Острые перья

Глава 8

Вода так холодна!

Уснуть не может чайка,

Качаясь на волне.

(Басё)

В висках словно работал кузнечный молот — боль была яркой, ослепляющей и пульсировала внутри, как живой организм. В горле першило от странного запаха, забившегося в нос и рот — мед и травы; руки были туго стянуты в запястьях. Сделав усилие, Арен открыл глаза и встретил благословенную темноту — понемногу, когда из нее стали выступать очертания предметов, он сумел разглядеть массивную решетку и каменные стены.

— Проклятие, — выругался Игараси, принимая сидячее положение. Одеревеневшие мышцы никак не хотели слушаться. — Здесь кто-нибудь есть?

— А кого бы ты хотел видеть? — раздался вопрос из дальнего угла темницы.

Арен открыл рот, чтобы набрать воздуха, но легкие отказывались работать. Этот голос… Мягкий, напевный, с игривыми нотками — сейчас в нем слышались усталость и боль, но это не помешало Арену узнать его.

— Наоми? — спросил он, глядя в темноту. — Это ты?

Темнота вокруг молчала.

Игараси напрягал слух изо всех сил, надеясь уловить хотя бы что-то — любой звук, например, чужое дыхание.

Но темнота была пугающе тихой.

Он уже решил, что у него начались галлюцинации или Изаму слишком сильно ударил его по голове, как из дальнего угла послышалось:

— Да.

Несмотря на то, что голос принадлежал ей, Арену не верилось. Он напрягся, ожидая подвоха — если с Наоми все порядке, и она жива, то почему голос такой… Безжизненный?

— Где ты? Я тебя не вижу, — он сглотнул скопившуюся во рту слюну, отчего по горлу изнутри словно прошлись наждачной бумагой. — Ты связана?

— Не совсем, — ответила Наоми.

Звякнул металл — холодный, пронизывающий, как острая игла, звук.

В жалкий кружок света — единственное подобие освещения, — вошла фигура. Глаза Игараси широко открылись, пока он жадно ощупывал взглядом Наоми — она заметно похудела, выглядела истощенной, но была живой. Целой.

Он прошелся глазами от ее голых, испачканных ног, на щиколотке одной из которых висела, игриво позвякивая, громадная цепь толщиной с руку Арена — до темных глаз, выглядящих как потухшие угольки.

Наоми была в черном, как он и думал. Наглухо закрытое платье, местами посеревшее от пыли, доходило лишь до середины бедра — но по виду с ней все было хорошо: ни царапин, ни синяков, ни других ран.

И все же что-то было не так. Что-то было не так с ее голосом, с ее выражением лица.

За мгновение до того, как Наоми открыла рот, Арен понял — она не рада его видеть.

— Какого черта ты делаешь здесь?

Сказать, что Игараси разъярился, было бы явным преуменьшением. Он почувствовал такой прилив ярости, что, казалось, мог бы голыми руками разорвать кандалы, сковывающие Наоми.

— Не рада видеть любимого мужа? — прорычал Арен.

Наоми вздернула подбородок. Что-то болезненное мелькнуло в ее глазах, когда она поправила его:

— Бывшего мужа.

— Заткнись, Наоми, иначе я передумаю вытаскивать тебя из этой дыры, — пообещал Арен.

Ответом ему послужил издевательский громкий смех. Запрокинув голову, Наоми расхохоталась, буквально захлебываясь гомерическим хохотом — плечи ее сотрясались, цепь весело звенела в такт.

— Черт, — выругался Игараси, понимая, что жена вот-вот впадет в истерику.

Но ошибся. Через мгновение смех исчез, словно по щелчку пальца — в камере воцарилась прежняя жуткая тишина. Наоми посмотрела на Арена и прошептала:

— Я все сделала, чтобы тебя не было здесь. Но ты здесь… Самое страшное, что я не могу…

Она вдруг всхлипнула, но тут же вскинула руку, вытирая слезы.

— Не могу не радоваться этому. Но почему ты…

— Почему я здесь? Ты же сама этого хотела, — Арен презрительно посмотрел на нее. — Оставила записку в моей квартире, спрятала амулет…

— Вот именно, что спрятала! — взорвалась Наоми. — Как ты его нашел?

Арен пожал плечами.

— У меня хорошая домработница.

Наоми выругалась так, что Игараси осуждающе сдвинул брови.

