Открытие бессознательного (Том 1)

Другой подход к проблеме бессознательного, впервые использованный в Англии, появился благодаря новым исследованиям в области парапсихологии. В 1870 году в Кэмбриджском университете возникло движение, цель которого заключалась в исследовании неизведанных глубин человеческого сознания и, в частности, фактов ясновидения, предсказаний будущего и целенаправленного общения с духами умерших. После долгого периода существования этого движения в качестве неформальной организации физик Уильям Баррет, представитель духовенства Преподобный Стейнтон Мозез, философ Генри Сиджвик и молодой специалист в области гуманитарных наук Фредерик Майерс основали в 1882 году Общество психологических исследований, главную роль в котором в течение первых двадцати лет суждено было сыграть Фредерику Майерсу.²¹⁹ В основе размышлений Майерса лежал философский вопрос: «Дружественна ли нам Вселенная?», при этом он считал, что удовлетворительный ответ на него можно получить лишь ответив на предварительный вопрос: «Продолжается ли жизнь человека после смерти?», дабы гарантировать его дальнейшее развитие и осуществление. Таким образом, проблема жизни после смерти была положена в основу парапсихологических исследований. В этой связи возникало множество других проблем, поэтому Майерс считал, что нужно провести тщательный анализ таких явлений как гипноз и раздвоение личности, равно, как и других, наиболее часто встречающихся парапсихологических феноменов, прежде чем приступать к изучению собственно проблемы общения с умершими. Он предпринял тщательное исследование всей связанной с этим вопросом литературы. Результаты этого исследования, а также его собственные изыскания в области парапсихологии были собраны в энциклопедическую работу и опубликованы посмертно в 1903 году.²²⁰ Таким образом, Майерс был не только парапсихологом, но и одним из величайших систематизаторов знаний о сфере бессознательного. Согласно его воззрениям, «сублиминальная (подсознательная) самость» (используя его терминологию) имеет низшие и высшие функции. Низшие функции проявляются в процессах диссоциации, описываемых психопатологами, а проявления высших мы можем найти среди некоторых примеров деятельности человеческого гения, которые можно представить как «сублиминальный прорыв» обширных запасов информации, эмоций и рефлексий, лежащих за порогом сознания созидающего мыслителя. Майерс считал, что в результате использования высших функций человеческое сознание может случайно оказаться в контакте с духами умерших. Третью функцию бессознательного Майерс называл мифопоэтической, то есть бессознательным стремлением человека фантазировать. К несчастью, он не раскрыл эту интереснейшую идею в полном объеме.

Клинический подход к изучению бессознательного широко использовался на протяжении всего девятнадцатого столетия, поскольку деятельность магнетизеров и гипнотизеров, в основном, заключалась в клинических исследованиях бессознательного, хотя следует отметить, что их работа во многих случаях проводилась бессистемно, в ней часто отсутствовал критический подход и не проводилось необходимое различие между экспериментальными понятиями и теорией.

Во Франции интерес к подобным исследованиям возник вновь после выхода в свет в 1875 году работы Шарля Рише.²²¹ В начале 80-х годов XIX века, когда Шарко и Бернгейм стали впервые проводить, исследования гипноза в клинических условиях, проявилось огромное количество работ и публикаций. Взгляд на эту проблему в конце 80-х годов был кратко изложен Эрикюром в его эссе, опубликованном в 1889 году, где он утверждал, что бессознательная ментальная деятельность вне всякого сомнения является научной истиной, и ставил в заслугу Шевролю то, что он сумел это доказать экспериментальным путем.²²² В качестве повседневных проявлений бессознательного Эрикюр упоминает привычки и инстинкты, забытые воспоминания, непроизвольно возникающие в сознании, случаи решения задач во сне, бессознательные движения, имеющие психологическое содержание и значение, а также бесчисленные проявления симпатии и антипатии. Даже в дневное время бессознательное управляет нашим сознанием. Мы подвергаемся внушениям извне не только во время экспериментов с использованием гипноза, но и в состоянии бодрствования, трансформируя их в мысли и чувства, которые считаем своими собственными. Другими доказательствами деятельности бессознательного можно считать истерию, медиумизм и автоматическое письмо. Отношение между сознанием и сферой бессознательного делятся на три основные стадии: (1) В нормальном состоянии между ними должно существовать мирное сотрудничество, бессознательное при этом выступает в качестве безмолвного помощника. (2) Однако, в этих отношениях может возникнуть некий разрыв, приводящий к тому, что бессознательное принимает форму «второй личности», как это происходит временно при гипнозе и постоянно у таких пациентов, как Фелида. (3) И наконец, возможен открытый бунт бессознательного против сознания, в результате которого наступает более или менее продолжительная борьба и могут появиться всевозможные последствия, такие как импульсы, фобии и навязчивые состояния. Безумие наступает тогда, когда сознание сдается на милость бессознательного.

В период с 1889 по 1900 год были сделаны значительные успехи в области клинических исследований бессознательного. В 1889 году Жане опубликовал свою работу «Психический автоматизм», оказавшую значительное влияние и в течение долгого времени определявшую развитие исследований бессознательного. Жане придерживался этого курса в своих исследованиях на протяжении нескольких лет. Тем временем, Брейер и Фрейд опубликовали «черновой вариант» своей работы в 1893 году, а затем «Исследования по истерии», - к обсуждению которых мы вернемся в главе 7. В то же самое время, в Женеве, Флурнуа самостоятельно провел отличающееся большой оригинальностью исследование бессознательного.

Теодор Флурнуа (1854-1920), врач, философ и психолог, а также последователь Вундта, был в 1891 году назначен на должность профессора психологии в Женевском университете. Он изучил технику экспериментальной психологии и взял на себя смелость применить ее при решении проблем парапсихологии. Он придерживался - как он сам утверждал - принципа Гамлета: «Все возможно», и принципа Лапласа «Вес доказательства должен быть пропорционален невероятности факта». Он предпринял длительное исследование, посвященное медиумам Женевы. В декабре 1894 года Флурнуа был приглашен на собрание, где медиум Катрин Мюллер демонстрировала свои способности. Он был заинтригован, когда услышал, как медиум рассказывает о событиях, произошедших довольно давно в его семье, и недоумевал, откуда она может о них знать. Однако Флурнуа не спешил делать выводы. Он предпринял тщательное расследование происхождения и прошлого медиума и обнаружил, что его и ее родители в течение некоторого времени поддерживали ли дружеские отношения, таким образом, она могла слышать об этих событиях и забыть о них. Флурнуа стал регулярно посещать ее сеансы, и с этого времени в ее медиумизме начали происходить значительные изменения.²²³ Катрин впадала в абсолютно сомнамбулические состояния, и в ее личности происходили перемены, при которых она предположительно переживала второй раз сцены из своих предыдущих жизней. Это положило начало исследованию, длившемуся целых пять лет: Катрин Мюллер, медиум, более известная под псевдонимом Хелен Смит, высокая, красивая женщина, тридцати лет, работала продавщицей в универмаг. Она ревностно верила в спиритизм и никогда не брала денег за свои услуги в качестве медиума. Ценители таланта Катрин считали ее изречения откровениями других миров, в то время как скептики были убеждены в том, что это шарлатанство. Флурнуа предположил, что ни то ни другое мнение не является верным, и что возможно естественное объяснение данного феномена. Он начал свое исследование с изучения трех циклов состояния медиума. В первом цикле Катрин предположительно воскрешала события своей предыдущей жизни, в которой она была индийской принцессой XV века. Во втором - события из жизни Марии Антуанетты, чьим воплощением она также себя считала. В марсианском цикле она утверждала, что ей знакома планета Марс, ее ландшафт, обитатели, а также их язык, на котором медиум могла говорить и писать. Флурнуа удалось установить, что большая часть этого материала проистекает из книг, прочитанных Катрин в детстве. В «Истории Индии» он нашел основные сведения, ставшие источником индийского цикла. Результат пяти лет исследований Флурнуа был опубликован в книге под названием «От Индии до планеты Марс», где он показал, что откровения медиума были «фантазиями ее сублиминального воображения», основанными на забытых воспоминаниях и символизирующих исполнение се желаний. Флурнуа также сумел докаать, что направляющий Кэтрин дух Леопольд представляет собой бессознательную субличность медиума.¹¹⁴ Каждый из циклов, по мнению Флурнуа, строился на «реверсии» личности к разному возрасту: цикл Марии Антуанетты к шестнадцатилетнему возрасту, индийский - к восьмилетнему, а марсианский - восходил к раннему детству. Флурнуа пришел к заключению: «Подобно тому, как тератология иллюстрирует эмбриологию, (при этом последняя, в свою очередь, объясняет первую), и подобно тому, как обе эти дисциплины проливают свет на анатомию, изучение случаев медиумизма - можно надеяться - когда-нибудь поможет нам обрести непредвзятый и прогрессивный взгляд на нормальный психогенез». В наши дни, возможно, покажется, что Флурнуа уделял недостаточное внимание раппорту (или переносу, выражаясь современным языком) между ним и медиумом. Однако в книге Флурнуа неоднократно говорится о привязанности, которую испытывала к нему Хелен Смит. По мнению Клапареда, Флурнуа прекрасно понимал психосексуальный характер их отношений, однако он был достаточно осторожен, чтобы не распространяться о нем, так как знал, что эту книгу будет читать и сама медиум, и ее знакомые.²²⁵

Публикация книги имела неожиданные последствия. В то время как Флурнуа доказал, что в грамматическом плане «марсианский» язык был создан по образцу французского, лингвист Виктор Анри утверждал, что значительную часть его словаря составляют искаженные венгерские слова.²²⁶ (Венгерский был родным языком отца Хелен). Вскоре после этого Хелен Смит прекратила отношения с Флурнуа и своими друзьями-спиритистами. Богатая американка оставила ей свое состояние, достаточно большое, чтобы она могла полностью посвятить себя спиритизму. Это нанесло роковой удар по психическому здоровью медиума. Она оставила свою должность, прервав тем самым последнюю связь с реальным миром, и жила в почти абсолютной изоляции, впадая в сомнамбулическое состояние, чтобы писать картины на религиозные темы.²²⁷ После ее смерти эти работы выставлялись в Женеве и Париже.²²⁸

Данное исследование было наиболее удачным из известных нам работ по изучению сферы бессознательного, проведенных Флурнуа, и, рассмотрев его, можно определить принципы, которых он придерживался. Первой его задачей было абстрагироваться от лишних гипотез, связанных с парапсихологическими процессами. Ему удалось объяснить многие из этих феноменов забытыми воспоминаниями (для чего он ввел термин «криптомнезия»). Таким же образом он доказал, что происхождение некоторых посланий духов имеет хотя и бессознательный, но, тем не менее, психологический характер.²²⁹ Еще одна задача, стоявшая перед Флурнуа, заключалась в изучении функций бессознательного, в первую очередь функций, имеющих отношение к творческой деятельности. Он приводит в качестве примера историю одной молодой матери, которая время от времени диктовала фрагменты философских сочинений, по своему содержанию далеко выходивших за рамки ее интересов и знаний.²³⁰ Во-вторых, Флурнуа изучал также защитные функции бессознательного. Он упоминает случаи, когда с помощью бессознательного человек получал предупреждения об опасности, обретал утешение и приходил в себя после совершения грубых ошибок. В-третьих, Флурнуа отмечает, что бессознательное выполняет компенсирующие функции, что особенно хорошо заметно на примере Хелен Смит, образованной, честолюбивой молодой женщины, которая испытывала разочарование по поводу своего социального и финансового положения и для которой романтические истории, порожденные ее сублиминальным воображением, заменяли исполнение желаний. И наконец, он говорил о развлекательных или игровых функциях бессознательного, также нашедших отражение в ее сублиминальных фантазиях. Как отмечал Флурнуа, это обстоятельство имеет существенную важность для понимания психологии медиума. Большинство из них не имеет намерений обманывать, а лишь испытывает желание поиграть, подобно тому, как маленькие девочки играют со своими куклами, однако иногда воображаемая жизнь берет верх над реальностью.

В конце прошлого столетия к решению проблемы бессознательного подходили с разных точек зрения. Суммируя, можно сказать, что к 1900 году исследователи определили четыре различных аспекта деятельности бессознательного: консервативный, диссолютивный, творческий и мифопоэтический.

1. Под консервативными функциями подразумевалось фиксирование огромного количества воспоминаний и даже бессознательных ощущений, абсолютно неизвестных сознанию индивида. Имели место случаи, когда пациенты в лихорадочном бреду разговаривали на языке, который они изучали в детстве и к тому моменту уже совершенно забыли.²³¹ Благодаря применению гипноза стало известно огромное количество случаев «гипермнезии» и, как мы уже знаем, наиболее проницательным исследователям сновидений удалось увидеть в кажущихся новыми образах забытые воспоминания. Непрерывность действия забытых ощущений и воспоминаний проиллюстрировал Корсаков. Он привел в качестве примера больного амнезией, который испытывал страх перед электрическими приборами, хотя, казалось, каждый раз начисто забывал о предыдущих сеансах лечения электрическим током.²³² Флурнуа настаивал на том, что воздействие криптомнезии имеет устойчивый характер, и что этот факт может объяснить мнимые случаи ясновидения и телепатии. В конце прошлого столетия в обсуждениях психологов и философов стал классическим вопрос о том, сохраняет ли человеческая память бессознательную запись, содержащую совокупность воспоминаний за всю жизнь.

