Осы

Вперед, живее, крепче шаг! Ты, Комий,[26] чуть плетешься.

Клянусь, ты прежде крепче был ремня собачьей кожи,

А ныне Харинад идет тебя куда быстрее.

О конфилеец Стримодор,[27] приятель закадычный!

Идет ли с нами Эвергид? Хабет идет ли, флиец?[28]

Увы! Теперь… охо-хо-хо!.. осталось нас немного

С тех пор, как наши молодцы сошлися под Византий.[29]

Служили вместе мы с тобой, и, помнишь, как-то ночью,

Шатаясь, у калачницы бадью мы утащили

И, расколов ее в щепы, на них варили овощ…

Скорей, друзья! Сегодня мы судить Лахета будем.[30]

Все говорят, что у него деньжонок целый улей.

Вчера защитник наш Клеон велел прийти пораньше

И на три дня забрать с собой неутолимой злобы,

Чтоб хорошенько наказать его за преступленья.

Скорее двинемтесь, друзья, пока день не забрезжил.

Пойдем вперед и осветим лампадами дорогу,

А то нам камень на пути подстроит злую шутку.

Отец, отец, остерегись: лужа – на дороге.

С земли пруточек подними и поправь светильню.

Чего тут! Лучше пальцем вот я ее поправлю.

С какой же стати пальцем ты трогаешь светильню?

И без того-то масла нет, дуралей-мальчишка!

Тебе пустяк, а нам оно денег тоже стоит.

Когда пинками вы еще будете учить нас,

То мы, ей-ей, уйдем домой, погасив лампадки;

Тогда, плутая в темноте без нас и без лампадок,

Вы шлепать будете в грязи, как нырки в болоте.

Ну, мне случалося карать кой-кого почище.

Однако, кажется, попал в лужу я ногами.

Оно и видно, что теперь дня еще четыре

На землю будет посылать Зевс хороший дождик;

Поэтому и у лампад вон как нагорело:

Всегда скопляется нагар в сильное ненастье…

Но, впрочем, это хорошо для плодов незрелых,

И ветер северный и дождь им необходимы.

Но что за штука? Отчего из дома так долго

Товарищ не выходит наш? Что с ним приключилось?

Когда-то он проворней был: впереди, бывало,

Идет – из Фриниха поет, а он певун известный.

Я вот что думаю, друзья: встанем перед домом

И песню хором запоем; может быть, скорее

На зов друзей он поспешит радостно из дома.

Почему же наш старик к нам не выходит?

Отчего не отвечает?

Или обувь затерял он?

Иль в потемках спотыкнулся

И зашиб, быть может, палец,

А от этого распухла

Вся нога – ведь он старик уж.

Или грыжа одолела?..

Был старик наш всех язвительнее прежде

И на просьбы не сдавался,

А когда его попросят,

В пол уставится упрямо

И промолвит: «Камень варишь».[31]

Иль вчерашний подсудимый в том виною?

Ускользнул он, обманул нас,[32]

Убедил в любви к Афинам,

Будто первый нам донес он

О предательстве Самоса.

Вот и треплет лихорадка

Старика от огорченья:

У него такой характер.

Встань, приятель, не терзайся так жестоко,

Позабудь об огорченье!

Толстосум у нас есть новый

Из предателей фракийских:[33]

Вот его ты и упрячешь.

Мальчуган, ступай вперед.

А ты дашь ли мне, отец мой,

То, чего хочу просить я?

О, конечно, мой сыночек!

Говори, чего ты хочешь,

Что купить тебе? Наверно,

Назовет мой мальчик кости.

Нет, мой папочка, купи нам

Смоквы: это – слаще…

Дудки!

Ни за что, хоть вы повесьтесь!

Ну, так больше мы не станем провожать вас.

Из моей ничтожной платы[34] я ведь должен

Содержаться сам-третей;

Надо дров, приправы, хлеба,

Ты же смоквы просишь!

Ну а как же, если архонт

Не назначит заседанья

В этот день? На что припасов

Купим мы? На что надежду

Ты питаешь? Иль укажешь

Нам на «путь священный Геллы»?[35]

Ах ты, горе наше, горе!

