От Пекина до Нью-Йорка

Крылья добрых дел

В начале 1957 года я совершил поездку по ряду крупных городов Северо-Восточного и Южного Китая, где выступал с лекциями о международном положении перед советскими специалистами и сотрудниками советских консульств. Путь мой пролегал через Ухань в Кантон (Гуанчжоу), затем Шанхай, Мукдэн (Шэньян), Аньшань, Дальний (Далянь) и другие города.

Первым пунктом моей остановки был Ухань — город славный своим революционным прошлым. В 1927 году Ухань был последним оплотом революционного правительства Китая, оказывавшего сопротивление контрреволюционному перевороту Чан Кайши. В 1938 году, в период войны против японских оккупантов, под Уханем развернулись крупные сражения, в которых активную роль сыграли советские летчи-ки-добровольцы. В результате их участия ранее безраздельно господствовавшая в воздухе японская авиация понесла тяжелые потери и вынуждена была перейти к осторожным действиям, опасаясь ударов советских «ястребков».

Ухань — главный город провинции Хубэй, крупный промышленный центр и порт Центрального Китая. Ухань состоит из трех слившихся между собой городов — Учана, Ханькоу и Ханьяна. Город разделен могучей и широкой Янцзы, через которую не было ни одного моста. Река отделяла к тому же Северный Китай от Южного. Связь через реку в Ухане осуществлялась на железнодорожных паромах и катерах. В старом Китае не нашлось ни сил, ни средств на строительство моста. Народные власти обратились к Советскому правительству за помощью. Из СССР были командированы специалисты, прибывшие в Ухань в 1954 году. Руководителем группы был К. С. Силищ известный советский мостостроитель. Советский инженер пошел со мной к Янцзы, чтобы показать мне развернувшееся строительство. Янцзы — самая крупная река Китая. Ее протяженность— 5800 километров. Бассейн Янцзы занимает примерно одну пятую часть территории Китая—1,8 миллиона квадратных километров. Река начинается в провинции Цинхай. Ее истоки лежат на склонах горного хребта, откуда она пускается в свой долгий путь, принимая воды других рек, становясь все более широкой и полноводной. Свыше триллиона кубометров воды сбрасывает она в океан каждый год. Янцзы течет по каменистому и лесистому Сикано-Тибетскому нагорью, пересекает житницу Китая — провинцию Сычуань и, пройдя провинции Хубэй и Хунань, образует дельту, земли которой славятся плодородием.

Мне не терпелось взглянуть на великую реку, благо гостиница была недалеко от набережной.

Вот и река. «Словно море, разлилась Янцзы…» — писал о великой реке древний китайский поэт Чжан Жосюй (660–720).

Сажусь на катер, который перевозит людей на другую сторону: мне хотелось поближе посмотреть на реку. Под нами бурное течение желтой, окрашенной в глинистый цвет воды. Река полна лёсса, которым она оплодотворяет поля, раскинувшиеся на огромных просторах ее дельты. Течение настолько бурное и сильное, что сносит вниз паромы и катера. Трудно себе представить облик Китая без Янцзы, как бы олицетворяющей сам китайский народ, его могучую силу.

Реки Китая — кормилицы страны, но вместе с тем они гроза и проклятие, причиняющие стране во время наводнений огромные убытки, уносящие порой сотни человеческих жизней. Перед силой и своеволием рек народ веками чувствовал себя беспомощным. Он поклонялся им, как живым существам, молил не выходить из берегов и не губить его селения, посевы, не обрекать на голод и гибель.

Великие китайские реки Янцзы, Хуанхэ (Желтая), Чжуцзян (Жемчужная), Хуайхэ и др. не только соединяют провинции Китая, но и разъединяют их. Строительство мостов через такие реки — дело сложное и трудное. Особенно на Янцзы. Как ни искусны были древние китайские мастера, воспетые в легендах, поэмах и народных сказаниях, им и во сне не снилась возможность перебросить мост через Янцзы. В народной песне даже говорилось:

Мы поднялись на мост. У меня сохранилась фотография: Силин и я стоим у переплета моста через огромную бурную реку. Рядом — большое и сложное инженерное сооружение. Огромные плечи моста с левого и правого берегов и выступившие из воды опоры протянулись до середины реки. В сером туманном воздухе зимнего дня мост светится бесчисленными голубыми огоньками электросварки. С высоты моста совсем маленькими кажутся плотно сгрудившиеся внизу пароходы и джонки с грузами для строительства. Стрелы подъемных кранов движутся высоко в небе. Стройка стала огромной школой для тысяч юношей и девушек освободившегося народа. В то время, в январе 1957 года, два пролета еще не были готовы.

К. С. Силин увлеченно и горячо рассказывал, как советские инженеры предложили применить на строительстве Большого уханьского моста новый метод возведения мостовых опор — бескессонный. Западные специалисты считали этот проект неосуществимым. Они называли срок строительства как минимум четыре-пять лет.

Предложенный советскими инженерами метод позволил возвести мост в кратчайший срок — в два с небольшим года — и гораздо дешевле. Было сэкономлено 34 миллиона юаней.

Осенью 1957 года начальник управления стройки Пэн Линь писал по этому поводу: «При возведении фундаментальной части Большого уханьского моста мы сообща осуществили творческие предложения советского специалиста товарища Силина — строить фундамент глубоко под водой не кессонным способом, а методом проходки скважин с применением труб крупного диаметра… Мы с чувством величайшей признательности приносим благодарность Советскому Союзу, советским специалистам за их искреннюю помощь»[19].

Был создан самый большой мост не только в Китае, но и на всем Востоке. 15 октября 1957 года по новому двухъярусному мосту было открыто движение. По верхнему ярусу пошли машины, троллейбусы и пешеходы, по нижнему — поезда.

Зимний день короток; все ниже опускаются сумерки. Включается электрическое освещение. Контуры готовой части моста обозначены ярким светом электрических лампочек: они напоминают крылья гигантской фантастической птицы, прикрывающие могучий поток желтой и бурной воды.

В Ухане в парке «Освобождение» высится памятник советским летчикам-добровольцам, которые в тяжелые для Китая годы пришли на помощь китайскому народу в его борьбе против японских захватчиков. Китайские люди помнили тех, кто отдал свою жизнь за свободу их родины. Я подошел к памятнику. На фронтоне обелиска начертаны имена советских героев. У подножия лежали цветы.

Историк Пэн Мин писал: «В то время как американские капиталисты снабжали Японию бензином и железным ломом, помогая тем самым японским империалистам бомбить китайский народ, советские герои в воздушных просторах над нашей родиной проливали свою драгоценную кровь за китайский народ»[20].