— А что за записка? — спросила она таким тоном, словно слышала о ней в первый раз.

— Клочок бумаги, на котором было написано "тэнгу", — пояснил Арен. — Не делай вид, будто не знаешь.

Наоми опустилась на холодный пол с неожиданным стоном. Прижав ладони к висками, она покачивалась вперед-назад, что-то невнятно шепча себе под нос. Прислушавшись, Игараси различил лишь пару слов.

— Наоми, что за цирк? — рявкнул он. — Сейчас не время для театральных выступлений. Будь добра, объясни, что тут происходит.

— Правду говорят — преступники обычно прокалываются на мелочах, — вдруг ухмыльнулась бывшая жена. — Я не оставляла записку. Эта записка была вообще не для тебя. Должно быть, я выронила ее… Черт!

— А для кого? — немедленно зацепился Арен. — Наоми!

Наоми, о чем-то напряженно размышляя, моргнула и уставилась на Игараси так, словно не понимала, о чем он. Потом, сделав вдох, она терпеливо пояснила:

— Эта записка предназначалась мне. Когда я начала вспоминать…

Она осеклась, потом продолжила:

— Я запихнула амулет как можно глубже в диван, чтобы никто не нашел его. А оставлять записку в мои планы не входило. Как ты вообще связал мое похищение с ней?

— Я был в твоей квартире и нашел в ящике воронье перо.

Наоми закатила глаза.

— Стоило подумать о твоей дотошности.

— Что-то я не понимаю, — нахмурился Арен, но бывшая супруга бесцеремонно перебила его:

— Зачем ты начал меня искать, Арен? После всего, что было — я думала, ты меня на дух не переносишь! Когда я пришла к тебе, чтобы якобы попросить о помощи, ты меня выгнал.

— То есть, никакая помощь тебе была не нужна? — ощерился Арен. — Так я и знал.

— Конечно, нет. Я специально сказала, что у меня проблемы, а потом разлила кровь в своей квартире и разбила стеклянный столик, чтобы имитировать следы похищения. Требования о выкупе никто не предъявлял — полиция должна была понять, что поиски бесполезны.

Арен, не отрываясь, смотрел на женщину… Нет, на монстра, сидящего перед ним. Пока он места себе не находил, пока они искали Наоми, она…

Его хватило только на один вопрос:

— Зачем?

— Чтобы все думали, что я мертва, — жестко сказала Наоми. — Не нужно было меня искать, Арен. Я была уверена, что ты не станешь. Почему?

— Рика попросила меня.

— И ты пожалел ее? Только из-за этого? — Наоми прищурилась. — Бросился искать женщину, которая пыталась отобрать дом твоих родителей и дала несколько обличающих тебя интервью?

— Да, — сухо ответил Арен. — Ты моя жена.

— Бывшая, — въедливо поправила Наоми.

— Я тебя ненавижу, ты знаешь? — буднично ответил Игараси. Взгляд сам потянулся к кольцу, которое с него не потрудились снять. — Как-то ты подарила мне этот подарок и попросила убить тебя, если у меня возникнет такое желание. Боюсь, дорогая, я им не воспользуюсь — слишком легкая смерть.

Наоми улыбнулась без тени страха.

— Наконец-то разумная мысль.

— Так ты расскажешь мне, что происходит?

— А ты уже перестал быть скептиком?

Арен открыл было рот, собираясь сказать «нет», но внезапно произнес совершенно другое.

— Я видел женщину, — очень тихо сообщил он. — Она собиралась напасть на меня и Ринджи, но у нее случилось что-то вроде приступа. Не знаю, как по-другому назвать это. Она тряслась в припадке, пока у нее не сломался позвоночник, скребла пол до кровавых полос, и все никак не умирала. Понимаешь…

Игараси нервно засмеялся — с минуты, как он нашел Наоми, невидимый барьер, позволяющий Арену контролировать свои мысли и эмоции, рухнул.

— Она должна была сдохнуть, но все еще дышала. У нее сломались почти все кости, тело превратилось в мешок… Я многое видел, но такого — никогда.

Наоми с сочувствием кивнула, взглядом прося его продолжить.

— У нее отросли когти и деформировался череп. Все это выглядело… Так, будто что-то заставляло ее калечить себя. И это что-то было намного сильнее инстинкта самосохранения.