Право, я и сам не знаю,

Где тогда обед добудем.

«Ах, зачем меня ты, мати, породила…».

Чтоб кормить тебя забота мне досталась.

Ах, кошель мой, «для меня

Украшенье ты пустое».[36]

Как тут не заплакать?!

Изнываю, друзья,

Я давно у окна,

Слышу песню, но сам

Не могу с вами петь.

Что мне делать? Меня

Осадили враги.

К урнам рвусь я давно,

Чтоб кого-нибудь там

Подвести и упечь.

Бог мой Зевс, я молю, страшным громом твоим

Или в дым преврати ты сейчас же меня,

Или сделай меня Проксенидом,

Иль прожженным лгуном, сыном Селла.[37]

О, не медли, мой царь, пожалей, снизойди

Ко страданьям моим!

Иль палящий перун пусть зароет меня

В кучу пепла скорей,

А потом из нее мое тело достань,

И обдуй, и подливкой горячей облей,

Или в камень меня преврати, наконец,

На котором шары мы считаем.

Кто тебя насильно держит

На запоре? Расскажи нам,

Не скрывайся от друзей.

Сын мой собственный. Но тише, не кричите: вот он здесь,

Недалеко спит на кровле. Тише, тише! Ниже тон.

Да какая же причина обращаться так с тобой?

Чем он это объясняет?

Мне судить не разрешает, мне мешает зло творить,

Жизнь привольную сулит мне, но не надо мне ее.

Поступить посмел с тобою

Низкий Демологоклеон[38]

Так за то, что смело правду

О юнцах ему ты режешь?[39]

Вот в чем дерзости причина:

Заговорщик явный он.

Если так, то тебе остается одно: новый способ спасенья придумать;

Изловчись как-нибудь к нам спуститься, но так, чтобы сын ничего не заметил.

Что придумаешь тут? Нет, придумайте вы, а исполню я все, что угодно:

Страстно хочется мне шаром голос подать за решеткой судебной палаты.

Не найдется ли щели какой где-нибудь? Изнутри бы ее ты расширил,

А потом и пролез, как хитрец Одиссей, нарядившись нарочно в отрепья.

Заколочено все, щелей нет никаких, комару даже негде пробраться.

Нет, тут выход иной надо выдумать нам: для меня все отверстья закрыты.

Или ты позабыл, как украл вертела и проворно махнул через стену?

Незадолго до этого Наксос был взят, мы служили тогда в ополченье.[40]

Да, я помню, но что из того? Ведь теперь положенье мое не такое:

Я был молод тогда и умел воровать, да и силы поболее было.

И к тому же тогда не следили за мной,

И удрать от беды безопасно я мог,

А теперь стерегут каждый выход и вход,

А у самых дверей два солдата

Караулят меня с вертелами в руках,

Точно кошку, стащившую мясо.

Ну а все-таки придумать

Надо выход поскорее,

Моя пчелка, уж рассвет.

Лучше нечего придумать: надо сети перегрызть,

А Диктина пусть простит мне, если я испорчу их.[41]

Средство верное нашел ты для спасенья своего.

Ну, пускай в работу зубы.

Перегрыз, готово дело. Тише, тише, ни гугу!

Осторожнее! Услышит мой побег Бделиклеон.

Ничего не бойся, друг мой:

Если сын твой только пикнет,

Будет он душой терзаться.

Будет он дрожать за шкуру

И узнает, как опасно

Презирать декрет богинь.[42]

А теперь ты в окошко веревку продень и вкруг тела концом обмотайся,

А другой выпускай постепенно из рук, преисполнившись весь Диопифом.[43]

Ну а если мои сторожа уследят и наверх, точно рыбу, потащат,

Чтобы снова меня засадить под замок, что вы будете делать, скажите?

Всей толпою мы ринемся в бой за тебя, за тебя крепким дубом мы станем.

И тебя взаперти не дадим мы держать. Вот намерены как поступить мы.

