Открытие бессознательного (Том 1)

Сосуществование в сознании двух личностей является исключительным состоянием, которое навряд ли способно длиться долго. Даже когда обе личности знают друг о друге, одна из них всегда доминирует (несмотря на то, что на заднем плане ощущается присутствие другой). По этой причине, к первой группе последовательных множественных личностей относится случай пациента доктора Кори.

Последовательные множественные личности; взаимная осведомленность личностей о существовании друг друга

Этот тип множественной личности, по-видимому, встречается нечасто. Одним из лучших примеров является случай, опубликованный Чарльзом Э. Кори.

Кори описывает случай двадцатидевятилетней женщины, чья личность тремя годами ранее раскололась на «А» и «В» вследствие шока, который она пережила из-за самоубийства отца. Через какое-то время после случившейся трагедии женщина начала страдать двигательными расстройствами, галлюцинациями, выраженной нестабильностью и немотивированными переменами настроения. Однажды вечером, когда она сидела за пианино, у нее появилось ощущение, как будто кто-то внутри сказал, чтобы она набрала в легкие побольше воздуха и попыталась спеть. К тому моменту, как личность «В» научилась «полностью проявляться и брать власть над телом», прошло несколько недель. С этого времени обе личности стали чередовать свое появление, но одна всегда знала о существовании другой.

Личность «А» остается нормальной, обычной личностью и сохраняет прежний характер. Она - яркая и образованная женщина благородного происхождения, но, по большей части, стеснительная и замкнутая. «А» плохо поет. Она воспитывалась в строгости как дома, так и в Монастырской школе, и в ее воспитании на все, что касалось сексуальных вопросов, распространялось строжайшее табу. «В», очевидно, является женщиной постарше, самоуверенной, но обладающей чувством собственного достоинства и серьезных взглядов, женщиной, которая утверждает, что является реинкарнацией души испанской певицы. Она поет хорошо и уверенно и говорит по-английски с сильным испанским акцентом. Временами «В» изъясняется на языке, который, по ее утверждению, является испанским, но на самом деле - смесью из обрывков ломаного испанского и звучащих на испанский манер словообразований. «В» обладает крайним эгоцентризмом, демонстрирует сильную страстность, и основной ее интерес лежит в области сексуальных инстинктов. Она делает вид, что является сладострастной, очаровательной красавицей и утверждает, что в прошлом была танцовщицей, куртизанкой и любовницей аристократа.

«А» и «В» полагают, что находятся в хороших отношениях друг с другом, но являются личностями полностью самостоятельными, как если бы они были двумя приятельницами. Каждая знает другую и хочет раскрыться перед ней в той степени, в какой сама того желает. Каждая, если заинтересована в этом, осознает другую и помнит, что та делает. Они могут смотреть на одну и ту же вещь или читать одну и ту же книгу одновременно. Однако может показаться, что «В» никогда не спит. Она утверждает, что знает прежнюю жизнь «А» лучше чем ее знает сама «А». Она также настаивает на том, что является ангелом-хранителем «А» и что однажды гипнотизировала ее. Очевидно, что «В» является доминирующей личностью.

Кори мог гипнотизировать каждую личность отдельно. Он обнаружил, что под гипнозом «А» вспоминает вещи, о которых она ничего не знает в нормальном состоянии, но о которых ему рассказывала «В», при этом не будучи загипнотизированной. Однажды, во время сеанса гипноза, «В» неожиданно начала бредить, в этом состоянии она была сильно испугана и тяжело страдала: она увидела тело своего любовника, который покончил жизнь самоубийством. «Где-то глубоко в ее подсознании существует некая обитель ужасов».

В отчете Кори содержатся некоторые намеки о возможных психогенетических факторах. В монастырской школе «А» знала трёх маленьких девочек, которые приехали из Мексики и между собой разговаривали по-испански. Вскоре после смерти отца она познакомилась с мужчиной, который был намного старше ее и выглядел как испанец и чья мать действительно была испанкой. С другой стороны, пациентка страдала от сильного сексуального подавления и внутреннего конфликта. Кори отметил, что «они обе родились на обломках старого конфликта».

И наконец, следует обратить внимание на то, что пациентка Кори никогда не говорила, что «В» могла быть возрождением предыдущей жизни «А» (как в случае Икары). Предполагалось, что «В» является реинкарнацией духа. Примечательно, что круг общения «В» включал в себя людей верующих в спиритизм. Они поддерживали ее веру в то, что она является вернувшимся духом, но который она распространяет свое тираническое влияние. ⁵⁸

Последовательные множественные личности, взаимная амнезия

В этой группе личности «А» и «В» ничего не знают друг о друге. К этой группе относится случай юной пациентки Гмелина, чья французская личность ничего не знала о немецкой, точно так же, как и немецкая личность ничего не знала о французской. Случай Мэри Рейнолдс обычно приводится как типичный, но, как мы уже видели, некоторые знания первой личности временами проходили сквозь вторую личность. Следует быть осторожным при изучении старых историй болезни, которые не всегда записывались с той тщательностью, которая необходима для научного исследования сегодня. Одним из первых достоверно записанных случаев взаимно амнестических личностей является случай Апселя Бурна. опубликованный Ходсоном⁵⁹ и изученный Уильямом Джеймсом.⁶⁰

Ансель Бурн родился в 1826 году. Его родители развелись, и детство его было безрадостным. Когда он вырос, то стал плотником и работал в маленьких городках Род-Айленда. Бурн, будучи убежденным атеистом, публично заявил 28 октября 1857 года, что скорее станет глухим и немым, чем пойдет в церковь. Через несколько мгновений он оглох, онемел и ослеп. 11 ноября он пошел в церковь, показывая лист бумаги, на котором было написано о его обращении. В следующее воскресенье, 15 ноября, Бурн поднялся в церкви среди нескольких сотен молящихся и заявил, что Бог излечил его от болезни. Это якобы чудесное исцеление сделало его необычайно популярным, и с этих пор Бурн совмещал свою работу плотника с деятельностью странствующего проповедника. Через год у него умерла жена, и он женился вторично, но второй брак не был счастливым.

Однажды, через тридцать лет после обращения, Ансель Бурн исчез из своего дома в Ковентри, Род-Айленд. Он отправился в Провиденс, снял в банке 551 доллар, нанес визит любимому племяннику, и после этого его след был потерян.

Две недели спустя некий Альберт Браун прибыл в Норристоун, штат Пенсильвания. Он взял в аренду маленький магазин, купил некоторые товары и начал скромный бизнес по продаже канцелярских принадлежностей, кондитерских изделий и всякой мелочи. Мужчина вел по большей части незаметную и уединенную жизнь. Ранним утром 14 марта он проснулся совершенно сбитый с толку. Альберт Браун вернулся в свою прежнюю личность Анселя Бурна и не мог понять, что он делает в этом странном месте. Он позвал своих соседей, которые подумали, что Браун помешался. В конце концов приехал его племянник, продал магазин и забрал дядю обратно в Ковентри. Никаких воспоминаний обо всем, что он делал в течение двух месяцев, которые он провел под именем Альберта Брауна, у Анселя Бурна не осталось.

В 1890 году Ансель Бурн был загипнотизирован Уильямом Джеймсом и в состоянии транса вернулся к личности Альберта Брауна. Браун ничего не знал о Бурне, но дал связный отчет о том, что он делал в течение двух месяцев своего существования. В тех случаях, когда его заявления можно было проверить, они оказывались истинными. Что касается причин возникновения фуги, он был, очевидно, неудовлетворен своей жизнью и страдал от постоянного ворчания второй жены. Бурн пропал только после получения большой суммы денег. Его новая личность (Альберт Браун из Ньютона, штат Нью-Хемпшир) была слабой маскировкой его истинной личности (Анселя Бурна из Нью-Йорка, штат Нью-Йорк). Странно, что во втором состоянии Альберт Браун не заметил ничего необычного в бумагах, чековой книжке и других документах, которые он носил с собой все это время, и где стояло имя Анселя Бурна. Было бы интересно узнать обстоятельства, которые предшествовали его возвращению к первой личности, и то, как много денег он уже потратил к тому моменту.

В 1933 году С. Франц опубликовал более поздний и очень тщательно задокументированный случай взаимной амнезии личностей.

В декабре 1919 года полиция Лос-Анджелеса поймала мужчину, который бродил по улицам в полубессознательном состоянии. Мужчина, у которого при себе были английские и французские военные медали, сказал, что ничего не помнит о своей жизни до 1915 года и что очень обеспокоен тем, что не знает, кем он является. Одна пожилая леди из Калифорнии убеждала его в том, что узнала в нем потерянного сына, но он не может вспомнить в этой женщине свою мать. Франц пытался пролить свет на этот случай, как через официальное расследование, так и проводя многочисленные беседы с пациентом.

Документы пациента были выписаны на имя Чарльза Палтинга из Флориды, но он не был похож на коренного американца. У не го был ирландский акцент. Он думал, что, возможно, является канадцем, и имел необъяснимое влечение к штату Мичиган. Пациент много путешествовал не только по Соединенным Штатам, но и за границей. Его воспоминания начались в феврале 1915 года, хотя имелось несколько серьезных провалов и после этой даты. Он принимал участие в Первой Мировой Войне и сражался на территории Франции, Бельгии и Британской Восточной Африки. Пациент весьма эмоционально рассказывал Францу о своих военных приключениях в африканских джунглях и о том, как после побега из немецкого плена вместе с другими солдатами, он видел, как одного его товарища растерзали леопарды.

Таким образом, пока Палтинг пытался справиться со своими воспоминаниями, полиция снова обнаружила его на улицах в марте 1930 года полностью утратившим все жизненные ориентиры. У Франца он заявил, что его имя Чарльз Пултни. Он указал дату и место своего рождения, свой адрес в Дублине, а также имена своих родителей, братьев, сестер, жены и двоих детей. Полагали, что он находился в Дублине в сентябре 1914 года. Пултни приехал в Соединенные Штаты в 1913 году и жил в штате Мичиган. Он не мог вспомнить ничего из того, что произошло после сентября 1914 года. «Это был человек, проживший сорок два года, из которых только о двадцати семи у него сохранились какие-то воспоминания и переживания».

Франц пытался заставить Пултни восстановить воспоминания о второй половине жизни при помощи карт тех стран, где, как было известно, он временно останавливался. Изучая карту Британской Восточной Африки, Пултни неожиданно сильно возбудился, обнаружив на ней маленький город: там, сказал он, у него было ручная обезьянка, которую схватил и растерзал леопард. (С точки зрения динамической психиатрии эта эмоция была очевидно заменой более тяжелого воспоминания о товарище, растерзанном леопардами в той же самой местности.) Эта эмоциональная абреакция сопровождалась потоком воспоминаний, которые теперь лились без остановки. «За несколько минут этот человек прожил пятнадцать лет. Он встретился и познакомился с самим собой».

Таким образом, история жизни этого пациента как бы разделилась на три неравные временные части, которые Франц назвал личностями «А», «В» и «С». Личность «А» (Палтинг) существовала с рождения пациента до сентября 1914 года. Личность «В» охватывала период с сентября 1914 года до февраля 1915 года. Этот фрагмент личности был стерт, вероятно, в результате психической травмы, полученной во время сражений в северной Франции. Личность «С» появилась в феврале 1915 года и существовала до того момента, когда Франц начал в 1930 году лечение пациента. В начале лечения пациент знал только личность «С», личности «А» и «В» выпали из его сознания. Францу удалось собрать вместе «А» и «С». Что касается «В», то она так и осталась недостающим звеном (отсюда название книги - «Личности Один и Три»).⁶¹

Последовательные множественные личности: амнезия одной из личностей

Это значит, что личность «А» ничего не знает о личности «В», но последняя знает не только саму себя, но также и личность «А». Прототипом такого варианта множественной личности послужила знаменитая пациентка профессора Азама, Фелида. Эжен Азам (1822-1899), профессор хирургии в Медицинской школе в Бордо, интересовался гипнозом еще в те времена, когда полагали, что гипноз научным методом не является. С 1858 по 1893 год он изучал и следил с некоторыми перерывами за женщиной Фелидой X., для которой он ввел термин dédoublement de la personnalité (расщепление личности). Он сделал несколько научных докладов об этой пациентке различным медицинским сообществам и впоследствии объединил все свои наблюдения, дополнил их пояснениями и опубликовал в 1887 году с введением, написанным Шарко.⁶²

Фелида родилась в 1843 году и была дочерью капитана торгового флота. Он умер, когда она была еще совсем маленькой, и ее детство было нелегким. Будучи ребенком, Фелида была вынуждена зарабатывать себе на жизнь, работая белошвейкой. Начиная с тринадцати лет у нее стали развиваться сильные истерические симптомы. Она была угрюмой, неразговорчивой девушкой и упорной работницей, но постоянно жаловалась на головные боли, невралгию и другие болезненные проявления. Почти каждый день у нее случался «кризис»: внезапно Фелида чувствовала острую боль в висках, после чего впадала в летаргическое состояние, длившееся несколько минут. После пробуждения девушка становилась совершенно другой личностью: веселой, оживленной, иногда в приподнятом настроении и полностью свободной от всех недомоганий. Это состояние обычно длилось несколько часов и заканчивалось коротким летаргическим сном, после которого она возвращалась в обычную личность. Азам установил, что в нормальном состоянии Фелида обладает средними способностями, но что она становится более одаренной во втором состоянии. В последнем она очень хорошо помнит не только предыдущие состояния, но и всю свою жизнь. Нормальная личность ничего не знает о второй, за исключением рассказываемого о ней другими. Гораздо реже у Фелиды появлялась иная форма кризиса, которую Азам называл третьим состоянием: приступы сильного страха с мучительными галлюцинациями.