2. За диссолютивными функциями бессознательного закреплялись две категории явлении. Первую составляли явления психологического характера, когда-то находившиеся в сфере сознания, однако затем перешедшие в область бессознательного (например, привычки). Во вторую входят отщепленные части личности, которые, тем не менее, могут вести паразитическое существование и вмешиваться в протекание нормальных процессов. Классическим примером таких явлений считалось постгипнотическое внушение. Следует отметить также факты, нашедшие отражение в исследованиях Шарко, Бине, Жане, Дельбефа и Майерса. Около 1895 года «предположение о том, что тенденции к нарушениям включаются в область бессознательного, стало общепринятым».²³³ Изучение подобных явлений положило начало исследованиям Жане и Фрейда.

3. О творческой функции бессознательного было известно еще романтикам, придававшим ей особенное значение. Затем, уже с точки зрения психологической науки, ее изучал Гальтон, а позднее - Флурнуа и Майерс.²³⁴

4. Мифопоэтическая функция (термин, который, по-видимому, впервые употребил Майерс) соответствует «средней области» сублиминальной самости, где происходит непрерывное создание внутриличностных романтических фантазий.²³⁵ Флурнуа, занимавшегося изучением феномена Хелен Смит, а также других случаев медиумизма, можно назвать великим исследователем этой функции бессознательного. Согласно его концепции, одним из предназначений бессознательного является постоянное создание фантазий и мифов, часто остающихся в пределах бессознательного и проявляющихся лишь в сновидениях. Иногда они принимают форму грез, разыгрывающихся непроизвольно в тени человеческого сознания (намеки на этот факт мы находим у Шарко). Известны случаи, когда эти фантазии проявляются в виде таких явлений, как сомнамбулизм, гипноз, навязчивые состояния, транс медиумов, мифомания и другие виды мании. Иногда мифопоэтические функции проявляются органически, что может служить отправной точкой одной из концепций истерии. Представляется удивительным, что мифопоэтическая функция на изучение которой возлагались такие надежды, не была исследована более подробно.

Великий год

Последние пятнадцать лет девятнадцатого столетия невозможно представить без настроений fin de siècle (конца века), которые буквально пронизывали общественную жизнь и мышление людей той эпохи. Однако по мере того как столетие подходило к концу, место fin de siècle в общественном сознании постепенно заняло новое понятие - Великий год, год, которому предстояло завершить девятнадцатое столетие и открыть новую неизведанную эру в истории человечества. 1900 год стал символом, ассоциировавшимся одновременно как с завершением одного столетия, так и с началом нового. Астрономы, разумеется, не считали, что 1900 год будет чем-то отличаться от остальных, однако существовало устойчивое мнение, согласно которому смена столетий и Великий год - как это было принято считать у этрусков и ацтеков - имеют символическое значение. Как бы там ни было, это событие давало повод философам, педагогам, ученым и журналистам подвести итоги уходящего столетия и сделать прогноз на будущее.

Альфред Уоллес в своем произведении «Прекрасный век» предпринял попытку дать оценку всем благоприятным событиям и неудачам, выпавшим на долю человечества в девятнадцатом столетии.²³⁶ Перечисляя события позитивного характера, автор приводит целый список научных открытий, совершенных во всех областях науки, начиная с физики и астрономии и заканчивая биологией, включая теорию естественного отбора, а также возможные способы применения этих открытий в создании новых средств передвижения и связи, машин, позволяющих экономить человеческие усилия и т.п. В числе негативных моментов Уоллес отмечает оспопрививание (называя его «ошибкой») и его принудительное введение под страхом уголовной ответственности (по его мнению, «преступление») и постыдное игнорирование такой науки как френология, которой он предсказывал «несомненное полное признание в двадцатом веке», а также гипнотизма и психологических исследований. Кроме того, в числе тех наиболее ужасных болезней прошлого века автор называет «демона жадности», «разорение природных богатств» и «вампира войны». Первая прибавила к несчастьям человечества бесчисленное количество бед и страданий, вторую можно назвать преступлением против последующих поколений, а третья превратила мир в «стол для азартных игр шести великих держав», не говоря уже об истреблении туземного населения. В этом отношении прогноз на следующее столетие был довольно мрачным. Большинство предсказателей рассматривали будущее с точки зрения своих собственных интересов. Известный автор научно-популярных книг Бюхнер утверждал, что в двадцатом веке человечество завершит все то, что ему не удалось довести до конца в девятнадцатом, а также достигнет синтеза науки и жизни.²³⁷ Эллен Кей, шведка, получившая известность как выдающийся борец за права женщин, заявила, что двадцатый век станет временем, когда будут соблюдаться права женщин, а по отношению к детям люди начнут проявлять необходимую заботу: это будет «век ребенка».²³⁸ Социалист Херцтка в своем романе представил мир будущего как социалистический рай, где предусмотрены все возможные достижения технического прогресса, в том числе - самолеты.²³⁴ Геккель предсказывал скорое исчезновение всех религий, связанных с суевериями, и возникновение Монистической Церкви, основанной на принципах науки, но в то же время выполняющей эстетические обряды по образцу античных религиозных церемоний.²⁴⁰ В новых храмах не будет ни крестов, ни статуй святых, зато в них будут великолепные пальмы и аквариумы с медузами, кораллами и морскими звездами. Алтарь заменит карта звездного неба, на которой можно будет наблюдать движение звезд и планет.

Марксисты также не стеснялись делать прогнозы на будущее, используя при этом свой метод диалектического анализа. Фридрих Энгельс писал, что над человечеством висит дамоклов меч войны и что в первый же ее день все договоры и альянсы будут нарушены. Это будет война наций, где на одной стороне выступят германские народы, а на другой - романские и славянские. Энгельс предсказывал, что в этой войне будет участвовать от пятнадцати до двадцати миллионов человек, а единственной причиной, почему она еще не разразилась, он считал абсолютную непредсказуемость ее исхода.²⁴¹

Герберт Уэллс предпринял попытку прогнозировать будущее, основываясь на тщательном изучении социальных, политических, а также научных тенденций конца девятнадцатого столетия.²⁴² Он предсказывал небывалое развитие науки и техники, в особенности транспорта, исчезновение железных дорог, которые заменят моторизованные средства передвижения (использование воздушного транспорта Уэллс считал нерентабельным), стремительный рост городов, возникновение нового среднего класса, в большинстве своем состоящего из представителей технических профессий, исчезновение крестьянства, а также общественных паразитов: как богатых бездельников, так и безработных бедняков. Он также считал, что «вторичные языки» выйдут из употребления, и мир будет говорить лишь на английском и французском, возникнут войны нового типа, в которых, по его мнению, «одни народы обрушат на другие ужасные удары и установят над ними беспощадный гнет», а права гражданского населения не будут учитываться. Однако посреди всеобщего смятения появится группа «кинетических людей»; они принесут в мир новую философию и новую мораль.

Вероятно, наиболее популярными из всех попыток предсказать будущее были романы «о двадцатом веке» французского писателя Альбера Робида, которые автор иллюстрировал забавными рисунками, где изображались люди, одетые по моде 1895 года, в окружении фантастических машин и гигантских зданий в «стиле модерн».²⁴³ Как и Уэллс, он предсказывал невероятное развитие науки и техники и считал, что все области жизнедеятельности людей будут зависеть от электричества. Погоду будет контролировать метеорологический институт, пустыни снабдят сетью ирригационных каналов, а все неиспользуемые земли - заселят, после того, как они подвергнутся мелиорации. Города будут разрастаться, занимая все большую площадь, население Парижа достигнет одиннадцати миллионов человек. Будет установлено непрерывное сообщение, осуществляемое посредством пневматических туннелей и аэропланов. С помощью «теле», представляющего собой телефон, соединенный с подобием зеркала, в котором говорящий сможет видеть своего собеседника, станет возможной мгновенная связь в масштабах всего земного шара. Люди перестанут писать друг другу письма, они будут обмениваться аудио- и видеозаписями. Большинство книг окажется вытесненным фонокнигами. Настанет эра, когда достижения литературы и культуры потеряют былое значение, а классиков будут читать только в сокращенной форме. Домохозяйкам не придется больше готовить, специальный институт общественного питания будет доставлять еду с помощью пневматических труб. Достижения науки предоставят человеку возможность услышать голоса из далекого прошлого, оживить вымерших животных и провести удачный эксперимент по искусственному размножению людей. Женщины получат абсолютно равные права с мужчинами. Возникнет новая, финансовая аристократия, и миллионы рабочих ожидает жизнь, полная ужасных лишений. Жизнь будет протекать в бешеном ритме, она будет полна изнурительного труда и жесткой конкуренции. Появятся новые виды искусства и виды спорта, такие как охота на подводных лодках. Конфиденциальность исчезнет из человеческой жизни, так как наука предоставит неограниченные возможности наблюдения за людьми. Начнутся ужасные войны, целью которых будет не выяснение старомодных вопросов чести и достоинства, а лишь завоевание новых коммерческих рынков. В таких войнах, где будут использоваться отравляющие газы и бактериологическое оружие, проявления личного мужества покажутся совершенно бессмысленными. Тем не менее, война не затронет некоторые страны. Бретань, например, превратится в резервацию, где бретонцы будут в точности сохранять жизненный уклад девятнадцатого столетия, в то время как Италия станет огромным парком отдыха с аттракционами для туристов.

По крайней мере один психиатр решился приложить руку к этой игре и сделать прогноз на будущее. В заключении к своей книге, посвященной великим коллективным психозам периода с XVI по XIX век, Реньяр попытался вкратце представить себе, каким же будет массовый психоз двадцатого столетия.²⁴⁴ Принимая во внимание крушение таких общественных институтов, как семья, аристократия и религия, потерю контроля за общественной конкуренцией, распространение революционных идеологий и губительное влияние алкоголизма, он предсказывал, что массовый психоз XX века, возможно, примет форму «страшной бойни, кровавого и разрушительного безумия».

В таких областях науки, как психология и психиатрия, как, впрочем, и в остальных, по-видимому, мало кто сомневался в том, что будущее принесет стремительный прогресс и, возможно, самые невероятные вещи. В 1892 году Жане заявил, что «в двадцатом веке любому пациенту, начиная с простого ревматика и заканчивая полным паралитиком, будет предоставлено лечение, при котором врачи будут в состоянии в течение считанных минут детально изучить его психологию», предположение, казавшееся в то время несбыточной мечтой.²⁴⁵ В 1901 году Бергсон заявил: «Главной задачей психологии в этом столетии будет исследование бессознательного, работа с потаенными областями человеческого ума, осуществляемая наиболее адекватными методами. Я не сомневаюсь в том, что нас ждут великие открытия, которые, вероятно, будут иметь не меньшее значение, чем достижения в области физики и естественных наук предыдущих столетий».²⁴⁶

Тем временем в моду вошел новый термин «психотерапия», впервые использованный последователями Бернгейма.²⁴⁷ Он довольно скоро стал популярен среди журналистов, а также широкой публики, и по поводу психотерапии будущего делались всевозможные предположения.²⁴⁸ Ван Эден признавал, что гипноз и внушение имеют эффект лишь при работе с пациентами, принадлежащими к низшим слоям общества: «недопустимо, чтобы это лечение применялось только по отношению к клиническим больным», - добавлял он.²⁴⁹ Необходимо найти способы лечения образованных людей, выработать неавторитарные методы, при которых не ограничивалась бы свобода личности, врач объяснял бы пациенту, что происходит с его сознанием, и существовала гарантия того, «что все приемы, применяющиеся при лечении больного, действуют исключительно через его душу».

Таким образом, в 1900 году многие предсказывали рождение новой динамической психиатрии, но лишь немногие, по-видимому, осознавали тот факт, что она уже появилась на свет.

6 ПЬЕР ЖАНЕ И ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ

С хронологической точки зрения, Пьер Жане является основателем новой системы динамической психиатрии, имевшей целью заменить предшествующие разработки в этой области, существовавшие в XIX веке, поэтому его работу можно считать звеном, связывающим первые динамические психиатрии и более современные системы. Ни один из пионеров-разработчиков современных психиатрических и психотерапевтических теорий не знал первую динамическую психиатрию так глубоко, чтобы извлечь из нее столько (по крайней мере, извлечь сознательно), сколько это удалось сделать Жане. Его работа явилась одним из основных источников, использованных Фрейдом, Адлером и Юнгом, хотя они, в отличие от Жане, в большей или меньшей степени являлись прямыми наследниками романтизма, в то время как Жане шел своим собственным путем. В контрасте между творчеством Жане, с одной стороны, и творчеством Фрейда, Адлера и Юнга, с другой, можно видеть более позднее проявление контраста между духом Просвещения и духом романтизма.

Жизнь Пьера Жане

Пьер Жане родился в Париже в 1859 году и умер там же в 1947 году. Если не считать семи лет преподавания в провинции и нескольких поездок за границу, он всю жизнь провёл в Париже и был до мозга костей парижанином как по манерам, так и по образу жизни.