Памятники советским воинам установлены на центральных площадях и улицах Мукдена (Шэньян), Харбина, Порт-Артура (Люйшунь), Дальнего (Далянь), Аньшаня и других городов. Бывая в этих городах, я видел жителей, подходивших к могилам, обелискам и памятникам. Они возлагали венки, сажали цветы. В дни наших праздников сюда приезжали сотрудники посольства СССР в КНР для возложения венков. Позже (до 1983 года) было запрещено советским дипломатам посещать эти и другие города и возлагать венки на могилы советским воинам, отдавшим свои жизни за дело китайского народа, его свободу и независимость.

На следующий день я покидал Ухань — город трех городов. После постройки мостов через Янцзы и ее приток Ханьшуй три города объединились в единый комплекс.

Из окна вагона я видел огни города, гирлянды света у Большого уханьского моста и вспоминал старую китайскую легенду о строителях мостов. Даже легендарные герои Китая, созданные народной фантазией, не могли совершить того, что сделали простые люди — советские и китайские. Сотрудничество двух великих народов оседлало природу и ее стихийные силы.

Хвост дракона

После Уханя мой путь лежал в Кантон (Гуанчжоу). Чем ближе к Кантону, тем больше преображается пейзаж. Минуем горы, на склонах которых, точно ступени гигантской лестницы, лежат террасы с маленькими полями. Земля на дорогах и на возделанных полях кажется медно-красной. Это и есть знаменитый плодороднейший китайский лёсс, позволяющий снимать по два-три урожая в год. Почти все зелено и в цвету, несмотря на конец января. Из окон поезда иногда удается увидеть экзотические дынные (папайя) и банановые деревья с созревающими плодами, иногда кокосовые пальмы и ананасовые огороды. Темная южная зелень и насыщенно красная земля — новое необычное сочетание для глаз. Серо-желтые области Северного и Центрального Китая остались позади. Мы приближаемся к северному тропику.

Кантон встречает теплой солнечной погодой после туманного и холодного Уханя. В кантонских садах и парках в это время года цветут южные цветы, деревья с огненными кронами, похожие на букеты маков, другие деревья с огромными толстыми стволами с вытянутыми по земле корневищами, похожими на набухшие от усилий мышцы какого-то чудовища, вцепившегося в землю. В парках — братские могилы жертв революции 1911 года и многочисленных восстаний, могилы деятелей, погибших во время белого террора после разгрома Кантонской коммуны в 1927 году. На могиле героев Кантонской коммуны— большой холм с обелиском. Невдалеке строится памятник советским дипломатам — работникам нашего консульства, зверски убитым гоминьдановцами при подавлении Кантонской коммуны в декабре 1927 года.

В парках, на улицах группы людей занимаются гимнастикой. Их движения плавны, ритмичны, напоминают наш балет. Без определенных навыков и упражнений повторить эти движения трудно.

Вечером вместе с сотрудником нашего консульства выходим побродить по улицам. Светятся маленькие ресторанчики; иногда это два или три столика за соломенной ширмой, где при свете ацетиленовой лампы ужинают грузчики или уличные торговцы.

К вечеру стало прохладно. У многих прохожих появились походные грелки: маленькие ручные жаровни, где тлеют угли.

В консульстве тоже холодно и сыро. На улице всего +2–3 градуса. В большом зале с высокими потолками тепло камина почти не чувствуется. Лицо и руки согреваются, а спина мерзнет. Кажется, я никогда так не мерз, как в тропиках!

На следующий день вышли на набережную реки Чжуцзян. Целый город джонок. Нам назвали цифру жителей — 300–400 тысяч. У них свой райком КПК, свой районный комитет народных представителей. В некоторых местах джонки стоят как бы на вечных якорях. С одной джонки на другую проложены мостики и перекинуты жерди с бельем. Вроде коммунальной квартиры. Женщины готовят еду, мастерят безделушки. Мужчины уходят в город или на других, движущихся джонках ловят рыбу, перевозят грузы. Из джонок постоянно выкачивают воду. Сыро и холодно. Кое-где струится дымок: небольшие железные печурки служат и для приготовления пищи, и для обогрева.

В Пекине мне настоятельно советовали попробовать знаменитую кантонскую кухню. При этом ссылались на поговорку: «Жить в Ханчжоу, есть в Кантоне, умереть в Сучжоу». В Ханчжоу самые красивые в Китае места; в Сучжоу такие мастера по дереву, что сделают прекрасный гроб; в Кантоне лучшая кухня.

Входим в здание ресторана. Вдоль стен — деревянные ящики, сквозь сетку видны крупные змеи. Я с недоумением обращаюсь к переводчице: «Туда ли мы попали?»

В это время на лестнице, ведущей вверх, появляется человек в поварском одеянии. Он запускает в ящик длинные щипцы и вытаскивает извивающуюся змею, ловко схваченную около головы. Стоящий рядом с нами посетитель одобрительно кивает головой и вслед за поваром поднимается кверху.

Переводчица объясняет: посетитель будет пить чай, есть закуску и ждать, пока из змеи приготовят кушанье.

Мне что-то расхотелось идти в ресторан со столь экзотическими блюдами. Но отступать было неудобно.

Поднялись на второй этаж. Официант приносит бутылку водки. На ней изображены три змейки. Это знаменитая змеиная водка: в гаоляновую водку выдавливают желчь живой змеи.

Выбирать удава для приготовления особого блюда я не пошел. Сказал, что доверяю опыту повара.

Пока ждали знаменитое блюдо «битва тигра с драконом» (из мяса удава и дикого кота), нам рассказали некоторые подробности. Змеи в большом количестве водятся в одном районе провинции Гуандун. Местные крестьяне ловят их и привозят в кантонские рестораны. Змеиная желчь идет на изготовление змеиной водки. Я купил две бутылки, чтобы угостить таким экзотическим напитком своих друзей. Большого впечатления она не произвела.

Ужин начинается с плавников акул и других разнообразных закусок. Наконец появляется и шедевр кантонской кухни — «битва тигра с драконом». Ожидания не оправдываются. Я представлял, что удав будет в виде сочных аппетитных ломтиков. Кота я не хотел есть. Однако принесли нечто вроде горячего коричневого студня, в котором плавали разваренные мясные волокна.

Кантон большой город. В двух часах езды — граница с Гонконгом (Сянганом). Между Кантоном и Гонконгом поддерживается связь.

Немало китайцев, проживавших в Гонконге в первые годы после установления народной власти, стремились переехать и обосноваться в Китае. Появилось реальное понятие родины, независимой и могучей, и тяга к ней нередко пересиливала узкие собственные интересы. Правительство КНР активно занималось привлечением в страну интеллигенции, технических специалистов.

