Острые перья

Глава 10

Ах, сколько б ни смотрел на вишни лепестки,

В горах, покрытых дымкою тумана,

Не утомится взор!

И ты, как те цветы…

И любоваться я тобою не устану.

(Ки-Но Томонори)

В этот раз темнота не казалась старым другом, что протягивает руку помощи в трудный момент — она обратилась врагом, вязким и жадным болотом, утягивающим Арена на самое дно, лишая возможности кричать и дышать.

Но даже когда его рот наполнился теплой густой тьмой, когда в легкие хлынула черная тягучая жидкость, он все еще мог думать. Его мысли — пока что — принадлежали лишь ему. И Арен вспоминал: заразительный смех Наоми, ее удушливые тяжелые духи, остающиеся шлейфом на мягкой коже, сведенные к переносице брови Ринджи, рука брата на плече…

Сотни отрывков из его жизни, которые казались несущественными, но на самом деле несли в себе особую ценность. Простые, малозначимые вещи, за которые сейчас Арен был готов отдать что угодно, лишь бы пережить их вновь.

Знакомые лица мелькали в хаотичном круговороте воспоминаний, не давали закрыть глаза и безропотно уступить темноте, заставляли бороться. Напоминали, что ему есть ради чего сражаться — в мире, оказывается, было столько всего, ради чего хотелось жить.

Стиснув зубы, Арен вынудил себя сопротивляться малодушному желанию — его легкие горели, голова раскалывалась от боли, каждая мысль приносила острую, невыносимую ломоту в теле, — но он сделал последний рывок и вынырнул на поверхность.

Открыл глаза.

Вокруг было по-прежнему темно и пахло благовониями, но сама камера пустовала. Наоми ушла, выдернув с мясом железную дверь. Глядя на вывороченный металл, Арен отрешенно подумал, что не может представить ту, что способна на такую силу. В его голове все еще мелькал образ Наоми — темный шелк волос, алые губы, — дразнил, изводил и мучил, напоминая, что такой Наоми больше нет.

Есть другая — тэнгу. Чужая и далекая.

Та, о ком слагали легенды. Чудовище с крыльями из сотен тысяч перьев, каждое из которых было острее клинка. Непревзойденное в искусстве сражений существо, ходившее по земле до того, как люди возвели храмы — по рисовым полям, наполненным влагой, по темным, бесконечным лесам и топким болотам, где багульник пах перебродившим пряным вином.

С трудом Арен прислушался, игнорируя шум собственной крови и пульсацию в висках. В подвале царила вязкая тишина, разбавленная монотонным звоном разбивающихся о пол капель — где-то текла вода, и через этот ритмичный, въедливый звук слабо просачивалась песня, напеваемая мужским голосом.

Через секунду Игараси услышал и другое — стук тайко, сплетенный с пронзительными нотами бивы. Эта странная мелодия завораживала — и пугала тем, как органично в нее проникли женские крики боли.

Наоми, — даже не подумал, а почувствовал всем телом Арен.

Ей нужна была помощь. Его помощь.

Он поднялся, опираясь на влажную и холодную стенку, сделал несколько неуверенных шагов. Путь до лестницы показался ему неимоверно длинным, но, увидев крутые ступени, ведущие наверх — не меньше двух десятков, он понял, что самое трудное еще впереди.

Едва сдерживаясь, чтобы не опорожнить желудок от беспрестанной тошноты, вызванной ударом по голове, Арен упрямо преодолевал ступеньку за ступенькой. С каждым новым шагом крики и песня становились отчетливее и громче — это придавало ему сил, заставляя под напором ярости забыть о боли.

Пульсация в висках нашептывала ему: ты ей нужен, и он шел вперед.

Когда впереди замаячил оранжевый отблеск свечей, расставленных по периметру пустынного каменного зала, Арен остановился на мгновение, впитывая в себя новые запахи — крови и воска, а затем осторожно подкрался к приоткрытой двери.