1859 год, год рождения Жане, относится к периоду расцвета правления Наполеона III, через несколько лет, однако, Наполеон оказался вовлеченным в роковую для Франции войну с Мексикой, режим дал трещину и был окончательно сметен в результате поражения страны во франко-прусской войне 1870 года. Когда Пьеру было одиннадцать лет, ему пришлось вместе со всей семьей перенести осаду Парижа, голод и бомбардировки. Страсбург, город, в котором родилась его мать, был занят и аннексирован немцами. Его отрочество и юность прошли в период быстрого восстановления разрушенного войной хозяйства и последовавшего за ним экономического и интеллектуального подъема, когда в стране действовала конституция французской колониальной империи. Жане опубликовал свои первые научные работы в 1886 году, в это время Францию захлестнула волна булонжизма, движения, поднявшего патриотический дух и выступавшего за возвращение Эльзаса и Лотарингии. Первые крупные работы Жане появились в относительно мирный период между 1889 и 1905 ходами. Последовавший за этим период от 1905 до 1914 года характеризовался ростом напряжения в Европе, проявившемся в ряде кризисов. Это напряжение непрерывно нарастало, пока в 1914 году не разразилась первая мировая война. Когда она закончилась победой союзников и подписанием Версальского договора, Жане было 60 лет. Франция, истощенная войной, потеряла положение великой державы и переживала интеллектуальный и моральный кризис. В 1925 году Жане начал пересматривать свои теории и разработал новую систему, создание которой из-за царившего в стране политического и идейного хаоса прошло незамеченным. Когда в 1933 году в Германии пришел к власти Гитлер, Жане было семьдесят три года. Два года спустя он ушел в отставку, но продолжал деятельно трудиться. В момент начала второй мировой войны Жане достиг восьмидесятилетнего возраста. Он пережил нашествие немцев и оккупацию Франции и ко времени освобождения Парижа в 1944 году был восьмидесятичетырехлетним стариком, который оказался «человеком из другого века». Жане скончался в 1947 году в возрасте восьмидесяти семи лет.

По своему происхождению Жане был представителем верхушки среднего класса, давшей стране многих ученых, юристов и инженеров. Он принадлежал к профессиональным кругам и был знаком с выдающимися французскими учеными своего времени. Он был агностиком и либералом, но никогда не занимался, политикой. С 1907 года до самой своей смерти Жане жил на Рю Де Варенн в районе, где проживали в основном аристократы и представители дипломатического корпуса. Однако большинство пациентов, которых он лечил и которые обеспечивали материал для его исследований, принадлежало к сословию бедняков. Таким образом Жане можно считать представителем высшей прослойки французского среднего класса; его жизнь, охватывающая весь период Третьей Республики, почти целиком прошла в Париже.

Семья

¹

Прадедушка Пьера Жане, Пьер-Этьенн Жане (1746-1830), был процветающим владельцем книжного магазина в Париже, который он основал на Рю Сен-Жак.² Во всех своих шести сыновьях он старался воспитать вкус к литературе и театру. Один из них, Пьер-Оноре Жане³, также стал книготорговцем, который специализировался на продаже музыкальной литературы. Он преждевременно скончался в 1832 году, оставив двух сыновей, Жюля и Поля, и дочь, Фелиситэ. Младший сын, Поль (1823-1899), стал хорошо известным философом, гордостью семьи. Старший сын, Жюль (1813-1894) начал заниматься коммерцией, хотя, согласно семейным архивам, его брат Поль пытался убедить его переключиться на изучение права. Однако, хотя в некоторых документах его называют адвокатом, на самом деле он, по-видимому, никогда не занимался адвокатской практикой, но зарабатывал на жизнь, редактируя юридические издания. Жюль Жане был дважды женат. Первый раз он женился 5 сентября 1832 года на своей кузине, Аделаиде-Антуанетте Жане. В 1850 году у нее родилась дочь Берта, вскоре после чего Аделаида-Антуанетта умерла, а несколько лет спустя Жюль, будучи в гостях у своего брата Поля, который был в то время профессором в Страсбургском университете, познакомился с Фанни Юммель, юной соседкой Поля. 10 апреля 1858 года они поженились. У них было трое детей, Пьер, Маргарита и Жюль.

О семье Юммель известно мало. Отец Фанни Юммель, Франсуа-Жак Юммель, был строительным подрядчиком в Страсбурге. У него было пятеро детей, из которых Фанни, появившаяся на свет 4 сентября 1836 года, была старшей. Юммели были ревностными католиками, и Фанни, мать Пьера Жане, всю свою жизнь оставалась глубоко религиозным человеком. Ее сестра Мари, родившаяся 2 мая 1838 года, стала монахиней ордена Успения и провела жизнь в монастырях этого ордена, сначала во Франции, затем в Англии. (Дочь Жане, мадам Элен Пишон-Жане, вспоминает о своем посещении тети в Лондоне, куда ее в детстве возил отец.) Юммели принадлежали к той части эльзасцев, которые были яростными французскими патриотами и для которых аннексия Эльзаса и Лотарингии Германией считалась семейной трагедией.⁴ Во многих из этих семей часть членов семьи оставалась в Эльзасе, в то время как другие переселялись во Францию. Семейные предания рассказывают о том, что один из братьев Фанни бежал во Францию, где вступил в армию и позднее стал офицером (что делало его подозрительной персоной с точки зрения германских властей), и о том, как он однажды тайно посетил Страсбург в гражданской одежде, в сопровождении своего племянника Пьера.

Не многое известно и о личности Пьера Жане-отца. Согласно семейным преданиям, он был чрезвычайно добрым человеком, хотя и застенчивым, любящим уединение и «психастеником». Дошедшие до нас сведения о нем являются весьма скудными, и их не просто интерпретировать. Пьер Жане вспоминает один эпизод из своего детства. Находясь в кабинете отца, он ходит взад-вперед по комнате и ударяет по двери ногой, в то время как его отец спокойно наблюдает за всем этим, не произнося ни слова. В конце концов юному Пьеру надоедает эта игра, и он выходит из комнаты. Но указывает ли это на чрезвычайную пассивность его отца, которая не давала ему отреагировать на происходящее соответствующим образом, или же напротив, на его мудрость, позволившую ему справиться с капризами ребенка проявлением терпения?

Известно, что мать Жане была очень умной, тонкой и добросердечной женщиной. Пьер был нежно к ней привязан и всегда говорил о ней с глубоким чувством. Он был старшим из детей своей молодой матери - когда он родился, ей был всего двадцать один год, в то время как его отцу было сорок пять лет, то есть отец Жане был на целое поколение старше матери. Сводная сестра Жане и младшие братья и сестры его матери относились хронологически к промежуточному поколению. У Жюля и Фанни было трое детей - Пьер, Жюль и Маргарита. Последняя вышла замуж за человека по фамилии Вюитель и всю жизнь, подобно своей матери, оставалась ревностной католичкой. Жюль (родился 22 декабря 1861 года) стал врачом, хорошо известным урологом. Он очень интересовался психологией и в период своего пребывания врачом-интерном принимал участие в связанных с гипнозом экспериментах своего брата. Его диссертация, посвященная невротическим расстройствам мочеиспускания, явилась прекрасным вкладом в то, что сегодня называют психосоматической медициной, то же можно сказать и о его более позднем исследовании анурии. И Пьер, и Жюль на протяжении всей своей жизни оставались прекрасными семьянинами.⁵

Из всех членов семьи наибольшее влияние на Пьера оказал его дядя Поль. Он не только помогал Пьеру в его карьере, но, по-видимому, был для него образцом, которому молодой человек старался подражать. В жизни этих двух людей можно обнаружить любопытные параллели. Оба были робкими, замкнутыми подростками, прошедшими в ранней юности через период депрессии, и оба, преодолев ее, сделали удачную научную карьеру. Оба учились в лицее Луи-ле-Гран, оба поступили в Эколь Нормаль, оба получили звания агреже (Agreges) в области философии, преподавали философию в лицеях, а затем стали университетскими профессорами и членами Institute de France. Поль Жане был также автором нескольких учебников по философии, которые на протяжении двух-трех поколений считались во Франции классическими, и написал большое количество работ по истории философии. Сын философа, которого также звали Полем, стал хорошо известным инженером электриком, основавшим Электротехнический Институт в Гренобле, а позднее - Ecole Superieure d'Electricite в Париже. Он также занимался философией и опубликовал ряд исследований по философии науки и психологии научных открытий.⁶ Благодаря своим многочисленным родственникам, Пьер Жане имел обширные связи в университетских кругах, среди инженеров и чиновничества.

Жизнь Пьера Жане

Пьер Жане родился 30 мая 1859 года в Париже в доме номер 46 по Рю Мадам, небольшой улице неподалеку от Люксембургского Сада. Вскоре родители Пьера переехали в Бург-на-Рейне, где они приобрели дом. Бург-на-Рейне, который сейчас является пригородом Парижа, был в то время еще небольшим самостоятельным городом. Дом был старый и, в отличие от окружающих его зданий, был построен в стиле Ренессанс, с покатыми, крытыми шифером крышами и розовыми стенами. Согласно семейным преданиям, этот дом был последним уцелевшим строением, оставшимся от резиденции, подаренной галантным королем Генрихом IV своей знаменитой любовнице Габриэль Д'Эстре. Улица до наших дней сохраняет название «Тупик Габриэль Д'Эстре». Пьер Жане навсегда сохранил теплые воспоминания об этом доме и прилегающем к нему саде. Учился Жане в Коллеж Сент-Барб-де-Шан в соседнем городе Фонтеие-о-Роз. Известно, что он был робким ребенком, которому нелегко было находить общий язык со сверстниками. Через несколько лет Жане начал учиться в Коллеж Сент-Барб в Париже, одном из старейших и наиболее престижных учебных заведений Франции. Немногие школы могут похвастаться столь внушительным списком выпускников, включающим таких великих людей как Святой Игнаций Лойола, Святой Франциск Ксавье и Кальвин, и многочисленных ученых, писателей, политических деятелей и военачальников. Уровень преподавания в школе был очень высок и соответствовал тому, чего можно было ожидать от столь прославленного учебного заведения. В 1870 году, накануне Франко-Прусской войны, когда Жане было одиннадцать лет, его родители приняли оказавшееся впоследствии неудачным решение покинуть Бург-на-Рейне и временно поселиться в Париже, считая, что там будет безопаснее. В результате семье пришлось вынести вся тяготы осады Парижа пруссаками. Когда война закончилась, детей отправили к родственникам матери в Страсбург. Благодаря этому юный Пьер стал свидетелем боли и гнева, испытываемых теми жителями Эльзаса, которые, подобно семье его матери, были страстными французскими патриотами и негодовали по поводу утраты Эльзаса и аннексии его Германией.⁷

В пятнадцатилетнем возрасте Пьер пережил период депрессии, из-за которой ему пришлось на несколько месяцев прервать занятия и которая одновременно явилась религиозным кризисом. Однако он сумел преодолеть депрессию и обрести какое-то душевное равновесие. С этого времени Жане становится блестящим студентом и принимает решение посвятить себя изучению философии.

Успешно сдав 10 июля 1878 года экзамены об окончании средней школы и затем проучившись год на подготовительном отделении Лицея Луи-ле-Грап, Жане сумел выдержать высокий конкурс для поступления в Эколь Нормаль. Это хорошо известное учебное заведение, где тщательно отобранные студенты проживают в течение трех лет и проходят интенсивную подготовку, позволяющую выпускникам претендовать на работу преподавателями во французских лицеях. Из этого заведения выходит и значительное число университетских профессоров. Эколь Нормаль дает прекрасное образование, но в то же время предоставляет обучающимся достаточно свободы и досуга для того, чтобы они могли заняться выработкой самостоятельного мышления. Несмотря на характерные для воспитанников этого заведения некоторый цинизм и склонность к полемике - особый дух этой школы, возможно, и являющийся проявлением искусства самостоятельно мыслить, - обстановка в ней тем не менее весьма способствует установлению прочных дружеских связей между молодыми людьми, которым судьба предназначила стать интеллектуальными лидерами своего поколения.⁸ Когда Жане был допущен к конкурсным вступительным экзаменам 1879 года, среди успешно выдержавших эти экзамены кандидатов было несколько человек, которым предстояло стать хорошо известными учеными, в том числе будущий социолог Дюркгейм и логик Гобло. О трех годах, проведенных Жане в стенах этой школы, сохранилось чрезвычайно немного сведений,⁴ хотя известно, что он получил диплом 3 августа 1880 года, и что директор школы, философ и моралист Эрнест Берсо¹⁰, умер в том же году и его сменил на посту директора историк Фюстель де Куланж. Жане проводил часть своего свободного времени, изучая естествознание, и 7 апреля 1881 года получил диплом по специальности естествознание. 7 сентября 1882 года он занял второе место в очень серьезных конкурсных экзаменах на получение степени агреже по философии (к экзамену было допущено всего восемь соискателей, среди них Дюркгейм, который занял седьмое место). Во время пребывания Жане в Эколь Нормаль в 1881 году в Париже была организована Всемирная Выставка, посвященная использованию электричества, эта выставка позволила людям увидеть проблески будущей жизни, ведущую роль в которой будут играть наука, техника и электричество. Еще одним сенсационным событием 1882 года явился доклад Шарко, прочитанный им в Академии Наук, доклад, в котором была проведена официальная реабилитация гипноза, неожиданно получившего статус научного метода. Имя Шарко было в то время предметом многочисленных споров, и, как сообщает Пароди, Жaне видел себя в будущем врачом, способным принимать участие в дискуссиях по поводу теорий Шарко.¹² Среди студентов, учившихся в том же учебном заведении на один курс старше, были Бергсон и Жорес. Последнему предстояло завоевать славу великого лидера французских социалистов, а первому - стать самым известным французским философом своего поколения. Бергсон и Жане оставались в тесном интеллектуальном контакте на протяжении всей жизни.