— Неудачный эксперимент, — пробубнила Наоми себе под нос. — Как ее звали?

— Мана. Мана Танако.

Бывшая супруга резко вскинула голову, уставившись на Арена темными глазами, в которых светилось презрение.

— Так Мана сдохла?

— Да.

— Значит, ты и до нее добрался. Как много ты знаешь?

Арен устроился поудобнее, насколько позволяла обстановка, и с расстановкой ответил:

— Не считаешь, что отчитываться здесь должна ты?

Наоми повторно закатила глаза и с шумом выдохнула. Потом прикрыла глаза, словно прислушиваясь к чему-то, и нехотя предложила:

— Хорошо, время еще есть, можем поговорить. Ответ за ответ?

— Идет, — согласился Арен, помня об упрямстве бывшей жены. — Я нашел фотографию в твоей квартире: там ты, как я думал, и Рика. Но кое-что показалось мне странным — ямочка на подбородке.

Наоми не смогла скрыть улыбки.

— Ты понял, что это не я?

— Не сразу, — признался Арен. — На снимке — два ребенка, поэтому было тяжело заметить разницу сразу. Но ночью я осознал, что это не ты. А потом твоя ма…

Он осекся, надеясь, что Наоми не обратит внимания на оговорку, и исправился:

— Аяме рассказала, что ты приемная. Ты знала об этом?

— Недавно узнала, — Наоми обхватила колени руками, прижав их к груди. — Месяц назад все окончательно встало на свои места.

— Месяц назад… А когда пришло первое сомнение?

Наоми страдальчески поморщилась.

— Арен…

— Когда? — с яростью процедил Арен.

— За полгода до нашего развода, — призналась Наоми.

И снова между ними повисла тишина и странный сладковатый запах, который Игараси с силой втянул, не веря услышанному.

— Ты не сказала ни слова… Ни слова о том, что мучило тебя на протяжении шести месяцев. Я не заслужил откровенности?

— Все не так, Арен.

— Все именно так, — сорвался он. — Почему ты такая сука, Наоми? Тебе не пришло в голову, что мне тоже хотелось бы знать? Я спрашивал, что с тобой не так, но все, что ты говорила — «Я в порядке»!

Наоми виновато уставилась на него.

— Какая сейчас разница? — тихо прошептала она. — Никакой.

— Согласен. Уже никакой. Но я все же хочу знать все. Выкладывай, — потребовал Игараси.

Наоми молчала, по-прежнему таращась на него своими темными глазами — на сей раз в них появился влажный, жирный блеск.

— Не смей рыдать, — чуть ли не по слогам произнес Арен. — Я сыт по горло твоей ложью, поэтому подбери сопли и расскажи все. С самого начала.

Отвернувшись, Наоми с силой прикусила губу — раньше боль отрезвляла, смещая фокус внимания, но сейчас долгожданного облегчения не последовало. Невыплаканные слезы душили ее изнутри — но, делая глубокий вдох, Наоми призналась сама себе: Арен прав. От ее слез никому лучше не станет.

Она чувствовала, что воздух в темнице — влажный и сырой, — неуловимо поменялся на сухой, что свидетельствовало о крайнем раздражении Игараси. Он не лгал, когда сказал, что ненавидит — это Наоми тоже знала.

И именно к этому она стремилась. Значит, должна радоваться.

Значит, должна собраться…

— Я жду, — напомнил Арен голосом, которым вполне можно было бы разрезать лист металла пополам.

Наоми сделала еще один вдох — последний — перед тем, как нырнуть с головой в омут воспоминаний.

— Все началось давно, — без всякого выражения сказала она. — Когда я упала с лестницы, то потеряла память. Как сейчас помню: открываю глаза, а передо мной — чужие лица. Они сказали, что являются моими родителями, но я совсем не знала их. Не узнавала дом, свою комнату, свою сестру. Я ощущала себя чужой, будто бы я попала в другой мир. Он был хорошим, но это был не мой мир, понимаешь? Я словно попала в заколдованную страну. Ко мне приводили врачей, чтобы исправить что-то в моей голове — что-то, что сломалось. Только много позже я поняла, что все эти эскулапы…

Наоми с презрением фыркнула.

— Больше заботились о моем физическом состоянии, нежели о душевном. Но куда ребенку понять, что что-то не так? Только один из докторов проявлял больше внимания ко мне, чем другие. Он предложил мне поиграть в игру — назвал это сновидения.