Однажды Фелида консультировалась у Азама по поводу тошноты и увеличившегося живота. Азам определил беременность, но Фелида не согласилась это признать, заявив, что такое просто невозможно. Позже, переместившись во вторую личность и улыбаясь, она заявила, что знает о беременности, но не беспокоится по этому поводу. Фелида вышла замуж за своего приятеля, у них родился ребенок, и ей явно стало лучше. Она не наблюдалась у Азама в течение долгого времени. Но со второй беременностью все предыдущие симптомы вернулись.

Среди симптомов Фелиды Азам описывал необычные расстройства вегетативных нервных функций, становившиеся все сильнее и сильнее в последующие годы жизни. Она страдала от легочных и желудочных кровотечений без каких-либо признаков заболевания в этих органах. Когда она спала, из се рта частенько медленно и безостановочно текла кровь. У нее неожиданно могла распухнуть любая часть тела, например, половина лица.

Азам установил, что у теперешней тридцатидвухлетней Фелиды, управлявшей бакалейным магазином, в основном проявляются те же самые симптомы. Но теперь первая и вторая личности поменялись друг с другом местами, то есть, периоды второй личности значительно удлинились по сравнению с первой, нормальной. Последней становилось все хуже и хуже. Во втором состоянии Фелида чувствовала себя хорошо, она становилась свободней, больше заботилась о внешнем виде, была более чувствительной и более привязана к семье. Она помнила всю жизнь. Во время коротких периодов первой личности она лишалась большой части воспоминаний (поскольку она ничего не помнила о второй личности), много работала, но выглядела хмурой, и ее раздражал муж. В любом отношении это так называемое нормальное состояние оказывалось менее желательным, чем второе, или ненормальное состояние. Все одиннадцать детей родились в нормальном, то есть в плохом состоянии. В обоих проявлениях она считала свое нынешнее состояние нормальным, а другое - ненормальным.

В последующие годы, вплоть до 1887 года, Азам продолжал наблюдать за Фелидой и написал несколько дополнительных работ о ней. Второе состояние становилось все более и более доминирующим, хотя оно никогда не оставалось единственным. Все то время, пока Азам наблюдал за ней, у Фелиды случались короткие возвраты в первое «нормальное» состояние. Расстройства вегетативной нервной системы постепенно увеличились до такой степени, что у нее начались частые кровотечения из всех слизистых тканей тела, без каких-либо признаков серьезных заболеваний.

Большинство случаев множественной личности принадлежит к данной группе односторонней амнезии. Как мы уже видели, «В» знает вес об «А», в то время как «А» не знает ничего о «В». Более того, С.В. Митчел обратил внимание на то, что во всех известных случаях обнаружилось, что личность «В» является более открытой, более легкой в общении и часто имеет приподнятое настроение. Личность «А» является замкнутой, ответственной и подавленной. Майерс и затем Жане, заявили, что некорректно называть личность «А» нормальной, а личность «В» ненормальной, как это делал Азам. В действительности, личность «А» является больной, а «В» можно рассматривать как возврат к некогда здоровой личности, той, какой она была до начала болезни.

Из многочисленных примеров множественной личности, принадлежащих к этой группе, мы выбрали и добавили еще один, возможно, наиболее примечательный случай множественной личности из когда-либо опубликованных. Это история болезни Елены, пациентки доктора Морселли. Елена наблюдалась и лечилась у Морселли⁶³ в течение трех лет. Его отчет, опубликованный в итальянском журнале, является хорошо задокументированной монографией случая этого типа.

В мае 1925 года двадцатипятилетняя учительница игры на фортепиано Елена Ф. была помещена в психиатрическую клинику Морселли в Милане. Она обратилась к нему на превосходном французском. Морселли спросил ее, почему она, итальянка, не говорит с ним на своем родном языке. Елена ответила ему с явным удивлением, что разговаривает по-итальянски. У нее было ощущение, что вокруг нее происходит что-то странное и сверхъестественное. Пациентка жаловалась, что люди читают ее мысли, и она слышит голоса, которые выдвигают против нее чудовищные обвинения. Елена также уверяла Морселли (и это не соответствовало действительности), что ее отец умер. В то время как Морселли проверял состояние ее нервной системы, пациентка впала в короткий летаргический сон. После пробуждения она заговорила уже на итальянском и была очень удивлена, когда увидела Морселли, которого не узнала.

После этого франко- и италоговорящая личности стали чередоваться. Вне зависимости от того, в каком состоянии она находится, Елена полагала, что разговаривает по-итальянски. Во французской личности она говорила по-итальянски так, как говорила бы француженка, и наоборот. Кроме этих двух состояний, в поведении пациентки проявлялось то, что время от времени она начинала бредить и у нее возникали страшные галлюцинации, в которых, например, она видела, как отец убивает мать (подобные случаи, происходившие с Фелидой в третьем состоянии, были также описаны Азамом)

Итальянская личность Елены ничего не знала о своем французском двойнике, в то время как последняя знала как о себе, так и об итальянской личности. Французская личность была явно психотичной, итальянская - гораздо более здоровой.

Объективные данные говорили о следующем: отцом Елены является шестидесятишестилетний фабрикант, а матерью - шестидесятидвухлетняя женщина, невротичная до крайности и зависимая от алкоголя. Из-за бурных сцен между родителями ее жизнь дома была невыносимой. Елена всегда выглядела болезненной. Все свои силы и энергию она отдавала музыке. Она демонстрировала отвращение к сексуальным вопросам и не имела никаких любовных приключений. Легочные и другие заболевания привели к необходимости долгого пребывания на климатических курортах. Непосредственно душевные расстройства стали возникать после пребывания Елены вместе с отцом в деревне на берегу озера Маджоре.

Морселли построил свое лечение на двух принципах: (1) В связи с тем, что итальянская личность является более здоровой, он пытался сохранять ее как можно дольше. Он обнаружил, что может при желании - заставляя пациентку читать вслух 50 стихов Данте - переместить ее из французской личности в итальянскую, (2) Без погружения Елены в гипноз он делал попытки осторожного извлечения из памяти ее прошлого. Морселли был поражен явным игнорированием пациенткой факта сексуальной жизни и некоторыми пробелами в ее памяти: у нее не было никаких воспоминаний о тех неделях, которые она провела вместе с отцом в деревушке, название которой она не могла даже вспомнить.

Постепенно Елена обретала забытые воспоминания, но это достигалось ценой мучительных эмоциональных абреакций. В конце концов она вспомнила, что стала жертвой сексуальных домогательств отца (то, что это действительно имело место, подтвердилось из других источников). Самым тяжелым для нее было воспоминание о его попытке засунуть ей в рот свой язык. Бегство Елены во французскую личность явилось, таким образом, стремлением подавить воспоминание о «языке» отца и его инцестуозных попытках.

Достигнув здесь некоторого успеха, Морселли сфокусировался затем на том, чтобы объединить франко- и италоговорящие личности и растворить одну в другой. Психотические симптомы стали постепенно пропадать. Лечение, таким образом, оказалось эффективным, но вскоре после того, как Елена покинула госпиталь в июле 1927 года, она умерла от почечной инфекции.

Личностные группы (clusters)

В течение достаточно долгого периода времени публиковались только случаи «множественной личности». Но, как стало ясно впоследствии, человеческий мозг скорее похож на матрицу, из которой могут возникать и обособляться целые группы подлинностей (subpersonalities). Месмеристы открыли, что при наложении гипнотических процедур на уже загипнотизированных пациентов на авансцену порой выходит третья личность, которая настолько же отличается от обычной магнетической личности, насколько последняя отличается от нормального индивида в состоянии бодрствования. Пьер Жане одним из первых предпринял систематические исследования множественных гипнотических подлинностей у своих пациенток Люси, Леони и Роз. Он показал важную роль «называния» или присвоения имени: «Пройдя церемонию крещения и присвоения имени, бессознательная личность сразу становится более ясной и определенной; она проявляет свои психологические черты более отчетливо».⁶⁴

Хотя личностные группы (clusters) иногда развиваются спонтанно, всегда остается открытым вопрос, в какой степени исследование посредством сознательного или бессознательного внушения может подстегнуть умножение (multiplication) и развитие этих личностей. Среди самых известных примеров подобного умножения личности мы приведем случай мисс Бошам, которому Мортон Принс посвятил классическую монографию.

Кристин Бошам родилась в 1875 году. В 1898 году, когда Мортон Принс познакомился с ней, ей было двадцать три года. В то время она была студенткой колледжа в Новой Англии, хорошо образованная, но очень застенчивая девушка, проводившая все время за чтением книг. С очень развитым чувством ответственности, Кристин была усердной, добросовестной, гордой и замкнутой и проявляла болезненную скрытность при разговорах о себе. Девушка страдала от головных болей, усталости и подавленности воли. В конце концов судьба привела ее к Мортону Принсу, после консультации с которым было назначено лечение. Принс знал, что в тринадцать лет мисс Бошам потеряла мать. Кристин-подросток чувствовала себя несчастливой в доме и страдала от многочисленных психических травм, полученных ею между тринадцатью и шестнадцатью годами. Был случай, когда однажды она даже сбежала из дома.

С целью облегчить неврастенические страдания, Принс решил применить гипноз и обнаружил, что Кристин легко ему поддается, В первых сеансах под гипнозом девушка продолжала, в основном, демонстрировать те же самые личностные черты, что и в состоянии бодрствования. Но однажды через несколько недель, на очередном гипнотическом сеансе Принс обнаружил у своей подопечной проявление одного из двух дополнительных личностных выражений (которые он назвал В II и В III, отдавая бодрствующей личности имя В I). В то время как личность В II оставалась ярко выраженной мисс Бошам, личность В III оказалась ее полной противоположностью: она была веселой, оживленной, беспечной, непослушной и часто заикалась. В I (мисс Бошам в бодрствующем состоянии) ничего не знала о двух своих гипнотических подлинностях. В II знала В I, но ничего не знала о В III. С другой стороны, В III знала все о В I и В II. Вторая гипнотическая подлинность, В III, которую Принс назвал Крис, выбрала себе имя Салли. Она демонстрировала пренебрежение и презрение по отношению к В I, которую считала глупой. Однако Салли не обладала культурой мисс Бошам и не говорила по-французски. Косвенным образом участие личности Салли проявлялось и в повседневной жизни мисс Бошам: последняя произносила внушенные ей глупые слова и совершала немотивированные поступки, которые можно рассматривать как одну из форм «отреагирования». Через несколько месяцев Салли уже открыто демонстрировала свое присутствие в виде равноправно чередующейся личности, знавшей о мисс Бошам все, в то время как последняя оставалась постоянно озадаченной и обеспокоенной и ничего не знала о том, как Салли периодически над ней подшучивает.

Позднее появилась новая личность В IV, Идиот, по всей видимости, регрессивного типа. На этом этапе, Принс выяснил, что в возрасте восемнадцати лет мисс Бошам пережила нервный шок. На протяжении всего периода с 1898 по 1904, говорил Принс, все указанные личности играли «комедию ошибок, которая иногда была смешной, а иногда трагичной». Работать с ними было весьма тяжело. Однако ему удалось соединить эти личности в единое целое - истинную мисс Бошам. Детали этого лечения, которое, наверное, правильнее было бы назвать групповой терапией, более полно описаны в книге Принса «Диссоциация личности».⁶⁵

История болезни Кристин может показаться несколько сложной для понимания, но все же она не столь запутанна, чем случай Дорис, опубликованный Уолтером Франклином Принсом.⁶⁶ Этот случай - слишком длинный и сложный, чтобы его здесь анализировать - содержит в себе несколько загадок, которые чрезвычайно трудны для объяснения. Например, одна из субличностей (Больная Дорис) постепенно поглощалась первой личностью (Истинная Дорис), в то время как еще одна субличность (Маргарет), не имея своих собственных воспоминаний, медленно отступала и исчезала, объединяясь с Истинной Дорис, а еще одна личность, Спящая Истинная Дорис, и вовсе тихо пропала.

Общие замечания о множественной личности

Мы уже видели, что исследования множественной личности описывают истории болезни, выстроенные по степени сложности: от коротких фуг амбулаторного автоматизма до пролонгированных, чрезвычайно сложных и загадочных случаев множественной личности. Несколько авторов также старались описать нетипичные и размытые случаи множественной личности. Проявления двойственности объяснялись как вид проекции второй личности. Француз Бине⁶⁷ и немец Люка⁶⁸ описали явление деперсонализации fausse reconnaissance (искаженного узнавания), как переходную и ослабленную формы двойственной личности.

