Открытие бессознательного (Том 1)

3) относительное или вторичное бессознательное, охватывающее всю полноту чувств, ощущений и представлений, которые мы воспринимаем в тот или иной момент, но которые впоследствии уходят в бессознательное.

Карус приписывает бессознательному следующие характеристики:

1) Бессознательное имеет аспекты «Прометея» и «Эпиметея», оно обращено к прошлому и будущему, но не знает настоящего.

2) Бессознательное находится в постоянном движении и трансформации. Сознательные мысли и чувства, становясь бессознательными, непрерывно модифицируются и развиваются.

3) Бессознательное не знает усталости, ему не требуется периодический отдых, в то время как сознательной жизни необходимы отдых и умственное восстановление, которое оно обретает, погружаясь в бессознательное.

4) Бессознательное, по сути, здорово и не знает болезней. Одна из его функций - «исцеляющая сила Природы».

5) Бессознательное работает по своим неизвестным законам и не имеет никакой свободы.

6) Бессознательное обладает собственной врожденной мудростью, где нет проб и ошибок и процесса обучения.

7) Мы, сами не зная об этом, с помощью бессознательного поддерживаем связь с остальным миром, особенно с близкими нам людьми.

Карус различал четыре формы межличностных отношений:

1) от сознания к сознанию;

2) от сознания к бессознательному;

3) от бессознательного к сознанию;

4) от бессознательного к бессознательному.

Он сформулировал принцип о том, что индивидуальное бессознательное связано с бессознательным всех людей.

Существует, говорил Карус, три сорта сновидений, каждое из которых принадлежит одному из трех «кругов жизни» (Lebenskreise): минеральному, растительному и животному. Нужно отметить, что он пытался интерпретировать сновидения по форме, а не по содержанию.

Книга Каруса «Психическое» представляет собой труд всей его жизни, труд врача и тонкого наблюдателя человеческой психики. В ней описывается уровень развития теории бессознательного, которого она достигла к концу романтического периода, до того как стало доминировать позитивистское направление. Карус был идейным вдохновителем фон Гартмана и последних философов, исследовавших проблему бессознательного, также как теорию сновидений Шернера. Через полвека К.Г. Юнг сделал ударение на автономной, созидательной и компенсаторной функциях бессознательного, которые определил Карус.

Артур Шопенгауэр (1788-1860) издал свою основную работу «Мир как воля и представление» в 1819 году, задолго до того, как Карус опубликовал книгу «Психическое», но она оставалась незамеченной как философами, так и критиками в течение двадцати лет. Шопенгауэр достиг известности только после 1850 года. Он стал наставником Вагнера и Ницше, и его работы приобрели необычайную популярность в 1880-х годах.⁶⁵ Кант различал мир явлений и мир вещей в себе, который недоступен нашему пониманию. Шопенгауэр называл явления представлениями, а вещь в себе - волей, уравнивая волю с бессознательным, подобно тому, как это представляли некоторые романтики. По Шопенгауэру, воля обладает динамическим характером невидимых ведущих сил, которые не только правят Вселенной, но также руководят человеком. Таким образом, человек - это иррациональное существо, управляемое внутренними силами, которые ему неизвестны и которые он навряд ли осознает. Шопенгауэр уподобил сознание поверхности Земли, чьи недра нам неизвестны. Эти иррациональные силы состоят из двух инстинктов: инстинкта самосохранения и полового инстинкта, последний из которых намного более важен. Он сравнивал половой инстинкт с сердцевиной (innerer Zug) дерева, на котором человек - просто лист, питающийся от него и сам участвующий в его питании.⁶⁶ «Человек представляет собой воплощенный половой инстинкт, поскольку сам является результатом спаривания, и желание его желаний состоит в том, чтобы спариваться». Половой инстинкт - главнейшее подтверждение жизни, «самое важное, что связывает человека с животным»... «В конфликте с ним никакая мотивация, какой бы сильной она ни была, не даст уверенности в победе»... «Половой акт - это беспрерывная мысль о непристойном и вынужденном, вечно возвращающаяся мечта о невинности, ключ ко всем намекам, всегда готовый материал для розыгрышей, неисчерпаемый источник шуток». Но это также и «иллюзия индивида, который думает, что заботится о своем благополучии, в то время как выполняет замысел рода человеческого». Здесь нам представлен пример того, как нас обманывает воля, которая руководит нашими мыслями и тайно противостоит интеллекту. Она может заставить человека не допускать проникновения в разум мыслей, которые были бы ему неприятны, мыслей, которые, в отличие от желания, мы не можем осознать. В известной статье, посвященной «безумию» (Wahnsinri), Шопенгауэр объясняет его случаем подавления: «Барьер, который воздвигает воля между тем, что она считает отвратительным, и разумом, является местом, через которое безумие может проникнуть в душу».⁶⁷

