Осы

О-о! Завидую я черепах броне!

О, трижды счастливы под панцирем бока!

Предусмотрительно природа вам дала

Покрышку на спину: удар не страшен вам.

Ох, смерть моя! Нажгли мне палкою бока.

В чем дело, дитятко? Ведь вправе так назвать

Мы даже старика, когда его побьют.

Нет, посудите вы, не язва ль наш старик?

Всех пьяной дерзостью затмил он на пиру.

Компанья Фриниха в гостях была:[125] Гиппил,

Ликон и Лисистрат, Фуфраст и Антифонт,

Но вел себя старик куда нахальней всех.

Он всякой всячиной набил себе живот

И принялся скакать, смеяться, грохотать,

Ни дать ни взять – осел, нажравшись ячменя,

И с криком «раб!» меня жестоко отлупил.

На эти выходки ответил Лисистрат:

«Ты сильно, старина, на выскочку похож

Иль на залезшего по шею в корм осла».

Тогда старик вскричал: «А сам-то ты! Как есть

Облезлая, без крыл, в лохмотьях саранча,

Без одеяния оставшийся Сфенел!»[126]

Тут все захлопали ему; один Фуфраст –

Как будто сам хорош! – скривил в гримасе рот.

Старик пристал к нему: «Скажи-ка мне, Фуфраст,

Что важничаешь так и заноситься стал?

Ты просто лизоблюд и шут у богачей».

Таким же образом отбрил он всех гостей,

Смеялся, как мужик, и говоря слова,

Не сообразные ни с чем, как дуралей.

И по дороге бил, кого б ни встретил он…

Но вот и сам; едва он на ногах стоит…

Однако я уйду, а то как раз влетит.

Поднимайте выше факел!..[127]

Кто за мною увязался –

Все завоют у меня!

Если вы не уберетесь,

Негодяи, этот факел

Обратит в жаркое вас.

Нет, ты поплатишься, и завтра на суде

Мы зададим тебе, хоть ты и боек стал!

Мы всей толпой пойдем, потянем мы тебя!

Ай-ай-ай-ай! Потянут в суд!

Нет, штука старая! Да мне

Теперь и слышать-то про суд

Противно стало… Вот как!

Вот где сласть!.. А урны – прочь!

Убирайся!.. Где судья тут?.. Провалился!..

Влезай сюда за мной, мой золотой жучок!

Своею ручкою держись за этот жгут,

Но осторожнее: непрочен, стар он стал…

Однако трение не тягостно ему.

Вот видишь, как тебя я ловко утащил,

Когда должна была гостей ты потешать.

За это ты должна мой жгут благодарить.

Но ты благодарить не будешь, знаю я,

Не впустишь, осмеешь, оставишь с носом нас;

Ты многих и других обманывала так.

Вот, если доброю девчонкой будешь ты,

Я выкуплю тебя, когда мой сын умрет,

И буду жить с тобой, щетиночка моя.

Теперь пока не властен в деньгах я своих:

Я под опекою по молодости лет;

За мною сын следит… Так скуп, что силы нет;

Из одного зерна спечет пяток хлебов…

Он опасается, что я впаду в разврат;

Нельзя, – единственный отец я у него.

А вот он налицо… бежит, должно быть, к нам…

Возьми-ка факелы и встань скорей сюда…

Забавно посмеюсь над ним я, как и он

До посвящения смеялся надо мной.[128]

Эй, ты, послушай-ка! Блудник и сквернослов!

Ты хочешь, кажется, залезть в красивый гроб,

Но ты поплатишься, свидетель Аполлон!

Ты с радостью бы съел под уксусом процесс.

А! Издеваешься, а сам флейтистку ты

У собутыльников украл!

Какую? Где?

Из гроба вылез ты? Несешь такую чушь!

Свидетель Зевс, она, твоя дарданка, там.[129]

То факел в честь богинь на площади зажжен.

Ужели факел?

Да! Взгляни, раскрашен он.

Но в середине что черно тут у него?

А это топится горячая смола.

А с этой стороны? Не задница, скажи?

Дает тут дерево причудливый изгиб.

Какой еще изгиб?

Иди-ка ты сюда!

Ну-ну! Чего тебе!