Для объяснения этих явлений было разработано несколько теорий. Сначала дискуссия развивалась между ассоцианистами, которые говорили об умственном расщеплении и потере связи между двумя основными группами ассоциаций, и органицистами, поддерживавшими идею органических изменений в мозге. Позднее, к концу девятнадцатого века, в основном Флурнуа, были обнаружены факторы мотивации, ролевой игры, регрессии и прогрессии всей личности. Гарднер Мерфи пришел к выводу, что «по существу, большинство случаев множественной личности возникает, чтобы на примере различных ценностных систем продемонстрировать стремление организма выжить в самых разных случаях».⁶⁹ Множественные личности, таким образом, драматически иллюстрируют, то, что единство личности не есть нечто само собой разумеющееся и должно быть реализовано и достигнуто индивидом с помощью настойчивых усилий на протяжении всей жизни.

После 1910 года концепция множественной личности подверглась массированному разрушительному удару. Посыпались заявления, что исследователи, начиная с Деспена и заканчивая Принсом, были одурачены пациентами, патологически склонными ко всякого рода измышлениям; что эти исследователи непроизвольно сами сформулировали те проявления, которые они якобы наблюдали. Новая динамическая психиатрия демонстрировала незначительный интерес к проблемам множественной личности. Однако в настоящее время, по-видимому, частичное возрождение интереса к ней снова имеет место. Два самых удивительных случая описал итальянец Морселли ⁷⁰: один из них, о Елене, приводился выше, а другой, случай Марисы ⁷¹, интересен тем, что здесь среди прочего были записаны электрокардиограммы, и у двух личностей они оказались разными. В Швейцарии Биндер опубликовал две истории множественной личности. В одной из них вторая личность посылала анонимные письма, а первая личность принимала участие в поисках их автора.⁷² В Соединенных Штатах произошел сенсационный случай Типгена и Клекли, который вызвал огромный интерес и о котором сняли фильм.⁷³

Пример клинической картины: истерия

С клинической точки зрения в центре внимания первой динамической психиатрии первоначально был сомнамбулизм. Впоследствии появился интерес к проблеме множественной личности, но к концу девятнадцатого века на первый план вышла истерия. С этого момента действительно было достигнуто слияние учений о гипнозе, с одной стороны, и официальной психиатрии, с другой.

На протяжении двадцати пяти веков истерию рассматривали как странное расстройство с несвязанными друг с другом и непонятными симптомами. Большинство врачей полагали, что она присуща женщинам и возникает в матке. Но уже начиная с шестнадцатого века некоторые врачи утверждали, что ее место находится в мозге, и что истерию можно иногда обнаружить и у мужчин. Впервые действительно объективные и систематические исследования истерии предпринял французский врач Бррике Его знаменитый труд Traite de I'Hysteric («Трактат об истерии») был опубликован в1859 гоад,⁷⁴. В качестве терапевта Брике был назначен главой госпитального отделения истерических пациентов при Госпиталь де ла Шарите в Париже. Вскоре он выяснил, что состояние истерических пациентов во многом не соответствовало тем представлениям, которых придерживалась медицина того времени, и обнаружил, что истерия никогда как следует не изучалась. С помощью своих коллег в течение десяти лет Бррике наблюдал 430 истерических пациентов. Он определил истерию как «невроз мозга, который проявляется, главным образом, в осложнении жизненных актов, касающихся выражения эмоций и желаний». Бррике подсчитал, что на один случай мужской истерии приходится двенадцать случаев женской; такое соотношение он приписывал более сильной впечатлительности женщин. Брике полностью отрицал общепринятую точку зрения того времени, полагавшую причинами этого заболевания эротические желания или фрустрации (он обнаружил, что истерия почти не встречается у монахинь, но очень распространена среди парижских проституток). Большое значение Брике придавал наследственным факторам (он определил, что 25 процентов дочерей истерических матерей также оказываются истеричными). В дальнейшем им было установлено, что истерия более часто встречается в низших социальных слоях, нежели в высших, чаще в деревнях, чем в городах. Брике пришел к выводу, что истерия возникает у предрасположенных к ней или гиперчувствительных людей вследствие сильных эмоций, длительных страданий, семейных конфликтов и несчастной любви. Впоследствии основные положения этой концепции истерии перенял Шарко.

Тем временем магнетизеры и гипнотизеры собрали огромное количество материала об истерии и ее отношении к сомнамбулизму и другим магнетическим болезням. В конце концов пришло время, когда стали считать, что истерия представляет собой синтез всех этих различных состояний. Эта новая концепция базировалась на трех аргументах:

Во-первых, наблюдалась постоянная связь с более чем одним из этих состояний у неистерических и истерических пациентов. Давно было известно, что летаргия, каталепсия и экстаз часто имеют место у истериков. В 1787 году Пететен утверждал, что каталепсия есть не что иное, как субформа истерии. Во время истерических приступов пациент может по очереди демонстрировать фазы летаргии, каталепсии, сомнамбулизма, экстаза и галлюцинации. Было выявлено, что множественные личности часто встречаются у истерических индивидов, и подобное перемещение из одной личности в другую часто вызывается приступами летаргии или любым другим магнетическим состоянием.

Во-вторых, гипнотизация может спровоцировать состояния, точно соответствующие упомянутым клиническим картинам: не случайно гипноз с самого начала определялся как искусственно вызванный сомнамбулизм. Однако вскоре было показано, что гипнотизация способна порождать такие состояния, как летаргия, каталепсия, экстаз, некоторые типы галлюцинаций и временные смены личности. Более того, именно при многократных сеансах гипноза и было открыто явление множественной личности. Такие индуцированные магнетические личности, которые иногда даже принимали месмерическое имя, уже описывались ранними магнетизерами.⁷⁵

В-третьих, опыты показали, что все эти состояния, по крайней мере при благоприятных обстоятельствах, можно вылечить с помощью гипноза. Проводя сеансы с истерическими пациентами, ранние магнетизеры добились, по крайней мере внешне, удивительных успехов в излечении, и, как мы уже видели, Шарко вылечивал тяжелые истерические параличи внушением в состоянии бодрствования, что дало ему репутацию великого медицинского мага.

В свою очередь, от теории, согласно которой истерия проистекает из нереализованных сексуальных желаний, никогда полностью не отказывались. Она не только прочно утвердилась в общественном сознании, но ее придерживались также гинекологи и многие невропатологи. Как уже говорилось, концепция истерии Шарко была в значительной степени вдохновлена Брике, который отрицал сексуальную теорию истерии. Шарко соглашался с ним в этом вопросе и не допускал мысли о природе истерии как сексуальном неврозе. Тем не менее, он признавал, что сексуальный аспект играет крайне важную роль в жизни его истерических пациенток-женщин. В этом, в частности, можно убедиться при внимательном чтении книги о grande hysterie, написанной его последователем Полем Рише⁷⁶. Галлюцинации и действия пациента во время истерических кризов, говорил Рише, могут представлять собой повторное переживание физической травмы, когда-то пережитой пациентом (например, бегство от бешеной собаки), но в большинстве случаев они относятся к сексуальным событиям (либо драматическим, таким как попытка изнасилования, либо откровенным эротическим сценам, либо любовным ситуациям более сдержанного характера). Те же самые пациенты в другое время могли иметь галлюцинации, не основанные на реальных событиях и носящие воображаемый характер. Истерические приступы могли также выражать и скрытые желания больного, как это произошло с одной женщиной-пациенткой Рише. Она влюбилась в мужчину, которого видела всего один раз в жизни. Во время истерического бреда женщина выражала по отношению к нему чувства, которые скрывала в нормальном состоянии.

К концу девятнадцатого века были предприняты попытки объединить существовавшую тогда сексуальную теорию истерии с теорией множественной личности, разработанной первой динамической психиатрией. В 1887 году Бине объявил: «Я полагаю, можно с удовлетворением заключить, что, в общем, два состояния сознания, неизвестные друг другу, могут сосуществовать в разуме истерического пациента». В 1889 году он провозгласил: «Проблема, которую я пытаюсь разрешить, заключается в том, чтобы понять, как и почему у истерических пациентов имеет место разделение сознания».⁷⁷ Ответить на этот вопрос попытался американский гинеколог А.Ф. А. Кинг Ключ к проблеме, говорил он, лежит в том, что существуют два «отдела» физиологического управления индивидом, «отдел самосохранения» и «отдел репродукции или воспроизводства».⁷⁸ Возможно, что под влиянием некоторых обстоятельств, цивилизованная жизнь не дает женщине получить удовлетворение в «отделе репродукции». Истерические процессы выражают автоматическое функционирование этой потребности, и в связи с тем, что данный процесс не достигает своей цели, он обязательно будет повторяться снова и снова на протяжении месяцев и даже лет.

В подтверждение этой теории Кинг представил подробный феноменологический анализ истерического кризиса; во-первых, говорил он, хотя «сотни случаев истерии были отмечены и у мужчин», она, главным образом, присуща женщинам в период между пубертацией и менопаузой, и особенно тем из них, чьи сексуальные желания остаются неудовлетворенными. Приступы чаще всего случаются весной и летом, и они наблюдаются по большей части у неработающих, материально обеспеченных женщин, нежели у женщин, вынужденных много работать и вообще бороться за свое существование. Приступы не происходят, если пациентка находится одна. Во время приступа пациентка как бы пребывает без сознания, хотя это не соответствует действительности; она также не выглядит сильно больной, «ее красота не страдает», и во многих случаях такая женщина оказывается даже более привлекательной для мужчин, чем обычно. Пока пациентка находится в этом состоянии, даже легкое прикосновение к руке может вызвать непереносимую боль, впрочем, исчезающую при сильном нажатии и грубом обращении. Когда приступ заканчивается, у женщины всякий раз появляется чувство стыда из-за происшедшего, она упивается проявленным к ней сочувствием, но чем больше ей сопереживают, тем ей делается хуже. Короче, можно сказать, что «в ее безумии есть система»; кажется, что все происходящее находится под контролем, и женщина, «по-видимому, просто играет». Вся ее установка в целом выглядит как готовность быть изнасилованной, хотя сама мысль об этом как бы отвергается. Тот факт, что пациентка не осознает связи между истерическими приступами и своими сексуальными потребностями, объясняется теорией множественной личности. Эта концепция истерии, как мы увидим в дальнейшем, удивительно схожа с той, которую Мориц Бенедикт сформулировал в то же самое время в Вене.

Стоит упомянуть, что эта концепция лежит в основе беллетристического описания характера Саламбо в одноименном романе Флобера, опубликованном в 1859 году. Флобер создал образ истеричной женщины, страдавшей от эротических желаний, природу которых она не понимала, но которые диктовали ей чувства, манеру поведения и действия. Ее невротические расстройства исчезли после того, как Саламбо, пожертвовав собой ради своей страны, отдается предводителю противника.⁷⁹

Шарко сделал первые попытки объединить обе традиции: гипнотизеров и официальной психиатрии. Он признал теорию Брике о том, что истерия - это невроз мозга у конституционально предрасположенных индивидов (иногда и у мужчин тоже) и что она имеет психогенное происхождение. Он также ассимилировал гипноз и истерию и (сам того не осознавая) взял от старых магнетизеров принципы согласования (equation) сомнамбулизма, летаргии и каталепсии. Он также соотнес (скоррелировал) многие случаи амбулаторного автоматизма и множественной личности с истерией.

Помимо клинического синтеза, механизм истерии начали объяснять и в терминах концепций первой динамической психиатрии. Шарко иногда описывал истерию как перманентное состояние полусомнамбулизма. Это понятие в дальнейшем подверглось дальнейшей разработке Соллье, который назвал это состояние «сон наяву» (vigilambulism). Еще одно понятие, обозначенное Бине и более полно развитое Жане, объясняло истерию как постоянное состояние двойственной личности. В действительности появление таких представлений явилось не только самым важным достижением в истории первой динамической психиатрии, но, как мы увидим дальше, также и отправной точкой для новых систем динамической психиатрии, особенно для тех, которые были разработаны Жане, Брейером, Фрейдом и Юнгом.

Модели человеческого разума

Изучение и применение магнетизма и гипноза заставило задуматься о строении человеческого разума. Появились две модели: во-первых, представление о двойственности человеческого разума (дипсихизм) и, в дальнейшем - определение человеческого разума как группы (кластере) субличностей (полипсихизм).

Дипсихизм

Первые магнетизеры были чрезвычайно потрясены тем, что через вызванный ими у пациента магнетический сон проявлялась новая жизнь, о которой сам пациент не имел никакого представления, иначе говоря, возникала новая и часто более одаренная личность со своей собственной достаточно продолжительной жизнью. Весь девятнадцатый век был захвачен проблемой сосуществования этих двух разумов и их взаимоотношений друг с другом. В результате чего родилось понятие «двойного эго» или «дипсихизма».

