Отбор 2. Двое на новых рубежах

ГЛАВА 9

До полуночи оставалось совсем немного. Хан должен объявить победителя, иначе духи не дадут плодородия степи, удачи и прибытка людям. А если не огласить победителя, то кто оросит своим семенем холм матери?! Так что хочешь- не хочешь, нравится – не нравится, но хан должен назвать победителя. А победитель должен провести обряд со своей женщиной на холме матери, чтобы степь цвела и плодоносила, чтобы множились табуны коней и отары овец, а люди жили и почитали предков.

Ну, и кто это будет?! Хан горестно качнул головой и скрипнул зубами. Никогда ещё за всю историю степи чужеземцы не побеждали в этих играх. Никогда! А нынче мир сошёл с ума! Предки совсем отвернулись от детей своих, раз позволили победить чужакам. Как знал, как сердце чуяло, что не будет добра от новых соседей. Недаром не хотел пускать их в степь! Но делать нечего. Воля предков несокрушима. Пора. Хан взглянул на сына и Горгуда, которые угрюмо ожидали его решения.

– Ждать меня здесь! – повелительно бросил обоим и вышел из юрты.

Народ всколыхнулся и выжидающе замер, увидев на помосте перед ареной Кизмена, который встал рядом с обоими герцогами – победителями схваток.

– Мой народ! Гости и участники! Сегодня было два важных поединка, но лишь один из них даёт звание победителя игр. Тот, в котором был повержен прошлогодний победитель – тайджин Акчай. Мы огорчены его поражением, но справедливость превыше всего. Победителем игр в этом году становится герцог Стефан Эмет из королевства Славенция. Он сражался за княжну Джемму и получает её в жёны по нашему закону. Мы надеялись, что его семя уже сегодня ночью могло бы оросить лоно его женщины на холме матери, но…, – Кизмен сделал паузу. – К сожалению, женщина герцога находится в тяжёлом состоянии. Целители делают всё возможное, чтобы вернуть ей здоровье. В этом есть наша вина, и я уже воскурил просьбу духам о прощении. Но обычай должен быть соблюдён. И у нас, слава предкам, есть второй победитель – герцог Леон Нейтал из империи. Он сражался с нашим могучим Горгудом и победил его. Герцог заявил права на мою дочь Малику. И я не могу отказать победителю. Малика станет женой герцога Нейтала. И, надеюсь, что уже сегодня они проведут обряд соития и порадуют духов и степь. Да будет так! Игры объявляю закрытыми. Все долги розданы. Все правила соблюдены. Хурай!

– Что за холм и что мы должны сделать? – не понял Леон и вопросительно посмотрел на Малику.

– Мы должны совершить обряд соития на холме матери, – пунцовая от стыда Малика спрятала лицо в ладонях.

– На голой земле? При людях? – тормозил Леон.

– На ковре или кошме, одни, под звёздами, – шёпотом уточнила Малика.

– И ты … согласна? – не верил Леон. – Ты не расстроишься? – ему-то как раз всё понравилось.

Он хоть и удивлялся таким диким обычаям, но ничего против скорости их проведения не имел. Однако и обидеть свою женщину не хотел.

– Это, наоборот, очень почётно. Тебя в степи будут уважать как героя и отца. Ты же для всех будешь стараться, – Малика смутилась ещё сильнее, хотя куда уже больше.

Леон крепко обнял свою степную красавицу и нежно прижал к себе. Он постарается. Всё сделает как положено по их диким степным обычаям, но затем увезёт жену в своё поместье. Жить они будут там, и Малика ничем не будет отличаться от имперок высшего света. Захочет учиться – будет учиться. Захочет чем-то заниматься – пожалуйста. Захочет только вести дом и хозяйство – ещё лучше. Он так решил!

Ведущий, его помощники и слуги хана начали раздавать подарки победителям. Здесь не было традиции делать из этого представление. Сказал хана – коня в награду – коня и отдадут без всяких там церемоний. Сказал – Малика – жена Леона. Всё, Малика – жена Леона и сейчас им объясняли, что и где они должны сделать, и куда потом пойти.