Полагаясь на вас, стану действовать я, но послушайте: если убьюсь я,

Поднимите меня и, оплакав мой труп, под оградой суда положите.

Не страшись: ничего не случится с тобой; опускайся смелее, приятель,

Но сначала с мольбой обратися к богам, стародавним хранителям нашим.

Мой сосед, полубог, покровитель наш Лик,[44] мы с тобой одинаково любим

Причитанья и слезные вопли людей, предстающих на суд перед нами.

Ты нарочно пришел поселиться сюда, чтобы слышать их жалкие стоны;

Из героев один пожелал ты сидеть возле места печали и плача,

Пожалей же меня и спаси от беды по-соседски, а я поклянуся,

Что во веки веков у ограды твоей облегчаться в нужде я не стану.

Эй, проснись!

Что такое случилось?

Кругом точно звуки какие-то слышу,

Уж не лезет ли снова старик где-нибудь?

Отче Зевс! Да ведь он по веревке

Опускается вниз!

Ах ты, плут из плутов! Ну уж нет, тебе слезть не удастся!

Подымайся скорее с другой стороны и лупи его прутьями сзади:

Может быть, от ударов священной лозы задним ходом пойдет он скорее.

Помогите мне все, кого нынешний год ожидают в суде заседанья!

Помогите, друзья, помогите, Хремон, Тисиад, Фередипн, Смикифион![45]

Не теперь, так когда же поможете вы? Помогите, пока не втащили.

Ну, скажите, что мы смотрим? Пустим ярость нашу в ход,

Как всегда, когда приводят в озлобление наш рой.

Ну-ка жала, ну-ка жала,

Гнева страшные орудья,

Навострите.

Подбирайте наше платье и скорей, детишки, марш!

Вы бегите и кричите, чтоб Клеона известить,

И сюда его зовите

На предателя, который

Смерти стоит, ибо он

Предлагает прекратить

Все дела судебные.

Разберите дело прежде, чем кричать, голубчики.

До небес мы крик поднимем!

Старика я не отдам!

Не ужасно ль? Тирания это явная, как день!

О мой город! О богопротивный Феор!

О льстецы, лиходеи вы наши!

О Геракл, какие жала! Посмотри-ка, господин.

Горгиад Филипп зажален был уж ими на суде.[46]

И с тобою будет то же. Повернитесь все сюда!

Жала выдвиньте наружу, и идите на него,

И, сомкнувшись грозным строем, покажите вашу мощь,

Чтоб потом он помнил долго, чью он злобу разбудил.

Зевс свидетель, страшно будет с этим роем драться нам!

Уж при виде жал их острых содрогается душа.

Отпусти же его, а иначе, смотри,

Позавидуешь ты черепашьим щитам.

Гей, соратники в процессах, осы с гневною душой,

Пусть одни из вас вопьются разъяренные им в зад,

А другие дружным роем жалят пальцы и глаза!

Эй, сюда, Мидас, Масинтий, Фриг! Скорей сюда, ко мне![47]

Старика держите крепче и не смейте отпускать,

Иначе в колодках тяжких будете поститься вы.

Не пугайте: «Слышал часто треск горящих листьев я».[48]

Если ты его не пустишь, зададим же мы тебе!

О Кекроп, герой и царь наш, змеехвостый Драконтид!

Иль тащить меня дозволишь дикарям, которых я

Заставлял четыре полных меры слез выплакивать!

Много, много лютых бедствий угрожает старости!

Это правда! Посмотрите: господина своего

Два раба схватили грубо, про былое позабыв –

Про овчины, безрукавки, что для них он покупал,

И про шапки, и про обувь, что зимой он им давал,

Чтоб они не слишком зябли, но и тени нет стыда

В их глазах, забыли, видно, о дареных башмаках.

Что, негодная скотина, ты все держишь? Иль забыл,

Как за кражей винограда ловко я тебя накрыл

И отлично у маслины отодрал за воровство,

Всем на зависть? Ты, выходит, не восчувствовал добра.

Отвяжитесь-ка вы оба, сын пока не прибежал.