С самого начала поводом для разделения мнений стал вопрос, следует ли считать тот, другой или скрытый разум «закрытым» или «открытым». Согласно одному из подходов, скрытый разум является «закрытым» в том смысле, что он содержит только те вещи, которые время от времени проходят через сознательный разум, - совершенно забытые воспоминания или случайные воспоминая о впечатлениях, которые сознательный разум ощутил только мимолетно, подобно воспоминаниям о снах или фантазиях. Некоторые авторы утверждали, что этот забытый материал может развиваться и существовать самостоятельно, независимо от сознательного разума. Большой вклад в развитие теории дипсихизма внес Дессуар, который в 1890 году написал известную в свое время книгу «Двойное эго», где он подробно излагает представление о том, что человеческий разум состоит из двух разных слоев, имеющих свои собственные характеристики.⁸⁰ Каждое из этих двух эго, в свою очередь, содержит сложные цепочки ассоциаций. Дессуар называл их Oberbewusstsein и Unterbewusstsein, «верхнее сознание» и «нижнее сознание»; мы получаем слабое представление о последнем во время сновидений и свободных впечатлений во время спонтанного сомнамбулизма. Вызванный гипнотический сон является не чем иным, как порожденным к жизни вторым эго, которое, таким образом, временно выходит на первый план. Относительно множественной личности Дессуар полагал, что вторая личность приобрела такую силу, что начала бороться с основной личностью за власть. В любом из нас, добавлял он, существуют внутренние семена, из которых может произрасти множественная личность. Более поздние авторы дополнили эту теорию богатым материалом, который касался вдохновения, мистицизма и проявления медиумических способностей.⁸¹

Другие авторы утверждали, что скрытый разум является «открытым» для фактической связи со сверхиндивидуальной и таинственной областью. Мы помним многих ранних немецких магнетизеров, веривших, что магнетический сон связывает некоторых пациентов с Мировой Душой, откуда проистекает их способность заглядывать в прошлое и предсказывать будущее. Например, Алексис сомнамбула из Парижа, утверждал, что история человечества полностью сохранена, и он сам, находясь в состоянии магнетического транса, обладает способностью проходить сквозь время и пространство и таким образом может быть свидетелем любого события, которое имело место в то или иное время в прошлом. Рассказывали, что благодаря этой удивительной способности Алексис находил многочисленные утерянные предметы.⁸² Другие авторы уверяли, что людям в состоянии медиумического транса или гипнотического сна доступны воспоминания о предыдущих жизнях. Еще до великой спиритической волны 1850-х годов находились магнетизеры, настаивавшие на том, что магнетический сон предоставляет возможность общения с бесплотными духами. И наконец, были те, которые полагали, что бессознательный разум в состоянии постигнуть высшие реальности либо непосредственно, либо в форме универсальных символов.

Полипсихизм

По-видимому, это слово было введено магнетизером Дюраном (де Гро). Он утверждал, что человеческий организм состоит из анатомических сегментов, каждый из которых имеет свое собственное психическое эго, и все они подчиняются общему верховному эго или Эго-во-Главе (Ego-in-Chief), которое является нашим обычным сознанием. В этом легионе каждое субэго обладает своим собственным сознанием, в состоянии различать и хранить воспоминания и производить сложные психические операции. Вся сумма этих субэго составляет нашу бессознательную жизнь. Дюран (де Гро) зашел настолько далеко в своих предположениях, что заявил, что во время хирургической операции под анестезией некоторые из этих субэго жестоко страдают, хотя сознательное эго пребывает в полном неведении относительно этих страданий. В гипнозе верховное эго отстранялось, и гипнотизер получал прямой доступ к целому ряду этих субэго.⁸³ В дальнейшем теория полипсихизма получила свое философское развитие в работах Колзене, который связал ее с учением Лейбница об иерархии монад.⁸⁴

Магнетизеры и другие исследователи собрали многочисленные психологические данные в пользу этой теории. Еще в 1803 году Рейль связал феномен диссоциированных личностей с подобным явлением (occurrence) полипсихизма, проявившимся в определенном типе нормальных сновидений.

Появляются актеры, распределяются роли; сновидец берет себе только ту роль, которую он связывает с собственной личностью. Все другие роли и актеры являются для него настолько чуждыми, что происходящее выглядит так, как будто он с ними и вовсе не знаком, хотя и сами актеры, и все их действия созданы собственной фантазией сновидца. Мы слышим людей, говорящих на иностранных языках, восхищаемся талантом великого оратора, удивляемся глубокой мудрости учителя, который объясняет нам неизвестные доселе вещи.⁸⁵

В таких сновидениях мы находим модель сложного образования (группы) личностей, с одной из которых сновидец идентифицирует самого себя, хотя, при этом, другие личности обладают своей независимой линией поведения и оказываются даже более осведомленными, чем он. Как мы видели в главе I, шаманы живут среди множества духов, некоторые из которых дружелюбны и служат шаману, другие же враждебны. То же самое происходит и с одержимостью: тот или иной человек может быть одержим не только одним или несколькими духами, но и (как безумная Гадара) целым «легионом» духов. В свою очередь, спиритизм познакомил нас с явлением, когда медиум вызывает целый ряд духов, которые иногда объединяются в группы в иерархическом порядке, о чем свидетельствовала, например, известный американский медиум миссис Пайпер. В сложных примерах множественной личности, таких как случаи Мисс Бошам и Дорис Фишер, подобные состояния присутствовали, и там мы обнаружили ряд личностей, каждая из которых имела собственную роль, и все они были связаны вместе сложной системой межличностных отношений. Приведенные примеры оставляли теорию двойного эго малодоказательной, что и привело к необходимости обратиться за помощью к учению полипсихизма. На него указывали как психические исследования, так и традиция магнетизма, а Д.Н.М. Тиррелл выразился по этому поводу следующим образом: «Личность - это множественность в столь специфическом единстве, что это почти невозможно выразить словами».⁸⁶ Множественность личностей означает, что они (личности) принадлежат сферам самой различной глубины, а кроме того выстроены в определенном иерархическом порядке. «Вывод, несомненно, заключается в том, что подлинность самости (selfhood) не зависит от количества различаемых признаков (separatedness) в том смысле, как мы это обычно понимаем.... Самость не является тем объединением, которое ассоциируется с числом отличительных признаков».

Невозможно переоценить то влияние, которое эти две модели разума, дипсихизм и полипсихизм, оказали на системы новой динамической психиатрии. Дипсихизм, в своем законченном виде, явился моделью, из которой Жане вывел понятие подсознательного, а Фрейд - свое первое представление о бессознательном, как всей суммы подавленных воспоминаний и устремлений (tendencies). Теория Юнга о бессознательном является скорее более общим вариантом, поскольку здесь индивидуальное бессознательное открыто коллективному архетипическому бессознательному. Как Фрейд, так и Юнг, идя от дипсихизма, пришли к полипсихической модели человеческой личности. У Фрейда это произошло, когда он заменил свою предшествующую модель сознательного-бессознательного на последующую, состоящую из трех элементов - эго, ид, суперэго; что касается Юнга, то он развил еще более сложную систему.

Понятия психогенеза и болезни

Одним из наиболее устойчивых утверждений в первой динамической психиатрии являлось подчеркивание психогенеза многих умственных и физических состояний. Доказательством психогенетической природы болезни стали все вышеупомянутые случаи, вылеченные при помощи магнетизации и гипнотизации. Были выдвинуты также и теории относительно патогенеза.

Теория флюидов

Месмер полагал, что он открыл существование универсальных физических флюидов, чье равновесие или дисбаланс объясняют здоровье и болезнь. Его ученики выдвинули три объяснения болезни: недостаточность, неправильное распределение и плохое (низкое) качество самого флюида. Предполагали, что с помощью раппорта магнетизер передает свой более сильный и более лучший флюид пациенту, восстанавливая, таким образом, его нарушенный баланс. Некоторые магнетизеры могли заставить своих пациентов визуализировать эти флюиды, чей вид и цвет они описывали. Даже после того, как Пюисегюр продемонстрировал психологическую природу магнетического лечения, флюидическая теория продолжала сосуществовать бок о бок с психологической теорией на протяжении всего девятнадцатого века. Были случаи, когда теория флюидов возрождалась заново в модернизированном виде. Подобное произошло, например, около 1880 года, в рамках учения Райхенбаха об «Od»'e, но даже и в наше время существуют приверженцы теории флюидов, которые верят в наличие мозговых волн, передаваемых от гипнотизера пациенту.

После того как теория флюидов была оставлена, взоры исследователей вновь обратились к психологическим концепциям, таким как сила воли (Пюисегюр), или к более поздней идее психологических сил или нервной энергии. На протяжении всего конца девятнадцатого века общее мнение, разделявшееся большинством врачей академического толка и гипнотизерами, состояло в том, что болезнь является результатом недостатка нервной энергии. Несмотря на свою неопределенность, эта концепция всегда составляла часть идеологии первой динамической психиатрии и была готова к дальнейшему усовершенствованию, что позднее и было осуществлено в трудах Жане, Фрейда, Юнга и других исследователей.

Идеодинамизм

Явление гипноза показало, что внедрение какой-либо идеи в сомнамбулическом состоянии может привести к ее автономному развитию и последующей материализации этой идеи в форме выполнения постгипнотического внушения. Первые магнетизеры восхищались этим фактом, который хорошо вписался и в тогдашнюю динамическую ассоцианистскую теорию Гербарта в Германии и философию Ларомигьера во Франции.⁸⁷ Это совершенно естественно привело к предположению, что и некоторые болезненные симптомы могут происходить от идей, внедренных в разум посредством какого-либо вида внушения. Это идея развивалась во второй половине девятнадцатого века. Льебо писал в 1873 году:

Та или иная мысль, вызванная во время искусственного сомнамбулизма, становится навязчивой и остается бессознательной после пробуждения... Мы видим, как она продолжает развиваться по своим законам, импульсно, и это развитие ничто не может остановить, несмотря на текущую умственную деятельность. Более того, пока разум занят повседневными заботами, которые субъект выполняет сознательно и по собственному желанию, некоторые из идей, внушенных в предыдущем пассивном состоянии, продолжают свое скрытое движение. Ничто не может помешать их фатальному развитию...⁸⁸

Шарко, в своей лекции на тему истерического паралича, прочитанной в мае 1885 года, упомянул:

Хорошо известно, что посредством внушения, ... идея, связанная группа объединенных идей сами поселяются в разуме как паразиты, оставаясь изолированными от остальной части разума и проявляя себя вовне посредством соответствующих двигательных явлений... Группа внушенных идей обособляется и становится оторванной от контроля того обширного собрания личных идей, аккумулированных и организованных еще с давних пор, идей, собственно и составляющих сознание, то есть Эго.⁸⁹

Шарко приходит к выводу, что развитие истерического паралича происходит по той же самой схеме, хотя и осуществляется спонтанно. Это было началом появления представления о том, что маленькие, разрозненные фрагменты личности могут незаметно продолжать собственное развитие и проявляться через клинические расстройства. Жане назвал этот явление подсознательной навязчивой идей и заявил:

Пришлось бы пройти через все виды душевных патологий и часть патологий физических, чтобы показать нарушения, вызванные идеей, исключенной из личного сознания....Эта идея, подобно вирусу, развивается в той части личности, которая недоступна ей как субъекту, эта идея работает подсознательно и является причиной всех расстройств истерии и душевных болезней.⁹⁰

Позднее, когда Юнг выявил то, что обозначил как «комплекс», он приравнял его к понятию, которое Жане в свое время определил в качестве «подсознательной идеи фикс» (idee fixe subconsciente).

Старая концепция воображения, которую Месмер отбросил и заменил флюидической теорией, на протяжении девятнадцатого века считалась устаревшей. Однако когда, в свою очередь, отвергли теорию флюидов, необходимо было найти новое объяснение многочисленным и загадочным появлениям, исчезновениям и метаморфозам явлений, обнаруженным у загипнотизированных пациентов, истерических пациентов и при магнетических болезнях. Старый термин «внушение» встретился с новым, более предпочтительным понятием самовнушения, и оба они стали обозначать все то, что ранее скрывалось под понятием воображения.

К концу девятнадцатого века, магнетизеры и врачи стали обращать повышенное внимание на то, что среди истерических и гипнотизируемых индивидов наблюдается более или менее осознанная тенденция симулировать все виды симптомов и (провокативно) создавать ситуации, в которые они пытаются вовлечь гипнотизеров и врачей. Слово «мифомания» (патологическая склонность к выдумкам), которое позднее вве Дюпре, стали применять к огромному количеству истериков. В действительности, мифоманию можно рассматривать как отдельный аспект более широкой концепции мифопоэтической функции бессознательного. За исключением нескольких блестящих исследований, таких как исследование Флурнуа его медиума Элен Смит, этой мифопоэтической функции - как она того заслуживала - не уделили должного внимания, и достойно сожаления то, что новая система динамической психиатрии еще не восполнила этот пробел.

