От воровства к анархизму

ГЛАВА XV

Я привожу здѣсь эти типы, конечно не ради ихъ выпуклости и оригинальности. Что касается фельдшера, то онъ, можетъ быть, больше боленъ, чѣмъ

оригиналенъ. Но и самая его болѣзнь свидѣтельствуетъ о томъ, что въ глубинахъ общества происходитъ нѣкій процессъ, въ результатѣ котораго получаются достаточно многочисленныя единицы съ своей особой психологіей, весьма. близко подходящей къ психологіи профессіональныхъ воровъ и грабителей.

Какъ въ томъ, такъ и въ другомъ случаѣ мы имѣемъ въ сущности одно явленіе: мысль, освобожденная отъ оковъ общепринятой морали и презирающая эту мораль, всецѣло направляется въ сторону, изобрѣтенія путей и средствъ къ нанесенію вреда буржуазному обществу, буржуазному строю.

Разница между одними и другими только та, что профессіональные воры ставятъ на первое мѣсто добываніе средствъ къ жизни, а экспропріаторы, приведеннаго нами типа, на первомъ мѣстѣ ставятъ терроризированіе буржуазнаго общества. Но эта разница въ значительной степени стирается, съ одной стороны тѣмъ, что профессіональные воры стараются культивировать въ своей средѣ политическое самосознаніе, ставящее вора въ позицію сознательнаго врага существующаго строя, — а съ другой тѣмъ, что указанный нами типъ экспропріатора и террориста не гнушается экспропріаціей, какъ средствомъ прокормленія.

Иначе говоря, съ одной стороны воры пытаются выступить, какъ политическая группа, сплоченная единствомъ профессіональныхъ цѣлей и интересовъ, а съ другой къ нимъ навстрѣчу идутъ дѣйствительно политическія группы, вводящія въ кругъ своихъ средствъ воровство и грабежъ.

Констатируя этотъ фактъ, профессіональные воры и говорятъ экспропріаторамъ:

— Мы съ вами на одной линіи… Мы такіе же экспропріаторы, какъ и вы.

А часть воровъ, какъ мы видѣли выше, идетъ въ своихъ претензіяхъ и дальше.

— Мы такіе же анархисты, какъ и прочіе.

Но въ дѣйствительности это, конечно, не такъ. Какъ ни стирай границу между тѣми и другими, все же воръ всегда останется воромъ по преимуществу; его профессіоннальные интересы всегда будутъ главенствовать надъ политическими теченіями, и послѣдніе всегда будутъ приноситься въ жертву первымъ.

Воръ, конечно, всегда будетъ и останется врагомъ буржуазнаго общества, но эта вражда въ своихъ проявленіяхъ имѣетъ свои особенности; она всегда подчиняется и будетъ подчиняться чисто профессіональнымъ задачамъ и интересамъ каждой данной минуты. Это больше паразитизмъ, чѣмъ вражда.

Это мы и видимъ въ дѣйствительности. Не смотря на довольно чувствительные порывы въ сторону политики и анархизма по преимуществу, воровскія корпораціи все же остаются рѣзко обособленными отъ остальныхъ даже и экспропріаторскихъ группъ.

И эта обособленность прежде всего сказывается въ фактическомъ консерватизмѣ воровъ. Оставаясь на позиціи профессіональныхъ враговъ буржуазнаго общества, они въ то же время въ политикѣ, въ большинствѣ случаевъ, остаются скорѣе приверженцами абсолютизма, чѣмъ конституціонализма.

Послѣдній въ воровской средѣ далеко не встрѣчаетъ тѣхъ симпатій, какими онъ пользуется въ обывательскихъ массахъ соотвѣтствующаго уровня развитія.

Да и вообще къ парламентаризму воры относятся скорѣе враждебно, чѣмъ сочувственно. Самый умѣренный въ этомъ отношеніи воръ говоритъ:

.— Это не для насъ!

А воръ съ болѣе развитымъ профессіональнымъ чувствомъ заявляетъ:

— Парламентаризмъ не за насъ, а противъ насъ. А поэтому и мы противъ него.