На вокзале в Кантоне мы увидели группу ярко одетых людей. «Это гости из Гонконга», — сказал сопровождавший меня переводчик. Сотни людей с чемоданами, в европейских костюмах сходили с поезда. У входа на вокзал стояла большая толпа китайцев, встречавших родственников, знакомых…

Спустя три года, в 1960 году, мне удалось побывать в Гонконге, когда я возвращался на Родину из Японии. В те времена не было еще прямой воздушной линии, связывающей Москву с Токио. Лететь надо было через Европу или Индию.

У борта самолета неожиданно появилась высокая гора. Гонконг — объявили по радио. Гонконг — неповторимый город. Он вздыбился по обе стороны проливчика. Центр Гонконга называется Викторией, он расположен на горе. Высокая гора сплошь усеяна зубцами светлых небоскребов, будто горб какого-то морского чудовища. На ум приходит и другое сравнение. Город похож на горный поселок, только если сакли заменить высокими 20–30-этажными громадами. Самолет делает заход на посадку. Чтобы не нарушить воздушное пространство Китая, самолет компании «Эр Франс» поворачивает к морю и летит очень низко над склоном горы, облепленным сотнями маленьких хижин. Вдоль берега скопление джонок, борт к борту, как в Кантоне, и, если бы не раскачивающиеся мачты, можно подумать, что они стоят на суше.

Летим все ниже и ниже, все отчетливее видны кажущиеся сверху маленькими океанские суда, небольшие островки, и вдруг прямо перед нами вырастает несколько десятков небоскребов. Кажется, что кто-то украдкой оторвал кусок Нью-Йорка, посадил на эту скалу, и новоявленный саженец привился. Узкая ленточка воды — и мы уже над Азиатским материком. Самолет совсем низко спустился к морю, а затем, коснувшись песчаной косы, глубоко выдвинутой в море, побежал по направлению к острову. Приземляемся на море — звучит странно, но еще более необычно это выглядит на деле. Пассажир самолета не видит бетонной полоски под колесами, и ему кажется, будто авиалайнер садится на воду. Немного не по себе. Кое у кого это вызывает страх.

Аэропорт Гонконга Кайтак является своего рода уникальным. На небольшом скалистом островке не нашлось подходящего земельного участка для аэродрома. Поэтому намыли песчаную косу, выходящую далеко в море.

Мой сосед по самолету, шведский инженер и бизнесмен Сигурд, представитель шведской фармацевтической компании в Токио, не раз бывал в Гонконге. Он предложил вместе погулять по городу. Я охотно согласился. Английские пограничники долго и внимательно просматривали мой паспорт. Гонконг — «открытый город», но не для граждан социалистических стран. Я ждал визу для транзитной остановки на несколько часов почти два месяца.

В зале пассажирского аэропорта чиновник, стоящий под вывеской с надписью «Таможня ее королевского величества», не интересуется нами: сюда почти все ввозится беспошлинно. Японцы, итальянцы, французы, немцы приобретают товары своих стран в Гонконге по ценам значительно ниже, чем у себя дома. Здесь товары не обременены многочисленными налогами. За таможней санитарный контроль. Служащие в тщательно выглаженных шортах, шерстяных гольфах и фуражках с эмблемой британской короны действуют деловито. Напутствуемые гулом авиалайнеров, срывающихся с бетонной дамбы, на автобусе авиакомпании едем в отель. В нашем распоряжении 8 часов. Авиакомпании специально делают такую длительную остановку, чтобы пассажиры имели время осмотреть город, магазины, сделать покупки.

Душная и влажная жара окутывает нас. Прямые солнечные лучи нещадно жгут и, кажется, проникают сквозь одежду, которая немедленно становится влажной от пота. Вот мы и в городе, поразительно живучем, удивительно современном, выжившем, несмотря на мрачные прогнозы, высказываемые в Англии при его рождении.

У колыбели этого детища британской короны ему пророчили злосчастную судьбу. Английский премьер лорд Пальмерстон тоскливо говорил: «Гонконг — голая скала, на которой не вырастет ни одно строение». А королева Виктория, регулярно отмечавшая в дневнике настроения своего супруга, принца Альберта, записала однажды: «Альберт от души смеялся, узнав, что мне достался остров Гонконг».

В одном серьезном английском исследовании о Китае того времени был раздел, посвященный Гонконгу. Он был озаглавлен: «Гонконг: его положение, перспективы, характер и абсолютная непригодность для Англии во всех отношениях»[21].

Несмотря на эти прогнозы и прорицания, клочок скалистой земли, городок, возникший как торгово-перевалочная база на перепутье морских дорог, превратился в крупный промышленный и торговый центр. Город рос как на дрожжах, больной всеми пороками капиталистического Запада и колониального Востока. Рядом с роскошью и фешенебельностью центра колонии — Виктории, всего через узкий пролив, на материке, находится Коулун — район с широкими асфальтированными дорогами, бесконечным количеством крупных и мелких магазинов, лавочек, кафе, ресторанов, опиекурилен, официально запрещенных колониальными властями. Тут же и «китайский город», место жительства гангстеров, контрабандистов, фальшивомонетчиков, сосредоточение уголовного мира. На кривых, запутанных улочках Коулуна тесно, шумно, круглые сутки буйствуют запахи. В открытых окнах, на прилавках, лотках лежали горы подпорченных фруктов, тут же под навесами в масле шипели пампушки, в котлах варилось цзайлами — дешевый рис, зерна которого были маленькими и безвкусными. Китаянки, несмотря на удушающую жару, одетые в черные с разрезом на боку халаты, что-то мастерили, сидя на обочинах тротуаров. Рядом с ними стояли лотки с сигаретами, чаем, жевательной резинкой, бегали голые ребятишки с большими животами и кривыми ножками. С крыш зданий свешивались полотнища с крупными, написанными красной или черной краской иероглифами, пестрели американские, японские, индийские и тайваньские реклам-. ные объявления, сновали кули, нищие, разносчики воды (эта часть города не имеет водопровода).

В мастерских с открытыми окнами сидели кустари и создавали на потребу иностранным туристам «неповторимые шедевры» старины любых эпох и династий. Торговцы-китайцы обмахивались большими мужскими веерами, тянули из чашечек чай и не спеша вели беседы с покупателями. Индийские торговцы более экспансивно зазывали покупателей, развертывая перед ними яркие шелковые ткани, платки и т. п. Все шумело и гудело.

Не все, конечно, китайцы живут в этом районе. В Виктории богатым китайцам принадлежат банки и фабрики, рестораны и пароходы. Они имеют тесные связи с английской колониальной администрацией, правителями Пекина и чанкайшистами на Тайване.