Психотерапевтические процедуры

Девятнадцатый век оказался эрой великой психотерапии. В 1803 году Рейль в своей книге «Rhapsodien», представил законченную программу психотерапевтических методов для лечения душевных болезней. В таких странах, как Франция, Англия и Соединенные Штаты с разной степенью успеха применялись разнообразные методы моральной терапии. Магнетизеры и гипнотизеры отдавали много сил, чтобы лечить нервные болезни и физические недомогания.

Месмеровская терапия, магнетизирование с использованием пассов, имела своей целью вызвать (спровоцировать) кризис. Как мы уже видели, этот кризис одновременно являлся выявлением симптомов и первым шагом к их искоренению. Он действительно являлся одним из способов, который мы сегодня называем очищающей или катартической (cathartic) терапией.

Начиная с Пюисегюра, искусственный сомнамбулизм стал великим терапевтическим оружием, которым и оставался до конца века. Следует обратить внимание на то, что гипноз может проявлять свой терапевтический эффект несколькими способами. Иногда пациенту становится легче от действия самого гипнотического сна, которому некоторые пациенты давали чудесное описание. Например, один из пациентов Бьерра так говорил об этом: «... в высшей степени прекрасное чувство, ощущение единения с телом, как будто ты изолирован внутри самого себя. Все исчезает, остается только осознание самого себя. Это единение подобно самому абсолютному отдыху, какой только можно представить».⁹¹

Бьерр предполагал, что «гипноз - это временное погружение обратно в первоначальное состояние отдыха, в котором мы пребываем в период внутриутробной жизни». Используемый таким образом, гипноз, несомненно, действует как мощное успокаивающее средство.

Иногда - хотя, конечно, не всегда, - воздействие гипноза осуществляется через внушение, то есть через прямое внедрение какой-либо идеи в пассивный разум пациента. Однако это действие часто понимали неправильно. Гипнотическое внушение пациенту без необходимости не навязывалось. Действительно, имелась терапевтическая схема императивного внушения, развитие которой можно исторически проследить от Фариа, через Нуазе к Льебо и нансийской школе. Императивные внушения применяли, чтобы лучше работать с людьми, занимавшими в жизни подчиненную позицию и приученными исполнять приказы (солдаты и чернорабочие), или с теми, у кого была слабая сила воли или кто страстно хотел подавить свою волю волей гипнотизера. Но даже и в этих случаях власть императивного внушения имела свои пределы. Когда же его применяли к пациенту, не расположенному к подчинению, то обнаруживали, что либо никакого успеха совершенно не достигалось, либо наблюдалось только временное устранение симптомов, которые затем появлялись вновь или заменялись другими.

Еще один тип гипнотического лечения, которому не было уделено достаточно внимания, подразумевал в некотором роде сделку между пациентом и гипнотизером. Подобное часто происходило в процедуре экзорсизма (изгнания духов), когда после долгой дискуссии между экзорсистом и злыми духами последние соглашались уйти в указанное время и при определенных условиях. При магнетическом лечении периодически происходило то же самое. Во время сомнамбулического сна пациент обычно предвещал развитие своих симптомов и предсказывал точную дату своего окончательного излечения. Он также назначал и собственное лечение. Для магнетизера это была отнюдь не легкая задача: найти правильный компромисс перед требованиями своего пациента и избежать для себя роли манипулятора. История Эстель является характерным примером: подыгрывая на внешнем плане ее многочисленным причудам и прихотям, Деспен работал над тем, чтобы постоянно и постепенно избавляться от симптомов ее болезни, причем пациентка сама сознательно соглашалась с очередной симптоматической утратой. Этот тип гипнотической терапии широко распространялся в первой половине девятнадцатого века, но впоследствии оказался практически забыт, в значительной степени из-за того, что и в Сальпетриере, и в нансийской школе при гипнотическом лечении использовался метод приказа. Тем не менее, временами, даже у Бернгейма, мы находим некоторые характерные черты предыдущего метода.⁹² Например, существует история, рассказанная Бернгеймом, о женщине, страдавшей истерической афонией, которая через короткое время вернула свой голос и даже заранее знала дату, когда это произойдет. Ответ пациентки звучал, как «через восемь дней». Действительно, через восемь дней она смогла говорить.

К концу девятнадцатого века начали применять новый метод гипнотического лечения - очищающий или катартическии метод, заключавшийся в обнаружении и искоренении бессознательного источника симптома. Однако открытым остается вопрос о том, в какой степени эти «катартические» или «очищающие» исцеления были достигнуты благодаря компромиссу между пациентом и врачом, компромиссу, о котором врач мог даже и не догадываться.

Третья, весьма важная гипнотическая процедура - внушение в состоянии бодрствования - практиковалась уже с начала девятнадцатого века под названием «завораживания». В 1880-х годах ею стали широко пользоваться Льебо, Бернгейм и нансийская школа. Внушение базировалось на понятии «идеодинамизма», то есть, говоря словами Бернгейма, на «тенденции той или иной идеи материализоваться в действие». Согласно его представлениям, гипнотическое состояние является результатом внушения, производимого с целью способствовать реализации другого внушения. Иначе говоря, никакого фундаментального различия между внушением под гипнозом и внушением в состоянии бодрствования нет. К концу девятнадцатого века слово «внушение» использовали настолько небрежно и неопределенно, что, в конце концов, оно утратило свое первоначальное значение.

Терапевтический канал: раппорт

Какой бы ни была терапевтическая процедура, она демонстрирует одну и ту же общую основную черту: присутствие и использование раппорта. Этот термин с самого начала применялся Месмером и далее передавался из рук в руки поколениями гипнотизеров и магнетизеров до начала двадцатого века. Само понятие при этом постепенно развивали и совершенствовали. По-видимому, Месмер заимствовал это слово у современных ему врачей. В популярных тогда экспериментах участники образовывали цепочки, держась друг за друга и передавая, таким образом, от одного другому электрический ток, исходящий от динамомашины; в подобной цепочке они оказывались в связи (раппорте) друг с другом. Тем же самым образом Месмер осуществлял раппорт между своими пациентами и baquet, или только между пациентами. Во время магнетизации пациента Месмер полагал, что он сам является источником магнетического флюида, с которым пациент вынужден устанавливать связь в соответствии с определенными инструкциями. Неясно, правда, до какой степени Месмер осознавал, что отношения, которые он таким образом устанавливал с пациентами, являются чем-то большим, нежели просто физическими отношениями. Пюисегюр же действительно понял психологическое значение раппорта. При чтении работ ранних магнетизеров поражает то огромное значение, которое они ему приписывали.

В действительности, явление раппорта не является таким уж новым, как это могло бы показаться. Раппорт уже был известен средневековым экзорсистам при изгнания злых духов. Олдос Хаксли заметил, что «отношения между одержимым и экзорсистом являются, возможно, еще более близкими, чем отношения между психотерапевтом и пациентом».⁹³ Особенный тип отношений между исповедником и грешником, конечно, же, был хорошо известен уже давно, и Нуазе, вероятно, ссылался на эту связь, когда сравнивал магнетизера с directeur (духовником) (то есть, director de conscience или «духовным наставником»).⁹⁴

Помимо этого сходства магнетический раппорт имел свои собственные характеристики, которые являлись предметом многочисленных исследований со стороны ранних месмеристов. Их поразила особенная чувствительность магнетизируемого по отношению к магнетизеру, выражавшаяся в способности перципиента читать мысли и воспринимать физические ощущения своего руководителя. Существовала также и обратная связь, и еще в 1784 году был введен термин «магнетическая взаимность».⁹⁵

Вероятность присутствия эротического оттенка при магнетическом раппорте, как мы уже видели, также была известна с самого начала. По всей видимости, с тех пор, когда этот факт привлек внимание самого короля, о чем и было упомянуто в секретном приложении Отчета Комиссионеров. Мы также видели, что был поднят вопрос о возможности совращения и что таковая была исключена в 1785 году Тардифом де Монтревелем, хотя он и допускал, что между магнетизируемым и магнетизером может развиться некоторая платоническая привязанность.⁹⁶ В 1787 году один романист писал, что поскольку магнетизер активен, а магнетизируемый пассивен, то опасная ситуация вполне возможна, если магнетизер-мужчина и магнетизируемая женщина будут молоды.⁹⁷ В 1817 году некто Клингер написал любопытную диссертацию на латыни, содержавшую пространное сравнение между commercium magneticum (магнетическим раппортом) и актом размножения.⁹⁸ В Германии структура раппорта внимательно изучалась с точки зрения «взаимопонимания» - понятия, разработанного сподвижниками так называемого движения «Философии Природы». Фридрих Хуфеланд⁹⁹ утверждал, что магнетический раппорт является самым интимным отношением, какое может существовать между двумя человеческими существами, и единственная вещь, которая выдерживает сравнение с этим - зародыш в материнской утробе. Согласно Хуфеланду, каждое излечение, достигнутое посредством животного магнетизма, проходит через те же стадии, какие еще не рожденный ребенок проходит в чреве матери.

Все французские магнетизеры подробно изучали раппорт и различали непосредственно сам раппорт и его влияние - пролонгацию раппорта между сеансами. Обен Готье проводил осторожное различие между магнетическим кризисом (вызванный сомнамбулизм) и магнетическим состоянием, во время которого магнетизер оказывался все еще способным как-то воздействовать на своего пациента. Шарпиньон заявлял, что, действительно, между сеансами субъект довольно часто воспринимает образ своего магнетизера достаточно реально и отчетливо, и это обстоятельство его ни в коей степени не беспокоит.¹⁰⁰ В Германии фон Шуберт отметил, что состояние «завороженности» проявлялось у пациента при любом действии, которое исходило от магнетизера во время сеанса. Некоторые пациенты пили только те напитки, к которым притрагивался магнетизер. Фон Шуберт заметил еще, что эти пациенты обычно перенимали те медицинские теории, которые находились в разуме магнетизера и прописывали себе лечение в свете этих теорий.¹⁰¹

Немецкие магнетизеры Гмелин и Хайнекен сообщали также, что пациенты, которых магнетизировал один и тот же магнетизер, чувствовали непреодолимое влечение друг к другу. Один анонимный шотландский автор наблюдал то же явление. Пациенты, которых он магнетизировал, были чрезвычайно привязаны друг к другу, они дали друг другу месмерические имена и считали себя братом и сестрой.¹⁰²

Понятие раппорта, бывшее вполне четким и ясным в начале девятнадцатого века, несколько поразмылось в более поздний период, отчасти в связи с обсуждением роли пациента в гипнозе, а также статуса самоиндуцированного гипноза, о котором настойчиво говорил Брейд. Ни Шарко, ни Бернгейм не уделяли раппорту серьезного внимания. Но после 1885 года интерес к нему вновь возродился вследствие первых экспериментов Жане с «Леони». Пытаясь найти правдоподобное объяснение факту мысленного внушения, осторожный Руо начал анализировать структуру отношений между гипнотизером и его пациентом.¹⁰³ Он обнаружил, что мысли пациента постоянно фиксируются на личности гипнотизера как во время сеансов, так и в интервалах между ними. Во время сеанса пациент гиперчувствителен к гипнотизеру, причем до такой степени, что в состоянии различать самые слабые сигналы последнего. В результате привыкания и тренировок между ними развивается процесс взаимного понимания посредством знаков, которые не осознают ни тот, ни другой. Пациент, сам не понимая каким образом, становится чувствительным к малейшим оттенкам мыслей гипнотизера, при этом гипнотизер тоже не замечает этого. Помимо всего прочего, магнетизер обучает пациента, и тот верит в него и в его сверхъестественные силы. Руо добавлял, что многие магнетизеры внушали своим пациентам свою уникальность, - ни один другой магнетизер не сможет их магнетизировать. Некоторые из них делали это постоянно в конце каждого сеанса или давали своим пациентам талисман, который они всегда должны были носить на своем теле. Таким образом, влияние магнетизера становилось таким сильным, что он оказывался в состоянии магнетизировать своего пациента на расстоянии, и временами даже против его воли. Это утверждало веру гипнотизера в свои собственные силы, увеличивало его самоуверенность, а это, в свою очередь, увеличивало его власть над более многочисленными пациентами.

В 1889 году Жане кратко затронул эту тему в своей книге «Психический автоматизм».¹⁰⁴ Он особо выделил роль выбора в раппорте и то, что у пациента появляется нечто вроде негативной галлюцинации по отношению ко всему, что не связано прямым образом с магнетизером (в современном языке это носит название «скотома», «scotoma»). Этот фактор также подчеркнул Молл в 1892 году.¹⁰⁵ На Международном Конгрессе психологии в Мюнхене в 1896 году Жане представил тщательно разработанную теорию раппорта и coмнамбулического влияния.¹⁰⁶ Он подробно анализировал то, что происходит в разуме у пациентов в интервалах между гипнотическими сеансами, и обнаружил, что в первой фазе (влияния в непосредственном смысле) несомненно наблюдается огромное улучшение. Истерический пациент освобождается от большинства своих симптомов; он ощущает себя счастливым, более активным и более умным, и мысли о гипнотизере его почти не посещают. Это состояние сменяется второй фазой, фазой сомнамбулического влечения, в которой симптомы отступают на задний план и пациент чувствует возросшую необходимость видеть гипнотизера и быть загипнотизированным. Подобное стремление часто принимает форму страсти. В зависимости от конкретного случая, это может развиться в пылкую любовь, ревность, суеверный страх или глубокое уважение и сопровождаться чувством взаимности или отверженности. Иногда пациент видит гипнотизера в снах или галлюцинациях. Жане сделал очень важное наблюдение: обычно постгипнотическому внушению следуют в период сомнамбулического влияния и много меньше во время фазы сомнамбулического влечения. Он подчеркнул терапевтическое значение этого наблюдения.