Получив второе место на экзаменах на получение ученой степени агреже в области философии 7 сентября 1882 года, Жане немедленно занялся профессиональной карьерой. В то время выпускники Эколь Нормаль освобождались от военной службы, поскольку десять лет преподавания, которые они обязывались отработать, считались достаточной службой на пользу государства.¹³

Решением Министерства от 23 сентября 1882 года двадцатидвухлетний Жане был направлен преподавать философию в лицей города Шатору, в сельскохозяйственной провинции Берри, где он приступил к обязанностям 4 октября 1882 года. Любопытно, однако, что уже 22 февраля 1883 года он покидает это заведение в связи с назначением в лицей в Гавре.¹⁴ Переход преподавателя из одного лицея в другой во время учебного года был достаточно необычным явлением, и единственное объяснение, которое кажется правдоподобным, это то, что в Гавре неожиданно освободилось место и там срочно был нужен преподаватель. Работать в Гавре считалось намного более престижным, нежели в Шатору. Незадолго до своего отъезда из Шатору 10 февраля 1882 года Жане прочел лекцию на тему «Основа права собственности».¹⁵ Уже в этой первой из известных нам опубликованных работ Жане поражает логичность построений, твердость суждений и ясность стиля, которые характерны для всех его последующих произведений. Частная собственность, писал Жане, существовала не всегда, она не является ни метафизической, ни естественной необходимостью, но была изобретена человеком для того, чтобы использоваться в практических целях. Ее следует совершенствовать, и целью ее существования должно быть примирение интересов отдельных людей и установление справедливости!

Последующие шесть с половиной лет (с февраля 1883 года по июль 1889 года) Пьер Жане провел в Гавре, морском, промышленном и торговом городе, население которого в то время насчитывало 105000 человек. Руководство городом осуществлялось прогрессивным мэром, Жюлем Зигфридом, принадлежавшем к эльзасской протестантской семье, которая покинула Эльзас после аннексии его Германией. Зигфрид был активным и энергичным руководителем, радеющим за благосостояние города. Чтение двух местных еженедельников того периода «Le Passe-Temps du Havre» и «Le Carillon» позволяет сделать вывод о том, что викторианский дух (который, якобы, царил в Европе того времени) несомненно не был столь популярен в Гавре, поскольку оба издания полны насмешек в адрес мэра-пуританина, пытающегося ограничить в городе проституцию и порок. Другим характерным аспектом жизни города была политическая активность его жителей - по нему то и дело прокатывались волны националистических и антигерманских настроений. Что же касается развлечений и общественных мероприятий, то, помимо спектаклей, даваемых часто приезжающими из Парижа театральными труппами, устраивались и публичные представления гипнотизеров. В мае 1883 года, например, газеты сообщают о незадачливом профессоре, которому пришла в голову мысль попытаться разоблачить трюки, используемые Донато, в результате чего незадачливый критик вынужден был покинуть сцену, осыпаемый насмешками публики. Случаи, когда женщины влюблялись в музыкантов или посылали им анонимные письма, приписывались «истерии», которая, в свою очередь, рассматривалась как результат! сексуального неудовлетворения женщин. Таким истерическим женщинам газеты саркастически рекомендовали обратиться к Шарко. Неизвестно, в какой степени эта лихорадочная жизнь города интересовала Жане и принимал ли он в ней какое-либо участие. Огромным преимуществом жизни в Гавре являлось для него то, что этот город имел хорошее сообщение с Парижем, что позволяло ему довольно часто навещать своих родственников. Во время визитов в Париж он часто осматривал больных вместе со своим братом Жюлем, который, был студентом-медиком и также интересовался неврозами и гипнозом. Именно в этот период Пьер Жане лишился матери (она умерла 3 марта 1885 года в возрасте сорока девяти лет).

О преподавательской деятельности Жане известно довольно мало. Не вызывает сомнении, что курс лекций по истории философии, который он читал, был тщательно подготовлен и оригинален, как можно судить по учебнику, опубликованному им позднее. Во французских школах существует обычай: на заключительной церемонии в конце учебного года, посвященной вручению наград наиболее отличившимся ученикам, один из молодых преподавателей произносит речь на тему, которую он выбирает сам. 5 августа 1884 года на собрании, проходившем в лицее под председательством мэра города Жюля Зигфрида, Пьер Жане обратился к присутствующим с речью на тему «О преподавании философии».¹⁶ То, что философия преподается в каждом французском лицее, сказал он, принимается нами за нечто само собой разумеющееся, при этом мы забываем, какую борьбу вели наши предшественники за то, чтобы получить право ввести в учебную программу курс оригинальной философии. Теперь, когда люди получили так много гражданских и политических свобод, продолжал Жане, преподавание философии получило особое значение, поскольку истинная цель философии состоит в том, чтобы научить человека отказываться от своих привычных, укоренившихся идей и уважать мнение своих сограждан. Два года спустя, в 1886 году, Жане организовал издание одного из произведений Мальбранша для учащихся средних учебных заведений и написал к нему предисловие и подготовил примечания.¹⁷

Во время пребывания в Гавре Жане снимал дом с кем-нибудь из своих приятелей на двоих. Дом был окружен садом, в котором он мог заниматься своим любимым делом – садоводством. В течение некоторого времени соседом Жане по дому был математик Гастон Мило, его коллега и тоже, как и Жане, холостяк. Известно, что большую часть свободного времени Жане уделял волонтерской (безвозмездной) работе в местной больнице и психиатрическим исследованиям, которыми он занимался самостоятельно.

В своей автобиографии Жане пишет, что он приехал в Гавр с намерением подыскать тему для своей будущей докторской диссертации.¹⁸ У него была мысль написать диссертацию о галлюцинациях, связанных с механизмами перцепционных процессов, и он обратился к доктору Жильберу, хорошо известному в Гавре врачу-терапевту с просьбой подыскать ему соответствующего пациента. У Жильбера такового не оказалось, но он рассказал Жане о замечательном феномене - пациентке по имени Леони, которую можно было подвергать гипнозу на расстоянии. По просьбе доктора Жильбера Леони приехала в Гавр и в течение нескольких лете некоторыми интервалами служила объектом опытов Жане. Первая серия экспериментов с Леони проводилась с 24 сентября по 14 октября 1885 года. Жане убедился, что Леони легко поддается гипнозу не только при непосредственном контакте, но и на расстоянии, и что ей легко отдавать «умственно» приказания, которые она неизменно выполняет с большой точностью. Он написал об этих экспериментах доклад, который был прочитан 30 ноября от лица автора его дядей, Полем Жане, в Париже на заседании Общества Физиологической Психологии под председательством Шарко.¹⁹ Неизвестно, присутствовал ли на этом заседании сам Пьер Жане, но сообщение произвело на присутствующих сильное впечатление, как это видно из последовавшей за его чтением дискуссии, которая была описана одним из ее участников доктором Охоровичем.²⁰ Жане проявил достаточную осторожность, предпочтя лишь описать свои опыты и не сопровождать их никакими заключениями, но в результате того сообщения в Гавр начали приезжать многие известные специалисты, которым не терпелось увидеть Леони. Из Парижа приехали Шарль Рише, Джулиан Охорович и Марийе, из Лондона прибыла делегация общества физических исследований, в состав которой входили Фредерик Майерс, его брат А. Майерс и Сиджвик. К этой группе присоединись также дядя Жане Поль и его брат Жюль. Предварительные эксперименты начались 13 апреля, а основные были проведены в период между 1 и 23 апреля 1886 года. Результаты опытов, казалось, подтвердили существование феномена внушения на расстоянии. Эти эксперименты, однако, держались в тайне от широкой публики, несмотря на то, что в то время в Гавре было очень модно устраивать публичные опыты, связанные с гипнозом.²¹ Тем не менее, эксперименты Жане были высоко оценены научным миром, и он лично познакомился с Шарко, Рише, Майерсом и другими известными специалистами. Но, к величайшему «удивлению и огорчению» Жане, многие понаслышке цитировали его высказывания вместо того, чтобы получить от него точную информацию. Он видел, что при проведении подобных опытов не предпринимаются достаточные меры предосторожности, чтобы избежать косвенного внушения, и что публикуемые сообщения страдают отсутствием точности. У Жане появилось также сохранившееся на долгие годы скептическое отношение к парапсихологическим исследованиям, и он решил хотя бы временно ограничиться систематическим изучением элементарных явлений, связанных с гипнозом и внушением.

Тем временем Жане начал постоянную клиническую работу в больнице в Гавре, где доктор Повилевич предоставил в его распоряжение небольшую палату, в которой Жане мог вести прием страдающих истерией женщин. Говорят, что он в шутку называл эту комнату «палатой Святого Шарко» (в то время во французских больницах существовал обычай называть палаты именами святых). Жане понимал, что большим преимуществом работы в Гавре является то, что его пациенты не искушены, подобно больным в Сальпетриере, где их сотни раз осматривали врачи и студенты. Но вскоре Жане предстояло сделать неожиданное открытие: Леони уже подвергалась в прошлом воздействию магнетизма. То, что она делала во время опытов, было повторением магнетических упражнений, которые она выполняла раньше, и описание которых Жане обнаружил в работах магнетизеров предшествующих поколений. Все то, что в учениях Шарко и Бернгейма преподносилось в качестве удивительных открытий, уже было известно этим загадочным людям из прошлого. Жане открыл для себя целый мир забытых знаний и, исследуя его от поколения к поколению, обнаружил, что даже самые ранние магнетизеры, такие как Пюисегюр и Бертран, уже знали многое из того, что, как считалось, открыли его современники. Жане начал собирать работы этих старых пионеров гипноза и позднее использовал полученные таким образом знания при написании своей работы «Психологические методы лечения» (Les Medication Psychologiques).

На основании опытов, проведенных с Леони, а также из информации, полученной из общения с членами делегации, которая приезжала в Гавр, чтобы посмотреть на его пациентку, Жане решил следовать основополагающим методологическим правилам: во-первых, всегда осматривать пациентов самому и без свидетелей, во-вторых, вести точную запись того, что пациенты говорят или делают, (он называл это методом автоматической ручки) и в-третьих, подвергать тщательнейшему рассмотрению всю историю жизни пациентов и их лечения в прошлом. Такие принципы могут показаться очевидными сегодня, но в те времена они были новшеством. Первые результаты его исследований были опубликованы отдельными частями в журнале «Revue Philosophique» с 1886 по1889 годы и составили суть главного тезиса Жане «Психический автоматизм» (L'Automatisme Psychologique).

Для написания докторской диссертации в то время требовалось представить тщательно разработанный основной тезис на французском языке и меньший по объему дополнительный тезис, в котором освещалась бы какая-то другая проблема на латыни. В качестве этого второго тезиса, написанного на латинском языке, Жане выбрал тему «Бэкон и алхимики».²² Жане, по-видимому, находился под большим впечатлением личности Фрэнсиса Бэкона, человека, который был одновременно учеником алхимиков (и таким образом, наследником старых, ушедших в прошлое знаний), но в то же время пионером новой экспериментальной науки. Жане тоже являлся наследником вековой традиции философской психологии (одним из ее последних представителей был дядя Жане, Поль), но он чувствовал, что должен принять участие в основании новой, экспериментальной психологии, о которой говорил Рибо, психологии, первым шагом к созданию которой явился главный тезис диссертации самого Жане «Психический автоматизм».

На фотографии 1889 года, сделанной в конце пребывания Жане в Гавре, мы видим его сидящим у своего любимого дерева в саду. Вскоре ему предстоит покинуть Гавр и направиться в Париж, чтобы предстать перед членами экзаменационной комиссии, а затем начать новую научную карьеру. Как и на других его фотографиях, сделанных в этот период, Жане производит впечатление человека, полного энергии, но сдержанного, способного к величайшей концентрации мысли.

Церемония представления диссертации состоялась 21 июня 1889 года в Сорбонне на заседании Ученого Совета под председательством декана факультета Гимли.²³ Комиссию составляли профессора Бутру, Марион, Сеэй, Воддингтон и Поль Жане.²⁴ Против положений, изложенных в диссертации, были высказаны многочисленные замечания и возражения, но острота ума, логичность аргументов и красноречие Жане произвели на членов комиссии большое впечатление. Жане получил поздравления членов Жюри, которые с уважением отнеслись к тому, что он твердо решил оставаться в своих исследованиях в области философии, не посягая на выход из нее в сферу медицины.