Бурному развитию города и его промышленности помимо чисто объективных причин способствовали еще кропотливый труд его обитателей, прирожденная аккуратность китайцев в работе, связи китайского населения Гонконга с 20-миллионной китайской общиной, обитающей на всем протяжении от Джакарты до Сан-Франциско и от Манилы до Таити. 20 миллионов китайцев в Юго-Восточной Азии и «странах Южных морей» обладают большим экономическим влиянием, спаяны взаимной поддержкой и, не имея собственной территории и своего правительства, являются крупной экономической силой в Юго-Восточной Азии. От Бирмы до Филиппин эти люди живут и трудятся, спаянные сложными, освященными многовековыми традициями клановыми и родственными связями. Их значение намного превосходит их численность. Гонконг, насчитывающий всего 2 процента жителей некитайского происхождения, — один из крупных бастионов делового мира наряду с Сингапуром (76 процентов — китайцы), Малайзией, где китайцы составляют 34 процента населения; в Таиланде 12 процентов жителей — китайцы, в Индонезии — 3,5, на Филиппинах — всего 2 процента, но их влияние повсюду велико.

В Гонконге реальная власть принадлежит «Джокей-клабу», фирме «Жардин энд Мэтисон», «Гонконг энд Шанхай бэнкинг корпорейшн», «Бэнк оф Чайна» и английскому губернатору. Губернаторы приходят и уходят, а монополии и банки остаются. С ними и имеют прежде всего контакты пекинские лидеры. Через «Бэнк оф Чайна» осуществляется контроль над 28 другими банками, принадлежащими КНР в странах ЮВА.

700 американских предприятий обосновалось в Гонконге, где налоги не досаждают большому капиталу.

Китайские бизнесмены постепенно вытесняют старые, засидевшиеся здесь в течение столетия английские колониальные фирмы и теперь устанавливают стрелки часов по американскому времени. Большие, оборудованные кондиционерами лимузины этих китайцев прокладывают путь через людскую толчею в маленьких улочках. Китайские джентльмены безукоризненно одеты, но их кричащие яркие галстуки говорят о моде и безвкусице, пришедшей с противоположного берега Тихого океана. Гонконг дает пекинским властям по крайней мере полмиллиарда долларов прибыли в год.

Гонконг вплоть до установления в Пекине американской миссии связи в 1973 году был главным наблюдательным пунктом США в Азии. Из Гонконга поступала в США информация о внутреннем положении КНР, основных тенденциях ее внешней политики.

В годы вьетнамской войны Гонконг широко использовался американской военщиной. Военные корабли пополнялись здесь запасами продовольствия, воды, горючего.

Все более вольготно в Гонконге себя чувствуют бизнесмены и банкиры китайской национальности. Английские правящие круги прилагают максимум усилий к тому, чтобы не раздражать Пекин, понимая, что Англия не сможет защитить свою колонию, если Китай решит вернуть отнятую у него английскими империалистами территорию. Но подробнее об этом поговорим позже.

Пиджаки, плащи и всю ручную кладь мы оставили в отеле. Вооружившись фотоаппаратами, направились в Коулун. Толпа пешеходов медленно движется вдоль улиц. Кого только здесь не увидишь: китайцы в синих или черных робах, полуголые малайцы, индианки, закутанные в сари, японцы с неизменными фотоаппаратами и множество белых — американцев, англичан, немцев. Разноязычный говор, гудки многочисленных автомобилей, гортанные выкрики рикш — все сливается в один неумолчный рокот.

Прошли несколько кварталов и наткнулись на район бедняков, живущих в лодках. Их владельцы занимаются рыбной ловлей, торговлей, перевозкой людей с судов и обратно. Лодки с навесами вроде кают. Тут и готовят, и обедают, и занимаются рукоделием. Невольно вспомнилось, что этот самый квартал более ста лет назад видел наш знаменитый соотечественник писатель И. А. Гончаров, посетивший Гонконг в 1853 году во время кругосветного плавания на фрегате «Паллада».

Пройдешь несколько кварталов и попадаешь как бы в другой мир: великолепные дворцы, прохладные сквозные галереи, затененные жалюзи или ставнями окон. Тут же солидные, с колоннами старые здания банков и новомодные конторы корпораций. Туда и обратно бегают разносчики, тащат письма, пакеты, входят и выходят англичане, американцы в соломенных или полотняных шляпах, в белых куртках с короткими рукавами и шортах.

Гонконг называют черным ходом в Китай. Четыре миллиона человек, обитающих на этом маленьком клочке земли, никогда не прокормились бы сами, если бы не продовольствие, поставляемое из Китая. Даже вода — товар, покупаемый в Китае. Вовсе не является упрощенным утверждение, что Гонконг можно завоевать просто по телефону. Не нужно посылать танки на Натан-роуд, где помещается резиденция губернатора, или предъявлять ультиматум нескольким тысячам солдат, составляющим гарнизон Гонконга. Достаточно позвонить на насосную станцию и потребовать прекратить подачу воды для четырех миллионов человек, если появится такое желание у Пекина. Но даже в бурные дни «культурной революции» в Китае не выдвигали требования покончить с британским колониализмом в Гонконге. Из Пекина в 1966 году как раз поступило сообщение, что КНР обязалась поставить городу 70 миллиардов литров воды, больше, чем в предыдущие годы. Китайская пословица гласит: никто не сажает грушу, не будучи уверенным, что сможет отдохнуть в ее тени.

Осмотрев Коулун, мы направились в центр колонии — Викторию. Собственно остров Гонконг соединялся в 1960 году с Коулуном паромами японской фирмы «Яумати ферри компани». В 1978 году вошел в строй подводный туннель.

Мы вышли к проливу, отделяющему остров. Взгляд упирается, как в стену, в красно-желтую гору, местами зеленую от травы. У подошвы ее, по берегу, толпятся большие, по-английски солидные дома. Балконы этих дворцов обращены на море, затененные бананами и пальмами. Взгляд скользит выше. Видишь еще более крупные, высокие светлые дома, напоминающие американские небоскребы 40—50-х годов.

…На пароме, который перевозит пассажиров из Коулуна на остров, было немноголюдно: несколько богатых китайцев в белоснежных кофтах и атласных шароварах, в туфлях на толстой подошве и с богатыми веерами, которыми они прикрывали голову, и, видимо, зажиточных китаянок в длинных национальных платьях, с роскошными прическами, на затылке волосы скреплялись большими золотыми или серебряными булавками.

Небольшая группа европейских туристов. Рядом со мной, по левому борту, стоял пожилой, бедно одетый китаец. Я заметил, что мой сосед внимательно меня разглядывает. Затем, оглянувшись и видя, что никто не обращает на него внимания, он тихо по-китайски спросил: «Сулянь?» («Советский?»). Я кивнул.

— Как же это вы определили? — спросил я.