В дальнейшем Жане расширил этот доклад и опубликовал его снова через год, в 1897 году.¹⁰⁷ На основании экспериментов с тридцатью пациентами он подтвердил то, что постгипнотическое внушение будет выполняться до тех пор, пока длится сомнамбулическое влияние. Кроме того, Жане анализировал чувство пациента по отношению к гипнотизеру на протяжении сомнамбулического влечения и обнаружил, что оно является смесью, отличающейся у разных пациентов, - из эротического влечения, любви детей к родителям или материнской любви, и других чувств, которых всегда присутствовал некоторый любовный аспект. Однако самым главным был фактор необходимости в руководстве (besoin de direction) - потребность пациента быть управляемым. Терапевтическое значение здесь состоит из двух частей. Во-первых, терапевт должен полостью взять под контроль разум пациента. Когда это достигнуто, необходимо научить пациента обходиться без гипнотизера, чего, в частности, можно добиться постепенным увеличением интервалов между сеансами. Пациент также должен быть осведомлен о собственных чувствах.

Исследования Жане о сомнамбулическом влиянии вызвали значительный интерес и стимулировали другие исследования на эту тему. Соллье согласился с описанием Жане и добавил еще одно наблюдение из собственного опыта: огромное значение для пациента имело то, что гипнотизер владеет большим количеством информации о нем, особенно когда проводились эксперименты по возрастной регрессии.¹⁰⁸ После у пациента было чувство, будто гипнотизер знал его всю жизнь.

Действительно, многое изменилось с того момента, когда Месмер представил первую электрическую концепцию раппорта. Это изменившееся представление подверглось сложной психологической разработке магнетизеров и гипнотизеров, до того, как оно достигло своего окончательного значения в трактовке «влияния» Жане. Он определил это влияние как особый вид чувств но отношению к гипнотизеру, смешанных с потребностью пациента быть управляемым. И эта потребность может использоваться гипнотизером как мощное терапевтическое оружие.

Психотерапевт

Магнетизеры и гипнотизеры являли собой новый тип целителя, имеющего много общего и в то же время сильно отличавшегося от всего того, что существовало ранее. Обе группы не только почитали Месмера и Пюисегюра великими основателями, не только разделяли две похожие доктрины и техники, но также создали свои общества, свои журналы и свою профессиональную этику.

Сейчас нам трудно представить, какими они были, о чем думали, как трудились в повседневной жизни. Кое-что, разумеется, можно прояснить, читая некоторые из их старых учебников, такие, например, как учебники Делеза, Бертрана, Шарпиньона и особенно Обена Готье.¹⁰⁹ Магнетизер, говорит Готье, должен быть здоровым, чтобы не передать свои собственные болезни пациенту. Если он вдруг заболеет, то должен «очистить» себя, прежде чем приступать к работе. Магнетизер должен вести «разумную и размеренную» жизнь, быть рассудительным, спокойным, сдержанным, добрым и обладать чувством собственного достоинства, не говорить много, кроме того, быть кристально честным и порядочным. Для того, чтобы стать магнетизером, каждый должен пройти обучающий курс и прочитать работы Месмера, Пюисегюра и всех классиков магнетизма. Старый принцип Пюисегюра, что магнетизеру не следует брать плату за лечение, является больше неприемлемым, говорил Готье, потому что мужчина, который посвящает так много своего времени изучению магнетизма, не имеет возможности проводить бесплатное лечение. Магнетизер имеет право даже на более высокую плату, чем просто врач, потому что он должен обладать всеми качествами человека с медицинским образованием, плюс знания магнетизма и прекрасное здоровье. Он не только отдает свои знания, как это делает любой врач, но также передает пациенту свои жизненные силы. Для пациента выбор хорошего магнетизера имеет первостепенное значение. Некоторые магнетизеры добиваются большего успеха с одними пациентами, чем с другими. Ему никогда не следует принимать пациента, если нет возможности проводить лечение до конца, потому что прерванное лечение опасно. До начала лечения между магнетизером и пациентом должен быть решен вопрос о гонораре и также определен день и час приемов, после чего пациент должен пунктуально посещать сеансы. Последний не должен иметь никаких секретов от магнетизера относительно болезни или обо всем, что, возможно, поможет объяснить ее. Во время лечения пациент должен воздерживаться от любого рода излишеств, придерживаться умеренной диеты и удерживаться от курения. Длительность лечения может варьироваться от недели до полугода или больше, но никогда не следует проводить больше двух сеансов в день. Магнетизеру следует вести дневник о каждом пациенте, в котором должен быть записан каждый сеанс. Ни одна женщина не может быть загипнотизирована, если рядом не присутствуют ее муж или другой свидетель. Основным правилом является необходимость воздерживаться от всякого рода экспериментов с пациентом. Клинические случаи снабдят магнетизера достаточным опытом, чтобы удовлетворить свое научное любопытство. Готье, вдохновленный клятвой Гиппократа, даже предложил «клятву магнетизера».

Еще одной проблемой, которая возникла в то время, было заявление медицинских обществ, что только дипломированный врач может быть допущен к практике магнетизма. Этому заявлению яростно сопротивлялись непрофессиональные магнетизеры. В 1831 году Парижская Academie de Medecine (Медицинская Академия) постановила, что непрофессиональным магнетизерам следует разрешить практиковать, но под медицинским контролем. Их дневники будут подвергаться регулярной врачебной проверке. Однако это правило едва ли когда-нибудь соблюдали.

Мы имеем ряд интереснейших автобиографий, большинство из которых написаны странствующими или выступающими публично магнетизерами. Один из самых известных французских магнетизеров, барон Дю Поте де Сенневуа, рассказывает в автобиографии, что родился в 1796 году в разорившейся аристократической семье.¹¹⁰ Он признает, что был нерадивым учеником и непослушным ребенком. Услышав о магнетизме, он пытался опробовать его на двух молодых девушках, и был охвачен ужасом, когда, на протяжении нескольких часов, не мог вывести их из этого магнетического состояния. Тем не менее, этот эпизод заставил его поверить в то, что он обладает большими магнетическими возможностями. Дю Поте отправился в Париж, чтобы изучать магнетизм, но вскоре он порвал отношения с коллегами и основал свою собственную школу. Гордый и высокомерный человек, Дю Поте был убежден, что «является воплощением магнетизера» и что у него есть миссия, которую он должен выполнить. После введения техники «волшебного зеркала», он постепенно все больше обращался к магии, и по-видимому, у него развилась настоящая мания величия.

Граф де Марикур, другой хорошо известный магнетизер того времени, провел свое детство в Неаполе, где графа познакомили с магнетизмом практиковавшие его старый ирландский священник и итальянский врач. Первые собственные попытки Марикура в деле магнетизирования были почти так же неудачны, как и попытки Дю Поте. После возвращения во Францию он присутствовал на представлении, данном одним странствующим магнетизером для студентов его колледжа. После сеанса магнетизма у одного из студентов наблюдались тяжелые последствия. Однако юный Марикур не был обескуражен этими событиями. По прибытии в Париж, он отправился к магнетизеру Марсилье и его знаменитому сомнамбуле Алексису. Позднее Марикур принял техники Дю Поте и написал работу, в которой провел детальное сравнение между пюисегюризмом (магнетический сон) и потеизмом (состояние завораживания без сна). Впоследствии он стал спиритом и занялся изучением связи между воплощенными и бесплотными духами.¹¹¹

Основательно подзабытая автобиография Шарля Лафонтена является довольно занятной.¹¹² Он родился в 1803 году и также утверждал, что принадлежит к одной из самых древних и аристократических семей во Франции. Его отец занимал важный административный пост, и юный Шарль начал работать вместе с ним. Однако желая стать актером, он покинул семью и уехал в Париж, где работал в нескольких театральных труппах и пережил множество «взлетов» и «падений». Однажды Лафонтен случайно магнетизировал женщину и обнаружил, что она является ярко выраженной somnambule (сомнамбулой), и одновременно открыл, что сам обладает огромной магнетической силой. Он рассказывает, что в тот день, когда стал магнетизером, от него отвернулись все: семья, друзья, прежние знакомые, и с ним стали обращаться как с изгоем. Тогда он посвятил себя магнетизму, ставшему его единственным интересом в жизни, полной странствий и борьбы. Лафонтен давал большое число публичных представлений, которые иногда омрачались массовыми беспорядками, в которые была вынуждена вмешиваться полиция. Он также лечил частным образом пациентов, и число их было огромным. По словам Лафонтена, куда бы он ни приходил, слепой снова становился зрячим, глухой начинал слышать, а парализованный - ходить. В городе Рейне он магнетизировал женщину и в этом состоянии она выучила театральную роль, которую затем блестяще исполнила на сцене перед полным залом, о чем ничего не могла вспомнить, когда проснулась. Успех Лафонтена был таким огромным, что он мог спокойно посещать самые грязные таверны во время путешествия в Лондон, - воры его попросту боялись. После визита Лафонтена в Манчестер, один из хирургов этого города по имени Брейд заразился идеей магнетизма и впоследствии стал известен как основатель брейдизма. Книга Лафонтена полна интереснейших фактов и читается как занимательный приключенческий роман.

Другой книгой, достойной внимания, хотя и изложенной довольно напыщенным языком, является автобиография Огюста Лассэна.¹¹³ Родившись в Тулузе в 1819 году, Лассэн сначала работал на фабрике, проводя свое свободное время за чтением фантастических историй и изучением фокусов (ловкости рук). Его фокусы принесли такой успех, что в конце концов он решил посвятить этому всю свою жизнь. Во время одной из поездок Лассэн познакомился с восемнадцатилетней девушкой, Пруденс Бернар, которая была сомнамбулой по природе. Он наблюдал, как ее лечил один магнетизер, и его прежний скептицизм по отношению к магнетизму быстро улетучился. Вскоре Лассэн стал последователем магнетизма. Он женился на Пруденс и брал ее с собой во все поездки, магнетизируя на публике, поскольку она была ярко выраженной сомнамбулой. Лассэн верил, что наделен особой священной миссией. Он полагал, что магнетизм является возвышенной наукой, способной затрагивать самые таинственные загадки человеческой природы. Однако он признавал, что в этих загадках, возможно, есть также что-то очень человеческое. Лассэн отмечал, что магнетизм может создавать «неземную чувственность» у магнетизированной женщины и что эти ощущения непременно будут бесконечно более восхитительными, если женщина любит магнетизера. О Пруденс он говорил, что «в состоянии бодрствования она - женщина, а в состоянии сомнамбулического сна - ангел». Он верил, что ее предназначение- привести Францию обратно к Истинной Вере, и сравнивал с Жанной Д'Арк. Книга полна резких выпадов против врагов магнетизма. В ней встречаются также любопытные высказывания о влиянии брака на отношения между магнетизером и его сомнамбулой. Разногласия, являющиеся результатом даже незначительной супружеской дисгармонии, заканчиваются последующей неудачей при проведении сомнамбулического эксперимента. «Магнетизм, - заключал Лассэн, - это наука будущего».

Мы должны понять, что эти автобиографии информируют нас только об одном типе магнетизеров. В действительности большинство магнетизеров были незаметными, скрытными людьми, которые, помимо медицинской или другой деятельности, практиковали магнетизм с небольшим количеством пациентов и хранили записи своих наблюдений для собственных профессиональных нужд или обсуждали их в маленьких, закрытых обществах. Это были врачи, с которыми Жане вошел в контакт, когда был молодым профессором в Гавре. Жане неоднократно повторял, что именно эти люди открыли то, что, как считали, было открыто Шарко, Бернгеймом и другими современниками.

Культурное влияние первой динамической психиатрии

Первая динамическая психиатрия оказала огромное влияние на философию, литературу и даже искусство. В свою очередь возникли три основных направления этой науки: животный магнетизм, спиритизм и учения о гипнозе и множественной личности.

Еще в 1787 году, писатель Шарль де Вийер, служивший в качестве офицера-артиллериста под командованием Пюисегюра, опубликовал роман Le Magnétiseur amoureux (Влюбленный магнетизер), где он развивал философскую теорию, выведенную из явления магнетизма.

