И снова наступил июнь.
Элисон сидела на пристроенном к сараю деревянном крыльце и смотрела, как Лори и Лерлин играют со своей собакой. Как и девочки, Баттонз подрос, превратившись в огромного пса, голова которого доходила почти до плеч близняшек.
«Я недооценила его перспективы, — подумала Элисон, вспоминая отчаяние Джинни, когда щенок стал превращаться в огромного пса. — Что ж, и на старуху бывает проруха».
Джейми, которого Элисон держала на руках, загукал во сне. Элисон смахнула с его лба сухую травинку и поцеловала складочки на шее мальчика. Скоро малыш проснется, они вернутся в дом и будут обедать. Но пока так приятно было сидеть на июньском солнышке и думать о своей жизни — какой она была раньше и какой стала сейчас.
Но только не о будущем. Нет, о будущем не надо. Элисон старалась никогда не думать о будущем, не возлагать на него слишком больших надежд. А если они не оправдаются, что тогда — снова боль? Нет, она будет жить настоящим, радуясь тому, что имеет — Джейми, таким замечательным друзьям, как Джинни и Джон Колетт, близняшки и доктор Эрл, а в последнее время, когда она перестала жить в прежнем бешеном темпе, у нее появились и новые приятели.
Еще у нее была работа, которая приносит и всегда будет приносить ей удовлетворение. Когда пройдет ее молодость, Джейми вырастет и заживет своей жизнью, а Элисон все равно останется целительницей, избавляющей живые существа от боли и мук.
У нее наладились отношения с матерью. После стольких лет отчуждения она стала если не понимать Марго, то по крайней мере ценить ее положительные качества. Хотя Элисон по-прежнему раздражало обилие советов, которые рассыпала вокруг себя Марго. Она не изменилась ни на йоту, но зато изменилось отношение к ней ее дочери. Элисон научилась терпению, научилась прощать людям их недостатки. Ведь только такой подход к жизни позволяет надеяться, что люди, в свою очередь, простят тебе твои.
И если в жизни ее существовала пустота, которую не могло заполнить общение с друзьями и матерью, так что с того? Она выживет. Она справится. Что-то находишь, что-то теряешь. Трудно с этим спорить.
Старый ирландский сеттер, дремлющий у ее ног, поднял вдруг голову. Петр Великий, принимавший неподалеку солнечные ванны, поднялся, глухо зарычал и стал принюхиваться к ветру.
Элисон услышала, как к дому Колеттов подъезжает машина. Она сидела неподвижно, почти не дыша, и смотрела, как приближается знакомый «Мерседес».
Но не встала, даже когда Коул остановил машину и вышел. Он не спеша подошел к Элисон, и она испытала мимолетное раздражение по поводу его спокойствия. Как долго он не приезжал!
Коул склонился над Элисон, вглядываясь в личико спящего Джейми.
— Растет, — сказал он. Элисон знала, хотя не могла бы объяснить, откуда, что за словами его стоит нечто большее, чем банальная констатация факта. Они означали: «Мой мальчик растет, а я пропускаю драгоценные минуты его детства». Они означали: «Я теряю время вдали от сына, который один связывает меня с будущим». И еще они означали: «Мне так холодно и пусто, пустите меня к себе, согрейте теплом своей жизни».
— Почему ты отозвал иск об опекунстве? — спросила Элисон, словно они расстались вчера, а не месяц назад.
— Потому что мне пришлось наконец признать правду. Джейми будет лучше с тобой. Я могу быть самым замечательным отцом на свете, но не могу стать матерью, Элисон.
— Тогда зачем ты провел меня через этот ад, Коул?
— Потому что мне было больно. Потому что я считал, что Джейми должен принадлежать мне. Но когда я понял, что ты могла свести на нет весь процесс, просто заявив, что я — не отец Джейми, у меня появились сомнения. Потом твоя мать рассказала, что доктор Эрл предлагал тебе выйти за него замуж, но ты тоже отказалась, хотя и это был замечательный выход. И тут я понял, что этот иск — всего лишь один из пунктов в длинном списке совершенных мною ошибок.
— Так вот о чем вы говорили с Марго тогда, в холле суда?
— Да, — Коул улыбнулся. — Она вправила мне мозги. И объяснила, почему не может помочь тебе материально. Это требовало настоящей смелости. Марго — истинная леди, как и ее дочь. Если бы ты сказала судье Ландау, почему не смогла получить от нее поддержки, это обеспечило бы тебе перевес. Но ты не могла выставить мать на посмешище.