Жане, который был уже хорошо известен в философских и психологических кругах благодаря публикациям, которые он сделал за предшествующие три с половиной года, теперь завоевал репутацию настоящего мэтра. Он переехал в Париж, где получил новую работу. Церемония представления его диссертации состоялась во время проведения в Париже Международной Выставки 1889 года. Ученые, приехавшие со всего мира, встречались в Виль-Люмьер на конгрессах, которые проводились беспрерывно по два-три одновременно. С 8 по 12 августа проводился Международный Конгресс по экспериментальному и терапевтическому гипнозу.²⁵ Жане входил в организационный комитет Конгресса наряду с Льебо, Бернгеймом, Дежереном и Форелем и имел прекрасную возможность познакомиться со всеми знаменитостями психологического и психиатрического мира. Среди 300 участников Конгресса были Дессуар, Майерс, Уильям Джеймс, Ломброзо и невропатолог из Вены по имени Зигмунд Фрейд.

Жане с самого начала знал, что он не сможет продолжать свои исследования в области психопатологии, если не получит звание доктора медицинских наук, и он решил заняться учебой, не прекращая своей профессиональной деятельности и научных исследований. В период с 1889 по 1893 годы Жане поглощен работой, он выполняет обязанности преподавателя сначала в Лицее Ле Гран, на протяжении 1889-1890 учебного года, а затем в Коллеж Ролле. Единственным дошедшим до нас свидетельством его деятельности в этот период является речь, произнесенная 30 июля 1892 года на вечере, посвященном награждению лучших учащихся, в которой Жане обратился к выпускникам со следующими словами: «Чему вы научились за десять лет пребывания в средней школе? Разумеется, вы получили определенный объем знаний основ науки и некоторые навыки интеллектуальной работы, приобретенные благодаря упражнениям в сочинении и изложении. Но помимо этого, цель высшего образования - научить понимать других, научить задумываться над социальными проблемами, научить относиться с разумной долей сомнения и терпимости к мнению окружающих».²⁶

Жане начал свои занятия медициной в ноябре 1889 года.²⁷ В то время курс обучения в медицинских учебных заведениях длился четыре года, включая один год подготовительных занятий по физике, химии и естествознанию, и еще один год требовался на подготовку к выпускным экзаменам и защите диплома. Жане, однако, был освобожден от необходимости проходить подготовительный курс. Благодаря снисходительному отношению к себе преподавателей Жане и в дальнейшем пользовался преимуществом освобождения от многих связанных с учебой обязательств, что давало ему возможность проводить больше времени в палатах Шарко в больнице Сальпетриер, осматривая его пациентов. Имеются также записи о его клинической работе в больницах Ланнек и Сент-Антуан. В последней он наблюдал историю болезни четырнадцатилетней девочки, которая была помещена в больницу с явными невротическими симптомами и вскоре скончалась. Вскрытие показало наличие у нее на мозге гидатидной кисты. Жане опубликовал статью, в которой выражал удивление по поводу того, что такое серьезное поражение мозга могло вызывать столь слабо выраженные клинические симптомы? Пациентка принадлежала к семье, писал он, с ярко выраженной невропатической наследственностью, чем, по-видимому, и объясняется тот факт, что киста была расположена в мозге, а не на каком-нибудь другом органе. Жане сдал экзамены 31 мая 1893 года и представил дипломную работу 29 июля того же года. Председателем дипломной комиссии был Шарко, а одним из трех других ее членов - Шарль Рише. Жане был удостоен диплома с отличием.

Между тем в 1890 году Жане возобновил свои клинические исследования, наблюдая за пациентами Сальпетриер мадам Д., Марселем. Исабель и Ахиллом, которые сыграли важную роль в становлении его теории. На основании своих наблюдений он создал теорию истерии, которая была изложена им сначала в различных научных журналах, а затем в его дипломной работе 1893 года. Его известность вышла за пределы Франции; в июле 1893 года он прочел доклад о связи между амнезией и бессознательными навязчивыми идеями на Международном конгрессе экспериментальной психологии в Лондоне?²⁹

Шарко уже в течение длительного периода интересовался психологией. Совместно с Шарлем Рише он основал Общество Физиологической Психологии. Пытаясь внедрить экспериментальную психологию в созданный им в Сальпетриере исследовательский центр, он открыл для этой цели лабораторию, руководство которой поручил Пьеру Жане. Поскольку Шарко нуждался в Жане для выполнения этой работы, а Жане нужен был Шарко чтобы иметь возможность получать богатый клинический материал, извлекаемый из работы с пациентами в Сальпетриере, это обещало стать началом длительного и плодотворного сотрудничества. Но 7 августа 1893 года, всего через три недели после защиты Жане диплома, на которой присутствовал Шарко, пришло известие о внезапной кончине мастера.

В период с 1893 по 1902 год Жане работал в Сальпетриере с относительной свободой. Профессор Фюльжанс Реймон, занявший место Шарко, лично не интересовался исследованиями в области неврозов, но психологическая лаборатория в Сальпетриере продолжала работать, и он одобрительно относился к деятельности Жане. Поскольку статьи Жане касались пациентов Сальпетриера, большинство из них в течение нескольких лет публиковались за подписью Жане и Реймона. Для Жане это был период энергичной работы и в других областях. Он преподавал философию в Коллеж Ролле вплоть до 1897 года, а в течение 1897-98 учебного года - в Коллеж Кондорсе. Вскоре он был назначен сначала ответственным (charge de cours) за занятия экспериментальной психологией в Сорбонне (1898-1899 гг.), а затем доцентом (1898-1903 гг.). В тот же период Рибо просил Жане заменить его на время с декабря 1895 года по август 1897 года в Коллеж де Франс.³⁰ В 1894 году Жане опубликовал учебник по философии, над которым работал в течение двенадцати лет и о котором мы поговорим позднее.

В личной жизни Жане тоже произошли изменения. В 1894 году он женился на Маргарите Дюшен, дочери аукционера из Гавра, которая после смерти отца переехала в Париж. Молодые супруги сняли квартиру на Рю де Бельшас, а в 1889 году переехали на Рю Барбе де Жюи недалеко от Латинского Квартала. У них было трое детей: Элен (которая впоследствии вышла замуж за Эдуарда Пишона), Фанни (ставшая учительницей французского языка) и Мишель (он был по образованию инженером и умер в молодом возрасте). Жане вел обычную жизнь преподавателя французского коллежа: в течение девяти месяцев в году он преподавал в Париже, затем три месяца отдыхал, готовя во время отпуска лекции к следующему учебному году и занимаясь написанием научных работ. Жане обычно проводил лето в Фонтенбло; его любимым занятием были длительные прогулки по лесу, во время которых он изучал жизнь растений. 22 октября 1894 года в возрасте восьмидесяти двух лет скончался его отец.

В этот период интересы Жане охватывали широкий спектр научных проблем, как это видно из написанных им рецензий на книги, посвященные самым различным темам, начиная от гистологии мозга и кончая экспериментальной психологией и криминологией. Фокус его научных исследований постепенно сдвигался из области истерии в область неврастении. Исследовательская работа Жане была одновременно и экстенсивной, поскольку он осматривал множество больных в клинике и в больнице, и интенсивной, так как он выбирал небольшое количество пациентов, за которыми вел тщательное постоянное наблюдение, длящееся иногда многие годы. Среди таких пациентов была женщина, которую Жане называл «Мадлен», поступившая в Сальпетриер в феврале 1896 года по поводу приступов религиозного экстаза и появления у нее стигматов. Ей предстояло на протяжении нескольких лет играть важную роль в его научных исследованиях. Кроме того, Жане имел собственную врачебную практику и принимал частных пациентов в санатории в Ванвесе. К тому времени он уже завоевал репутацию одного из ведущих специалистов в области неврозов, многие пациенты приезжали к нему лечиться из-за границы. В 1896 году он прочитал на международном конгрессе психологов в Мюнхене доклад по «сомнамбулическому влиянию», в котором подверг дальнейшему развитию старое понятие «раппорт».

Жане уже несколько лет обдумывал план создания нового психологического общества, которое продолжило бы деятельность Общества Физиологической Психологии, прекратившего свое существование вскоре после смерти Шарко. В 1896 году на средства, полученные от нескольких спонсоров, в число которых входил атташе русского императорского посольства Сергей Юрьевич, был основан Международный институт психологии. Он осуществлял свою деятельность под эгидой международного комитета, членами которого являлись Уильям Джеймс, Фредерик Майерс, Ломброзо, Теодор Флурнуа и Теодюль Рибо.³¹ Цели этого общества не были четко определены, предполагалось, что оно будет иметь психопатологическую клинику, лаборатории, библиотеку и будет выпускать свои бюллетени. Большинству этих амбициозных проектов не суждено было осуществиться, но, во всяком случае, это было новое психологическое общество, насчитывавшее в момент основания сорок членов, проводившее ежемесячные заседания в одном из зданий института и издававшее бюллетень, который отражал его деятельность. К числу активных участников нового общества принадлежали Жане и его младший коллега доктор Жорж Дюма, названный секретарем. История Института психологии не была исследована в научной литературе; было бы интересно узнать, почему институт не получил дальнейшего развития, но прекратил свою деятельность, просуществовав всего несколько лет.

В 1902 году в Коллеж де Франс в связи с уходом на пенсию Теодюля Рибо освободилась должность профессора экспериментальной психологии. На эту должность претендовали два кандидата - Пьер Жане и Альфред Бине. На совете профессоров, состоявшимся 19 января 1902 года, кандидатуру Жане представлял Бергсон, а кандидатуру Бине - физиолог Марей.³² Марей рассказал о многочисленных опытах, проведенных Бине в различных областях психологии, подчеркивая его искусство ученого-экспериментатора. Бергсон говорил о методичности и целенаправленности, с которыми Жане проводил свои исследования и эксперименты, и о необычайном значении его открытий в области подсознательного. 17 февраля 1902 года Министерство Образования, которое должно было сделать окончательный выбор, приняло решение в пользу Жане, который уже замещал Рибо с декабря 1895 года по август 1897 года и с ноября 1900 года вплоть до рассматриваемого момента. С этого времени Коллеж де Франс становится основным местом деятельности Жане. Его лекции посещали в основном иностранцы, неспециалисты и лишь немногие из студентов. В Коллеж де Франс существовало правило, что профессора читают одну лекцию в неделю и каждый учебный год выбирают для своего курса лекций новую тему, о которой они объявляют заранее. Лекции Жане, прочитанные в период с 1902 по 1912 год, были посвящены нормальным и болезненным эмоциям, сознанию, истерии и психостении, психотерапии, психологии тенденций, перцепции и социальным тенденциям. Этот материал частично вошел в его книги, в частности в работы «Обсессии и психастения» и «Психологические методы лечения». В 1904 году Жане совместно со своим другом Жоржем Дюма основал «Психологический журнал», в котором, начиная с этого времени, он публиковал свои статьи. В 1907 году Жане переехал в прекрасную большую квартиру, где ему суждено было прожить до самой смерти. Квартира находилась на Рю де Варенн, в аристократическом районе, называемом Фобур Сен-Жермен, в котором разворачивается действие многих романов Марселя Пруста. Квартира состояла из семи комнат, роскошного зала и имела балкон, на котором Жане выращивал цветы и кактусы.

Тем временем, скончавшегося в 1910 году Реймона сменил в Сальпетриере Дежерен, враждебно относившийся к Жане и его работе. К тому же многие специалисты, такие как Бабинский, признавали только неврологическую сторону учения Шарко и с подозрением относились к Жане, обвиняя его в том, что он повторяет ошибки Шарко. Мы не знаем точно, какие интриги были использованы для того, чтобы лишить Жане его лаборатории и прежних палат Шарко. Однако в Сальпетриере были палаты, которые вели другие врачи, среди них доктор Нажеотт, невропатолог, интересы которого лежали прежде всего в области гистологии мозга. Он читал курс лекций по этому предмету в Коллеж де Франс. Нажеотт предоставил в распоряжение Жане небольшую палату, в которую тот мог поместить нескольких пациентов и регулярно посещать их. Это двусмысленное положение Жане не давало ему возможности проводить практические занятия со студентами, так что ему приходилось отказывать многим изъявлявшим желание посещать его занятия в условиях клиники.

Однако известность Жане продолжала расти. 24 сентября 1904 года он прочел лекцию по психопатологии на международном конгрессе, прошедшем во время Всемирной Выставки в Сент-Луисе в США; конгресс проводился под председательством доктора Эдварда Коулса, а секретарем секции был выбран доктор Адольф Мейер.³⁴ Согласно воспоминаниям родственников, Жане с большим энтузиазмом относился к Соединенным Штатам Америки и вспоминал восторженный прием, оказанный ему в Сент-Луисе, Бостоне, Чикаго и других местах. Он посетил Скалистые Горы и Ниагарский водопад. В июне 1906 года Жане ездил в Лондон в составе делегации Коллеж де Франс, участвовавшей в празднествах, организованных Лондонским университетом. В том же 1906 году он вторично посетил Соединенные Штаты, где по приглашению Гарвардского университета в октябре-ноябре прочел состоявший из пятнадцати лекций курс по истерии.³⁵ Жане также принимал участие в различных международных конгрессах в Риме (1905 год), Амстердаме (1907 год) и Женеве (1909 год).