Китаец развел руками:

— Я наблюдал за Вашим поведением. Оно очень отличается от поведения других белых, приезжающих сюда развлекаться или обогащаться. Они ведут себя высокомерно, презирают людей с другим цветом кожи. Я впервые вижу советского человека. Мне очень приятно, — продолжал он, — разговаривать с Вами. Я и мои сыновья многое слышали о Советском государстве. И плохого и хорошего. Я простой рабочий, но я и вся моя семья были бы счастливы встретиться и поговорить с Вами…

Я ответил, что, к сожалению, через несколько часов улетаю из Гонконга. В 16 часов я должен вернуться.

— Я понимаю, — сказал он. — Вы проездом. Прошу Вас… Возьмите на память от Сун Вэйцзяо. — И он протянул мне большой апельсин.

У меня в кармане нашелся небольшой сувенир. Он горячо поблагодарил меня.

…Фуникулер доставил нас на верхушку горы. Среди пальм, бананов и другой тропической растительности как высеченные из горы на склонах высились большие светлые современные здания. По змеившимся вокруг улицам проносились роскошные машины современных марок: «Мерседесы», «Бьюики», «БМВ» и др. Рекламы призывали вкладывать деньги во всемирно известные банки: «Барклай», «Чейз Манхэттен Бэнк», «Кемикл бэнк» и др.

Мой спутник, бывавший здесь раньше, затащил меня передохнуть от жары в английский клуб. Клуб — это образцовый дворец в своем роде: учредители клуба не пожалели издержек, чтобы придать помещению клуба ту же роскошь, какая заведена в лондонских клубах. Несколько больших залов обращены окнами на залив; веранда, камины, окна обложены мрамором; везде бронза, хрусталь; отличные зеркала, изящная мебель. Как будто бы и не было войны и разграбления японцами Гонконга, захваченного в 1941 году, в начале тихоокеанской войны. Именно этот клуб описывал И. А. Гончаров во время путешествия на фрегате «Паллада» более 100 лет назад. Кажется, ничего не изменилось: существует роскошный клуб для толстосумов и аристократии.

Мы побродили по Виктории. Посмотрели на богатые отели и рестораны, мощные здания банков и корпораций, построенных в послевоенные годы не только англичанами, но и японцами и китайцами. И если во времена И. А. Гончарова в Гонконге полновластно хозяйничали английские капиталисты, то к 1960 году произошло перераспределение власти. Заметно усилились позиции американцев, исподволь действуя, набирали силы банки китайской буржуазии, связанной с Пекином.

Наше время между тем подходило к концу. На том же пароме мы возвращаемся в Коулун. Взглянув на пристань, я увидел знакомое лицо. Это был Сун. Он стоял не один. Рядом с ним были двое рослых парней. Сун приветливо закивал и вместе с молодыми китайцами подошел ко мне. Он с гордостью сказал, что это его сыновья, они работают в доке и, так же как и он, очень рады видеть советского человека…

Когда я думаю о китайцах, всегда вспоминаю этого китайского рабочего и его сыновей. Эти люди, думалось мне, не так уж много знают о нашей стране, но они усвоили главное: Советский Союз — друг китайского народа, что бы там ни говорили и ни писали.

Ворота в океан

После Кантона мой путь лежал в Шанхай. Город занимает исключительно выгодное положение по отношению к одному из главных морских торговых путей вдоль восточной окраины Азии. Он расположен в устье великой китайской реки Янцзыцзян, на ее притоке Хуанпу. Фарватер Хуанпу допускает плавание крупных морских судов. Город приобрел значение главных ворот в страну со стороны Тихого океана и важнейшего центра внешнеторговых связей Китая.

С вокзала едем в гостиницу по знаменитой центральной улице Шанхая — Наньцзин, в прошлом она называлась Наньцзинрод. Эта улица известна своими роскошными отелями, огромными респектабельными банками, магазинами и ресторанами. Еще более она знаменита тем, что на ней происходили демонстрации и сражения китайских трудящихся с империалистами в 1925, 1927 и 1932 годах.

Шанхай по внешнему облику резко отличается от других китайских городов. Лишь Тяньцзинь в известной степени напоминает Шанхай. Центральная часть Шанхая застраивалась колонизаторами. Она похожа на крупные американские города с ущельями узких, темных улиц между небоскребами. На огромных зданиях с колоннами, мраморными ступеньками у подъезда можно было прочитать на бронзовых досках надписи: «British property» или «American property», т. е. английская или американская собственность, или еще не стертые крупные буквы названий всемирно известных банков и компаний. Многие медные доски потускнели, были заклеены плакатами или «дацзыбао» («газета больших иероглифов»). Кое-где, правда, доски и буквы названий банков были свежевычищенными и сверкали на солнце.

Мне хотелось посмотреть легендарный Чжабэй. В этой рабочей части города в 1927 году произошло восстание рабочих, а в 1932 году народ долго сопротивлялся японской интервенции. Но от старого Чжабэя осталось очень мало; все было перестроено заново.

Вспомнились события недавнего прошлого.

После разгрома на континенте остатки армии Чан Кайши укрылись на Тайване и некоторых прибрежных островах. Оттуда чанкайшистская авиация в 1950 году и позже продолжала совершать налеты на приморские города Китая, и прежде всего на Шанхай, рассчитывая вызвать панику и дезорганизовать жизнь шестимиллионного города. Ей удалось вывести из строя электростанцию, радиостанцию, узлы связи и т. п. Правительство КНР обратилось за помощью к Советскому Союзу, который незамедлительно перебросил в Китай несколько авиационных полков, оснащенных реактивными самолетами «МИГ-15», которые считались в то время лучшими в мире. Советские летчики быстро отбили охоту у чанкайшистов и их американских покровителей совершать разбойничьи налеты на территорию Китая.

Впечатляет панорама города с крыши многоэтажной гостиницы. Внизу река Сучжоу, забитая джонками. Город, простирающийся во все стороны, ощетинился темными небоскребами, в серо-сиреневом тумане сливался с черной полосой неба, опоясывающей горизонт. Над городом постоянно висит пелена гари. В прорывах туч виднеется оранжево-желтое небо. Типичный урбанистический пейзаж, напоминает пейзажи, созданные В. Брюсовым и Э. Верхарном.

Гуляя по центру города, вечером, зашли в кафе столиков на десять — согреться и выпить кофе. Там сидело несколько хорошо одетых китайцев. Переводчик шепчет: «Эти из числа национальной буржуазии. Они получают ежегодно 5 процентов доходов от своих бывших предприятий, перешедших ныне в руки народного правительства».

За другими столиками сидят иностранцы, точно сошедшие с карикатур Б. Ефимова или плакатов А. Дени. Переводчик тихонько объясняет: «Последние представители капиталистических фирм».

Это — бывшие хозяева Шанхая, знаменитого когда-то игорными и публичными домами, притонами, опиекурильнями, шикарными гостиницами и ресторанами. Здесь спасались и гибли русские эмигранты — купцы, чиновники, родовитая знать и запутавшиеся интеллигенты, потянувшиеся в Китай после разгрома Колчака, японцев и различных атаманов в Сибири и на Дальнем Востоке.