Погодите же, за это мы с лихвой заплатим вам;

Вы узнаете немедля нрав таких людей, как мы,

Нрав сторонников закона, непреклонный и крутой.

Бей их, Ксанфий, отгоняй их, этих ос, от дома прочь.

Я и бью.

А ты им дыму, да побольше подпусти.

Кыш! подальше! Ну вас к черту!

Колоти дубиной их!

Ты Эсхина Селлартида вместо дыма напусти.

Наконец-то удалось нам отогнать отсюда вас.

Но клянусь, не так-то скоро ты б отделался от них,

Если бы они наелись Филоклеевых стихов.[49]

Бедный люд! Уж нет сомненья,

Что подкралась тирания

Незаметно,

Если ты, второй Аминий, негодяй, косматый фат,[50]

Нас лишаешь тех законов, что народ установил,

Без разумных оснований,

Без искусных убеждений,

Самовластно, как тиран.

Нет, без яростного крика, без сраженья лучше нам

Приступить к переговорам и уладить мирно все.

Нам с тобой – врагом народа, монархистом, – говорить?

Ты – союзник Брасида,[51] венок с бахромой

Ты надел, бороды не стрижешь ты!

Зевс спаситель! Лучше вовсе мне отречься от отца,

Чем таких напастей бурю ежедневно отражать.

Это все еще цветочки, вот дождешься ягодок, –

На три меры слов отсыплем! Погоди, раскаешься!

Ты победу торжествуешь, но придет и твой черед,

И твой заговор раскроет обвинитель на суде.

Ради бога, отвяжитесь от меня вы наконец!

Или есть закон, чтоб с вами мне сражаться целый день?

Ни за что! Мы живот свой положим в бою.

Ты желаешь в тираны над нами попасть.

Вам мерещатся тираны, заговорщики во всем,

Обсуждаете ль вы дело важное или пустяк;

Между тем о тирании уж полвека не слыхать.[52]

Ну а вы соленой рыбой меньше заняты, чем ею.

На базаре даже стали о тиранах все кричать.

Ты себе торгуешь карпа, не салакушку, – сейчас

Продавец дешевой рыбы тут же рядом заворчит:

«Этот, кажется, припасы выбирает, как тиран».

Ты приценишься к порею, чтоб приправить им сардель, –

На тебя взглянувши косо, зеленщица говорит:

«Ишь, порею захотелось! Иль тираном хочешь быть?

Иль должны тебе Афины дань приправами платить?»

В полдень к девке непотребной я зашел вчерашний день.

Оседлать ее собрался, а она озлилась вдруг

И вскричала: «Как! Ты хочешь Гиппием-тираном быть?»

Это так; теперь далось им это слово на язык.

Вот и я хочу избавить злополучного отца

От привычки раноходносудокляузнобольной,

Чтоб, как Морих, благородно мог он жить, – и я же вдруг

В тиранических стремленьях и в измене обвинен!

Поделом тебе, ей-богу! И на птичье молоко

Не сменяю я той жизни, от которой ты меня

Отстраняешь; мне не надо ни угрей, ни скатов: я

Небольшой, в горшке тушеный, съем охотнее процесс.

Ну, конечно, этим блюдом объедаться ты привык.

Впрочем, если помолчишь ты и послушаешь меня,

То, надеюсь, убедишься, что всецело ты не прав.

Я не прав? Судья присяжный?

Оглянися на себя:

Те, кому ты ноги лижешь, все смеются над тобой;

Своего не видишь рабства.

Ты о рабстве помолчи,

Всеми я повелеваю!

Нет, не ты! Ты лишь слуга,

Хоть и мнишь себя владыкой. Объясни, родитель, нам,

От Эллады всей какая достается часть тебе?

Часть немалая.

Пусть судят вот они.

Согласен я.

Все его вы отпустите!

Меч подайте кто-нибудь:

Если мне придется сдаться, грудью брошусь на него.

Ну а если приговор их ты не примешь, что тогда?

Мне не пить неразведенных… трех оболов в честь богов.