А сам хан направился в свою юрту. Ему предстоял тяжёлый разговор с князем, сыном и магами. Тут не знаешь, что лучше сделать. Ясно, что духи отвернулись от детей своих, раз позволили чужеземцам победить… «Нет, надо с кем-то посоветоваться, а то сгоряча натворю бед, а потом жалеть буду», – решил про себя Кизмен, и ноги сами повернули к юрте Биби.

Его первая и любимая жена, мать наследника, добровольно уступила место рядом с ним молодым жёнам, но для Кизмена осталась единственным верным советчиком и помощником, который не предаст и не солжёт.

– Биби, – позвал он, входя в юрту, а увидев служанок и детей скомандовал: – Все вон!

– Что случилось, муж мой? – Биби заботливым жестом провела по голове мужа, присевшего у её подушек, лаская и успокаивая.

– Всё плохо, Биби! Гюзель так напакостила нам, что сейчас мы на пороге войны с княжеством. А ведь ещё недавно мы могли получить их рудники в приданое за княжной! За княжество готова вступиться Славенция ради своего герцога, да и в дружбе король с князем. А со Славенцией вступится и империя, ведь принцесса Марсела замужем за принцем империи. Мы умудрились получить сразу несколько могущественных врагов. А маги острова, которые сами толкали меня к войне с империей, теперь отошли в сторону и только наблюдают. Как же всё не вовремя!

– Опять Гюзель, – прошептала Биби, поглаживая волосы мужа. – Как же ошибся сын с этой вздорной кобылицей… Что ты хочешь с ней сделать?

– Хотел сослать в дальний аймак, но, боюсь, эта ядовитая змея сбежит и снова наделает дел…

– А знаешь, муж мой, для Гюзель и Тукай есть наказание гораздо строже, и для хитроумных магов с Зелёного тоже есть ушат холодной воды.

– ?? – поднял хан взгляд.

– На неугомонных девиц надо наслать забвение. Шаман тебе в помощь. Они навсегда забудут, что натворили, как жили до этого и чем занимались. После этого выдать их замуж за верных тебе воинов, дать в приданое отары и табуны и сослать в дальний аймак. Пусть доят кобылиц, делают кумыс, катают войлок и не думают об интригах и заговорах. Что касается магов с Зелёного, то лучшим лекарством от их двуличия станет открытый договор с соседями: княжеством, в первую очередь, с извинениями и подарками, с империей и лично с принцем. Нам нельзя воевать, муж мой. Наш народ не так велик и не так грозен, как та же империя. Нужно прямо смотреть правде в глаза и не прыгать выше коня. Нам нужно не воевать с соседями, муж мой, а дружить. Но теперь, к сожалению, это случится нескоро из-за ранения Джеммы. Однако первый шаг надо сделать уже сегодня. Соберись, муж мой. Ты умный и опытный правитель. Не позволяй каким-то чужакам диктовать тебе их волю. Докажи, что ты истинный правитель степи и продолжаешь дело предков. Может быть, они и поддержат тебя. Иди, Кизмен, и сделай то, что должен.

– Да, Биби, ты права… Жаль, что в последнее время мы с тобой редко разговаривали… Может, и не случилось бы столько ошибок…

– Всё можно исправить, Кизмен, пока мы живы. Иди, да благословят тебя духи!

Биби мягко подтолкнула мужа к выходу. Несмотря на то, что Кизмен давно не приходил к ней в постель, она продолжала любить его и по-настоящему переживала за его ошибки и упущения, но вмешиваться и советовать самой, как себя вести никогда не пыталась. Другое дело, когда муж сам спрашивал совета, тогда Биби с лёгким сердцем могла поделиться своими мыслями. А мысли у неё были светлыми. Биби получила прекрасное образование в империи, только никогда не кичилась этим, её семья и род были очень богаты и не уступали по знатности роду Кизмена. Просто характер Биби был совсем другим, чем характеры следующих жён. А Кизмен и не заметил, как молодые и тщеславные вторые, третьи, четвёртые жёны вытеснили из его круга общения первую верную …

Кизмен молча вышел из юрты жены. Биби предложила очень хороший вариант. И никаких тебе, так шокирующих иноземцев, казней, публичных порок с задиранием подолов и отрезанием кос. Всё выглядит вполне цивильно: провинившихся девиц выдали замуж и сослали. А то что они будут вдалеке от главного стойбища, ну, так сами виноваты. Но, где взять этих двух воинов, согласных стать постоянными стражами своих новоявленных жён? Пожалуй, это можно обсудить с Акчаем и шаманом.