Наши россійскіе воры, конечно, не составляютъ тутъ исключенія. Поскольку историческіе документы упоминаютъ о ворахъ, они вездѣ во время революціи были скорѣе противъ парламентаризма, чѣмъ за него.

Явленіе само по себѣ заслуживающее вниманія, и однимъ невѣжествомъ воровской корпораціи его едва ли можно объяснять. Лично мы думаемъ, что если брать всю массу воровъ, то тутъ дѣйствуетъ профессіональный инстинктъ, говорящій этой массѣ, что конституція и парламентаризмъ ляжетъ на нее несравненно большей тяжестью, чѣмъ абсолютизмъ. Иначе говоря, воровская масса инстинктомъ чувствуетъ, что буржуа-правители лучше сумѣютъ охранять неприкосновенность своей собственности, чѣмъ это дѣлаютъ правители-чиновники.

А отдѣльныя личности изъ тѣхъ же воровъ прямо таки понимаютъ, что буржуазный режимъ несравненно жестче для вора, чѣмъ абсолютистскій.

Съ такими личностями мнѣ не разъ приходилось встрѣчаться въ моихъ скитаніяхъ по Россіи и въ частности по тюрьмамъ. А въ началѣ іюля въ Бутыркахъ меня познакомили съ такъ называемымъ партійнымъ воромъ, т. е. съ однимъ изъ организаторовъ воровскихъ союзовъ.

Я попросилъ его изложить мнѣ программу ихъ «партіи», на что онъ охотно согласился.

— Программа не представляетъ изъ себя ничего особеннаго, — началъ онъ.

Прежде всего, воръ долженъ оставаться воромъ и союзъ покровительствуетъ ему только въ чисто воровской его сущности. А отсюда, и онъ подчиняется союзу и блюдетъ его интересы только въ кругу чисто профессіональныхъ дѣйствій. Словомъ, союзъ не знаетъ людей съ ихъ частной жизнью и частными интересами, а знаетъ только воровъ съ ихъ профессіональными интересами.

— Какую тактику союзъ рекомендуетъ своимъ членамъ въ ихъ политическихъ выступленіяхъ?

— Что вы называете политическими выступленіями?

— Ну… всякое противодѣйствіе, активное, конечно, правительственной власти.

— Но, вѣдь, воръ по самому своему положенію всегда находится въ активномъ антагонизмѣ съ правительственной властью, всякій его профессіональный шагъ есть ничто иное, какъ нападеніе на существующій имущественный строй, на стражѣ котораго и стоитъ всякое правительство.

Да, но это борьба, во первыхъ, до извѣстной степени, разсѣянная, а во вторыхъ, она ведется скорѣе на экономической почвѣ, чѣмъ на политической. Вѣдь, вы, когда воруете или грабите, не предъявляете политическихъ требованій объ измѣненіи, напримѣръ, формы правленія или, хотя бы, объ измѣненіи политики по отношенію къ ворамъ.

— Что касается измѣненія формы правленія, то такого требованія, надѣюсь, воры никогда не предъявятъ. Разъ рѣчь идетъ только о замѣнѣ одной формы правленія другой, то для насъ абсолютизмъ наиболѣе удобная форма правленія.

— Какимъ образомъ?

— Очень просто, при конституціи или при республикѣ правительственная власть находится въ рукахъ собственниковъ, т. е. въ рукахъ нашихъ прямыхъ и непосредственныхъ враговъ, — тогда какъ абсолютизмъ удерживаетъ эту власть въ рукахъ нейтральной группы, въ рукахъ чиновниковъ, которые, конечно, не могутъ такъ болѣть интересами собственниковъ, какъ болѣютъ сами собственники.

— И дѣйствительно, исторія и современное положеніе вещей говоритъ намъ, что въ странахъ, гдѣ парламентаризмъ одержалъ верхъ надъ абсолютизмомъ, воры испытываютъ значительно большую тяжесть, чѣмъ, хотя бы, у насъ или въ какой нибудь Турціи. Во Франціи, Англіи и Америкѣ воровство почти невозможно; за него приходится расплачиваться слишкомъ дорого, хотя по наружному виду обращеніе съ ворами тамъ болѣе корректное, чѣмъ въ нашихъ участкахъ. Нѣтъ, намъ конституціи не нужно.

