Отец подруги. Никто не узнает

Глава 29

Тщательно осмотрев ее, невесело усмехаюсь, осознав, что она ни черта не трезвая. Пьяная, а ведь еще не поздний вечер. Впрочем, о чем я… В последнее время маме уже без разницы, когда пить. И работой она, как раньше, больше не дорожит.

— Явилась, дрянь неблагодарная! — она хватает меня за шиворот и втаскивает в квартиру.

Вспомнив, что было не так давно, вырываюсь, но мама держит крепко. И скалится, обнажая ряд давно не белоснежных зубов. Прислушиваюсь, чтобы понять, есть ли в доме кто-то еще, кроме нас двоих. На этот раз Дамир не придет меня спасать, а значит придется выкручиваться самой. И что-то мне слабо верится, что получится. Учитывая собутыльников мамы, которым после пары бокалов море по колено.

— Отпусти! — дергаюсь, вырываясь.

В квартире никого нет. По крайней мере я не чувствую чужого присутствия и обуви посторонних на пороге нет. Но это вовсе не значит, что можно расслабиться.

— Ишь, какая! И где была? С мужиком своим, да?

— Да! — почти кричу на нее. — А что, мама? Надо было здесь остаться и тебя слушать? Аксинью забрали, между прочим!

— Как забрали?! — на полном серьезе удивляется.

Я замираю. Пытаюсь высмотреть на лице матери хотя бы намек на шутку — иногда она любит подколоть нас с сестрой — но сейчас она абсолютно серьезна и испугана.

У меня от шока начинают дрожать руки. Одно дело, когда мама пьет и совсем другое, когда пьет до такого состояния, что не может вспомнить, что ее дочку забрали органы опеки. А ведь не месяц прошел, а всего полдня. То-то я смотрю она шибко спокойная.

— Что значит забрали? — спрашивает, надвигаясь на меня. — Кто посмел? Кто посмел забрать мою булочку? Это ты! — тычет в меня пальцем. — Ты не досмотрела, да? Не забрала ее вовремя из школы или что? Я тут, пока я тут работала…

Она начинает метаться по квартире, а я со слезами, стекающими по щекам, впервые не знаю, что делать. Такая безысходность накатывает, хоть падай и реви белугой.

— Где ты дела Аксинью? — орет мама, подбегая ко мне. — Где она? Кто ее забрал?

— Органы опеки, — отвечаю безжизненным тоном, стараясь не смотреть на маму.

Я хочу видеть ее другой. Не такой разбитой, старой, с остекленевшим от выпивки взглядом.

— Они забрали ее от тебя, мама, потому что ты пьешь.

Она осекается, отшатывается от меня и убирает руки, как от прокаженной. Осматривается в квартире и охает, припадая к стене и стекая по ней вниз.

— Как это… как же это…

Она словно не понимает, а у меня нет времени с ней возиться, хоть и понимаю, что наверное, надо. Пора вызывать санитаров, чтобы разбирались с ней, но где взять на это деньги? И что тогда будет с Ксю? Ее же не отдадут, если маму нашу признают невменяемой. Столько вопросов и ни одного ответа дельного.

После изнурительной поездки больше всего хочется принять душ, но я не уверена, что в таких условиях стоит его принимать. У меня, конечно, есть деньги на отель, но я бы не хотела их тратить. Я ведь копила на съем нам с Аксиньей и потом… на первое время.

Решив, что ничего страшного не случиться, все же хватаю одежду, полотенце и запираюсь в душе. Моюсь наспех. Так быстро, наверное, только в армии моются. Вымываю волосы, лицо и тело, делаю кое-какую укладку и из ванной выхожу полностью одетая, предварительно приоткрыв двери и прислушавшись. Тишина не может не радовать. Значит, дружков мамы нет. Надеюсь, то было временное помутнение и больше их здесь в квартире не будет.

Уже когда выхожу, вспоминаю про соседку, к которой собиралась. Помыться можно было и у нее, но шокированная поведением матери, я совсем забыла о Виолетте Михайловне. А ведь у нее могли быть друзья или знакомые в органах опеки. Может, она бы поспособствовала возвращению Аксиньи? Впрочем… единственный способ теперь вернуть сестру — удочерить ее. Только вот кто отдаст Аксинью мне, бедной студентке без постоянного места работы и своей жилплощади?

— Ты куда? — мама перехватывает меня у порога.

Удивленно на нее смотрю, замечая, что она переоделась и причесалась.

— К соседке схожу.

— За клубникой?

Поведение мамы меня страшит с каждой минутой все больше.

— Мам… ты помнишь то, что я сказала тебе полчаса назад?

— Конечно, помню, — улыбается. — Ты сказала мне испечь торт. Клубничный. Но клубники нет.

У меня внутри все холодеет. Я всматриваюсь в мамины глаза, не понимая, что пытаюсь там найти. Она не трезвая, но и не настолько пьяная, чтобы бредить. Или настолько? Может, таким образом она пытается отгородиться от реальности, в которой продала дочку за бутылку водки?

— Да, мам, иду за клубникой. Ты подожди меня, ладно?

— Ладно.

Она легко меня отпускает. Я закрываю дверь, нажимаю на звонок Виолетты Михайловны и долго жду. Соседка открывает спустя несколько минут. Передвигаться ей немного трудновато, поэтому дорого от спальни к двери и заняла столько времени.

— Тасечка! — выдыхает словно с облегчением. — Слава богу, нормально с тобой все!

— А как иначе? — удивляюсь. — Впустите?

— Впущу, конечно, — кивает и отходит, чтобы я могла зайти внутрь.

— С тобой все хорошо? — обеспокоено спрашивает соседка.

— Конечно, а что не так?

— Так… видела, как тебя этот бугай из квартиры мамы выводил. Думала, может, че случилось.

— А…

Бугай это, по всей видимости, Дамир. Ну, что-то общее определенно есть. Он и вправду здоровенный, как целый шкаф.

— Он… помог мне.

— Кто? Этот громила?

— Он. Мама в дом привела кого-то и когда я вернулась, они собирались меня воспитывать, а он… не позволил.

— А ты куда той ночью делась? — вдруг вспоминает Виолетта Михайловна и с прищуром на меня смотрит, ожидая ответа.