Наоми — или то, что жило в ней — лежала на полу. Свернувшись в позе эмбриона, она поджимала колени к груди, безотрывно следя взглядом за Тоямой, который расхаживал вокруг нее с чрезвычайно вальяжным видом. Зубы Наоми были сцеплены так крепко, что Арен видел, как напряжена ее челюсть, но иногда тонкий крик или глухой стон все же просачивались меж сжатых губ. Темные глаза бывшей супруги были наполнены гневом, а черные волосы прилипли к влажной от пота и крови коже — все тело Наоми сотрясала крупная дрожь, которой она отчаянно сопротивлялась.

Борьба, которую она вела с чудовищем, залезшим внутрь ее реберной клетки, была очевидна не только Игараси, но и Тояме. Склонившись над своим экспериментом, он перестал напевать протяжную песню и утомленно сказал:

— Прекрати сопротивляться.

Наоми, смотрящая на него с болью и ненавистью, только крепче сжала зубы, но ее шрамы на спине — те самые, что Арен целовал сотни раз, прижимаясь губами к неровной и нежной коже, начали кровоточить сильнее.

— Это все равно бесполезно, — поведал Тояма с хитрой улыбкой. — Ты не сможешь долго сдерживать себя, как не могли многие до тебя. Каждый думал, что он особенный, что он выше убийств и крови, но каждый ошибался. Знаешь, почему я выбрал тебя? О, я сразу понял, что ты справишься. Ты была так похожа на одну девочку… Ее родители верили в то, что дочь, обретя могущество, станет их светом. Они были больны… Йоко была удачным экспериментом, пока не сбежала и не убила семейную пару, живущую на другой стороне горы Минобу, а после покончила с собой.

Арен стиснул зубы. Имя убийцы его родителей… Но истинный виновник сейчас продолжал говорить:

— Прими свою новую суть. Не противься.

На этот раз Наоми ответила — голос был глухим и сорванным от криков:

— Это не я.

— О, нет, моя дорогая, — рассмеялся Юкио. — Это как раз ты. Неверно считать, что твоим телом овладело чудовище.

Он с заговорщическим видом, так, будто сообщал великий секрет, прошептал ей:

— Нет никакого чудовища, есть только ты. Ритуал не призвал кого-то в твое тело, он изменил тебя. Как гусеница становится бабочкой, так и ты стала тэнгу.

— Ложь, — прорычала Наоми. — Мне не нужна чья-то кровь.

— Я не вру, моя дорогая, — с лукавой улыбкой покачал головой Тояма. — Ты была озлобленным, брошенным и одиноким ребенком, который постоянно подвергался боли физической и эмоциональной. Конечно, тебе нужна кровь. Ты хочешь утопить в ней весь мир.

И он снова запел. Наоми, притихшая после его слов, странно дернулась, а потом медленно закрыла глаза — пока ее веки опускались, Арен увидел, как последняя надежда покидает его жену, как на ее место приходит смирение и безысходность.

Он знал, что должен помешать этому — броситься вперед, в каменный зал, заполненный оранжевыми огоньками свечей и монотонной песней, но не смог пошевелиться. Остался стоять, наблюдая, как с телом Наоми творилось что-то страшное — и Арен очень надеялся, что она потеряла сознание, не чувствуя, как…

Прорастают острые, хищно загнутые когти, выталкивая человеческую ногтевую пластину. Лопается натянутая до предела кожа, выпуская наружу черные перья, скользкие и блестящие от крови. Заполняется золотом темная радужка, затапливая зрачок.

Песня неожиданно закончилась.

Арен с помертвевшим лицом всматривался в клубок перьев, лежащий на полу — крылья закрыли Наоми полностью. Она не двигалась, и к ней — скорчившейся, не издающей ни звука, было приковано внимание всех в зале.

Тояма сделал первый робкий шаг вперед. Неуверенно вгляделся, смешно вытянув шею вперед — в его движениях проскальзывали страх и любопытство.

Несколько мужчин, стоящих у дальней стены с музыкальными инструментами, вскрикнули, когда Наоми — то, что было ею когда-то — пошевелилось. Она поднялась, неустойчиво пошатываясь — за ее спиной распахнулись черные крылья, раскрылись с громким шорохом: на стены брызнули капли крови.

