Осы

Несчастный Ксанфий, эй! Что делаешь ты там?

Ночное бдение стараюсь сократить.

Изрядно, стало быть, намнут тебе бока:

Забыл ты, что за зверь под стражею у нас?

Я знаю, да вздремнуть мне хочется чуть-чуть.

Рискнем, попробуем: и по моим глазам

Истома сладкая какая-то пошла.

Ты корибантствуешь или сошел с ума?!.[1]

Нет, просто сон послал Сабазий на меня.[2]

Э! Значит, ты к нему привержен, как и я:

И на меня сейчас набег свой учинял

С персидской стороны какой-то носоклюй…

Преудивительный я видел сон сейчас.

Я тоже видел сон такой, как никогда.

Ты первый расскажи свой сон.

Приснился мне

Огромнейший орел; слетел на площадь он,

Вцепился в медный щит когтями и унес

Его под небеса, но вдруг тот самый щит,

Я вижу, с высоты бросает Клеоним.

Как будто просится в загадку Клеоним!

Теперь, беседуя с друзьями на пиру,

Их можно так спросить: «Скажите, что за зверь

На небе, на море, на суше бросил щит?»

Ох, ох! Какое ждет несчастие меня?

Увидеть сон такой!

Приятель, не тужи:

Клянусь, ужасного не будет ничего.

Нет, увидать того, кто бросит щит, – беда…

Но расскажи и ты свой сон.

Мой сон важней:

Я государственный видал во сне корабль.

Суть дела с киля ты выкладывать начни.

Сначала видел я: на площади сидят

И совещаются бараны меж собой,[3]

Как есть все с палками, в коротеньких плащах.

Потом приснилось мне, что средь баранов тех

Всепожирающий ораторствует кит[4]

И голосом свиньи откормленной визжит.

Тьфу, тьфу!

Что это значит?

Стой, молчи, молчи!

Гнилою кожею воняет этот сон.

Затем поганый кит принялся на весах

Воловий жир развешивать.

Беда, беда!

Он собирается продать народ вразвес.

Феора видел я:[5] вороньей головой

Украшенный, сидел он тут же на полу;

Тут вдруг Алкивиад картаво мне сказал:

«Смотли, Феол сидит с волоньей головой».

Скартавил верно в этот раз Алкивиад.

Феор стал вороном! Недобрый это знак.

Ничуть, напротив, добрый!

Как?

А вот как: он

Из человека вдруг стал вороном; теперь

Не трудно предсказать, что, взвившись к небесам,

Он уберется прочь к воронам навсегда.[6]

Ну как тебе не дать оболов пару: ты

С такою ловкостью распутываешь сны.

Я должен зрителям суть дела объяснить,

Но предварю сперва немножко вот о чем:

Не ждите ничего высокого от нас,

Ни шуток, краденных в Мегаре; нет у нас

Рабов, что зрителям бросают из кулька

Орехи грецкие; не выведен у нас

Геракл прожорливый, лишаемый еды;

И Еврипида вновь трепать не станем мы;

Клеона вознесла судьба, но не хотим

Окрошку делать здесь вторично из него.

Для вас есть басенка неглупая у нас

И вашему уму доступная: она

Мудрее пошлостей комедии иной.

У нас есть господин, огромный господин,

Который спит теперь на кровле, наверху.

Он запер на замок отца, а нам вдвоем

Велел смотреть, чтоб тот из дома не ушел.

Отец его болезнью странной заражен,

И никому из вас не угадать ее

Без нашей помощи. Попробуйте смекнуть.

Аминий Пронапид уверен, что старик

Завзятый костофил; клянусь, Аминий врет:

Догадку строит он, беря себя в пример,

Хотя в словечке «фил» лежит весь корень зла.

Вон Сосий говорит Деркилу, что старик,

Наверно, Винофил, – куда там! Вовсе нет.

Такая хворь – удел порядочных людей.

Вон Никострат из Скамбонид решил,[7] что он,

Наверно, жертвофил иль ярый гостефил, –

Клянусь собакою, старик не гостефил:

Ведь Гостефил у нас – неистовый блудник.[8]

Нет, где вам угадать! Пустая болтовня!

Молчите, если суть вам хочется узнать.

Открою вам сейчас хозяина болезнь:

Он ярый судофил, каких и в мире нет;

Он страстно любит суд и глубоко скорбит,

Когда не попадет на первую скамью.

Не может ночью он ни на волос уснуть,

А если и вздремнет немножко, все равно

Витает мысль его у водяных часов.[9]

Держать привыкши шар, встает с постели он,[10]

Сложив три пальца так, как будто фимиам

В день новолуния бросает на алтарь.

Увидит где-нибудь он надпись на дверях:[11]

«Сын Пирилампа Дем – красавец»,[12] – и сейчас:

«Воронка – ты моя любовь», – добавит он.[13]

Петух его стал петь по вечерам – и вот

Старик был убежден, что с подсудимых он

За пенье позднее, наверно, взятку взял.

Чуть ужин кончится, кричит он: «Башмаки!»

Еще не рассветет, а он уж в суд идет

И, как морской моллюск, там спит, прильнув к столбу,

По злости ставит он всем длинную черту[14]

И возвращается, как шершень иль оса,

С ногтями, полными начинки восковой.

Боясь, что камешков не хватит на суде,

Он берег у себя морской в дому завел.

Вот мания его. Советы – ни к чему:

От них еще сильней он рвется в суд.[15] Его

Мы держим взаперти, чтоб он не убежал.

Жестоко удручен его болезнью сын.

Сначала он отца старался убедить,

Чтоб бросил наконец носить плащишко он

И дома бы сидел, но тот не слушал слов.