Вечером смотрим знаменитую шанхайскую набережную. До 1949 года здесь был представлен весь капиталистический мир. Высятся красивые здания, построенные капиталистами разных стран в своих национальных стилях. Они резко выделяются своим благоустройством; вокруг зелень, парки, сады. В меньшем масштабе такую же картину можно было наблюдать и в Тяньцзине. Теперь эти здания используются под административные помещения и гостиницы. Набережная простирается от моста, возведенного англичанами через реку Сучжоу, впадающую невдалеке — в Хуанпу, до района, где расположены товарные склады, станции, хозяйственные постройки. К югу от центра находится бывший торговый город. Здесь можно было видеть, как мне и говорили, кусочек старого Шанхая. Эта часть набережной была заполнена людьми: на толкучке продавалась всякая всячина. Стоял обычный базарный шум, время от времени прерываемый громкими выкриками: «Хай-я! Хай-я! Сяо-синь!» («Эй! Эй! Поберегись!») Это пробегали носильщики с корзинами на коромысле. Тяжелый груз почти касался земли. Народ тут же расступался, и носильщик продолжал свой бег, никого не задев.

Я выступил с лекциями перед сотрудниками генерального консульства. Рассказал о международном положении, о решениях VIII съезда КПК. Съезд был важным историческим событием в жизни китайского народа и всего международного рабочего и коммунистического движения. Съезд провозгласил и наметил линию на строительство социализма в Китайской Народной Республике.

У твердынь Порт-Артура

Во время пребывания в Дальнем (Далянь) наши товарищи, зная, что я писал в свое время исследование по дипломатической истории русско-японской войны, предложили мне приехать в Порт-Артур (Люйшунь) — город, связанный с героическими страницами русской военной истории. Еще с детских лет мне была памятна популярная в свое время песня, которую напевал мне мой дед, участник русско-японской войны и революции 1905 года. Песня эта начиналась словами:

Я помню слова этой песни и по сей день.

Посмотреть «твердыни Порт-Артура» и «кровавые маньчжурские поля» была моя заветная мечта. Нечего и говорить, с какой радостью и интересом я принял предложение.

Китайские военные власти, как мне сказали, не очень охотно дали разрешение посмотреть гавань и остатки фортов, где разыгрались драматические события 1904 года. Меня это неприятно поразило. По дороге из Дальнего в Порт-Артур вспомнил недавние события, связанные с историей этой крепости. В 1894 году японцы в ходе японо-китайской войны захватили китайскую крепость Порт-Артур. Потерпев поражение в войне, Китай согласился на передачу Японии Ляодунского полуострова с Порт-Артуром. Но в результате совместного дипломатического выступления России, Германии и Франции Япония в конце 1895 года была вынуждена вернуть полуостров вместе с Порт-Артуром Китаю. В 1897 году Германия захватила в Северном Китае бухту Цзяочжоу (Циндао) и построила там военно-морскую крепость. Царское правительство навязало Китаю соглашение о передаче ему в аренду на 25 лет Ляодунского полуострова с крепостью Порт-Артур. Однако после поражения России в войне с Японией в 1904–1905 годах полуостров и крепость Порт-Артур были оккупированы японцами. 23 августа 1945 года Советская Армия освободила Порт-Артур.

Разгром Квантунской армии в 1945 году сыграл решающую роль в деле освобождения Китая, победе народно-демократической революции.

3 августа 1955 года в Порт-Артуре был открыт памятник победы Советской Армии над милитаристской Японией. Заместитель министра обороны КНР Сяо Кэ при открытии памятника сказал, что Советская Армия «нанесла сокрушительный удар по главным силам японских захватчиков на Северо-Востоке — Квантунской армии, освободила наш Северо-Восток и тем самым сыграла решающую роль в достижении окончательной победы китайского народа в антияпонской войне»[22].

14 февраля 1950 года одновременно с заключением договора о дружбе, союзе и взаимной помощи между СССР и КНР было заключено соглашение о Порт-Артуре, предусматривавшее совместное использование указанной базы Советским Союзом и Китайской Народной Республикой до конца 1952 года. К этому времени Советский Союз обязался вывести свои войска из Порт-Артура и передать все сооружения в этом районе Китайской Народной Республике. В конце 1952 года правительство КНР, учитывая обострение обстановки на Дальнем Востоке, вызванное американской агрессией в Корее, обратилось к Советскому правительству с предложением продлить срок пребывания советских войск в Порт-Артуре.

Соглашение по этому вопросу было оформлено 15 сентября 1952 года. Это было время ожесточенных сражений народной армии Кореи и китайских добровольцев против американских агрессоров. Мир был на грани новой мировой войны. Как это стало известно из посмертно опубликованных материалов главнокомандующего американскими войсками на Дальнем Востоке генерала Макартура, он в феврале 1951 года предлагал сбросить 30–50 атомных бомб на военно-воздушные базы и тыловые объекты КНДР и КНР. Для предотвращения наступательных операций со стороны Корейской народной армии и китайских добровольцев он намеревался создать зараженную радиоактивным кобальтом зону от Японского до Желтого моря. Макартур настаивал также на вводе в Корею 500 тысяч солдат Чан Кайши. Американское командование на Дальнем Востоке не ограничивалось планами развязывания войны против Китая. Как свидетельствовал в своих мемуарах тогдашний президент США Г. Трумэн, Макартур был готов пойти на риск «всеобщей войны». Макартура поддерживали ряд членов правительства, сенаторов и конгрессменов. Однако трезвомыслящие военные и политические деятели США воспротивились осуществлению этих авантюристических планов.

Главной причиной, которая помешала американским империалистам напасть на Китай и вообще развязать мировую войну, был страх перед военной и политической мощью Советского Союза.

Мне вспомнились материалы происходивших в американском сенате дебатов в мае 1951 года. Министру обороны США генералу Д. Маршаллу был задан прямой вопрос: «Если бы Вы были убеждены, что Советские Вооруженные Силы не примут участия в войне в Корее, то приняли бы Вы рекомендации Макартура бомбить Маньчжурию?». С солдатской прямотой Маршалл ответил: «Если бы не было никакой опасности вмешательства СССР, упомянутые Вами бомбардировки начались бы без всякого промедления».

Трумэн в своих мемуарах тоже признавал, что именно страх перед выступлением СССР был главным фактором, заставившим отказаться от принятия плана Макартура и его сторонников и даже сместить его с поста главнокомандующего. Советское правительство еще в конце 1950 года перебросило в северо-восточные провинции Китая несколько советских авиационных дивизий. В воздушных боях советские летчики сбили десятки американских самолетов и надежно прикрыли Северо-Восток Китая от налетов американской авиации. На случай ухудшения обстановки СССР готовился отправить в Корею пять дивизий для оказания помощи КНДР и КНР в отражении американской агрессии. Все это вынуждены были учитывать американские милитаристы. Советский Союз спас Корею, Китайскую Народную Республику и весь мир от разрушительной войны, от ядерного кошмара.