В августе 1913 года в Лондоне проводился Международный медицинский конгресс. Психиатрическая секция конгресса организовала сессию, посвященную обсуждению психоанализа Фрейда. Жане должен был выступить с критикой этого учения, а Юнг - с его защитой. Критика Жане касалась двух моментов: во-первых, он сам претендовал на приоритет в открытии катартического излечения неврозов методом выявления происхождения травмы и считал, что психоанализ является развитием этой фундаментальной идеи. Во-вторых, он подверг резкой критике метод символической интерпретации снов Фрейда и его теорию сексуального происхождения неврозов. Жане считал психоанализ «метафизической» системой.³⁶ Позднее мы вернемся к этой памятной конференции 8 августа 1913 года и опишем посвященный психоанализу доклад Юнга и последовавшую за ним дискуссию. Во время своего выступления Жане, казалось, отошел от свойственной ему тактичной манеры ведения научной дискуссии. Обычно он с величайшим вниманием относился к перечислению источников получения информации и всегда воздавал должное своим предшественникам, даже если дело касалось самых незначительных деталей.

Однако он ожидал подобного отношения и от других, и потому у него, несомненно, вызвало раздражение то, что Фрейд, как казалось Жане, развивал принадлежащие ему идеи, не удосуживаясь сослаться на их создателя. Позднее Жане сожалел о том, что позволил себе проявить по этому поводу раздражение, но он до конца дней считал, что Фрейд поступил по отношению к нему несправедливо. Однако, когда в июне 1914 года Фрейд подвергся резкой критике на заседании Терапевтического Общества, Жане защищал его, что было актом большого гражданского мужества, если учесть растущие антигерманские настроения во Франции. Его статья в защиту Фрейда была напечатана в «Revue de Psychotherapie» в 1915 году, когда в Европе уже бушевала война.³⁷

Начиная с 1910 года Жане развивает свой метод преподавания, пытаясь создать более совершенную систему «иерархических функций сознания». Проведенное Жане в 1915 году исследование алкоголизма отражает его озабоченность социальными и национальными проблемами. В потоке воинственного джингоизма, охватившего во время Первой мировой войны как Францию, так и Германию, лишь несколько ученых сумели не поддаться шовинистическим идеям. Во всех работах Жане, относящихся к этому периоду, невозможно найти ни малейшего намека на шовинизм, несмотря на то (а возможно, именно из-за того), что его мать была родом из Эльзаса и некоторые из его родственников, вероятно, состояли в немецкой армии, в то время как другие воевали на стороне французов.

Публикация работы Жане «Психологические методы лечения», являющейся результатом его многолетнего труда, затянулась до 1919 года. Тщательное и систематическое исследование в области психологии, насчитывавшее более 1100 страниц, по своему настроению и стилю, однако, не отвечало настроениям и взглядам послевоенного периода. Дух времени изменился. Из всех сочинений Жане это было последнее, переведенное на английский язык.

Но Жане начинает развивать свою систему в новых направлениях. В 1921-1922 годах он читает курс лекций, посвященный эволюции морального и религиозного поведения. Один из слушателей курса, американский пастор У.М. Хортон из Нью-Йорка опубликовал этот курс в сокращенном виде в Американском Психологическом Журнале.³⁸ Жане, который на протяжении двадцати пяти лет не переставал поражаться необычайности случая с его пациенткой Мадлен, сделал его отправной точкой большого психологического исследования, изложенного в его книге De I'Angoisse a Vextase (От гнева к экстазу). Научное сотрудничество между Францией и другими странами постепенно налаживалось, и в мае 1920 года Жане прочитал три лекции в Лондонском Университете, а в мае 1921 года он был приглашен на церемонии, посвященные празднованию столетия со дня основания больницы в Блумингдейле около Нью-Йорка, где 26 мая он также прочел лекцию. В мае 1922 года Жане присутствовал на церемониях, посвященных столетию независимости Бразилии, в качестве делегата от Французского института и Коллеж де Франс. Он принимал также участие в Международном конгрессе психологов в Оксфорде (27 июля - 2 августа 1923 года). В 1925 году Жане был направлен французским правительством по обмену в Мексику и был необычайно тепло принят в университете города Мехико, где он прочитал по-французски пятнадцать лекций.³⁹ Кроме того, он прочитал две лекции в Пуэбло и одну в Гвадалахаре. По пути во Францию он снова посетил Соединенные Штаты, остановившись в Принстоне в штате Нью-Джерси, а также в Филадельфии и в Нью-Йорке, где он был принят в Колумбийском Университете.

Начиная с 1925 года Жане продолжает развивать свою новую систему психологии поведения. В период с 1925 по 1930 год в Коллеж де Франс были опубликованы курсы его лекций, которые не были отредактированы самим автором. В дальнейшем он начинает записывать свои курсы лекций и позднее использовать их при подготовке своих последних книг. Но, несмотря на огромные усилия, вложенные Жане в его новую систему, и на оригинальность его новых теорий, по-видимому, лишь немногие во Франции могли следовать за Жане по этому новому пути. Очевидно, его имя слишком долго идентифицировалось с понятием психического автоматизма и психастении. Его слава за границей, однако, все еще была достаточно велика. В сентябре 1932 года Жане получил приглашение прочитать курс лекций в Буэнос-Айресе. Он совершил путешествие по всей стране, добравшись даже до водопада Игуассу.⁴⁰ В 1933 году он прочитал двадцать лекций в Рио-де-Жанейро, а в апреле 1937 года посетил Вену, где встретился с Вагнером-Яуреггом. Фрейд отказался увидеться с ним.⁴¹

В феврале 1935 года Жане оставляет преподавательскую работу в Коллеж де Франс, но продолжает заниматься частной практикой. Теперь его интересы обращены к новым областям психологии (таким как графология) и к новым типам пациентов. Он занимается больными паранойей в больнице Анри-Руссель и стремится модифицировать и закончить свою теорию мании преследования.⁴² Посещает Жане и тюрьму Пти-Рокетт,⁴³ где он осматривает женщин-заключенных. К сожалению, однако, Жане не оставил описаний своих исследований, связанных с криминологией. В период между 1935 и 1937 годами Жане опубликовал три своих последних книги, а в 1938 году кратко изложил свою психологическую систему в виде очерка, написанного им специально в качестве официальной статьи для Французской Энциклопедии.⁴⁴ В сентябре 1936 года Жане был приглашен в США для участия в торжествах, посвященных трехсотлетию Гарвардского университета, где он также прочел лекцию. В 1939 году Жане отметил свое восьмидесятилетие. Поздравительный альбом в честь этого события, содержащий написанные родственниками поздравления, был составлен зятем Жане, Эдуардом Пишоном. Брат Жане, Жюль, написал воспоминания о работе с Леони и об опытах, проводимых ими в Гавре.⁴⁵ 22 июня 1939 года в Сорбонне отмечалось столетие со дня рождения Теодюля Рибо, и администрация университета решила совместить эти торжества с празднованиями, посвященными восьмидесятилетию ученика Рибо, Жане. Жане представил свою диссертацию «Психический автоматизм» ровно за пятьдесят лет и один день до этого. В честь Жане было произнесено множество речей, среди прочих его поздравили Пиаже, Минковский и другие, после чего сам Жане сказал речь, посвященную памяти Рибо.⁴⁶

Тот год еще не закончился, когда началась II мировая война. В начале оккупации Жане и его супруга уехали из Парижа и жили в течение некоторого времени на юге Франции в Лединьяне у своих друзей, профессора Жоржа Люма и его жены, но вскоре решили вернуться в Париж. Помимо страданий, испытываемых всей нацией в это время, Жане пришлось пережить и личные утраты - он потерял в этот период многих близких родственников и друзей. Уже в январе 1940 года скончался его зять, Эдуард Пишон. Сестра Жане, Маргарита, и его брат Жюль умерли в 1942 году, а в октябре 1943 года, незадолго до пятидесятилетней годовщины их свадьбы, скончалась мадам Жане. В январе 1944 года умер их сын Мишель, в 1945 году - жена брата Жане, и за ними последовали многие дорогие ему друзья.

После смерти жены Жане продолжал жить в своей большой квартире на Рю де Варенн с дочерью Фанни. В 1942 году доктор Жан Деле, который когда-то был одним из студентов Жане, был назначен профессором психиатрии и директором психиатрической клиники Св. Анны при университете в Париже. Он пригласил Жане, посещать клинику каждую неделю и осматривать нескольких пациентов.⁴⁷ У Жане вновь пробудился интерес к психиатрии, и на протяжении всего учебного года (1942-1943 годы) в возрасте восьмидесяти трех лет он регулярно посещал лекции профессора Деле, вызывая восхищенные взгляды студентов, слушавших этот курс. Они поражались тому, с каким страстным интересом этот великий старик относился к занятиям. По просьбе администрации Жане сам прочитал студентам несколько лекций. Будучи необычайно наблюдательным, Жане не мог не заметить достижений новой психиатрии, столь сильно отличающейся от той, которую он изучал в Сальпетриере. Он был счастлив, что некоторые его собственные идеи получили в это время новое воплощение. Разработанный к тому времени наркоанализ явился реализацией его предсказания о том, что проявится новый метод лечения алкоголизма с помощью погружения пациента в гипнотическое состояние введением химических препаратов, и Жане отмечал сходство между нарко-гипнотическим лечением психических травм и экспериментами, которые он сам проводил когда-то со своими первыми пациентами в Гавре.⁴⁸ Жане проявлял большой интерес к электрошоковой терапии, наблюдая, как больной, почти год безуспешно подвергаемый психоанализу, излечился от депрессии в результате третьей попытки применения электрошока.⁴⁹

В августе 1946 года Жане был приглашен в Цюрих, где его принимал в психиатрической больнице Бургхольцли профессор Манфред Блейлер, сын Юджина Блейлера, с которым Жане был хорошо знаком. Жане выступил в этой психиатрической больнице, а также в Швейцарском Обществе прикладной психологии.

В 1947 году Жане продолжал работать над книгой по психологии веры, но эта работа осталась незаконченной. Он скончался в ночь с 23 на 24 февраля 1947 года в возрасте восьмидесяти семи лет. Погребальная служба была проведена в церкви Св. Клотильды в Париже, а похоронен был Жане на кладбище в Бург-ла-Рейн рядом с матерью, отцом, женой, братом и женой брата. На его надгробии высечена простая надпись: Пьер Жане 1859-1947.

Личность Пьера Жане

С точностью оценить личность Пьера Жане довольно сложно. Он всегда проводил четкую границу между своей деятельностью и частной жизнью и всячески старался избежать внимания со стороны публики, постоянно отказываясь давать интервью журналистам⁵⁰ и редко раскрываясь даже во время бесед с близкими друзьями. Пьер Жане был невысокого роста, в молодости имел худощавое телосложение, но с годами приобрел более плотную фигуру, у него были каштановые волосы, карие глаза, густые темные брови и всегда хорошо ухоженная борода. Многие вспоминают о нем как об активном и живом человеке, подвижном, остроумном и блестящем собеседнике. Другие описывают его как очень сдержанного человека, выслушивающего собеседника с сосредоточенным вниманием, склонного впадать в глубокие раздумья и имеющего склонность к депрессии. По-видимому, эти две грани его личности являлись отражением живой и активной индивидуальности матери Жане, с одной стороны, и «психастенического» отца, с другой. Обе эти грани можно проследить и на фотографиях, сохранившихся от Пьера Жане.

На парадных фотографиях, для которых он специально позировал, Жане запечатлен с выражением спокойного внимания, но на снимках, сделанных неожиданно, мы видим его ведущим с собеседником оживленный разговор. У него был четкий и разборчивый почерк. Как и большинство ученых того времени, Жане вел активную переписку со своими коллегами. Он никогда не диктовал писем секретарю, всегда писал их сам, а затем перепечатывал свои рукописи.

Жане довелось дважды писать автобиографические заметки. Первый раз он сделал это для «Истории психологии в автобиографиях» Карла Мерчисона.⁵¹ В своей второй, более подробной биографии, написанной за год до смерти, он объясняет свое желание стать психологом как определенный компромисс между достаточно ярко выраженной склонностью к занятиям естествознанием и испытываемыми им в детстве и юности сильными религиозными чувствами.⁵² Он всегда стремился не поддаваться мистическим настроениям и, подобно Лейбницу, мечтал о возможности примирения науки с религией в форме усовершенствованной философии, которая одинаково удовлетворяла бы и разум, и веру. «Мне не удалось совершить это чудо, - писал он, - но я остаюсь философом». Направив свои знания и усилия в сторону психологии, Жане создал чрезвычайно обширную и развитую систему, в которой почти каждый возможный аспект этой науки занимает свое место. Существует удивительная связь между его первыми философскими сочинениями и поздними работами, которые ему помешала завершить смерть. Разумеется, в его взглядах происходили изменения, но они являлись скорее развитием его прежних теорий, нежели перечеркиванием их. Ту же последовательность мы видим и в том, как складывалась жизнь Жане. Известно, что в детстве он был застенчив и нелюдим, но в семнадцатилетнем возрасте он пережил период депрессии и религиозного кризиса, после чего стал блестяще учиться и приобрел трудолюбие, свойственное ему до конца жизни. К сожалению, сохранились лишь немногие источники, позволяющие судить о семилетнем периоде, который он провел в Гавре, но его публикации того времени показывают, что он был не только ученым-теоретиком, но и блестящим клиницистом. Эти великолепные качества, вероятно, получили свое развитие в Париже после того, как он расширил свой клинический опыт, работая в Сальпетриере. Макс Дессуар, посетивший Жане в 1894 году в Париже, так пишет о нем: «Он был признанным ученым и популярным специалистом в области заболеваний нервной системы... Это был живой, темноволосый человек, говорящий по-французски в истинно парижской манере и любивший рассказывать о том, с чем ему приходится сталкиваться в работе».⁵³ Дессуар добавляет, что Жане производит успешные эксперименты в области телепатии и внушения на расстоянии, но скептически относится к подобным вещам. «Его критика была столь острой, будто она содержала кислоту, способную растворить платину фактов. Но при этом он всегда оставался безукоризненно любезным». Хочется предложить одну гипотезу, связанную с личностью Жане. В 1893 году Марсель Прево опубликовал роман «Осень женщины», в котором описал несколько пациентов Сальпетриера, а также некоего доктора Домье, проводившего необычайно успешное психотерапевтическое лечение своих больных; методы последнего весьма напоминают методы, которыми пользовался Жане.⁵⁴ Это позволяет предположить, что описывая манеры и речь доктора Домье, автор создал литературный портрет самого Жане.