— Такъ что если бы вамъ пришлось выбирать между различными партіями, то вы выбрали бы?..

— Анархистовъ, несомнѣнно, но только послѣдовательныхъ, не тѣхъ, которые «временно» готовы примириться и съ конституціей.

— А истинно русскіе люди? Вѣдь они тоже противъ конституцій и парламентаризма.

— Что жъ, — совершенно спокойно отозвался онъ на мой ядовитый вопросъ, — поскольку истинно-русскіе люди противъ конституціи, мы готовы, пожалуй, ихъ поддержать и даже идти съ ними… но поскольку они за собственность и собственниковъ, мы противъ нихъ. Какъ видите, прочнаго единенія тутъ не можетъ быть.

— Да! — согласился я. — Союзъ тутъ даже не безъ комизма. Мнѣ представляется такая картина: союзникъ и воръ идутъ въ ногу и кричатъ: «Долой подлую конституцію!» — и въ то же время воръ запускаетъ руку въ карманъ своего соратника.

— Вотъ! Вотъ! — расхохотался мой собесѣдникъ. — Такъ оно въ дѣйствительности и есть. Мы кричимъ вмѣстѣ съ союзниками: «долой подлую конституцію», — чтобы удобнѣе и легче посягать на ихъ имущество.

— И они этого простого разсчета не замѣчаютъ!

— Ну, знаете, если брать вожаковъ, то, пожалуй, и замѣчаютъ, даже навѣрное замѣчаютъ. А только у нихъ свой, такой же разсчетъ. Если мы цѣлимъ на ихъ карманъ, то они, въ свою очередь, цѣлятъ на общенародный карманъ. И, согласитесь, они въ убыткѣ не останутся!

— Сни — да! Но что касается васъ, то, мнѣ кажется, вы не совсѣмъ правильно понимаете свои профессіональные интересы, т. е. понимаете ихъ слишкомъ узко, а поэтому и неправильно.

Объясните! — спокойно посмотрѣлъ онъ на меня.

— Да тутъ, мнѣ кажется, и объяснять нечего. Если, какъ вы признаете, крикъ: «долой подлую конституцію!» — въ конечномъ счетѣ грозитъ народному карману, то и результатъ можетъ получиться одинъ: обѣдненіе массъ, увеличеніе числа бездомныхъ, безработныхъ, а, слѣдовательно, и перепроизводство воровъ и связанная съ этимъ безработица…

— Ха-ха-ха! Ну и придумали же! — расхохотался мой собесѣдникъ. — Безработица! Слышали мы это уже. Не вы первый пугаете насъ этимъ. Но это — чушь! Ерунда! Какая можетъ быть у насъ безработица? Что намъ фабрики что ли нужны? Извѣстное количество мѣстъ у машинъ? Или намъ приходится считаться съ потребительной способностью населенія? Ничего этого, вѣдь, нѣтъ въ нашей профессіи! Замковъ и цѣнностей подъ замками хватитъ на любое количества воровъ: пусть себѣ плодятся — чѣмъ больше ихъ будетъ, тѣмъ труднѣе съ ними борьба! Нѣтъ, опасность намъ грозитъ не съ этой стороны, не со стороны обнищанія населенія, а совсѣмъ съ противуположной. Какъ извѣстно, съ поднятіемъ уровня народнаго благосостоянія, совершенствуется и техника, всякая, — а въ томъ числѣ и техника охраны имущества отъ воровъ. Богатствъ много, а взять ихъ нельзя — это обычная картина въ конституціонныхъ странахъ. А потомъ не забудьте и то. что всякая почти конституція ведетъ за собой и обязательное обученіе въ народной школѣ. А это нашъ первый и наиболѣе сильный врагъ. Школа прививаетъ ребенку буржуазную мораль. Человѣкъ же, зараженный заповѣдью: не укради! — можетъ сдѣлаться воромъ только по нуждѣ и на время, пока не представится возможность встать подъ крылышко буржуазнаго строя. Конституція? Нѣтъ, намъ не нужно никакихъ конституцій!

