Острые перья

Глава 2

С треском лопнул кувшин:

Ночью вода в нем замерзла.

Я пробудился вдруг.

(Басё)

Половину ночи он не спал. Честно пытался, однако все было против: подушка казалась слишком жесткой, одеяло — чересчур тяжелым, а в комнате царила духота. Не выдержав, Арен поднялся и открыл балкон — по ногам хлестнул холодный апрельский ветер, наполненный тонким ароматом свежих зеленых побегов и едва уловимым намеком на никак не хотевшую уходить зиму.

Вернувшись в постель, он прикрыл глаза и замер в удобной позе, отсчитывая про себя секунды: один, два, три…

Считать овец всегда виделось дурной идеей, поэтому он просто терпеливо вел счет времени, надеясь, что собственный монотонный голос в голове поможет отключиться.

Наоми в такие моменты всегда просыпалась — если он долго не мог заснуть, она сонно шевелилась рядом, нехотя открывала глаза и бурчала что-то нехорошее. А потом, невзирая на его просьбы спать дальше, принималась рассказывать какие-то идиотские истории, которые Арен совершенно не помнил — ее хрипловатый низкий голос действовал лучше снотворного, и Игараси засыпал ближе к середине рассказа.

Но Наоми здесь нет. Он научился жить без нее, хотя поначалу было непривычно.

Пусто.

Он тянулся правой рукой, желая нащупать ее во сне и по-хозяйски прижать к себе, иногда продолжал вслух ворчать, когда не мог найти по утрам какую-нибудь мелочь вроде запонок. Наоми всегда чудесным образом знала, где что лежит, и всегда смеялась над ним, укоряя в невнимательности.

Арен не заметил, как с каждым днем она смеялась все меньше и меньше, пока однажды с удивлением не обнаружил, что вместо любимой, ласковой и забавной Наоми одну постель с ним делит настоящая мегера.

Претензии посыпались, как горох, стоило спросить, в чем дело — оказалось, она недовольна всем: и поздним возвращением домой, и частым отсутствием, и даже тем, как он выражает эмоции.

— Я не чувствую твоей любви, — не мигая, она смотрела на него с вызовом. — Это проблема.

— Это все твоя блажь, — снисходительно отозвался Арен. — Как я могу тебя не любить?

Он был готов положить весь мир к ее ногам — как она могла не чувствовать этого?

Но Наоми не чувствовала. Ей было мало. Хотелось большего — поклонения, восхищения, раболепия. Она давила на него, с каждым разом заходя все дальше — безобидные истерики сменились грандиозными скандалами, которые, в свою очередь, превращались в дни молчания.

В такие моменты Арен фактически жил в офисе — дома его ожидал враг. Враг, которого он любил. Только по этой причине Игараси до последнего сдерживал себя — ему не хотелось уничтожать Наоми; он знал — если они схлестнутся всерьез, ей достанется больше.

И с каждым разом сдерживаться становилось все труднее.

Арен перевернулся на другой бок, перестав обманывать себя — так он не уснет. В голове постоянно мелькал образ Наоми: ее темные, слегка прищуренные глаза, черные гладкие волосы, похожие на…

На то перо из ее ящика. Крупное, блестящее. Антрацитовое. Любимый цвет Наоми — черный она обожала, носила даже дома — и, Арен был уверен в этом, в день похищения она тоже была в черном.

Игараси тоже выделял черный из других цветов, но у него имелась причина — на темном не видно пятен. Если Наоми мертва…

Он открыл глаза, вглядываясь в светлеющий во тьме потолок. Думать о ней не хотелось, но уснуть никак не получалось. Он снова и снова возвращался мыслями к жене, перебирая воспоминания: вот Наоми, сидящая напротив него в огромной ванной, сдувает с ладони пену прямо ему в лицо, вот радостно улыбается, кружась под лепестками опадающей вишни… Комната наполнилась призрачным заливистым смехом.

Временами она была сумасбродной. Могла предложить откровенную чушь — на этой почве они нашли общий язык с Макото; а еще Наоми всегда хохотала с его глупых шуток, в то время как Арен и Ринджи только переглядывались, закатывая глаза.

Наоми-Наоми-Наоми.

— Я так люблю тебя, — однажды сказала она. — Клянусь, мне кажется, что мое сердце разорвется, если тебя не будет рядом.

А потом был бракоразводный процесс, во время которого Наоми презрительно морщилась, стоило Арену войти в помещение. И сердце ее не разорвалось.