В тот период своей жизни, когда Жане жил и работал в Париже, он выступал не только в роли обремененного многочисленными обязанностями врача и плодотворно работающего ученого, но и человека, который вел активную светскую жизнь, давал у себя в доме прекрасные приемы. У него были близкие друзья среди коллег, как во Франции, так и за границей, к числу последних относились Мортон Принс и Джеймс Болдуин. Согласно многочисленным свидетельствам, Жане был утонченно любезным человеком, имеющим, однако, некоторую склонность к парадоксам, так что люди, которые знали его не очень близко, часто не были уверены в том, говорит ли он серьезно или шутит. Иногда у окружающих создавалось впечатление, что его больше привлекает игра словами, нежели стремление к серьезному обмену мыслями с собеседником.

С годами психастенические черты, которые всегда были у Жане, стали более заметны. Враждебное отношение со стороны его коллег в Сальпетриере и относительная изоляция, являвшаяся следствием этой враждебности, оказывали на него гораздо большее действие, чем ему хотелось показать окружающим. Тяжелая работа, вероятно, требовала от него крайнего напряжения всех сил. Жане все чаще и чаще испытывает приступы депрессии, становится все более непрактичным и рассеянным. По свидетельству близких, его суждения о людях, с которыми он сталкивался в повседневной жизни, часто оказывались недостаточно глубокими, исключая те случаи, когда речь шла о его пациентах. Эти черты особенно усугубились в последние годы его жизни, проходившие на фоне мрачных исторических событий и личных утрат. У окружающих складывалось мнение, что Жане упрямо цепляется за старые привычки и старые понятия. Однако если он принимал какие-то новые идеи, свойственная ему всегда острота ума проявлялась при этой с новой силой. Мадам Пишон-Жане вспоминает, что как только ему пришла в голову мысль о том, что он должен отказаться от чтения исключительно своих любимых старых авторов, таких как Виктор Гюго, он с таким энтузиазмом стал относиться к Марселю Прусту и Полю Валери, что часто цитировал первого и выучил наизусть известное стихотворение второго «Le cimetiere marin» (Кладбище моряков). Жане был человеком постоянных привычек, бережным и аккуратным и являлся страстным коллекционером. Главная его коллекция состояла из историй болезней его пациентов, написанных его собственной рукой. К концу его жизни в коллекции числилось свыше пяти тысяч единиц, и она занимала целую комнату в его квартире. В другой комнате располагалась обширная библиотека, содержавшая уникальное собрание работ старых магнетизеров и гипнотизеров, а также большое количество книг, подаренных ему авторами. Он вел тщательно составленный каталог всех своих книг на карточках. Третью коллекцию составлял достаточно обширный гербарий, содержащий растения, которые он собирал и классифицировал всю жизнь.

Пьер Жане принадлежал к тому поколению ученых, которые считают своим долгом большую часть своего времени и сил уделять официальным академическим занятиям, а также работе в признанных научных обществах и журналах. Он был активным членом Неврологического Общества, Медико-Психологического Общества и особенно Психологического Общества и выполнял различные обязанности в Академии Моральных и Политических наук. Согласно свидетельству всех знавших его людей, Жане был очень пунктуален в отношениях с коллегами. Он не столь часто выступал в Психологическом Обществе, но регулярно посещал все заседания и иногда делал во время выступлений заметки. Если же он действительно принимал участие в обсуждении сообщений, то обычно как бы «переводил» их содержание на язык своих собственных теорий.

Мы не обладаем информацией, позволяющей судить о преподавании Жане философии в лицеях, но можно с уверенностью предположить, что он делал это на том же уровне, на каком позднее преподавал в Коллеж де Франс и других заведениях. По всеобщему мнению, Жане был великолепным лектором. На какую бы тему он ни читал лекцию, аудитория с самого начала слушала его, затаив дыхание. Пастор Уолтер Хортон из Нью-Йорка, посещавший лекции Жане зимой 1921-1922 года, так пишет о его слушателях:

Уже на первой лекции мрачная, обшарпанная аудитория была заполнена до отказа, и всю зиму студенты слушали его лекции с неослабевающим интересом, не обращая внимания на неудобные скамьи без спинок и плохую вентиляцию. Популярность этого курса лекций в какой-то степени можно было объяснить блестящим, поистине вольтеровским остроумием Жане, передать которое не в состоянии никакие попытки, но в основном важностью темы и оригинальностью взглядов автора. Я уверен, что не один я из присутствовавших на его лекциях иностранцев считал, что уже одни эти лекции с лихвой возместили ему расходы на поездку во Францию.⁵⁵

Манера Жане говорить была четкой и живой, а стиль его речи представлял нечто среднее между письменным и устным стилем. О его манере читать лекции можно судить по публикации стенографических записей его лекций с 1920 по 1929 годы. Поскольку эти записи не были отредактированы автором, они содержат некоторые оговорки, такие как «Арнольд Мейер» вместо «Адольф Мейер», и некоторые шутки, которые преподаватель, читающий лекцию, может себе иногда позволить, но, если стенограмма предназначена для публикации, он обязательно их уберет при редактировании. Например, Жане имел обыкновение говорить, что «любовь - это гипотеза, трансформировавшаяся в идею-фикс».⁵⁶ Иногда, когда дело касалось того, что действительно сильно его волновало, Жане начинал говорить с необычайным воодушевлением, для большей выразительности сопровождая свою речь жестикуляцией. Один из участников Международного психологического конгресса в 1937 году в Париже рассказывает о том, что во время выступления Жане его попросили говорить медленнее с тем, чтобы дать возможность переводчику успевать переводить его речь, но через несколько минут Жане забыл об этом и начал говорить быстро, при этом любопытно, что переводчик, который сидел в своей кабине, откуда он не мог видеть Жане, казалось, был захвачен тем же воодушевлением и повторял жестикуляцию докладчика, «что производило впечатление телепатии».

В отношении Жане к его пациентам четко прослеживаются две особенности. Первая - это его необычайная проницательность. Он точно определял, когда пациент говорит правду, а когда он пытается ввести врача в заблуждение. Жане неоднократно повторял, что в поведении многих пациентов существенную роль играет элемент игры (то же, что Флурнуа называет «игровой функцией», которую он продемонстрировал, работая со своими медиумами). Это особенно относится, говорил Жане, к сексуальным извращениям. На заседании Психологического Общества в 1908 году⁵⁷ Жане выразил сомнение по поводу искренности людей, подверженных сексуальным извращениям, и в своем предисловии к переводу на французский язык работы Крафта-Эбинга «Сексуальная психопатия»,⁵⁸ он не колеблясь утверждал, что ненормальное сексуальное поведение во многих случаях не более, чем поза и игра. Он ставил под сомнение и правдивость многих пациентов, страдающих тяжелой формой психопатии: «Чаще всего они играют. Не верьте и одной четверти того, что они говорят. Они пытаются произвести на вас впечатление своим благородством или своим ощущением вины, в которую сами не очень верят или не верят вообще».⁵⁹ Другой чертой Жане было его психопатическое искусство, «его бесконечная изобретательность», как писали о нем авторы работы «Жизнь Жане».⁶⁰ Хотя примеры этого можно найти в его «Психологических методах лечения», они далеко не исчерпывают данную тему, и чтобы убедиться, насколько разнообразны были его психотерапевтические приемы, следует прочесть хотя бы некоторые из его статей. По-видимому, никто из исцеленных Жане не оставил описания истории своего излечения, хотя один из них, Раймон Руссель, которого Жане несколько лет лечил от мегаломании и который позднее стал известным писателем-сюрреалистом, приводит в одной из книг историю своей болезни, написанную Жане, не делая при этом никаких ссылок на источник.⁶¹ Лишь немногие ученики имели возможность изучать психотерапию под руководством Жане, который, как уже указывалось, не мог из-за направленных против него интриг проводить постоянные занятия со студентами. Доктор Эрнст Хармс, посетивший Жане в Сальпетриере, написал следующее:

Когда я приехал в Париж, чтобы изучить методы Жане, мне было предложено ознакомиться самому с обитателями Сальпетриера и условиями, в которых они жили. Поскольку я прибыл из Цюриха, где работал в клинике Крепелина, я был удивлен тем, как были размещены больные. Я обнаружил, что в одной палате лежат пациенты, страдающие манией преследования, которые оказывали друг на друга эмоциональное воздействие своими фантастическими рассказами. Когда я спросил Жане, в чем терапевтический смысл такого размещения больных, я получил следующий, немало удививший меня ответ: «Я верю этим людям, пока не будет доказано, что то, что они говорят - неправда». Только что до этого я видел молодого человека, который боялся наступать на любую тень, говоря, что там прячется Наполеон, грозящий забрать его в армию. Рядом с ним находилась женщина старше 70 лет, заявлявшая, что мэр Парижа преследует ее своими сексуальными домогательствами. Мне довольно трудно было обнаружить какую-то истину в таких высказываниях. Жане заметил, что его слова озадачили меня. «Видите ли, эти люди страдают манией преследования, и их необходимо тщательно изучить, чтобы добраться до того, что лежит в основе их болезни». Он имел в виду, что фантазии таких пациентов не следует отбрасывать как безумные или рассматривать их, пока не будут вскрыты условия, явившиеся причиной заболевания. Я всегда помнил эти мудрые слова Жане о больных, страдающих манией преследования, также как и многие другие его высказывания, которые играли столь большую роль в его отношениях со студентами. Он обладал сократовским искусством общения с учениками, которого я не видел ни у одного из выдающихся профессоров, преподающих психиатрию. Для Жане такое отношение к ученикам было неотделимо от его понятия психиатрии.⁶²

Один небольшой инцидент показывает, как внимательно относился Жане к своим пациентам и как он заботился о том, чтобы защитить их от бестактностей и любопытства окружающих . Во время одного из пребываний в Сальпетриере пациентки Жане, Мадлен, в больницу нанес визит Президент Республики. Врач-интерн, которым оказался не кто иной, как Жан Шако, сын знаменитого невропатолога, послал за ней, чтобы показать ее президенту. «Доктор Жане, который знает, как я не люблю подобные вещи, - пишет Мадлен в письме сестре от 26 июня 1898 года, - немедленно вмешался, дав Шарко знак ничего обо мне не говорить».⁶³ Некоторые считают, что стремление Жане скрыть подлинные имена пациентов, болезнь которых он описывал заходило слишком далеко. После его смерти пять тысяч, если не более, хранившихся у него папок с историями болезней были сожжены, согласно его завещанию. Нельзя не сожалеть по поводу утраты столь обширных и прекрасно классифицированных материалов, в особенности, когда дело касается таких пациентов, как Леони и Мадлен, но в то же время акт подобного отношения к соблюдению врачебной тайны не может не вызывать уважения.

Что касается семейной жизни Жане, мы можем судить о ней по воспоминаниям его дочери, Элен Пишон-Жане. Она пишет, что ее родители были весьма сдержанны в выражении своих чувств друг к другу, но они никогда не расставались, мадам Жане всегда сопровождала мужа в поездках и была его незаменимой помощницей во всех делах и общественных обязанностях. Жане был нежным и любящим отцом. Несмотря на занятость, он всегда находил время почитать детям книжку после обеда.

Как это было со многими учеными, в юности научные интересы Жане были достаточно разносторонними, но постепенно он ограничил область своих исследований так, чтобы сосредоточить усилия на главной работе своей жизни. В тот период, когда он учился в Эколь Нормаль, там было прекрасно поставлено преподавание греческого и латинского языков, и студенты, изучающие философию, были хорошо знакомы с сочинениями Цицерона и Вергилия, так же, как и с работами французских классиков. Жане, по-видимому, не проявлял особого интереса к античной философии, хотя временами демонстрировал блестящее знание латинского языка. По словам родственников, когда Жане впервые встретился с Д.М. Болдуином, ни тот, ни другой не знали языка своего собеседника, и им пришлось изъясняться на латыни, что было достаточно затруднительно из-за различий в произношении. Жане изучал в школе немецкий язык, но (возможно, под влиянием патриотически настроенной матери) у него, по-видимому, развилось негативное отношение к этому языку. Позднее Жане всегда ощущал, что незнание немецкого языка приносит ему большие неудобства. Что касается английского, он изучил его позднее и прекрасно им владел, хотя говорил с сильным французским акцентом.