Кизмен уже начал рассматривать идею Биби как свою собственную. Ему уже казалось, что он сам додумался до такого простого и эффективного наказания. Войдя в свою юрту он уже готов был раздавать приказы.

– Сын, я нашёл решение, которое не стыдно предложить князю за поруганные честь и здоровье его дочери. Кстати, как там княжна?

– Уже лучше, отец. Ещё слаба, но рядом с ней этот герцог и целители.

Акчай и Горгуд поднялись с низких скамеек, когда вошёл хан и тут же сели снова, как только он опустился на подушки.

– Хорошо, – машинально ответил хан и продолжил. – тебе надо развестись с Гюзель по нашим обычаям.

– Талак?

– Да, но не просто словом, сын. Надо вознести прошение духам на жертвенном очаге, чтобы даже малая случайность не поломала наши планы. Нам нужен окончательный развод быстро, но женщина останется свободной ненадолго…, – пожевав губы, хан пристально взглянул на Горгуда.

– Друг мой, не желаешь ли ты вместо одной Малики получить двух жён?

– А? – тугодумный нойон недоуменно воззрился на хана, но затем до него дошёл смысл предложения, и он резко возразил: – Нет, они начнут кричать, ругаться, драться за мою постель, строить гадости, того и гляди отравят. Нет, хватит одной.

– М-да, – хан уважительно взглянул на нойона; сам он никак не мог отказаться от разнообразия женских тел. – Тогда возьми одну из двух: Гюзель или Тукай…

– Нет, этих не хочу, – простосердечно сознался Горгуд. – Они обе вредные и злые.

– Насчёт этого не волнуйся, – заверил хан. – Мы примем меры, и ты получишь самых послушных жён. Вместе с ними мы дадим тебе самых опытных хозяек, чтобы научили твоих жён всяким женским делам и премудростям.

Великан озадачился и почесал затылок. Так-то он всё равно собирался жениться, но жениться на красавице Малике – нежной и скромной пятнадцатой дочери хана. Однако получилось так, что право на Малику он проиграл.

Горгуд досадливо цыкнул, вспомнив результат поединка. Как так могло получиться что он уступил какому-то хлипкому (по меркам Горгуда) имперцу?! Да он его одной рукой мог швырнуть на землю, а получилось, что швырнули его! И тут он вспомнил, как перед тем коварным броском, ему под ногу (босую, между прочим) попал острый камень. Из-за него Горгуд оступился и пропустил атаку имперца.

Но… сетовать на камень, значит, сетовать на духов. Потому что никто кроме них не мог подпихнуть его под ноги Горгуду. А. значит, духи обижены за что-то на бывшего непобедимого великана. И, значит, ему надо как-то загладить свою вину. Мда… Придётся соглашаться на предложение хана. Потому что, чем меньше ты хочешь что-то сделать, тем довольнее будут духи, если ты это всё же сделаешь… Эти две мегеры принесут Горгуду искупление. Да и обещал же хан, что утихомирит их. А он свои обещания выполняет.

Кизмен терпеливо ждал. Он прямо видел с каким скрипом ворочаются мысли нойона и не мешал ему. Ждал. Если Горгуд согласится – это будет лучшим вариантом. Живёт нойон в самом дальнем аймаке, в горах. Оттуда летом-то трудно выбраться, а зимой, когда не переставая идут дожди, а на перевалах ложится снег, тем более.

Кроме того, Горгуд, несмотря на тугодумство, очень не любит отдавать своё. И, если уж получит жён, точно никуда их не выпустит.

