Осы

Его, пока я жив, не скину ни за что:

В походах он один служил спасеньем мне,

Когда силач Борей полки на нас водил.[98]

Мне кажется, добра не хочешь ты себе.

От твоего плаща добра не будет мне.

Объевшись рыбою, уж поплатился раз

Тремя оболами за чистку платья я.

Да хоть попробуй ты, коль вверил мне себя

Раз навсегда, чтоб я творил тебе добро.

Что должен делать я?

Лохмотья сбрось свои

И этот плащ надень, лохматый, шерстяной.

Вот после этого воспитывай детей:

Теперь меня же он собрался задушить.

Да ладно, надевай, и полно вздор молоть.

О боги, что за дрянь ты мне даешь, скажи?

«Персиду», «каунак», – зовут и так и сяк.[99]

Я думал, «сисира»[100] из наших Фиметид.[101]

Неудивительно. Ты в Сардах не бывал,[102]

А то б его узнал. Теперь хоть узнаешь?

Помилуй боги, нет. Сдается только мне,

Что на одежду Мориха твой плащ похож.[103]

Нет, не похож: мой плащ – изделье Экбатап.

Из шерстяных кишок там делают плащи?

Откуда заключил? У иностранцев, друг,

Немало тратят средств на выделку плащей.

Вот этот на талант, пожалуй, шерсти съел.

Не шерстоедом ли верней его назвать,

Чем каунаком?

Стой, однако, милый мой.

А я наброшу плащ.

Увы, пропал совсем!

Проклятый! Он меня так жаром и обдал!

Так не наденешь ты?

Нет, ни за что!

Мой друг…

Уж если надобно, наденьте прямо печь.

Как ни вертись – тебя одену я.

Ступай!

Теперь и вилку приготовь.

К чему она?

Чтоб вытащить меня, иначе разварюсь…

Теперь снимай свои дрянные башмаки

И вот «лаконики» сейчас же надевай.[104]

Ни в жизнь и ни за что! Чтоб от моих врагов

Мне ненавистные надел я башмаки!

Скорей, мой миленький! Покрепче встань ногой

В Лаконику.

Меня обидел ты, сынок,

На почву недругов заставивши вступить.

Другую ногу суй.

Ее нельзя: на ней

Один из пальцев – враг лаконцам с давних пор.

Без препирательства!

Несчастный я старик!

Под старость не могу и ног я познобить.

Надень же наконец!

Теперь, как богачи,

Походкой важною, расслабленной пройдись.

Ну, огляди меня и на кого, скажи,

Из наших богачей я поступью похож?

На чирей, весь кругом натертый чесноком.

И правда, задницу дерет, терпенья нет.

Посмотрим, можешь ли приличный разговор

Поддерживать в кругу людей ученых ты?

Да.

Например, о чем?

Найдется много тем:

О том, как Ламия, попавшись, наклала,

И вот еще о чем: раз Кардопион мать…[105]

Нет, сказки прочь! Скажи из жизни что-нибудь,

Как мы в кругу семьи беседуем всегда.

А на семейный лад я вот что расскажу:

«Вот жили как-то раз мышонок да хорек…»

«О неуч темный, – так однажды Феоген[106]

Сказал золотарю в досаде на него, –

В почтенном обществе – мышата и хорьки!»

О чем же говорить?

О важном, – ну хоть, как

На игры ездили[107] Андрокл,[108] Клисфен и ты.

Когда же ездил я? На Парос только раз,

По два обола в день притом я получал.

Ну, расскажи тогда, как раз Эфудион

С Аскондой выдержал панкратий молодцом;[109]

Он был и стар и сед, но отличался он

Боками впалыми, и силой бедр и рук,

И славным панцирем.

Постой, не городи!

Речь о панкратии, – при чем же панцирь тут?

Так люди умные беседуют всегда.

Но вот другой вопрос: скажи мне, на пиру

С людьми приезжими ты мог бы указать

На подвиг памятный из юности своей?

Был у меня такой, что затмевает все:

У Эргасиона подпорки я стянул![110]

Подпорки! Я убит! Рассказывай, как ты

Преследовал оленей, зайцев, о бегах

О факельных, о всем, в чем удальство видно.

Вот удальства пример: мальчишкою еще

Фаилла-бегуна, преследуя судом

За ругань, победил двумя шарами я.

Ну, бросим это! Ляг вот здесь и поучись

Держаться на пиру в компании друзей.

Скажи, как надо лечь?

Прими приличный вид.

Ты хочешь, чтоб я лег вот так?

Совсем не так.

А как же?

Распрями колена; на ковре

Раскинься с грацией свободно, как атлет,

Посуде полное вниманье окажи,

Взгляни на потолок, узоры похвали…

Вот подали воды… Внесли столы… Обед…

Вот омовение… Вот чарки в ход пошли.

О небожители, пирушка наша – сон!

Раздался флейты звук. В гостях тут Фан, Эсхин,

Феор, Клеон,[111] Акестор[112] и еще другой

Из чужеземцев гость у головы его…

Подхватишь ли ты песнь застольную?

Могу.

Ужели?

Как никто из Диакрии всей.[113]

Посмотрим. Буду я Клеоном, например,

Начнем «Гармодион», я первый, ты – за мной:[114]

«Не-е бы-ы-ва-ало еще-е в Афи-и-нах пре-ежде-е…»

«Не-его-о-одя-я-я тако-ого и-и хапу-уги-и.»

Коль ты так сделаешь, он оглушит тебя,

Он пригрозит стереть с лица земли тебя,

Прогнать из города.

А я, свидетель Зевс,

Когда он пригрозит, другое запою.

«О человек! Домогаяся власти великой,

Ты государство погубишь; катится в бездну оно».[115]

Затем, когда Феор, сосед у ног твоих,

Схвативши за руку Клеона, запоет:

«Помни, приятель, Адмета,[116] достойных людей уважай».[117]

Какою песнью ты ответишь?

Я зальюсь:

«Хитрить, как лиса, человеку стыдно,

Сумой переметной быть не следует».

За ним начнет Эсхин, сын Селла, дальше петь,

Эсхин, прославленный мудрец, любимец муз:

«Денег побольше бы

Мне и Клитагору

Вместе с фессалийцами».

«…Много их растранжирил я с тобою!»

Ну, это, видно, все ты понял хорошо.

Теперь пойдем на пир к Филоктемону мы.[118]

Эй, малый, Крез, сбери припасов нам скорей.

Кутнем сегодня мы с тобой разок.

Ну нет,

Кутить нехорошо: как лишнего хлебнешь,

В чужую лезешь дверь, кого-нибудь прибьешь;

Потом платись за все с похмелья кошельком.

У благородных так не водится людей:

Там потерпевшего упросят все забыть,

А ты развесели изящной басней всех,

Эзоповой иль сибаритскою,[119] из тех,

Что слышал на пиру. Старайся обратить

Все дело в смех, и ты не наживешь врага.

Побольше, значит, их я должен заучить,

А то, наделав бед, поплатишься как раз.

Итак, идем. Пускай ничто не держит нас!