Прекращение войны в Корее и восстановление мира в Индокитае в 1954 году существенным образом изменили международную обстановку на Дальнем Востоке. С помощью Советского Союза укрепила свою обороноспособность КНР. Исходя из этого и в соответствии с установившимися и все укреплявшимися отношениями дружбы и сотрудничества между двумя странами по инициативе СССР в октябре 1954 года было заключено советско-китайское соглашение о том, что советские воинские части выводятся из совместно используемой военно-морской базы Порт-Артур и сооружения в этом районе безвозмездно передаются правительству КНР. Вывод советских войск и передача сооружений китайским властям в районе военно-морской базы Порт-Артур были завершены в мае 1955 года. Советские воинские части оставили китайским вооруженным силам танки, тяжелую артиллерию, корабли и подводные лодки, реактивные самолеты и снаряжение. Советские солдаты пришли в Порт-Артур как освободители и уходили как друзья китайского народа.

В крепости оставалась небольшая группа советских военных советников. Китайские командиры в большинстве своем слабо разбирались в современной военной технике, многие были попросту малограмотны. Как мне рассказал китайский спутник, о таких руководителях говорили: «Не командую, но несу ответственность». Делами ведали молодые офицеры — выпускники военных училищ и академий; многие из них обучались в СССР.

Мы подъехали к городу со стороны горы Высокой, где во время обороны Порт-Артура в 1904 году развернулись наиболее кровопролитные сражения. В боях за эту гору в ноябре 1904 года японцы потеряли 12 тысяч убитыми.

От вокзала к бывшему штабу советских войск вела широкая асфальтированная набережная, которая огибала порт-артурскую бухту (Западный бассейн). Всматриваясь в окружающую местность, я старался отыскать знакомые по литературе места, пытался представить, где происходили сражения в период русско-японской войны 1904–1905 годов. Однако это было не просто. Время смыло многие следы прошлого. Лишь безошибочно угадывались Золотая гора и мыс Тигровый хвост, между которыми был выход на внешний рейд.

Я с интересом разглядывал город. Справа виден был Старый город, казавшийся издали беспорядочным скоплением европейских домов и китайских фанз. Левее, за внутренним рейдом, на котором стояло несколько военных кораблей, возвышался Новый, чисто европейский город с широкими, правильно распланированными улицами. Видны были громадные хребты Ляотешань и Тигровый полуостров. Прямо внизу — узкий Тигровый хвост с несколькими домиками, небольшими доками и заводом, за доками — Золотая гора, с горы открывалась широкая панорама Порт-Артура. Золотая гора нависала над узким проходом на внешний рейд. Напротив Золотой горы была видна гора Тигровый хвост, охранявшая вход на внутренний рейд с противоположной стороны.

Миновав Золотую гору, машина быстро покатила вниз к Электрическому утесу, названному так русскими накануне русско-японской войны 1904–1905 годов. Свое название он получил за то, что на утесе, выдающемся в море, были расположены мощные прожекторные установки, освещавшие внутренний и внешний рейды крепости.

С вершины хребта Ляотешань, возвышавшегося на 400–500 метров над уровнем моря, открывалась огромная панорама. Побережье Ляодунского полуострова отсюда было видно до Дальнего на востоке и до бухты Луизы на западе, т. е. примерно на 30 километров в обе стороны. С трех сторон до самого горизонта расстилалась гладь моря, а сзади как на ладони виднелись гавань и Порт-Артур. Погода была довольно теплая. Светило непривычно яркое солнце, отражавшееся в морских волнах. С моря тянуло прохладным ветерком, шевелившим зеленые рощи акаций. Среди акаций виднелись одно- и двухэтажные коттеджи, построенные японцами за период их 40-летнего господства.

Когда смотришь на узкую горловину входа в гавань и на внутренний рейд крепости, то нельзя не удивляться, почему царское командование не дало указания флоту уйти на внутренний рейд и таким образом предотвратить внезапное нападение японцев на русские корабли, стоявшие на внешнем рейде. Известно, что выдающийся русский флотоводец и ученый вице-адмирал С. О. Макаров, находившийся в Петербурге, предупреждал морского министра о грозившей флоту опасности. Но министр и наместник царя на Дальнем Востоке адмирал Е. И. Алексеев игнорировали предупреждение. Они не сочли нужным даже поставить противоминные сети, которые могли бы предотвратить удары торпед, запущенных с японских миноносцев по русским броненосцам.

Ни офицеры, ни тем более матросы не знали о напряженных дипломатических переговорах в Токио и Петербурге, не догадывались, что война вот-вот может вспыхнуть. Адмирал Е. И. Алексеев и вся его компания (генералы А. М. Стессель, А. В. Фок и др.) проявили преступное отношение к задаче обороны столь важной для России на Дальнем Востоке крепости. Они не подумали ни о бдительности, ни о повышении боеготовности матросов и солдат. Воспользовавшись недостаточной подготовленностью русской армии и флота, без объявления войны в ночь на 27 января (9 февраля) 1904 года японский флот напал на русскую эскадру на внешнем рейде Порт-Артура, выведя из строя броненосцы «Ретвизан», «Цесаревич» и крейсер «Паллада».

…Затем мы спустились с горы ближе к гавани; у входа в гавань, почти напротив нас, был виден небольшой обелиск с якорем наверху — место гибели адмирала С. О. Макарова.

Обстоятельства гибели Макарова известны. Он прибыл в крепость 24 февраля (8 марта) 1904 года и принял энергичные меры для подготовки флота к активным боевым действиям. Он посетил все корабли, беседовал с офицерами, матросами и портовыми рабочими, вселял в них бодрость духа и веру в силу русского флота. 31 марта (13 апреля) эскадра под его руководством вышла навстречу японскому флоту. Броненосец «Петропавловск», на котором находился Макаров, подорвался на японских минах и затонул. Макаров погиб вместе с большинством команды.

На память пришли полные экспрессии строки из стихотворения классика японской литературы Такубоку Исикава, написанные им спустя два месяца после гибели Макарова. Стихотворение называлось «Памяти адмирала Макарова». Поэт отмечал его бесстрашие и мужество:

В связи с длительной кровопролитной битвой вокруг Порт-Артура, где японцы несли огромные потери, другой японский автор — поэтесса Есано Акико в те дни опубликовала антивоенное стихотворение «Не отдавай, любимый, жизнь свою». Поэтесса посвятила стихотворение «Брату в войсках, ведущих осаду Порт-Артура». Она подчеркивала антигуманный, античеловечный характер войны:

Поэтесса говорила об отсутствии всякой заинтересованности народа в успехе или неуспехе японских милитаристов:

В заключение поэтесса призывала брата: «Не отдавай, любимый, жизнь свою»[24].