— Но, судя по вашимъ словамъ, вамъ вообще, кромѣ абсолютизма, ничего не нужно. Это наиболѣе теплый для васъ строй.

— Ну, не скажите. Абсолютизмъ для насъ лучше конституціи, но чтобы мы чувствовали себя при немъ хорошо, удовлетворенно болѣе или менѣе, — этого, конечно, вы не можете думать.

— Но, тогда я не понимаю…

— А между тѣмъ, это такъ понятно; нѣтъ хорошаго, такъ изъ плохого выбираемъ менѣе плохое, изъ двухъ золъ меньшее.

— Но почему непремѣнно нужно замыкаться въ кругу профессіональныхъ интересовъ? почему не примкнуть къ трудящимся классамъ?

— Потому что наши профессіональные интересы есть въ то же время и наши классовые интересы. И примкнуть къ другимъ, это значитъ оставить свой классъ и уйти въ другой. Не полагается, какъ извѣстно, этого, да и невозможно. Иначе съ такимъ же успѣхомъ и рабочимъ можно бы было предложить не замыкаться въ своихъ профессіональныхъ интересахъ и перейти въ классъ капиталистовъ. Это теченіе, какъ вамъ извѣстно, и есть, какъ у насъ, такъ и у рабочихъ, но оно вызываетъ только рознь и симпатіями класса не пользуется, — и совершенно справедливо.

- Однако, вы не будете отрицать, что въ послѣднее время, въ особенности въ тюрьмахъ, были совмѣстныя выступленія воровъ съ политическими заключенными.

— Были. Но это вовсе не значитъ, что мы идемъ за ними. Нѣтъ, иногда мы идемъ съ ними, но не далѣе того пункта, ло котораго ведутъ насъ наши интересы. У заключенныхъ политическихъ и уголовныхъ есть общіе чисто тюремные интересы, они и выступаютъ совмѣстно для защиты этихъ интересовъ. И тутъ скорѣе мы используемъ силу политическихъ, чѣмъ они нашу. Какъ никакъ, а они въ тюрьмѣ временные обитатели. Кончится революція, и они уйдутъ изъ тюрьмы, а добытыя ими улучшенія, какъ, напримѣръ, баня, постельное бѣлье, металлическая посуда, вмѣсто деревянной, усовершенствованныя парашки, вентиляція и пр., все это останется намъ, постояннымъ обитателямъ тюрьмы. Значитъ, они на насъ работаютъ, а не мы на нихъ.

— Но тогда, скажите, при чемъ тутъ, — не въ тюремныхъ выступленіяхъ, а вообще, — при чемъ рѣчи объ анархизмѣ?

— Анархизмъ — это совсѣмъ другое дѣло. Заявляя себя анархистами, мы тѣмъ самымъ говоримъ буржуазному обществу: «Пока существуете вы и вашъ строй, будемъ существовать и мы, враги вашего строя. Уйдете изъ жизни вы съ вашимъ строемъ, уйдемъ и мы»… Послѣдовательно, надѣюсь? — обратился онъ ко мнѣ съ вопросомъ.

— Простите! Но прежде чѣмъ отвѣтить вамъ на этотъ вопросъ, разрѣшите мнѣ задать вамъ два три вопроса?

— Сдѣлайте одолженіе! — галантно раскланялся онъ, какъ человѣкъ, чувствующій подъ собой твердую почву.

Прежде всего, какъ вы думаете: наступленіе анархіи, какъ строя будущаго, противорѣчитъ интересамъ рабочихъ?

— Ни въ какомъ случаѣ.

— Значитъ, они естественные враги капитализма?

— Конечно.

— А врагъ моего врага, кажется долженъ быть мнѣ другомъ. Однако вы, воры, не хотите итти рука объ руку даже и съ рабочими-анархистами.