Начиная с 1790 года животный магнетизм получил такое широкое распространение в Германии, что стало почти обычным явлением обращение к сомнамбулам по проблемам болезни и здоровья, за практическими советами, а иногда и за духовным руководством. Конечно, находилось и много противников этого направления; враги месмеризма обнаружили, что его легко сделать объектом для насмешек. В 1786 году появилось сообщение, что одна актриса настолько убедительно симулировала болезнь, что ввела в заблуждение нескольких врачей.¹¹⁴ Вильгельм II, Фридрих, король Пруссии и недостойный наследник Вильгельма I, Фридриха Великого, сам стал жертвой удивительной интриги, закрученной вокруг него несколькими циничными подданными из его окружения. Они прибегли к помощи одной сомнамбулы, горбуньи, которой были даны инструкции симулировать состояние транса и вести себя так, как будто ее дух советуется со Всемогущим Господом. Эти якобы божественные слова, которые она передавала королю, исходили, конечно, от людей, которые ее наняли. Таким образом, они получали от короля всевозможные почести и богатства, к которым стремились, и влияли на его политические решения до тех пор, пока у них не возник конфликт с графиней Лихтено, его любовницей. После этого король перестал верить сомнамбуле, впоследствии и вовсе лишенной всех своих привилегий.¹¹⁵

Несмотря на этот инцидент, месмеризм в Германии развивался постоянно. С 1790 до 1820 года, он был не только открыто признан такими врачами, как Гмелин, Клуге, Кайзер, но и занял прочное положение в университетах Бонна и Берлина. Хорошо известные врачи, такие как Вольфарт, Хуфеланд и Рейль, самолично убедились в его пригодности. Однако среди философов и писателей продолжал сохраняться некоторый скептицизм. Например, Готье никогда не проявлял никакого интереса к месмеризму. С другой стороны, основатели и адепты движения Философии Природы провозгласили магнетизм открытием века. Шеллинг видел в магнетическом сомнамбулизме средство установления связи между людьми и Мировой Душой, а также основу экспериментальной метафизики. Фихте был более критичен, но, наблюдая за проявлениями сомнамбулизма, он пришел к заключению об относительности эго и к тому, что человеческая индивидуальность может быть изменена, разделена или подчинена воле другого человека.¹¹⁶ Шопенгауэр, находившийся под глубоким впечатлением от публичного сеанса, проведенного в 1854 году магнетизером Регаццони, неоднократно выражал интерес к магнетизму в своих работах.¹¹⁷ «Животный Магнетизм является самым важным (inhaltsschwer) открытием, когда-либо сделанным в истории. Конечно, его важность следует рассматривать с философской, а не экономической или технической точек зрения, даже если он принесет пока больше вопросов, чем ответов».¹¹⁸

Влияние магнетизма в равной степени почувствовали протестантские и католические теологи, и особенно важным оно стало для группы католических мистических философов. Виндишманн пропагандировал «Христианское искусство врачевания», практиковавшееся священниками, которые сочетали священные ритуалы церкви с наукой магнетизма.¹¹⁹ Эннемозер рекомендовал магнетизирование детей, начиная с внутриутробного периода.¹²⁰ Рингзайс основал «Христианскую германскую медицину».¹²¹ Мы уже видели тот огромный интерес, который вызвала у философов и теологов Фредерика Хауфф, пророчица из Превоста, и то, что Клеменс Брентано после своего обращения провел пять лет в Дюльмене, записывая откровения Катарины Эммерих.

Такой же интерес отразился и в литературе того времени. Едва ли найдется хоть один немецкий романтический поэт, не испытавший в своем творчестве влияния животного магнетизма. Писателем, чьи работы пронизаны магнетизмом больше, чем у кого-либо еще, является Э.Т.А. Гофман. Из его романов и рассказов можно составить целый учебник по магнетизму.¹²²

Гофман рассматривает магнетический сомнамбулизм как реальное проникновение одной личности в другую и поэтому делает его сравнимым с явлением одержимости. Во время сомнамбулического сна магнетизируемый (пассивная женская сторона) находится в полном согласии с магнетизером (активная мужская сторона), но есть в этом и нечто большее: магнетизер оказывается также посредником (ein Mittler) между магнетизируемым и всемирной гармонией. Магнетический сеанс выступает как всего лишь отдельный случай более широкого явления. Люди магнетизируют друг друга бессознательно и непреднамеренно; отсюда образование «магнетических цепочек», связывающих индивидов друг с другом. Мир - это система волеизъявлений, где сильный подавляет слабого. Неведомая сила, делающая магнетизера медиумом, имеет двойственную природу: она может быть либо хорошей, либо плохой. Магнетизер, обладающий плохой (злой) силой, представляет собой некоего морального вампира, который разрушает своего пациента. Магнетизируемым обычно является слабая, наивная, доверчивая и гиперчувствительная личность. По этой причине магнетические отношения могут быть либо хорошими (дружескими, нежными), либо плохими (демоническими). Понятия раздвоения личности и двойственности являются особенно заметными в творчестве Гофмана.

Гофман давал описание магнетического лечения, особенно ярко представив его в рассказе, озаглавленном Das Sanktus.¹²³ Беттина, певица, потеряла свой прекрасный голос. Каково же отчаяние Kapellmeister (дирижера) и врача, который не в состоянии ее вылечить. Врач обнаруживает, что ее болезнь имеет мистическую природу: Беттина может громко говорить, но ее афония тотчас же проявляется вновь, как только она пытается петь. В ее состоянии не происходит никаких улучшений. Болезнь началась в первый день Пасхи после того, как Беттина, спев несколько сольных номеров, покинула церковь. В этот самый момент тенор начал исполнять Санктус (часть католической мессы). Присутствовавший там же магнетизер заметил, что она собирается уходить, и велел ей ненадолго остаться, но Беттина ослушалась и... поплатилась голосом. После этого происшествия она больше петь не могла. Магнетизер, который неумышленно стал причиной ее болезни, теперь желает вылечить ее. Он рассказывает Kapellmeister историю о женщине, потерявшей свой голос из-за неправедного поступка и вернувшей его обратно после очищения своей совести. Этот разговор Беттина подслушивает за дверью. Вернувшись через три месяца, магнетизер обнаруживает, что Беттина излечилась. Вся история показывает, что излечение, достигнутое при помощи магнетических способов, вовсе не всегда оказывается результатом суггестивного указания, внедренного в разум пациента, но что оно может также стать следствием более утонченной психологической процедуры. Болезнь Беттины появилась в результате неудачного внушения, сделанного в момент, когда она чувствовала себя виновной; она не осознавала причину своего состояния. Магнетизер косвенно заставил ее это понять и, таким образом, запустил механизм очищающего лечения.

Как уже говорилось, месмеристы столкнулись во Франции с сопротивлением и скептицизмом больше, чем в Германии. Многие люди совершенно не признавали его, как, например, Наполеон, который во время беседы с Пюисегюром заявил: «Если ваша сомнамбула такая умная, пусть она предскажет, что я буду делать через восемь дней и какой номер будет выигрышным в завтрашней лотерее».¹²⁴ Магнетизм осуждала Академия и презирали ученые. Среди психотерапевтов было известно, что эксперименты, проводимые в госпиталях Пинеля и Эскироля, оставались безрезультатными, говорили, что Жеорже ввела в заблуждение истерическая женщина. Религиозные круги также сопротивлялись магнетизму и вели себя откровенно враждебно. Однако в 1846 году известный доминиканский проповедник, отец Лакордэр, заявил в своей проповеди в соборе Нотр-Дам, что он верит в магнетизм, который, как он чувствует, состоит из «естественных, но не поддающихся обычному объяснению сил, которые не могут быть сведены к научным формулам и которые использует Бог, чтобы поставить в тупик современный материализм».¹²⁵ Влияние магнетизма было очень сильным среди некоторых групп спиритических, мистических и эзотерических философов, также как в кругах сторонников романтизма. Некоторые из самых известных писателей также проявили большой интерес к магнетизму.

Бальзак являлся сторонником магнетизма, рекомендовал его в качестве лечения и время от времени сам практиковал; магнетизм также сыграл свою роль в некоторых его произведениях.¹²⁶ Поль Бурже показал, что «теория желания», содержащаяся в романе Бальзака «Луи Ламбер», идентична магнетической теории флюидов в том виде, как ее интерпретировал Делез.¹²⁷ В произведении «Урсула Мируе», еще одной работе Бальзака, одного скептически настроенного врача знакомят с магнетизером, работающим с сомнамбулической женщиной, дух которой может перемещаться в любую точку мира. По просьбе врача дух сомнамбулы посещает его дом в провинциальном городке и рассказывает о том, что там происходит в данный момент; она даже сообщает ему, о чем говорит его подопечный в своих молитвах. По возвращении домой врач обнаруживает, что все, о чем поведала ему женщина, действительно имело место. Александр Дюма полагал, что наделен магнетической силой и его вилла является местом магнетических экспериментов.¹²⁸ В одном из своих исторических романов он изобразил Калиостро не обманщиком, которым тот был на самом деле, а великим магом и магнетизером.¹²⁹ Флобер в одном эпизоде из новеллы «Бувар и Пекюше», опубликованной после его смерти, дает комическое изображение того, чем может стать магнетизм в руках неопытных самоучек. Эти два персонажа организуют коллективный сеанс вокруг магнетизированного грушевого дерева, и пытаются вылечить больную корову с помощью магнетизма. Но магнетизм больше эксплуатировали писатели популярные, нежели великие.¹²⁹ Роман Фредерика Сулье «Магнетизер» (Le Magnetiseur) ¹³⁰ в свое время стал бестселлером. Один негодяй, немецкий магнетизер, магнетизирует душевнобольную женщину и, таким образом, узнает о тайном инциденте, свидетельницей которого она стала когда-то и о котором не помнит в нормальном, бодрствующем состоянии. Теперь Магнетизер использует этот секрет с целью шантажа.

В Англии Роберт Браунинг написал довольно малоизвестную поэму «Месмеризм» (1855 год), в которой магнетизер на расстоянии приказывает женщине прийти в его дом в дождливую ночь. Его ужасает влияние, которое его разум может оказывать на других, и он молится о том, чтобы никогда не злоупотреблять им.¹³¹

В Соединенных Штатах интерес к магнетизму развивался более медленно, но приобрел значение в период 1830-х годов. Мы уже видели связь между магнетизмом и происхождением Крисчен Сайенс (Christen Science = Христианская наука) и спиритизма. Эдгар Аллан По находился под впечатлением от доктрины магнетизма. Предполагали, что это он является автором одной анонимной книги, в которой выражалась уверенность по поводу реальности магнетических флюидов. Их якобы «белые как свет», разбрызгивающие бриллиантовые искры и могла видеть персонаж-сомнамбула.¹³² История По «Правда о том, что случилось с мосье Вальдемаром» хорошо известна: дух умирающего мужчины остается привязанным к больному телу магнетизером, который является его другом. В конце концов по прошествии нескольких недель, когда дух освободился, тело немедленно распадается.¹³³ Случайно эта история пересекла Атлантический океан в то время, когда По еще не был известен во Франции. И этим может объясняться то, что в некоторых местах она была принята за вполне правдоподобную и приводилась Марбу в качестве примера непостижимых абсурдов, в которые верят магнетизеры.¹³⁴

Тема раздвоения личности, которой предстояло вдохновить стольких писателей второй половины столетия, появилась в литературе, приняв форму «двойника», спроецированной двойной личности.¹³⁵ Прототипом произведений этого типа является история Э.Т.А. Гофмана «Эликсир дьявола»:

Монах Медар, выпив магический эликсир, который он нашел в монастыре, втайне от других превратился в злого и безнравственного человека. Посланный своим настоятелем с поручением в Рим, он совершает преступление и сбегает. Но затем встречает своего двойника - монаха, вышедшего из того же монастыря, совершившего то же самое преступление и страдающего от того же самого чувства вины. Двойник допивает оставшийся эликсир, становится безумным, и его помещают в психиатрическую больницу. Медар предстает перед судом, но затем он опять начинает вести преступную жизнь. Двойник появляется вновь, обвиняется в преступлении, которое совершил Медар, его арестовывают и приговаривают к смерти. Но прямо перед казнью Медар признает свою вину и сбегает, преследуемый двойником, который исчезает. Медар приходит в сознание в санатории в Италии и после надлежащего раскаяния возвращается в монастырь, где снова обретает душевное спокойствие.¹³⁶

Эта история замечательна тем, что является предвосхищением юнговского понятия «тени». Медар спроецировал свою тень (порочную сторону личности) на другое существо, отсюда следует его аморальная и беспорядочная жизнь. Как только он осознает вину и соединяется с тенью, то достигает высокой степени целостности своей личности. Представление о двойственности в истории Эдгара Аллана По «Вильям Вильсон» выглядит несколько иначе:

Рассказчик замечает в своей школе мальчика, который, по случайности, носит то же имя, родился в тот же день и чрезвычайно похож на него, но говорит более низким голосом. Он недолюбливает этого мальчика и так пугается, когда видит его, что убегает из школы. Рассказчик начинает вести распутный образ жизни, но в каждый критический момент появляется двойник и обвиняет его, пока однажды Вильям Вильсон не убивает своего двойника и после этого слышит, как тот говорит ему, что он убил самого себя и поэтому теперь тоже мертв.¹³⁷

Здесь двойственность понимается как моральная совесть в классическом смысле борьбы в каждом человеке доброго и злого начал (как впоследствии в рассказе Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея»). Совершенно иное представление о двойничестве дает Достоевский в повести «Двойник».