Тояма упал на колени.

— Получилось, — прошептал он благоговейно. — У меня получилось…

Арен не мог издать ни звука, словно у него отняли голос. Это… Она была прекрасной в своем несовершенстве — черты лица Наоми почти не изменились, но глаза цвета расплавленного золота и свирепость выдавали в ней хищницу.

Ее взгляд был пустым, рассредоточенным, когда она обвела им помещение. Тояма на коленях подполз к ней, собираясь то ли молить, то ли просить — на короткий миг Наоми посмотрела на него своими жуткими нечеловеческими глазами, будто узнала в нем того, кто виноват в ее боли. А потом неуловимым, быстрым движением рассекла ему горло когтями, подавшись вперед — и тут же оттолкнулась от земли. Крылья тяжело взмахнули, поднимая старую каменную пыль и задувая половину свечей.

В помещение вполз полумрак, оплетая тенями стены. Мужчины бросились врассыпную, с громкими криками, мешая друг другу — Арен расширенными глазами наблюдал, как первый бегущий почти достиг двери, но над ним распростерла крылья тень.

Через мгновение мужчины уже не было — он просто исчез, растворился в воздухе, чтобы после рухнуть мертвым телом откуда-то с высоты, с омерзительным звуком распластаться на полу прямо перед теми, кто бежал за ним к двери.

Дружные крики огласили помещение — в попытке спастись люди бросились в противоположную сторону. Кровь залила пол, ее багровые волны медленно подбирались к ногам Арена, поблескивая в свете уцелевших свечей. Громкое хлопанье крыльев заглушало чужие предсмертные вопли — в суматохе, царившей в зале, Игараси смог увидеть Изаму.

Он лежал в неестественной позе у дальней стены, словно бы его швырнули туда, как тряпичную куклу — его грудная клетка была разворочена, ребра белели в месиве из мяса и органов.

Инстинкт выживания твердил Арену бежать со всех ног, но упрямое сердце велело идти внутрь. Когда-то он предпочел голос разума голосу сердца — и жестоко поплатился за это.

Возможно, это будут последние шаги перед тем, как крылатое чудовище сломает ему шею. Крови было так много, что она хлюпала под подошвой его обуви, сочно хрустели обломки человеческих костей.

Наоми стояла в центре, разглядывая помещение — ее взгляд метался от пола до потолка, выискивая еще живых. Руки по локоть вымазаны алым, с кончиков перьев на крыльях капало красным. Когда она поняла, что никто из лежащих — никто — не уцелел, Наоми вдруг издала громкий, утробный крик, полный радости и ликования.

Он достиг ушей Арена, и его внутренности заледенели от ужаса. Игараси остановился, чувствуя, что физически не может идти дальше — и Наоми повернулась к нему, по-птичьи склонила голову набок, с любопытством рассматривая того, кто не бежал от нее, а шел к ней.

— Наоми, — спокойно, насколько это было возможным, позвал ее Арен. — Это я.

Она моргнула. Ее глаза оставались пустыми, лишенными человеческих эмоций — только неистовая кровожадность, первобытная ярость древнего существа, полного могущества.

— Ты меня помнишь? Ты меня…

Арен запнулся, с отчаянием глядя на нее.

— Любишь, — закончил он, пытаясь убедить в этом самого себя.

Но сам не верил, что это так.

В ее глазах отражалось ровным счетом ничего. Она его слушала, но не слышала. Не желала слышать свою будущую жертву.

И, хотя в глубине души Арен уже понимал, что этот момент наступит — он все равно оказался не готов к тому, с какой безжалостностью она вонзила когти ему в грудь. Острые кончики проткнули плоть с такой же легкостью, как и тонкую ткань рубашки, которая мгновенно начала пропитываться кровью.

Его пальцы обернулись вокруг хрупкого запястья, сжали, не давая когтям проникнуть внутрь и добраться до сердца. На лице Наоми промелькнула странная эмоция — нечто вроде удивления тому, что одна из жертв оказалась способной оказать сопротивление.