— И поэтому ты отозвал иск.
— Поэтому и потому, что понял, что был не прав с самого начала. Единственной причиной этого иска была моя боль и обида. Я никак не хотел признать собственной вины. Мой брак с Джуди был настоящим кошмаром. Я так боялся снова связать себя какими-то узами, что сам отпугивал от себя приличных женщин, делал все для того, чтобы им не пришло в голову взглянуть на меня дважды. Потом я встретил тебя, сделал тебе весьма легкомысленное предложение и получил серьезный отпор. Но я все равно думал, что ты играешь в свою игру, до того вечера, когда ты спасла мою лошадь. Тогда я понял, что ты именно такая, какой кажешься, — забавная, преданная своему делу, упрямая женщина. Но прежде чем я успел привыкнуть к этой мысли, ты перевернула все с ног на голову, дав понять, что ты… доступна. Черт побери, это сбило меня с толку, я не знал, что делать. Но одно я знал точно — что влюбился в тебя по уши.
— Почему мы тогда не поговорили друг с другом, не объяснились? — сокрушенно сказала Элисон.
— Потому что я — чертов идиот, — в голосе Коула слышалась горечь. — Я мог сказать тебе все в тот уик-энд, так нет же, мне понадобилось заключить этот глупый договор — не говорить ни о чем серьезном. Я твердил себе, что все произошло слишком быстро, что ты полна решимости не связываться с мужчинами и наверняка не чувствуешь того, что чувствую я. Мне хотелось выбрать подходящий момент, и, если честно, хотелось все-таки проверить свои чувства, узнать тебя сначала поближе. А потом ты сбежала от меня, оставив эту дурацкую записку.
— Я могла остаться и выяснить с тобой отношения, но не хотела, чтобы мне сделали больно.
Теперь они молча смотрели друг на друга.
— Хорошо бы все и дальше было как сейчас, — задумчиво произнесла Элисон. — Чтобы мы могли говорить, слушать, быть честными друг с другом.
Коул покачал головой.
— Нет, так не будет всегда. Мы оба пережили боль и страдания, и иногда это будет нас отвлекать. Но, может быть, это неважно. Надо только не забывать о самом главном.
— О чем именно?
— О том, что мы любим друг друга. О том, что наши общие интересы должны быть превыше всего остального. О верности друг другу.
— И что же мы будем делать дальше, Коул?
— Мы будем жить вместе, будем рядом, что бы ни случилось. Я готов к этому. А как ты, Элисон?
Она отвела глаза, боясь того, что может прочесть Коул на ее лице. Но он не позволил Элисон отвернуться. Коул сжал в ладонях ее лицо и заставил посмотреть ему в глаза.
— Ты думаешь о том, получится ли у нас?
В этой жизни не бывает стопроцентных гарантий. И я не могу пообещать тебе, что мы будем вместе навсегда.
Коул отпустил ее, и как раз в этот момент Джейми вытащил из конверта ручку. Элисон засунула ее обратно, но двигалась она чисто автоматически. Мысли ее блуждали, она отчаянно боролась в поисках верного ответа. И тут Элисон вдруг вспомнила кое-что, чему научили ее отношения с матерью.
— Может быть, неважно, чтобы мы на все в этой жизни смотрели одинаково и даже ставили перед собой одни и те же цели, — казалось, перед ней забрезжил выход. — Может быть, главное в том, что у нас есть наша любовь и что мы не дадим посторонним и даже близким слишком часто вмешиваться в наши дела. А когда возникнут проблемы, возможно, достаточно будет вспомнить, как тяжело нам было друг без друга. — Она вопросительно посмотрела на Коула. — Как ты думаешь, этого достаточно? Сможем мы построить свою жизнь на том, что научились понимать за это время?
— Я очень хочу попробовать. А ты?
Она улыбнулась, почувствовав неожиданно уверенность в себе, затем подняла сынишку и переложила его на руки отцу.
— Я думаю, пора тебе познакомиться с сыном. Вам придется проводить много времени вместе, пока его мама будет лечить в сарае овец.
Она любила своего мужа, но с каждым днем отношения с ним становились все прохладнее. И когда она поняла, что разрыв неизбежен, ей неожиданно представился шанс начать жизнь сначала. Самолет, на котором она должна была лететь, разбился. Все сочли ее погибшей…