— Что за игра в сновидения? — нахмурился Арен.

— Гипноз, — Наоми равнодушно скрестила ноги. Цепь звякнула. — И я начала вспоминать. Хаотичные картинки — знаешь, как будто кадры из кинофильма, размещенные невпопад: я видела лес, видела огонь, домотканую мешковатую одежду оранжевых цветов… Когда я пришла с вопросами к маме, она сказала, что это не мои воспоминания. Просто мой мозг, желая заполнить пробелы, начал генерировать «прошлое» из случайно увиденных кадров — так она это объяснила.

Горькая усмешка проскользнула по губам Наоми.

— Мне так и не удалось узнать, правду ли сказала мама, потому что доктор спешно уехал. Ему предложили частную практику…

— Удачно совпало, — заметил Арен.

Наоми, поняв намек, ответила:

— Я до сих пор не знаю, причастны ли родители к отъезду врача. Повторюсь: я была ребенком. Напуганным ребенком без памяти. Больше всего я боялась, что меня выкинут на улицу, — как-то зло прошептала Наоми, — что если я не вспомню, то от меня избавятся, что Арен о или поздно им надоест возиться со мной. И тогда…

— Ты начала лгать.

— Да.

В камере вновь повисла тишина. Арен прикрыл глаза, пытаясь представить, каково ей было. На изнанке век появился образ измученного ребенка, ничего не помнящего о своем прошлом.

«Я боялась, что если не вспомню, то от меня избавятся».

— Я притворялась, будто узнаю некоторые вещи, — тихо продолжила Наоми. — Это было легко. Мама рассказывала мне о прошлом — разные истории, смешные случаи. Я просто повторяла их спустя время, и была так убедительна, что сама начала верить в собственную ложь.

Арена охватила ярость. Эта подлая дрянь Аяме не просто украла чужого ребенка — так еще и пыталась «привить» ей чужие воспоминания, слепить из нее замену погибшей дочери.

— И все было нормально. Я была почти счастлива, — по губам Наоми скользнула улыбка.

Заметив, каким взглядом Игараси посмотрел на нее, она покачала головой:

— Это правда. Я не лгу, Арен. Я действительно была почти счастлива. И окончательно стала счастливой, когда встретила тебя.

Ему захотелось попросить ее забрать эти слова назад, прозвучавшие, как жестокая насмешка. Отмотать время назад — всего на пару жалких секунд, чтобы остановить ее прежде, чем с губ Наоми сорвется еще одна жалящая правда.

Зачем было все разрушать? — нестерпимо хотелось спросить ему, однако Арен знал, что в конце разговора Наоми обязательно расскажет ему. Он чувствовал это — ее откровенность, настолько неприкрытую, что она была интимнее обнаженного тела.

И Арена все никак не отпускало ощущение, что этот разговор станет их последним.

— Но потом, — Наоми судорожно вздохнула, — за полгода до нашего развода я встретила человека. Случайно — мы столкнулись на улице. Я выходила из торгового центра, а он заходил. В тот момент меня кто-то пихнул сзади, я оступилась, мужчина помог мне сохранить равновесие… Его лицо было знакомым мне, Арен.

Наоми с горечью сказала:

— Тебе известно чувство, когда какое-то слово вертится на языке, но ты все никак не можешь вспомнить его? Вот, что я чувствовала после той случайной встречи. Мысли о том, как важно мне было вспомнить, не отпускали меня — и превратились в навязчивые. Я ложилась спать с ними, и с ними же просыпалась. Мое состояние заметно ухудшилось. Ты пропадал на работе, а я все никак не могла подобрать момент, чтобы поговорить с тобой. Каждый день думала: «завтра скажу ему», но завтра все не наступало. И когда я почти решилась…

Наоми с силой прикусила губу, затем выпрямилась и твердым голосом произнесла:

— Я поняла, что схожу с ума. Это сложно объяснить, но вещи… Вещи, в которые я верила, вдруг оказались реальными. Это, наверное, звучит нелепо, но одно дело — верить в Бога или НЛО, а другое — своими глазами увидеть летающую тарелку. Пока фантазия лишь фантазия, не подкрепленная фактами, она остается безобидной… Но когда она обретает форму и цвет, все становится по-другому. И эти перья…

— Что произошло? Какие вещи ты видела? — хоть Арен уже догадывался, он не мог не спросить.