Может, у нее его и не было вовсе — сердца. Только красивая, пустая оболочка.

Лицо Наоми снова появилось в памяти. На этот раз она была грустной — они смотрели какой-то дурацкий фильм, мелодраму, и Наоми внезапно начала рыдать. Он даже не понял, что именно ее опечалило — на экране герои счастливо обнимались, а Наоми поджимала губы и часто моргала, шмыгая носом; щеки и подбородок блестели от слез…

Подбородок! Арен ошеломленно сел на кровати, не веря в догадку, но в собственной памяти он никогда не сомневался.

У Наоми не было ямочки на подбородке — вот что его смутило на том снимке.

К утру он смог уснуть, проспав жалкие три часа — в восемь его разбудил звонок сотового. Нашарив телефон под соседней подушкой, он сонно моргнул, всматриваясь в экран — на дисплее значилось «Рика».

— Да? — голос после пробуждения был хриплым и никак не желал слушаться.

— Надеюсь, я тебя не разбудила. Доброе утро, — нервно проговорила приветствие Рика, — я звоню узнать, нет ли новостей.

— Нет. А у тебя?

Она выдохнула — то ли с облегчением, то ли со страхом.

— Нет. Полиция обрабатывает версии с обезумевшим поклонником.

— А есть кого подозревать?

Внутри Игараси шевельнулось что-то злое. Он был собственником до мозга костей — и представить Наоми в объятиях кого-то другого было выше его сил.

В конце концов, она клялась ему в любви.

— Есть.

Лицемерная дрянь.

— Наоми говорила мне, что за ней ухаживал какой-то молодой человек, — Рика прервалась, чтобы выпить воды — Арен услышал шумный глоток. — Она жаловалась, что никак не удается его отвадить. Он присылал ей цветы и подарки — весьма дорогие, к слову.

— И как зовут поклонника?

Арен сел на кровати, затаил дыхание. Интуиция подсказывала, что имя надоедливого ухажера он услышит не в первый раз — у них осталось много общих знакомых.

— Изаму, — уверенно ответила Рика. — Правда, в последний месяц Наоми ни разу не упоминала о нем. Может, он прекратил свои ухаживания.

— Черта с два, — мрачно отозвался Игараси.

Изаму он знал. В некоторых вопросах тот демонстрировал нешуточное упрямство, а еще был азартным по натуре — отказ Наоми наверняка пробудил в нем еще больший интерес.

— Ты знаком с ним? Думаешь, он мог… Что-то сделать с ней?

— Знаком. Мог, — неохотно признал Игараси. — Если на то была серьезная причина.

— Полиция планирует поговорить с ним. А тебя уже вызвали на допрос?

— Да. Сегодня в обед, — сообщил Арен.

— Не переживаешь? — хмыкнула Рика. — Ваш развод был громким.

— Что странно, ведь мы оба не распространялись о причине расставания.

Потому что причины как таковой и не было — Арен просто устал. Наоми тоже выдохлась. Они оба чувствовали себя полуживыми, соревнуясь в том, кто кого прикончит раньше.

И, хоть Игараси был сильнее, за год совместного проживания Наоми успела узнать многое о нем, поэтому била всегда точно в цель, с каким-то садистским удовольствием наслаждаясь каждой пикировкой.

— Как-то я видела синяки у нее на запястьях, — тихо проговорила Рика. — Наоми отказалась объяснять, откуда они у нее.

— Я держал ее за руки, — спокойно сообщил Арен. — Когда она набросилась на меня.

— Наоми? На тебя?

— Не верится, правда? Она ведь такая послушная, — издевательски произнес Игараси. — Прямо ангелочек.

В тот день все мелкие трещины, которыми давно покрылся их брак, расползлись настоящей сетью, объединившись в один большой разлом. И каждый из них остался стоять на своей стороне.

Наоми кричала; она бросалась в него своими любимыми вазами, наплевав на их ценность — ему пришлось скрутить ее и за шкирку оттащить в ванную, где Арен запихнул ее под ледяной душ. Фыркая и сплевывая воду, взъерошенная, Наоми напоминала фурию — ее глаза злобно сверкали, пока она вопила во все горло:

— Я тебя ненавижу! Ненавижу!

— Это абсолютно взаимно, дорогая.

Арен хлопнул дверью, оставив ее в одиночестве — еще в прихожей он услышал сдавленные рыдания, но не остановился. Следующие три дня Игараси провел у Ринджи, а когда наконец вернулся в квартиру, то Наоми ждала его с каменным лицом и объявлением о разводе.