Я у тебя ее

Возьму и уведу; я думаю, ты сгнил

И ничего не можешь.

Слушай-ка, сынок.

Когда в Олимпии я был на играх, там

С Аскондой храбро в бой вступил Эфудион;

Он был преклонных лет, но юношу старик

Ударом кулака на землю повалил.

Итак, остерегись: получишь фонари!

Ты про Олимпию запомнил хорошо.

Богами заклинаю, помоги!

Вот он

Ударом факела чуть не убил меня,

И на десять оболов сбросил хлеба в грязь,

И на четыре – к ним привесок небольшой.

Вот что наделал ты! И хлопоты и суд

Пойдут теперь опять, – не пьянствуй!

Нет же, нет!

Изящной басенкой уладим дело мы,

И я с торговкою, наверно, помирюсь.

Богинями клянусь, за Миртию,[130] за дочь

Анкилиона и Состраты, все равно

Ты дашь в суде ответ: не порти мой товар.

Послушай, тетенька, хочу я речь тебе

Сказать приятную.

Нет, дяденька, избавь.

Эзоп с пирушки раз шел под вечер домой,

Вдруг сука пьяная ну лаять на него;

Тогда Эзоп сказал: «Ах, сука, если б ты,

Захлопнув злую пасть, купила где-нибудь

Пшеницы, я тебя за умницу бы счел».

Смеется он еще! Ну, кто бы ни был ты,

На суд зову тебя к торговым приставам:

Ущерб я понесла. Свидетель – Хэрефонт.

Послушай, речь тебе угодную скажу:

Звал Ласа Симонид на состязанье раз.[131]

«А мне плевать», – ему велел ответить Лас.

Ах, вот как?

Хэрефонт, тебе ж под стать идти

Свидетелем за бабой желтой, как Ино,[132]

Которую совсем замучил Еврипид.

Вон кто-то, кажется, еще идет сюда

И тоже с понятым… должно быть, звать на суд.

Несчастный я, увы! Зову тебя, старик,

На суд за оскорбленье.

Нет, оставь, прошу.

Я лучше заплачу все, что назначишь ты.

Я буду сверх того признателен тебе.

Я полюбовную устрою сделку сам:

Не отрицаю я камней и тумаков.

Но подойди сюда. Не хочешь ли, тебе

Я отступное за бесчестье уплачу,

И впредь будь другом мне. Сам сумму укажи.

Ты укажи: я дел судебных не люблю.

Какой-то сибарит упал с повозки раз

И сильно голову при этом повредил:

С конями не умел справляться сибарит,

Тут подошел к нему приятель и сказал:

«Чего не изучил, за то и не берись…»

Поэтому и ты к Питталу обратись.

И в этом случае ты верен сам себе.

Итак, не позабудь, что он ответил нам.

Послушай, не беги. Сибаритянка раз

Горшок разбила…

Будь свидетелем.

Горшок

Кого-то пригласил в свидетели себе.

«Клянуся девою, – сказала тут она, –

Когда б, не трогая свидетелей своих,

Ты бинт купил скорей, умно бы поступил».

Насмешничай, пока не потянули в суд.

Клянусь Деметрою, тебя я уберу,

Возьму в охапку…

Стой! Ты что задумал?

Что?

Нести тебя домой; иначе понятых

На обвинителей не хватит наконец.

Дельфийцы на Эзопа раз…

А мне плевать.

Налгали, что украл фиал священный он.

Тогда Эзоп сказал им: «Раз навозный жук…»

Проклятье! Пропади с жуками вместе ты!

Достоин зависти старик.

Как счастлив он! Прошла пора

Угрюмых дум и скудных дней;

Другую жизнь узнал старик.

Средь неги, роскоши его

Ждет много счастья впереди.

Но он доволен ли судьбой?

Нам нелегко забыть ту жизнь.

Которой жили мы всегда.

Хотя случалося не раз,

Что, подчинив себя другим,

Совсем менялся человек.

Хвалу великую у нас,

И всех, кто мыслью одарен,

За ум, за преданность отцу

Вполне заслуженно стяжал

Филоклеона славный сын.

Он благороден, как никто;

Мы поведением его

Поражены, восхищены.

И в возражениях отцу

Как прав был он, когда хотел

Облагородить жизнь того,

Кто породил его на свет!