Когда я работал в Японии в 1958–1960 годах, я узнал, что это поэтическое отрицание войны пользовалось в Японии большой популярностью и в те годы. Революция 1905 года в России усилила и углубила антивоенные настроения японского народа. Захват Порт-Артура, успехи японских милитаристов в войне против царизма не вызвали патриотического подъема в японском народе. Война была чужда интересам простых людей, тяготы жизни которых она лишь увеличила.

После посещения Электрического утеса мы решили посмотреть остатки артиллерийских позиций, редутов, окопов, а также сохранившиеся форты и укрепления того времени. Когда мы спустились с утеса, а затем направились в город мимо штаба крепости к бывшему второму форту, меня удивила хорошо вымощенная дорога. Она была куда лучше дорог, по которым мы ехали 60 километров из города Дальнего. «Неужели сохранились дороги, наскоро построенные более полувека назад?» — подумал я и решил спросить:

— Дорогу отремонтировали китайские власти?

В ответ разъяснили:

— Это дело рук японцев. До 1943 года ежегодно тысячи японцев приезжали сюда. И не для посещения могил погибших. Сюда посылались за счет правительства юнкера и кадеты военных и военно-морских училищ, школьники выпускных классов, студенты, проходившие военную подготовку.

Им показывали остатки фортов, окопы и линии сообщений, рассказывали о мужестве и стойкости русских солдат и офицеров во время боев за Порт-Артур. А затем подсказывали внешне логический вывод: несмотря на силу русской армии, мужество и героизм русских солдат и офицеров, победителем оказалась японская армия. Кто же является поистине неустрашимой и победоносной вооруженной силой на земле? Императорская японская армия.

Наглядный пример действовал куда более эффективно, нежели тысячи патриотических речей и общих слов.

Показ Порт-Артура был составной частью глубоко продуманной системы воспитания японских солдат и офицеров, возвеличивания японского оружия, мужества солдат японской армии и самурайского духа.

После этого разъяснения меня уже не удивляли восстановленные редуты и брустверы окопов, ходы сообщений и артиллерийские позиции.

Проходя вдоль линий укреплений второго форта, я заметил небольшой шестигранный обелиск из темно-серого камня. Это было место гибели героя обороны Порт-Артура генерала Р. И. Кондратенко. Обелиск также был поставлен японцами. Японцами была восстановлена часть окопов и каземата, в котором погибли генерал и его ближайшие помощники 2(15) декабря 1904 года в результате прямого попадания крупнокалиберного артиллерийского снаряда. Памятник на месте гибели генерала Р. И. Кондратенко был поставлен японцами не ради почестей герою, а для целей милитаристского воспитания.

Гибель генерала, души обороны крепости, предрешила участь Порт-Артура. Как только перестало биться сердце Р. И. Кондратенко, руководство обороной перешло в руки предателей и трусов, поспешивших сдать крепость японцам.

20 декабря (2 января) 1905 года возглавлявший оборону крепости генерал А. М. Стессель сдал крепость, хотя гарнизон его еще располагал силами для продолжения обороны и имел необходимые запасы боеприпасов и продовольствия. Даже царский суд признал Стесселя виновным и осудил его.

329 дней сражались защитники крепости. 112 тысяч убитыми и ранеными потеряла японская армия; русские потери составили около 27 тысяч человек.

Падение Порт-Артура было крупнейшим военным и политическим событием русско-японской войны, ускорившим поражение царизма и развитие революции в России. В период японской оккупации (1905–1945 годы) Порт-Артур служил основной базой японской армии и военно-морских сил, предназначенных для закрепления за Японией захваченных районов Китая и для осуществления новых захватов.

В центре Северо-Востока

Мукден является центром Северо-Востока Китая. В годы оккупации Северо-Востока японцами (1931–1945) он был столицей марионеточного государства, созданного оккупантами, — Маньчжоу-го. Недалеко от города — огромный парк Дунлин, служивший когда-то местом захоронения бывших завоевателей Китая, императоров маньчжурской династии Цин, правившей в Китае почти три столетия.

Маньчжурская династия Цин была свергнута в результате буржуазной революции в 1911 году. Последний император этой династии — Пу И в 1933 году был провозглашен японцами императором Маньчжоу-го. Никакой властью в действительности он не пользовался. Все за него делал японский советник генерал Есиока. Он не только регулировал и определял политические и важные экономические проблемы, но и решал вопросы, касавшиеся личной жизни «императора».

17 августа 1945 года наше воздушно-десантное подразделение приземлилось на мукденском аэродроме. Солдаты заметили группу китайцев и японцев, направлявшихся к другому самолету, готовому к вылету. Их задержали. Высокий молодой китаец, которого попросили предъявить документы, сказал, что он император Пу И. С ним была свита, включая его японских советников.

Около пяти лет Пу И прожил в СССР. Во время процесса над главными японскими военными преступниками в Токио он привлекался в качестве свидетеля. В 1950 году был передан властям. КНР по их просьбе. До 1959 года он содержался в лагере для почетных заключенных, вел вольготный образ жизни. Позже был амнистирован китайским правительством, стал депутатом Всекитайского народно-политического консультативного совета, начал работать в Ботаническом саду Академии наук КНР. Написал мемуары — бесцветные, как и вся его жизнь. В годы «культурной революции» подвергся гонениям и в 1967 году умер. В 1980 году его посмертно реабилитировали, заявив, что он был «честным патриотом и любил коммунистическую партию».

Мукден — крупный промышленный центр и узел железных дорог. В Мукдене находилась большая группа советских специалистов, целый городок железнодорожников ЮКВЖД. У железнодорожников был свой клуб, плавательный бассейн и т. п. В. Мукдене было советское консульство. Сотрудники консульства встретили меня на вокзале.

Мукден зимой выглядел грязным и хмурым. В городе все время пахло дымом и серой. Как мне рассказали, металлургический завод был построен японцами вблизи города так, что ветер непрестанно нес на город дым и гарь завода.

На многих крупных магазинах и лавках висели еще старые вывески — «Магазин Чурин и К°» — Чурин был крупный русский купец, основавший свою фирму еще в начале века. После победы революции, в 50-х годах, китайские власти стали настаивать на передаче фирмы в руки китайцев. Чурин уехал в Советский Союз, где потом успешно трудился.

Советским гражданам, осевшим на Северо-Востоке, в Пекине и других районах Китая до и после Октябрьской революции, китайские власти настойчиво рекомендовали покинуть Китай — выехать в СССР или эмигрировать в другие страны. Десятки тысяч русских в 50-х годах покинули пределы Китая.