— Что же вы этимъ хотите сказать?

— Я этимъ хочу сказать, что вы, повидимому, неправильно называете себя врагами капитализма.

— Что же, по вашему, мы друзья капитализма и капиталистовъ?

Насмѣшливо обратился онъ ко мнѣ.

— Нѣтъ, не друзья, но и не враги, а паразиты капитализма.

— Вотъ какъ!..

— Мнѣ кажется, что такъ. И въ качествѣ паразитовъ вы, конечно, исчезнете вмѣстѣ съ патронирующимъ васъ «организмомъ»…

— Пусть такъ. Но это нисколько не мѣняетъ нашей позиціи, паразиты ли мы, враги ли.

— Простите, но въ такомъ случаѣ слова объ общественной пользѣ совершенно лишнія слова.

— Общественная польза есть ничто иное, какъ польза данной группы людей или класса. Въ такомъ смыслѣ всѣ употребляютъ эти слова. Капиталистъ, когда говоритъ объ общественной пользѣ, имѣетъ въ виду пользу капиталистовъ, рабочій — пользу рабочихъ, крестьянинъ — пользу крестьянъ. Почему отъ насъ вы требуете большаго?

— Видите ли, я во первыхъ, не совсѣмъ согласенъ съ вашимъ пониманіемъ общественной пользы. Тутъ требуется значительная поправка. Но оставимъ это. Я главное, хотѣлъ сказать вамъ, что въ вашей же средѣ слышалъ на этотъ счетъ совсѣмъ другія рѣчи.

И я передалъ ему кратко свои разговоры съ Андреемъ Ивановичемъ и другими.

— А! Это утописты! Есть среди насъ такіе, какъ и вездѣ. Наши союзы ведутъ съ ними борьбу; мы признаемъ ихъ настроеніе прямо враждебнымъ намъ, какъ классу. Ихъ утопіи, ихъ стремленіе сдѣлать изъ воровъ-героевъ самопожертвованія, передовыхъ бойцовъ революціи, ничего, кромѣ розни, въ массу не внесутъ.

— Объясните.

— Извольте. Во первыхъ, героемъ можетъ быть не всякій, а только нѣкоторые и, притомъ же, не многіе. Уходя изъ своей группы на арену героизма, эти немногіе создаютъ, однако, извѣстное настроеніе въ остальной массѣ, стремленіе пойти туда же, за ними. А мѣсто, которое всѣ стремятся покинуть непрочное мѣсто, это корабль, давшій уже течь. Съ такимъ враждебнымъ группѣ движеніемъ, согласитесь, мы не можемъ мириться. Это во-первыхъ. А во вторыхъ, это движеніе не только вредно намъ, но и утопично само по себѣ. Подъ ними нѣтъ твердой почвы; оно всецѣло опирается на настроеніе и только на настроеніе, созданное героическими выступленіями революціонеровъ. Вѣдь если даже допустить, что завтра за ними пошли всѣ наличные воры, всѣ вошли въ составъ группы анархистовъ экспропріаторовъ, — что же изъ этого получится? Не будетъ воровъ-профессіоналовъ? Но вѣдь капиталистическій строй ежедневно выбрасываетъ на улицу все новыя и новыя массы людей, которымъ только одна дорога — воровская дорога!..

— Но вы забываете, что они расчитываютъ на успѣхъ, расчитываютъ опрокинуть капиталистическій строй.

Мой собесѣдникъ расхохотался.

— Простите, но это смѣшно: воры, опрокидывающіе капитализмъ?!

Новые титаны!.. съ старой избитой въ кровь, заплеванной физіономіей!

Нѣтъ!.. Мечтать, конечно, обо всемъ можно. Но мечты — это одно, а серьезное дѣло — это другое.

— А ваши союзы вы считаете серьезнымъ дѣломъ?

— Полагаю.

— А мнѣ кажется — вы такіе же утописты, какъ и тѣ, только на другой ладъ, — и изъ вашихъ союзовъ тоже ничего не выйдетъ.

— Поживемъ, увидимъ.