– А разве…, – неуверенно начал Горгуд, – Гюзель не положено пороть и казнить за всё, что она наделала?

– Что мы дикие что ли? – деланно возмутился хан. – И так имперцы смотрят на нас, как на зверушек. Нет, мой друг, мы нашлём на этих вредных кобылиц забвение, и они забудут свою прежнюю жизнь.

– Я слышал, такое случилось недавно с императором и его женой, – ехидно заметил Горгуд.

– Примерно, – невозмутимо отозвался хан. – Ну, что? Берёшь? Учитывай, что мы даём за каждой женщиной по отаре овец в пятьдесят голов и по табунку лошадей в двадцать голов. Но ты должен следить за ними, и, если забвение начнёт рассеиваться, немедленно вызывать шамана.

Как будто ненароком, хан активировал кристалл с танцем Гюзель и замолчал, наблюдая за Горгудом. Было видно, что того одолевают сомнения. Но, наконец, он решился.

– Ладно, всё равно жениться надо. Хозяйство растёт, рук не хватает, но у меня есть условие: пусть с этими двумя едут семь их родственников. Мне люди нужны.

– Договорились, – скрипнул зубами хан.

Вольно или невольно, но Горгуд серьёзно потрепал хозяйство самого хана: овцы, лошади, люди – они же не бесконечны. Однако исправлять ошибки сына, да и свои тоже, надо как можно быстрее, чтобы духи не разозлились окончательно. И тут цена не имеет значения.

– Благодарю тебя друг, ты помог мне в трудную минуту, и я не забуду этого. На мне долг, – признал хан.

– Мне ничего не нужно, – гордо бросил нойон. – Но, если настигнет беда, я вспомню твои слова. Ом!

– Ом! – практически одновременно они обратились к духам, завершая сделку.

– Теперь разговор с тобой, сын, – хан удобнее устроился на подушках, проводив взглядом ушедшего нойона. – С тебя развод и извинения. Причём такие, чтобы не осталось никаких сомнений в нашей дружбе с империей…

Взваливая всю вину за неудачи на сына, хан надеялся избежать наказания и мести духов за собственные ошибки. Но…

– Да, отец, я виновен, но только в том, что привёз Джемму и не предупредил Гюзель. Не думал, что жена будет против ещё одной женщины в нашей юрте. Хотя вначале она сама согласилась стать второй женой ради рудников. Но, оказалось, что ревность совсем затмила ей мозги. Вот именно в этом моя вина – не укротил свою женщину.

Между прочим, помогал мне шаман – твой близкий друг и советник. Он дал мне зелье невидимости, закрывающее от глаза и нюха, когда я в первый раз приходил в замок Рэдмона. И у него, кстати, свои счёты с империей за смерть сына. Признайся, отец, это же он подбил тебя на союз с Зелёным островом. И именно он наложил приворот на Марселу и Алекса, чтобы уж точно рассорить вас и у тебя не было бы пути назад. И, да, Алекс притворяется. Мои люди, которые сейчас есть в его обслуге, доложили, что приворот на него не действует, как и на Марселу. И он в сговоре с шаманом за твоей спиной. – Акчай умолк и добавил через паузу: – Так кто виноват больше, отец? Я, украв Джемму, свою невесту, между прочим, или ты, заключив тайный договор с Зелёным и вынашивая планы убийства императора и его наследника? На кого гневаются духи?!

Акчай вскочил на ноги и сердито прошёлся по юрте. Кизмен молчал. Ему нечего было возразить. Но, с другой стороны, Кизмена раздирала злость на сына: как он посмел высказывать недовольство отцом?! С каких пор ему позволено упрекать хана?! Хотелось наорать, выпороть, как шелудивого щенка и выбросить из юрты и из рода! Но…

Акчай – его законный наследник. Признанный командир степной армии, правая рука Кизмена. Наказать, или, того хуже, изгнать Акчая, значит внести разлад и сумятицу во всех родах. А степь только-только начала собираться вместе. Только-только Кизмену удалось сплотить все кочевые племена и рода под своей властью. Степь ещё собиралась войти в число самостоятельных государств, и новые распри отбросили бы весь процесс назад.