Она замерла, глядя на него — в золотистых глазах разгорался огонек интереса. Арен вспомнил, что некоторые из хищников предпочитают играть с добычей перед тем, как разорвать ее на куски.

Он был уверен в том, что Наоми уже давно могла бы убить его. Ее вторая рука свободно висела вдоль тела, массивные крылья не двигались. Но она чего-то ждала. Хотела продлить себе развлечение?..

— Наоми, — от боли Арен еле двигал губами. Все его внимание было сосредоточено на том, чтобы не дать когтям вонзиться глубже. — Ты должна меня помнить. Пожалуйста, вернись ко мне.

Ее брови недовольно сдвинулись. Когти продвинулись еще на несколько ничтожных миллиметров вперед, приближая его смерть; лицо Наоми оставалось равнодушным.

Вернись ко мне, — беззвучно молил Арен. — Это все, чего я прошу.

Не в силах смотреть на обезображенное безразличием лицо той, кого любил, Арен опустил взгляд на собственную ладонь — единственное, что отделяло его от гибели. И увидел массивное кольцо — подарок Наоми, внутри которого хранился смертельный яд.

«Можешь отравить меня, если возникнет желание. Умирать обычной смертью я не хочу».

Желания не возникло. Возникла необходимость.

Он не мог допустить, чтобы это кровожадное чудовище, лишенное эмоций и приученное убивать, покинуло пределы храма и отправилось в город. Наоми сама бы не хотела этого.

Костяшки его пальцев побелели от напряжения, рука предательски подрагивала. Арен понимал, что долго не продержится — нужно было действовать быстро, пока еще есть время.

Он подумал о том, как ему жаль, что он не успел еще раз поговорить с братом. Или что не заставил Наоми говорить тогда — до развода. Бессмысленные сожаления о несовершённых делах.

Но кое о чем Арен не жалел. Он не жалел, что встретил Наоми, что прожил с ней пусть и короткую, но счастливую жизнь. Оглядываясь назад, Арен понимал, что был счастлив.

Ни одну женщину он не сможет полюбить так, как ее.

И, если она все же убьет его до того, как яд подействует, то это… Будет неплохим концом для них обоих.

Ей бы понравилось, будь она еще с ним.

Но Наоми больше не было.

— Ты хочешь получить мое сердце, да? — Арен усмехнулся. Его пальцы давно онемели от силы, с которой он сжимал ее запястье.

Наоми моргнула. Казалось, смысл его слов до нее не доходил. Но она почему-то внимательно прислушивалась к голосу Игараси.

— Оно всегда было твоим.

Он отпустил ее запястье. Чудовищная боль пронзила его грудь — в ту же секунду Арен снял кольцо, щелкнул миниатюрным замочком. Почувствовав неладное, Наоми внезапно отступила, выдернув рывком когти — от нового приступа боли Игараси едва не упал, — схватила его за руку, в которой он держал раскрытое кольцо.

Несколько секунд — долгих и изнурительных — они боролись молча: Арен пытался приблизить руку к ее лицу, а Наоми сжимала его предплечье, и Игараси чувствовал, как кости трещали под натиском ее хватки. Затем, издав пронзительный крик, Наоми схватила его за горло вместо того, чтобы отшвырнуть — словно его смерть была делом принципа для нее.

Перед глазами потемнело. Лицо Наоми расплывалось, сливаясь с черными крыльями у нее за спиной — это было последнее, что видел Арен перед смертью.

— До встречи в следующей жизни, — прохрипел он. Наоми всегда верила в глупую чушь вроде реинкарнации. — Рэн.

Ее звали Рэн. До того, как мать отвезла ее на гору к Тояме, до того, как ее тело изрезали ритуальным танто, превращая в монстра — ее звали Рэн.

Их имена были похожи. Услышав, как Аяме произнесла его, Арен удивился, каким знакомым и незнакомым оно было.

Он был рад сказать его хотя бы раз.

А потом тьма поглотила его без остатка.