— Знаешь, все домашние тираны так говорят, — промямлила Рика. — Очень удобно спихивать синяки на запястьях жены на самозащиту.

Арен выдохнул. Все свое терпение он исчерпал на Наоми и ее бурные истерики.

— Знаешь, Рика, — в тон ей ответил он. — Катись ты к чертовой матери.

Сбросив звонок, он повалился обратно на подушки, бесцельно пролежав минут пять. Благо, у Ито хватило ума не перезванивать.

Заснуть снова не получалось — раздраженно выдохнув, Игараси отправился в душ, а оттуда — на кухню, чтобы взбодриться порцией утреннего кофе. Спустя две чашки ему заметно полегчало — гнев поутих, вместо него вернулось скребущее чувство легкой вины, затаившееся внутри костяной клетки.

Наоми ему никто. Она приняла решение о разводе, она месяцами испытывала его терпение на прочность, она обвиняла его во всех смертных грехах — теми же губами, что она целовала его, Наоми выплевывала обвинения, брызжущие ядом.

Покрутив в руках опустевшую белую чашку, Арен вздрогнул от звонка в дверь. Чертыхнулся, пригладил ладонью влажные после душа волосы и направился в прихожую — сегодня был вторник, а по вторникам к нему приходила госпожа Масако, поддерживающая чистоту в его доме.

Впустив женщину, Арен отправился в спальню — взгляд упал на злосчастные запонки с аметистами: их тоже дарила Наоми. Он не избавился от ее подарков, потому что считал это мелочным — ему не хотелось стирать воспоминания о бывшей жене, он просто решил оставить ее в прошлом.

— Прошу прощения, — в дверь робко постучались, — господин Игараси… Могу я войти?

— Входи, — крикнул он, затягивая галстук на шее.

Масако, хмурясь, остановилась на пороге, не решаясь пройти дальше, и протянула ему руку с зажатым между пальцев светлым прямоугольником бумаги.

— Я нашла это на диване. Что-то важное или я могу выбросить?

— Выброси, — ответил Арен.

Он никогда не приносил бумаги домой — важное правило, которое неукоснительно соблюдалось. Скорее всего, бумажка была чьей-то визиткой или какой-то рекламкой, которая невесть как оказалась у него дома. Странно, ведь к нему даже Ринджи давно не заходил…

— Стой, — окликнул он Масако. — Дай сюда.

За последнюю неделю к нему приходила только Наоми. Она же и сидела на том диване, прямо напротив него, когда несла эту чушь о том, что ей нужна помощь.

Не на Изаму ли она намекала? — мелькнуло в голове, пока Арен разворачивал сложенный пополам листок, от которого пахло духами бывшей жены.

На белом фоне витиеватым почерком Наоми — она писала округлыми буквами с изящными завитушками, — было аккуратно выведено только одно слово: тэнгу.

— Все в порядке, господин Игараси?

— Да. Можешь идти, — рассеянно ответил Арен, разглядывая листок.

Больше на нем ничего не было — только это слово и все. Наоми любила загадки; она частенько загадывала какие-то головоломки, обожала решать судоку и запоем читала детективные романы, а вот Игараси ребусы и тайны ненавидел.

И, конечно, Наоми не могла придумать ничего лучше кроме как оставить проклятую записку с одним-единственным кусочком пазла. В том, что бумажка оставлена ею, Арен не сомневался. Предстояло разобраться только в одном: было ли это сделано намеренно или же Наоми случайно обронила клочок?

Именно этими мыслями Игараси и поделился с братом, приехав в офис и застав Ринджи в своем кабинете.

— Тэнгу? — младший нахмурился. — И что это значит?

— Без понятия.

Ринджи незамедлительно потянулся к ноутбуку, лежавшему у него на коленях — пара нажатий, и его взгляд устремился на экран, где высвечивались ссылки.

— Тэнгу — разновидность ёкаев, горный дух или демон. Считается, что они принимают форму хищных птиц, — пробормотал он.

— Я знаю, кто такие тэнгу, Ринджи, — вздохнул Арен. — Но это никак не объясняет, почему Наоми оставила такую записку.

— Она же любит мифы. Возможно, это какая-то подсказка? И птичье перо в ее квартире, — вспомнил Ринджи и просиял от собственной проницательности. — Наверняка оно тоже указывает на тэнгу, вернее, на человека, который причастен к ее похищению!