Надо серьёзно подумать и как-то договориться с сыном. Он прав, шаман взял слишком много власти, действует по-своему за спиной Кизмена, а это уже предательство… Мда… Переборов себя, Кизмен предложил:

– Пойдём к озеру, сын. Наш спор ни к чему не приведёт, а на берегу мы можем получить ответ духов, если правильно сложим уюк.

– Да, отец, согласен.

В молчании они дошли до озера. Глубокая ночь уже опустилась на долину. Кроме охраны никто не передвигался по лагерю. Отец и сын вышли на каменистый берег священного для степняков озера. Так же молча они в четыре руки начали строить башенку для духа. Они не знали, чей дух из родичей придёт на их призыв, но знали, что башня должна быть устойчивой, потому что духи бывают буйными. И если башня не удержится, то и совета никакого не будет: дух отлетит.

Угрюмое сопение Кизмена и упорное молчание Акчая не мешали им сноровисто возводить башенку. Затем Кизмен встал на колени и коротко произнёс:

– Приди, родич, ом!

Мгновение ничего не происходило, но затем ощутимо похолодало, над озером сгустился туман, и из него выплыла фигура высокого мощного степняка на коне. (Степняков-вождей хоронили вместе с конём и вооружением).

– Даран?! Первый вождь степняков?!

– Как посмели вы, ничтожные, осквернить святое место кровью и раздором?! На этом месте прошёл первый бой за звание вождя, и я выиграл его! С тех пор каждый год этот бой повторяется. А вы вымазали это место грязью! Глупцы! Акчай с этого момента ты не муж Гюзель, я разрываю ваш брак. Гюзель нельзя делать ничьей женой. У неё чёрное сердце. Лишить её памяти – это правильно, но мало. Не было у нас в степи никогда тюрем и монастырей, но придётся что-то похожее завести. Кизмен, на землях Горгуда есть пещера, вокруг неё – небольшое плато со скудной растительностью. Вот там ей место. Лишите памяти, оставите ей пару овец и мешок зерна. Через год приедете и проверите. Уйти оттуда сама она не сможет без магии: плато окружает глубокий каньон с отвесными стенами. Дальше дело её духов-покровителей: или помогут выжить, или забудут о ней. И, Кизмен, верни Биби в свою юрту. Она даёт тебе мудрые советы, стань ей на самом деле мужем и защитником. Хватит уже выбирать стерв. Ты разочаровал меня, потомок, но я надеюсь на твоё просветление.

Исправь свои ошибки, Кизмен, иначе наша степь покроется чужими городами, наш народ смешается с другими и перестанет быть самим собой. Наши песни, наши танцы и наши обычаи останутся в прошлом и забудутся. Чтобы этого не случилось, степное государство должно стать сильным. Ты хорошо начал, Кизмен, сумев сплотить народ вокруг себя, поэтому я не лишаю тебя власти, но тебе не хватает гибкости и дальновидности. Они есть у твоей жены Биби. Используй это с умом.

Неясный контур Дарана слился с туманом над озером, свет, поселившийся на время в башенке, погас. Последние слова Дарана прозвучали уже глухо и неразборчиво. Кизмен поднял голову, провожая силуэт предка. По его вискам ручьями стекал пот, губы и щёки побелели от напряжения, а пальцы сильных рук сейчас буквально ходили ходуном.

Он отёр лицо ладонями и медленно поднялся с колен. Всё время монолога Дарана он старался удержать связь с потусторонним миром. Как любой кочевник, Кизмен умел говорить с предками, но держать с ними долгую связь могли только избранные.

Акчай с уважением глянул на отца. Его самого хватило на пять минут такого разговора. В порыве понимания, он протянул отцу руку, чтобы поддержать его, и в кои-то веки хан не отказался от помощи, а тяжело опёрся на руку сына, направляясь в юрту.

