузили скелеты, обтянутые кожей, а не живых людей». Но современной медицине удалось справиться с сонной болезнью, и Санта-Исабель вновь стала полноправной столицей Фернандо-По. Ушли в прошлое времена, когда офицер английского судна давал своей команде приказ:

— Первому отряду — копать могилы. Второму отряду — сколачивать гробы!