— На человека? — Арен уселся за свой стол и устало оглядел стопку бумаг. — Может.

— Кого-то, кто любит птиц? Или кого-то, обладающего большим носом? — предположил брат. — Тут сказано, что тэнгу имели длинные носы — вроде как птичий клюв.

— У Изаму большой нос?

— Что? — Ринджи поднял глаза от ноутбука. — Почему ты спросил про него?

— Утром Рика сказала мне, что он ухаживал за Наоми, — с отвращением произнес Арен.

— Изаму? — изумился Ринджи. — Это ты их познакомил?

— Они сами познакомились. На выставке его фотографий. Искусство, — верхняя губа дернулась, выдавая неприязнь.

— Изаму, конечно, безбашенный придурок, но похищать твою жену — как-то слишком даже для него.

— Бывшую жену.

— Самый верный способ разобраться во всем — поговорить с ним, — продолжил разглагольствовать Ринджи, не обратив внимание на занудный тон брата. — Он ведь сейчас в Токио?

— С ним поговорит полиция. Я передам им эту записку, — Арен демонстративно потянулся к бумагам, давая понять, что не желает обсуждать пропажу Наоми.

Ринджи укоризненно покачал головой.

— С тобой он будет более откровенен.

— У меня полно дел, — Арен открыл первую папку, уставившись на столбики цифр.

— Я могу поговорить с ним.

— И у тебя тоже полно дел, Ринджи. Оставим это полиции, — Игараси вспомнил про снимок и поморщился.

Еще одна загадка в копилку секретов. Если на фото не Наоми, почему Рика не сказала? Зачем соврала? Или же на снимке — его супруга, а он — несчастный параноик?

— Ладно. Продолжай и дальше делать вид, будто тебе все равно, — Ринджи встал, прижав ноутбук к боку, проглотил остатки чая и направился к выходу, — но мы оба знаем, что это не так. Я буду у себя, если что.

Младший брат вышел, оставив его наедине с бумажной волокитой — но то было меньшее из двух зол, если принимать в расчет мысли о Наоми.

Она оставила записку для него, надеясь, что Игараси пойдет по следу. Раздражение вскипело в нем с новой силой — Арен не переставал удивляться тому, насколько самоуверенной была бывшая жена, раз считала, что он, как верный пес, бросится ее спасать.

И, что самое смешное, она была права. Он просто не мог проигнорировать этот клочок бумаги — любопытство, вина, страх: все смешалось в кучу, вынуждая его вновь и вновь думать о том, что хотела сказать ему Наоми.

Спустя час борьбы с самим собой Арен наконец сдался и набрал номер Рики. Мягкая и отходчивая, она не стала упрекать его в невежливости, а тут же поинтересовалась:

— Есть какие-то новости?

— Нет. Рика, — Арен щелкнул авторучкой, — вчера, когда я нашел ваш с Наоми снимок у нее в квартире… Почему ты сказала, что на фото — вы?

— То есть? — переспросила Ито. — В каком смысле?

— Ты солгала. На снимке не Наоми.

В телефоне воцарилась тишина. Спустя почти минуту молчания Рика осторожно спросила:

— С чего ты взял? На снимке я и моя сестра.

— Весьма странно сначала просить найти Наоми, а потом нагло врать, — заметил Игараси. — Если твоя сестра не найдется, уверен, ты вспомнишь об этом разговоре и горько пожалеешь, что солгала.

— Я не лгу. На фото действительно я с сестрой, — с напряжением проговорила Рика. — И больше всего на свете я хочу найти Наоми. Она… Она…

Рика запнулась, всхлипнула, не в силах сдержать эмоции — и разревелась. Слушая ее тихий, душераздирающий плач, Арен отстраненно думал о том, что именно родственники обычно создают больше всех проблем и мешают работе полицейских или докторов.

Рика сама врач, должна понимать. Что удерживало ее от того, чтобы сказать правду? Неужели эта правда была настолько ужасной, что затмила даже страх перед потерей сестры?

— Она была для тебя светом в окошке, знаю, — холодно произнес он. — За Наоми всегда можно было спрятаться, что ты успешно делала все эти годы. Очень удобная позиция — быть хорошей и примерной дочерью на фоне своей бойкой и вспыльчивой сестры.

— Все не так!

— Все именно так, Рика. Если захочешь рассказать правду, перезвони, а до тех пор можешь и дальше лить слезы и надеяться, что Наоми спасет чудо, — ядовито выплюнул Арен. — Но мы оба знаем, что чудес не бывает.