Возможно, ввиду отсутствия свободного времени Жане мало читал помимо психологической и психиатрической литературы. Не проявлял он также особого интереса ни к музыке, ни к искусству, ни к архитектуре. Но было бы ошибочным считать, что Жане был оторванным от жизни ученым старой школы, которого не интересовало ничего, кроме науки. Ему была свойственна необычайная любовь к природе. Гербарий, который он собирал, был лишь одной стороной, отражавшей его любовь к цветам. Начиная с детства, когда у него был свой собственный маленький участок в саду, он любил выращивать всевозможные растения. Он считал, что каждый цветок обладает своей собственной индивидуальностью, и он описывал эту индивидуальность, как настоящий поэт. Жане ездил верхом со своим дядей со стороны матери. Позднее он научился ездить на велосипеде, который в то время был только что изобретен. Но он всегда предпочитал прогулки пешком. Даже будучи человеком преклонного возраста, Жане любил бродить по парижским улицам. Во время летнего отпуска он часто совершал пешие походы и изучал жизнь растений в лесах Фонтенбло. Огромное удовольствие доставили ему поездки в Скалистые Горы, в Йеллоустонский Парк, а также в бразильские джунгли и на водопад Игуассу.

Прежде чем стать психологом и психиатром, Жане долгое время был философом. Написанные им учебники по философии позволяют судить о взглядах Жане на многие жизненно важные вопросы. Очевидно, его волновали проблемы социальной справедливости и будущее освобождение колоний. Он писал о том, что понятие частной собственности должно быть усовершенствовано, что смертная казнь является пережитком варварства и что было бы хорошо, если бы люди смогли создать международный искусственный язык общения.⁶⁴ Хотя он всегда старался не смешивать философские понятия с психологическими теориями, в работах Жане есть некая метафизическая идея, которая, подобно лейтмотиву, повторяется во всех его произведениях, - это идея о том, что прошлое человечества в целом каким-то образом сохраняется в настоящем.⁶⁵ Он даже утверждал, что наступит время, когда люди смогут совершать путешествия в прошлое, подобно тому, как они путешествуют по воздуху. «Все, что когда-то существовало, - говорил он, - все еще продолжает существовать в каком-то неведомом для нас месте, которое для нас недоступно». Жане говорил, что если когда-либо будет изобретен «палеоскоп», люди узнают много удивительных вещей, о которых они сегодня не имеют ни малейшего понятия. В основе философских взглядов Жане лежала не только «спиритуалистическая философия» его дяди, Поля Жане, но и подавляемые религиозные чувства, которые он пережил в детстве. Хотя его часто изображают атеистом, Жане в действительности был скорее агностиком, никогда до конца не порывавшим своих связей с религией. Напротив, его жена, которая в детстве воспитывалась в монастыре и, возможно, дальше Жане отошла от религии, открыто выражала свое неприятие католической церкви. Дочь Жане, Элен Пишон-Жане, рассказывала автору этой книги, что ее отец настоял на том, чтобы все его дети получили соответствующее религиозное воспитание в одной из протестантских церквей Парижа. Очевидно, он считал, что позднее они могут пожелать обратиться к религии, и не хотел лишить их возможности получить элементарное религиозное образование. После смерти мадам Жане он распорядился, чтобы ее похоронили в соответствии с обычаями католической веры. То же самое было сделано и по отношению к Жане несколько лет спустя.

Чем больше изучаешь работы Жане, тем больше чувствуешь, что за его сократовской усмешкой скрывается мудрость, которую он унес с собой в могилу.

Современники Жане

Ни один созидательный ум не творит в изоляции. Помимо учителей и учеников, великие пионеры науки имеют и спутников, людей своего поколения, которые могут быть по отношению к ним дружелюбны, враждебны, равнодушны, но которые существуют рядом и проходят свой курс эволюции параллельно с ними, и их идеи не могут избежать взаимовлияния.

Если мы бросим взгляд на поколение Жане как бы с высоты птичьего полета, то есть посмотрим на людей, которые родились в том же году или с разницей в один-два года, мы увидим среди них целое созвездие выдающихся мыслителей. Помимо других к поколению Жане принадлежат Анри Бергсон (1859-1941), Эмиль Мейерсон (1859-1933), Эдмон Гобло (1858-1935) и Морис Блондель (1861-1949), социологи Эмиль Дюркгейм (1858-1917) и Люсьен Леви-Брюль (1858-1939), лидер французских социалистов Жан Жорес (1859-1914), математик и философ Гастон Мило (1858-1918) и психолог Альфред Бине (1857-1911). Краткого взгляда на биографию Бергсона достаточно для того, чтобы увидеть определенное сходство между его жизнью и жизнью Жане.⁶⁶ Оба родились в Париже в 1859 году. Оба учились в одном из парижских лицеев (Бергсон - в Лицее Кондорсе, Жане - в Коллеж Сент-Барб). Оба поступили в Эколь Нормаль, Бергсон в 1878 году, а Жане - в 1879. Оба начали свою карьеру с преподавания философии в провинциальных лицеях (Бергсон провел один год в Анжере и пять - в Клермон-Ферране, Жане - полгода в Шатору и шесть с половиной лет в Гавре). Для обоих эти проведенные в провинции годы были временем становления личности и интенсивной работы. Оба увлекались экспериментами с гипнозом. Первая статья Бергсона была посвящена бессознательной симуляции в гипнозе, а первая работа Жане в том же году - его экспериментам с Леони.⁶⁷ В обеих статьях чувствовался скептицизм авторов по отношению к парапсихологическим интерпретациям. Оба выступили в качестве редакторов философских работ и оба представили свои диссертации в Сорбонну в 1889 году.⁶⁸ Оба ученых пытались найти отправную точку для психологии в наиболее элементарных психологических явлениях, Бергсон в своем «Очерке о непосредственных данных сознания», а Жане - в работе «Психический автоматизм» предприняли попытку решить одну и ту же проблему, хотя и разными способами. Оба были назначены преподавателями философии в парижских лицеях, Бергсон несколько раньше начал работать в Коллеж Ролен, где Жане вскоре занял его должность. Оба преподавали в Сорбонне и позднее в Коллеж де Франс, куда Бергсон был назначен раньше, чем Жане и где он выступил на защите диссертации Жане на академическом совете. В течение многих лет после этого они вместе работали в Коллеж де Франс, а затем в Академии Моральных и Политических наук и часто общались друг с другом. И, наконец, весьма примечательно, что оба они в конце жизни проявили столь глубоко скрывавшийся в их душах интерес к религии.

Влияние Бергсона на Жане было чрезвычайно важным, как это признавал сам Жане. Используемое Бергсоном понятие «внимания к жизни» (attention a la vie) весьма напоминает то, что Жане называет fonction du reel, а то, что Бергсон говорил об острие жизни как об авангарде эволюции, также очень близко к понятию «психологического напряжения» у Жане. Жане признавал также, что когда он начал представлять психологические факты как модели поведения, это, возможно, объяснялось влиянием первых книг Бергсона.⁶⁹ Но и влияние Жане на Бергсона было не менее значительным. В своей работе «Материя и память» Бергсон ссылается на проделанное Жане исследование диссоциаций личности, он также заимствовал у Жане термин «фабульная функция» (fonction fabulatrice), понятие, которое, возможно, близко к тому, что Фредерик Майерс называл мифопоэтической функцией бессознательного.

Не менее сложным было и взаимовлияние Жане и Бине. Альфред Бине был на два года старше Жане - он родился в 1857 году в Ницце.⁷⁰ Бине учился в лицее в Ницце, затем в Париже в Лицее Луи-ле-Гран, где его школьным товарищем был Бабинский. Сначала Бине интересовался правом, потом биологией и лишь затем начал проявлять интерес к психологии, тогда он и познакомился с Рибо и Шарко, который позволил ему осматривать пациентов в своих палатах. Одно из первых исследований Бине было посвящено «психической жизни микроорганизмов».⁷¹ Подобно Жане и Бергсону, Бине также интересовался проблемой наиболее элементарных форм жизни и попытался решить ее, изучая живые существа, которые, как он считал, находятся в самой нижней части шкалы жизни, то есть, инфузории, и, как ему казалось, сумел обнаружить у них проявления сенсорной деятельности, разума и даже элементы проявления взаимопомощи. Первая книга Бине «Психология разума» была опубликована в 1886 году. Он выбрал в ней гипноз как метод решения проблемы и сделал заключение, что в основе каждого проявления психической деятельности человека лежит постоянный и автоматический процесс подсознательного мышления.⁷² Он посвятил несколько лет исследованию гипноза, истерии и раздвоению личности. Научная деятельность Бине протекала в одно время с исследованиями Жане, так что в определенные моменты впереди оказывался один из них, а в другие - второй. Когда Жане опубликовал свою работу «Психический автоматизм», Бине написал на нее развернутую рецензию для журнала «Revue Philosophique», в которой признал, что Жане удалось достичь некоторых результатов, которые он сам надеялся получить в своих исследованиях, и что это делает ненужным продолжение его собственной работы.⁷³ Подобно Жане, Бине также интересовался историей животного магнетизма и в соавторстве с Фере он написал книгу, посвященную магнетизму.⁷⁴ Однако он не располагал столь глубокими знаниями этого предмета, какими обладал Жане. В последующие годы Жане и Бине, по-видимому, встречались довольно часто. Они обменивались мнениями по поводу своих исследований и в течение некоторого времени оба работали в лаборатории экспериментальной психологии в Сорбонне. Однако вскоре в их отношениях наступило какое-то охлаждение. В 1893 году Бине основал издание «L'Annee Psychologique» - хорошо известный ежегодник, посвященный психологии, в котором он печатал свои многочисленные статьи, но где не появилось ни одной работы, написанной Жане. Бине испытывал серьезные трудности в карьере. Когда он пытался получить место профессора в Коллеж де Франс, на это место был назначен Жане, а когда он принял участие в конкурсе на получение профессорской должности в Сорбонне, предпочтение отдали Жоржу Дюма. Это привело к тому, что Бине постепенно отдалился от своих коллег. Его лаборатория в Сорбонне была расположена в отдаленной мансарде, которую знали лишь немногие, а из-за своей чрезвычайной застенчивости Бине никогда не принимал участия в научных конгрессах. Но он обладал большим трудолюбием и внес свой вклад во многие области психологии. В своей работе «Экспериментальное исследование ментальной деятельности» он дал подробное описание мыслительных функций двух своих дочерей, Арманды и Маргариты, которых он тщательно обследовал с помощью тестов. Ему удалось показать, что они представляют собой два различных психологических типа, несколько лет спустя определенные Юнгом как интроверты и экстраверты.⁷⁵

Именно Бине создал в 1905 году шкалу для определения умственных способностей учащихся (тест Бине и Симона), он был пионером в исследовании детской психологии и экспериментальной педагогики, а также в области сексуальной психологии. Бине первым описал фетишизм и ввел сам термин «фетишизм». Он сочинял пьесы с мрачными сюжетами (иногда в соавторстве) и публиковал их под псевдонимом. Бине был талантливым человеком, к сожалению, растратившим свои способности, пытаясь заниматься многими проблемами в разных областях науки и не создав значительного труда, обобщившего бы результаты его многолетних исследований. В 1911 году его постигла ранняя смерть, к этому времени он, очевидно, уже давно не имел никаких контактов с Жане, с которым у него когда-то были столь тесные творческие связи.

Можно было бы провести некоторые параллели между жизнью Жане и жизнью Дюркгейма, Леви-Брюля и другими его современниками. Невозможно учесть взаимное влияние, которое эти люди оказали друг на друга. Если смотреть на них издалека, они похожи на статуи, возвышающиеся в величественной изоляции, но когда приближаешься к ним, они кажутся погруженными в бесконечные беседы друг с другом.

Творчество Жане:

I

- философия

Созданную Пьером Жане психологическую систему невозможно понять, не принимая во внимание ее философской основы. Жане изучал философию в Лицее Луи ле Гран, а затем в Эколь Нормаль, где эту дисциплину преподавали моралист Берсо, логик Рабье, философ академической школы Оле-Лапрюн и представитель неокантианской философии Бутру. Жане, несомненно, был знаком с работами своего дяди Поля Жане. Как Жане сообщает в автобиографии, в юности он был глубоко религиозен и в возрасте семнадцати лет пережил нечто вроде религиозного кризиса. Он мечтал о создании философии, которая примирила бы науку с религией. «Мне не было суждено достичь этого», сознается он в старости, добавляя, что его попытки создать новую психологию в некотором смысле явились заменой того, о чем он мечтал в юности. Однако есть все основания считать, что Жане не только мечтал о новой философской системе, но на протяжении некоторого периода времени работал над ее созданием. Единственная возможность понять философские воззрения Жане - это рассмотреть его работы, посвященные философии, то есть написанные им учебники по философии.