— Ты не хочешь этого знать, — прошептала Наоми, глядя на него с сожалением.

— Нет, хочу, — возразил он, и тут же понял, что солгал.

Он не хочет. Не хочет знать, что Наоми может превратиться в кого-то вроде Маны — не хочет представлять, как ее кости треснут, точно сухие ветки в лесу, а из груди будет рваться ужасающе хриплый клекот.

— Ко мне начала возвращаться память. Сначала — во снах, после я уже могла вспомнить что-то в течение дня: любая вещь могла разрушить замки тех комнат в моем подсознании, где хранились запечатанные воспоминания. Я вспомнила гору Минобу и господина Тояму, свою мать, заглядывающую ему в рот со слепым обожанием…

Наоми устало закрыла глаза. Казалось, что рассказ вымотал ее, но это было только начало.

— Ты знаешь, что пожар уничтожил наш лагерь. Но я выжила. Как и Мана. И ты должен понять, почему.

Арен не хотел понимать. Это означало что-то ужасное.

— Мы были особенными.

Он хотел попросить ее заткнуться, но почему-то не смог.

— Мы были сосудами для тех, кому поклонялся Тояма.

Какая чушь. Арен был готов на все, чтобы это оказалось неправдой. Выскочи сейчас из-за угла Хироши и объяви, что все это — воздействие наркотиков, которые он забавы ради подмешал Арену, Игараси бы обрадовался.

— Это спасло нам жизнь, — закончила Наоми, но голос ее звучал так, словно она заявляла о собственной смерти.

— Как спасся сам Тояма? — наконец хриплым голосом спросил Арен. — Или он тоже?..

— Ему не нужно было спасаться. Он сам устроил этот пожар.

Наоми потрогала цепь, точно желая убедиться в ее прочности, и добавила:

— Он все продумал. Сотворил из нас сосуды при помощи остальных, а потом решил уничтожить все следы. Не все из фанатиков были безоговорочно преданны ему — кто-то мог и проговориться о том, что творилось в поселении.

Арен открыл рот, чтобы поинтересоваться, что же там творилось, однако вместо этого спросил совершенно другое:

— Что значит — сотворил из вас сосуды? Разве вы не были… Как ты сказала? Особенными.

— Мы были особенными не в том плане, о котором подумал ты. Мы не были предназначенными или что-то в таком духе, — Наоми повертела рукой в воздухе, выказывая пренебрежение к фильмам на подобные темы, — никаких особых примет, знаков или чего-то необычного. Все дело было в нас самих. В тех, кем мы стали, а не кем родились.

— Будет лучше, если ты объяснишь простым языком.

— Я как-то рассказывала тебе о том, как превратиться в тэнгу.

Арен уставился на нее с плохо скрытым замешательством. Точно, она рассказывала… Память услужливо подтолкнула к нему отрывок разговора, который недавно приснился Игараси.

«Говорят, после смерти любой гордец или злой человек может превратиться в тэнгу».

«Говорят…».

«После смерти…».

Это переходило все границы и никак не хотело укладываться в его голове. После смерти?.. Наоми выглядела живее всех живых. Она была теплой, черт побери, она любила подкрадываться к нему сзади, чтобы напугать, и расстраивалась, когда у нее не получалось, она запускала руки ему в волосы, с любовью перебирая пряди, и Арен даже шутил, что Наоми в те моменты похожа на смешную обезьянку.

Жизнь кипела в ней, бурлила, точно подземный ключ, чьи воды мечтали выбраться на поверхность. Она плакала из-за мелочей, смеялась над глупыми вещами, притаскивала домой кучу блокнотов, в которых ничего не писала, тащила его полюбоваться на цветущую сакуру и оставляла свой антикварный хлам в самых неожиданных местах — как-то Арен открыл холодильник и узрел на полке потрепанный временем кинжал.

Она не могла быть мертвой.

Но взгляд Наоми сказал ему о другом. Она смотрела на него с мольбой, не в силах вынести того, что видела — Арен выглядел беспомощным, чувствовал себя беспомощным, и больше всего желал услышать, что все это — нелепая шутка.

— Чтобы превратиться, надо умереть, — прошептала Наоми, глотая слезы. — И я умерла.