И омовения ему не помогли.

Пытались плясками его лечить,[16] а он,

Как был, с тимпаном в суд стремительно влетал.

Когда же таинства ему не помогли,

В Эгину сын отвез и положил его

Насильно на ночь в храм Асклепия,[17] а он

Чуть свет пред входом в суд явился – тут как тут,

Когда уж мы его не стали выпускать,

Он начал вылезать по стокам для воды

И в окна. Мы тогда отверстья в доме все

Забили наглухо, наполнив их тряпьем.

И что же? – он гвоздей набил по всей стене

И, точно галка, вон выпархивал по ним.

Чтоб удержать его, теперь пришлося нам

Сетями крепкими опутать двор кругом.

Зовут же старика, клянуся Зевсом я,

Филоклеон, а сын его – Бделиклеон.[18]

Характер у сынка заносчивый и злой…

Эй, Ксанфий, Сосий, эй! Уснули, что ли, вы?

Ай, ай!

Что там?

Проснулся наш Бделиклеон.

Скорей, скорей сюда бегите кто-нибудь!

Пробрался наш старик на кухню и, как мышь,

Шуршит и возится. Поглядывай, чтоб он

Не вылез как-нибудь чрез банную трубу.

А ты наляг на дверь.

Готово, господин.

Владыка Посейдон! Что там шумит в трубе?

Эй, кто ты?

Это я, я вылезаю, – дым.

От дров каких, скажи?

Смоковницы.[19]

О Зевс!

Ползет из всех дымов вонючий самый дым,

Но ты не вылезешь! Где вьюшка? Прочь, назад!

Для крепости еще полено положу.

Уловку новую придумывай теперь!

Однако есть ли кто несчастное меня?

Отныне будет мне прозванье «дымов сын».

Толкает кто-то дверь.

А ты держи плотней,

Упрись покрепче! Я сейчас приду к тебе;

Да освидетельствуй задвижку и замок,

Смотри, чтобы старик щеколды не отгрыз.

Что делаете вы? Мне надо в суд, скоты,

Иначе Драконтид оправдан будет там.[20]

Тебе какое горе?

В Дельфах Аполлон

Мне предсказал, что я иссохну от тоски,

Когда хоть кто-нибудь спасется от меня.

Ну предсказание, спаситель Аполлон!

Пусти, пожалуйста, иначе – я погиб.

Нет, нет, Филоклеон, свидетель Посейдон!

Тогда я вашу сеть зубами прогрызу.

Да ты ведь без зубов.

О, горе, горе мне!

Как мне тебя убить? Подайте меч сюда.

Или судейскую табличку поскорей!

Готовит каверзу нам этот человек.

Нет, нет, клянуся вам: мне только бы продать

И сбрую и осла; вы знаете, теперь

Ведь новолуние.

А разве то же сам

Не мог бы сделать я?

Да уж не так, как я.

Получше твоего.

Ну, что же, выводи!

Закинул удочку прехитрую старик,

Чтоб выбраться сюда.

Да, только на нее

Не клюнуло: его уловку понял я.

Итак, я в дом войду и выведу осла,

Чтоб носа наш старик не высунул за дверь.

Что ты, осел, ревешь? Сегодня продадут?

Иди, иди скорей! Что дышишь тяжело?

Не Одиссея ли несешь?

И впрямь несет!

Вон кто-то спрятался под брюхом у него.

Посмотрим: кто такой? Гляди! Что это тут!

Ты что за человек?

«Никто», свидетель Зевс![21]

Из стран каких?

С Итаки, Беглиппида сын.[22]

Тебя, Никто, теперь ничто уж не спасет.

Тащи его скорей обратно. Вот так плут!

Смотри, куда залез! Никак не отличишь

От ослика, когда под маткой он стоит.

Пустите, иначе судиться буду я.

За что судиться будешь ты?

«За тень осла».[23]

Ах ты, тухлятина, тупица, сумасброд!

Тухлятина? Ну нет! Не знаешь ты меня!

Я – лакомый кусок. Чтоб испытать мой вкус,

Поешь подбрюшины ты старого судьи.

Тащи его, тащи с ослом обратно в дом.

О судьи! О Клеон! Друзья мои, ко мне!

Кричи себе теперь: загнали мы тебя.

Приваливай камней поболее к дверям,

Скорее запирай опять их на замок,

Наружный всунь засов и пододвинь к нему

Каток потяжелее.

Ах, беда моя!

Откуда камешек свалился на меня?

Наверное, его столкнула сверху мышь.

Какая мышь! Смотри: вон высунулся там,

Меж черепицами над кровлей ваш судья.

О, горе! Воробьем стал мой отец теперь,

Сейчас он улетит. Эй, сеть тяни сюда!

Кыш, кыш, назад!

О Зевс, уж лучше было б мне

Скиону сторожить,[24] чем этого отца!

Ну вот и кончено: спугнули старика,

И больше он от нас никак не улизнет.

А что, кабы теперь хоть капельку соснуть?

Несчастный! Явятся немного погодя

Товарищи отца и будут звать его

С собою в суд.

Как так? Еще не рассвело!

Сегодня-то еще проспали старики,

А прежде с полночи являлися они

С лампадами в руках, мурлыча про себя

Сидоподревнесладкофринихов напев,[25]

Чтоб вызвать старика.

Когда нужда придет,

Тотчас каменьями мы славно встретим их.

Несчастный, если ты раздразнишь стариков,

Не хуже ос они отделают тебя.

И жало спереди имеется у них,

И колют им они, и скачут, и жужжат,

И точно искры жгут, бросаясь на людей.

Не бойся ничего! Мне только бы камней,

И я огромный рой судейский разнесу.