Голядкин, мелкий служащий, начинает демонстрировать безнравственное поведение, которое привлекает внимание его начальника и коллег. Неожиданно он встречает человека, который является его точной физической копией и одет точно так же, как и он. На следующий день в учреждении, где он работает, двойника представляют как нового клерка, который носит его имя и родился в тот же день, что и Голядкин. Двойник разговаривает с ним заискивающим тоном и умоляет Голядкина составить ему протекцию. Голядкин приводит его в свою квартиру. Но по мере того, как развиваются их отношения, двойник начинает вести себя более высокомерно по отношению к нему, вытесняет его с должности, живет за его счет и уводит от него его друзей. Голядкин становится все более и более подавленным, пока однажды двойник не помогает ему сесть в экипаж, которому предстоит доставить его в госпиталь для душевнобольных.¹³⁸

В этой повести двойник, очевидно, рассматривается как больная личность человека, который становится душевнобольным - то опасное «второе «Я», которое сначала является слабым, но постепенно начинает контролировать здоровое эго.

Огромная волна спиритизма, которая захлестнула Соединенные Штаты в 1848 году, докатилась до Европы в начале 1850-х годов и заставила магнетизм отступить на какое-то время на задний план, чтобы освободить для себя место. В моду вошли спиритические опыты, и выдающиеся медиумы становились весьма модными людьми. Появился поток литературы, которая, как предполагали, была написана духами или под диктовку голосов из другого мира. Во время изгнания в Джерси Виктор Гюго проводил спиритические сеансы у себя дома, на которых медиумом, вероятно, был его сын Шарль. Эсхил, Шекспир и духи других выдающихся людей, диктовали прекрасные стихи на французском, походившие на весьма умелую имитацию собственной поэзии Гюго.¹³⁹ Астроном Фламмарион, восторженный сторонник спиритизма, опубликовал откровения духов знаменитых личностей, среди которых был и трактат «Генезис», предположительно продиктованный духом Галилея.¹⁴⁰ Некоторые медиумы, имевшие довольно посредственную профессиональную подготовку, писали романы, которые - в ряде случаев, согласно мнению критиков, - неожиданно оказались высокого уровня. Хорошо известным примером, вероятно, является опус Перл Ленор Кэррен. Ее родители были англичанами, но сама она родилась в США, в штате Иллинойс в 1883 году. Хотя ее дядя был медиумом, она, по всей видимости, никогда не интересовалась спиритизмом. В 1912 году, однако, она начала экспериментировать с Ouija board (планшеткой для спиритических сеансов). Постепенно к ней со все возрастающей скоростью начали приходить письма, а затем стали появляться яркие ментальные образы. Неожиданно 8 июля 1913 года Кэррен получила послание от женщины, называющей себя Пэйшенс Ворт, которая якобы в семнадцатом веке жила на ферме в Дорсете в Англии. В дальнейшем эта корреспондентка надиктовала миссис Кэррен огромное количество литературных произведений, включая стихотворения и романы. Некоторые из этих романов и подборка стихов были опубликованы.¹⁴¹ Представленные литературные произведения были написаны на разнообразных старых английских диалектах, на которых, однако, уже никто не разговаривал. Эти диалекты (в каждой работе они были разные), так же, как и продемонстрированное в каждом произведении знание истории, озадачили экспертов. Каспер С. Пост¹⁴² и Уолтер Френклин Принс¹⁴³, которые интервьюировали миссис Кэррен, полагали, что ее случай является необычным примером творческой силы подсознательного разума.¹⁴⁴

Практика автоматического письма, естественно, привела к практике автоматического рисования, которое вскоре стали широко применять медиумы и члены спиритических групп.¹⁴⁵ Драматург Викторьен Сарду привлек внимание своими любопытными рисунками, на которых якобы были изображены живописные сцены с планеты Юпитер и среди прочего нарисованы дома, принадлежавшие Заратустре, Илье-пророку, Моцарту. Фернан Демулен, профессиональный художник, в состоянии транса с огромной скоростью рисовал портреты умерших людей и мог делать это даже в темноте. Количество таких автоматических рисунков было достаточно велико для признания, что эстетику духов можно сделать предметом изучения. Жюль Буа описывал основные черты этих художественных произведений, пришедших из бессознательного, как имеющие тенденцию к асимметрии, многочисленным и не всегда оправданным подробностям, замене жестких линий на «нечеткие» и нерегулярности в появлении. Он полагал, что искусство медиумов оказало определенное влияние на художественную школу символизма, которая возникла около 1891 года.

Спиритическая волна медленно спадала, и в моду вернулись магнетизм, который в своем модернизированном виде стал называться гипнозом, и проблема множественной личности. Наиболее впечатляющим моментом в обществе во второй половине девятнадцатого века стала проблема совращения и преступления в состоянии гипноза. Шарпиньон предпринял серьезное изучение данной темы в 1860 году.¹⁴⁶ В 1880-х годах вопрос привлек серьезное внимание после утверждения, сделанного нансийской школой, что такие преступления возможны, и это стало темой для оживленных дискуссий в газетах, журналах и литературных произведениях. Школа в Сальпетриере, однако, отказывалась допускать возможность таких преступлений, следствием чего стали споры между экспертами обеих школ, происходившие всякий раз, когда с целью пролить свет на генезис преступлений во время суда прибегали к гипнозу. Бернгейм, конечно, не утверждал, что для совершения преступления можно загипнотизировать любого человека, но полагал, что при некоторых обстоятельствах это может произойти - либо у аморальных субъектов, которые не оказывают никакого сопротивления криминальному внушению, либо у безвольного индивида, например, эпилептика, способного на преступление под влиянием импульса, или, косвенным путем, у индивида, страдающего манией преследования, в результате чего преступление также возможно. Бывают случаи внушения субъекту ложных воспоминаний, в результате чего последний превращается в лжесвидетеля. Бернгейм также полагал, что важную роль в большинстве криминальных случаев играет самовнушение. Некоторые фактические преступники, говорил он, являются жертвами самовнушения и по этой причине не могут быть ответственными за совершенное ими.¹⁴⁷ Шренк-Ноцинг из Германии был твердо убежден в гипнотическом происхождении преступления и описал обширную область правонарушений, которые могут совершаться под воздействием гипноза или всякого рода внушений.¹⁴⁸

Сегодня едва ли можно представить, до какой степени в 1880-х годах прибегали к гипнозу и внушению, чтобы объяснить, в частности, многочисленные исторические, автобиографические и социологические факты, такие, например, как происхождение религий, случаи выдающихся событий, возникновение войн. Постав ле Бон популяризировал теорию коллективной психологии, основанную на утверждении, что «коллективную душу» группы людей можно сравнить с загипнотизированным разумом, а ее лидера - с гипнотизером.¹⁴⁹ На той или иной концепции внушения основывались целые образовательные системы. Огромный интерес вызывали субъекты, которые под гипнозом играли театральные роли, рисовали или прекрасно пели.¹⁵⁰

Гипнотизм вдохновил на создание многочисленных литературных произведений. В некоторых из них основной темой становились криминальные преступления, совершенные в нормальном состоянии, но в дальнейшем требовавшие участия гипноза для своего раскрытия, - подозревавшийся человек в состоянии гипноза либо признавался сам ¹⁵¹, либо делал это в результате указания, внушенного ему умирающей жертвой.¹⁵² В других произведениях, преступник гипнотизирует невинного человека, чтобы тот совершил преступление под его руководством, но настоящего преступника обнаруживают всякий раз, когда психотерапевт-эксперт является достаточно умным, чтобы догадаться загипнотизировать того, кто совершил это криминальное действие.¹⁵³ Возможно, самым удачным произведением, основанном на явлении гипноза, является бестселлер Жоржа дю Морье «Трильби».¹⁵⁴ Дочь английского лорда, Трильби жила в Париже и работала белошвейкой, а затем стала моделью одного художника. Свенгали, нагловатый учитель музыки, гипнотизировал ее и сделал блистательной певицей, после чего женился на ней. Но она могла петь только в гипнотическом трансе, когда Свенгали смотрел ей прямо в глаза из театральной ложи. В начале одного из представлений Свенгали внезапно умирает от сердечного приступа, и Трильби, оставшись без гипнотического «присмотра», оказывается неспособной петь - ее карьера завершается полным провалом. Не меньший интерес представляет рассказ «Орля» (Le Horla), написанный Ги де Мопассаном перед тем, как его разбил полный паралич.¹⁵⁵ Мужчину охватывает страх, когда он понимает, что в его доме происходят странные и необъяснимые явления, - как будто его захватили таинственные, невидимые существа. Он уезжает в Париж, где, присутствуя на гипнотическом сеансе, приходит в недоумение от того, что видит, как загипнотизированной женщине дают задание, которое она пунктуально выполняет на следующий день, сама не зная, почему она это делает. Мужчина, осознав, что то же самое происходит и с ним, в его собственном разуме, ужасается: «Кто-то обладает моей душой и руководит ею. Кто-то контролирует все мои действия, все мои движения, все мои мысли. Сам я не представляю собой что-либо, я всего лишь запуганный, порабощенный зритель тех поступков, которые совершаю».

Не менее многочисленными были и литературные произведения, вдохновленные темой множественной личности. Во Франции популярным бестселлером того времени являлся роман Гозлана Lе Médecin du Pecq. Во время сомнамбулического транса богатый молодой человек, страдающий нервными расстройствами и живущий в санатории, убегает и делает беременной одну молодую девушку, о чем он совершенно не подозревает в состоянии бодрствования.¹⁵⁶ Врач объясняет ему то, что с ним произошло, анализируя сновидения, которые молодой человек рассказывает ему каждое утро. После 1880 года количество романов, посвященных множественной личности, быстро увеличилось. Жюль Кларетье, перед тем как написать свой роман «Наваждение» (L'Obsession) старательно собрал все документы в клинике Сальпетриер. Речь в нем идет об истории художника, который узнал, что его вторая личность временами берет контроль над телом, о человеке, не знавшем, какое очередное зло может совершить другая его личность.¹⁵⁷ В конце концов художника вылечил Алзатьян, врач, который внушил ему смерть и похороны его второй личности. Еще одним сенсационным литературным произведением того времени был роман «Сестра Марта» Шарля Эфейра. Во время каникул в деревне молодого врача просят вылечить юную сироту, которая собирается стать монахиней.¹⁵⁸ Он гипнотизирует сестру Марту, чтобы освободить ее от нервных симптомов, но появляется другая личность, Анжель, которая знает, что она является дочерью богатого человека и наследницей огромного состояния (о чем сестра Марта, по-видимому, не подозревает). Анжель влюбляется в молодого доктора и хочет сбежать вместе с ним. Однако утром, накануне планируемого побега, на железнодорожной станции неожиданно вновь возникает сестра Марта, которая приходит в полное замешательство, не имея никакого представления обо всем происходящем. Она постригается в монахини и вскоре после этого умирает от туберкулеза. Некоторые читатели Revue des Deux Mondes подозревали, что имя Шарль Эфейр является псевдонимом хорошо известного психолога Шарля Рише. Роман Энника «Минни Брандон» также пользовался успехом. Молодой француз влюбляется в молодую очаровательную и утонченную англичанку Минни, которая, выпив немного алкоголя, к сожалению, превращается в настоящую мегеру, Брандон.¹⁵⁹ В борьбе между Минни и Брандон в конце концов побеждает последняя, и молодой человек, к глубокому сожалению, вынужден покинуть обеих. Еще более ужасной была судьба героя романа Минторна «Сомнамбулист». Полный чувства собственного достоинства протестантский священник, хороший муж и отец, превращается в сомнамбулическом состоянии в преступника, который совращает и насилует женщин и убивает детей, в то время как его нормальная личность ни о чем не подозревает.¹⁶⁰ Поль Линдо написал известную театральную пьесу «Другой»¹⁶¹: один судья руководит расследованием преступления и выясняет, что он или, скорее, его вторая личность, о которой он не подозревает, и есть преступник. Но величайшим достижением литературы такого рода является, вероятно, повесть Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда».¹⁶² Эта книга представляет особый интерес из-за манеры изложения и написания. Стивенсон утверждал, что на протяжении многих лет он вел интенсивную жизнь во сне. В его снах к нему приходили «маленькие человечки» и внушали разные идеи для этой книги. Это четкое различие между его личностями в состоянии бодрствования и сна, возможно, и внушило ему идею повести. Он добавлял, что множество деталей и подробностей в повести были продиктованы этими «маленькими человечками».¹⁶³ Важно заметить, что помимо нескольких действительно хороших прозаических произведений и пьес, существовало и великое множество дешевой литературы, опубликованной в 1880-х годах и сейчас полностью забытой, включавшей в себя темы сомнамбулизма, раздвоения личности и преступлений, совершенных в состоянии гипноза, что, конечно, само по себе способствовало формированию менталитета той эпохи.