– Сын, нас ждут имперцы, ждёт князь и Игнаций. Предстоит тяжёлый разговор. Я пойду сразу к ним, но должен быть уверен, что Гюзель снова не сбежит. Проследи и вернись к нам с извинениями.

– Понял, отец, всё исполню. Гюзель больше не сбежит, там мои личные нукеры. И знаешь, отец, из-за всей этой передряги я передумал жениться. Мне всего тридцать лет. Зачем мне сейчас жена? Хватит наложниц. Я женюсь, когда встречу такую, как матушка.

– Такую как Биби встретить трудно, – с одышкой признался хан. – Она из той же породы настоящих женщин, что и Марсела, Джемма и наша Малика. Таких женщин можно взять только любовью, они станут тебе опорой и поддержкой, верны будут до смерти, если ты не предашь их…

– Что же ты так не относишься к матушке? – язвительно спросил Акчай, услышав в голосе отца искреннее уважение к другим женщинам.

– Ты не прав, сын, – покачал головой хан. – Я по-прежнему люблю Биби, но ей не было места возле меня из-за интриг и сплетен. Сейчас я всё исправлю: Биби будет рядом со мной, а все другие – отдельно. … Моя золотая птичка выбрала для себя роль общей матери. Собрала детей всех моих жён, благо им они были не особо нужны, и растила их в своей юрте. Вы росли все вместе, зная, что у вас один отец.

– Я помню, матушка относилась ко всем одинаково, а когда кому-то исполнялось шестнадцать лет, она торжественно отпускала в самостоятельную жизнь, как положено ханскому ребёнку. И, кстати, о детях наложниц она тоже позаботилась. У них были няньки, они все обучались грамоте и потом занимали достойное места в твоих хозяйствах.

– Я знаю, сын. Узнал об этом, правда, не сразу, но не стал отменять распоряжений Биби. А сейчас понимаю, как она была права. Пример Малики тому подтверждение. Девчонка говорит на нескольких языках и уже побывала в империи, не опозорив наш народ. Недаром на неё запал лучший друг принца.

– А мне Леон нравится. – немного резковато признался Акчай. – Он смел и честен, также, как мы, силён, как лучшие наши борцы.

– Да, уж, – согласился хан, вспомнив красивую победу Леона над Горгудом.

За разговором они незаметно дошли до ханской юрты.

– Иди, сын и исполни волю Дарана. Не опозорь нас окончательно. И возвращайся с десятком наших лучших жеребцов. Для степняка подарить коня, значит, оказать немалое уважение. Наши гости это знают. Надеюсь, они примут твои извинения.

– Я выберу лучших, отец. Гости будут довольны. Лишь бы Джемма была здорова. Я узнаю…

– Узнай, – хан вошёл в юрту, тут же оставив все посторонние мысли.

Зарубежные гости даже не садились, так и ждали хана стоя с хмурыми напряжёнными лицами. «Да, нелегко будет, – подумал Кизмен и растянул губы в вынужденной улыбке.

– Прошу прощения за ожидание, дорогие гости. Давайте сначала перекусим и выпьем сутэй.

Может, гости были и недовольны таким оборотом, но отказываться от предложенного перемирия не стали. Для гостей в юрте были установлены полноценные столы и стулья, и теперь слуги быстро и бесшумно уставляли стол едой и напитками. Хан сделал жест, приглашая всех к столу. Поднимая пиалу с сутэем, Кизмен произнёс:

– Да исполнится воля предков и мир придёт на наши земли.

Гости вынужденно подняли свои пиалы и поднесли к лицу.

– Стойте! – вдруг раздался голос Игнация. – Яд!

Все поставили пиалы на место. Князь же, наоборот, выплеснул содержимое в сторону Кизмена и прошипел ему в лицо: – Ничтожество!

Стойте! – повторил Игнаций. Сейчас мы всё узнаем.

Он снял с руки перстень и, держа его вниз камнем, прошёл вдоль стола, задерживая руку над пиалами и косами. Затем повернулся ко всем и коротко бросил: – Во всех пиалах яд, во всех косах – яд, во всех напитках – яд. В ханской посуде тоже, – добавил он специально для князя.