Сходства между некоторыми основными учениями Шопенгауэра и Фрейда были выявлены Кассирером⁶⁸, Шелером⁶⁹ и, особенно, Томасом Манном⁷⁰. Манн, глубоко погрузившийся в метафизику Шопенгауэра в юности, заявляет, что во время ознакомления с психоанализом Фрейда его «переполняло чувство, как будто все это ему понятно и хорошо знакомо». Он полагал, что описание ид и эго Фрейда находилось «на волосок» от описания воли и интеллекта Шопенгауэра, переведенного из метафизики в психологию. Психология сна, где огромное значение придавалось сексуальности и мысли в целом, «является в совершенно удивительной степени философским предвосхищением аналитических концепций». В действительности, если психоанализ Фрейда иногда и называли «пансексуализмом», то гораздо чаще этот термин можно было бы применять к учению Шопенгауэра. Основное различие между ними состоит в том, что Шопенгауэр видел в половом инстинкте прежде всего уловку воли, находящейся на службе воспроизводства, в то время как Фрейд рассматривал этот инстинкт обособленно и редко говорил о связи с деторождением. Луи С. Гранье считает, что у Фрейда и Шопенгауэра было три точки соприкосновения: иррационалистическая концепция человека, отождествление главных жизненных импульсов с половым инстинктом и крайний антропологический пессимизм.⁷¹ Эти сходства, согласно Гранье, невозможно объяснить, говоря только о прямом влиянии Шопенгауэра на Фрейда, здесь также сыграло роль и то, что личности этих двух мыслителей были похожи: каждый из них по разным причинам был полон негодования и настроен против современного буржуазного общества.

Учения и открытия немецкой романтической философии второй трети девятнадцатого века достигли кульминации в 1869 году благодаря известной работе Эдуарда фон Гартмана «Философия бессознательного»⁷². Воля Беме, Шеллинга и Шопенгауэра в конце концов обрела самое подходящее для себя имя - бессознательное. Бессознательное фон Гартмана явно стало обладать качествами идеи Гегеля. Следовательно, оно является высоко разумным несмотря на невидимый динамизм, лежащий в основе видимого мира. Фон Гартман описал три слоя бессознательного:

1) абсолютное бессознательное, представленное субстанцией универсума и являющееся источником других форм бессознательного;

2) физиологическое бессознательное, которое, подобно бессознательному Каруса, занимается происхождением, движением и эволюцией живых существ, включая и человека;

3) относительное или психологическое бессознательное, находящееся у истоков сознательной умственной жизни.

Работа «Психология бессознательного» представляет особый интерес не столько из-за философских теорий, развиваемых там, сколько из-за богатого вспомогательного материала. Фон Гартман собрал многочисленные относящиеся к делу факты, которые касались восприятия, ассоциативного мышления, разума, эмоциональной жизни, инстинкта, характерных черт личности, индивидуального жизненного пути, а также роли бессознательного в языке, религии, истории и социальной жизни.

Романтическая медицина

Хотя часто считают, что медицина эпохи Романтизма представляла собой смесь неясных и запутанных рассуждений, она, по мнению Лейббранда, в действительности содержала ряд ценных открытий.⁷³ О причинах возникновения болезни было сделано множество наивных предположений, и их поиск составлял суть исследований романтической медицины. Новалис, не обладавший крепким здоровьем, сказал, что болезни должны стать основной заботой человека и что, «возможно, они являются самым важным стимулом к действию и пищей для размышлений, и мы крайне мало знаем об искусстве их практического использования».⁷⁴ Он добавлял, что существует два вида ипохондрии - простая и возвышенная, и с помощью последней можно изучать душу. Это заставляем нас поверить в то, что Новалис предвосхитил концепцию творческой болезни. В самом деле, нет никаких сомнений, что такое расстройство как творческая болезнь поражает тех людей, у которых появляется новое видение мира или новая философия. Мы уже видели это, говоря о шаманах, и увидим в дальнейшем, когда будем обсуждать Фехнера, Ницше, Фрейда и Юнга.⁷⁵ Еще одним направлением деятельности романтическом медицины была умственная гигиена, которая, в отличие от оптимистического взгляда на жизнь, присущего эпохе Просвещения, приобрела теперь некоторый пессимистический оттенок. Фойхтерслебен (Feuchtersleben) в книге «Диетология души» говорит, что в каждом человеке посеяны страшные семена безумия, и советует: «Сражайтесь всеми доступными и действующими силами против их пробуждения».⁷⁶ Нет другого более эффективного способа укротить эмоции, кроме как достичь их понимания, а это - каждодневная работа, требующая полной отдачи всех сил. Любое расслабление означает болезнь или смерть.

Открытие многочисленных центров по изучению душевных болезней послужило усилению интереса романтиков к этим заболеваниям. Подобные центры возглавлялись специально подготовленными врачами, которые жили вместе с пациентами. В этой обстановке развивался особый вид психиатрии. Поскольку врачи в таких психиатрических клиниках были совершенно независимыми, каждый из них мог разрабатывать собственные теории, касающиеся природы и лечения душевных болезней, что, возможно, объясняет самобытность и смелость первых исследователей, независимо от того, принадлежали ли они к органической школе Physiker («органиков») или разделяли подход Psychiker («психистов»), отводивших основное место психологическим причинам душевных расстройств. Некоторые из них находились под сильным влиянием романтического направления. К сожалению, исследование этой забытой главы в истории психиатрии затруднено тем, что подобные научные работы встречаются довольно редко и к тому же изобилуют вышедшими из употребления терминами.⁷⁷ Однако любой, кто бы ни начинал заниматься этой темой, поражался при виде того, до какой степени эти люди предвосхитили понятия, которые, по нашему мнению, являются совершенно новыми. Мы ограничимся только четырьмя из них: Рейлем, Гейнротом, Иделером и Нейманом.

Иоганн Кристиан Рейль (1759-1813) занимался изучением анатомии мозга и был одним из выдающихся специалистов своего времени по клиническим заболеваниям. Киршхоф называет его «сознательным исследователем и основателем рациональной психотерапии». Эрнст Хармс подчеркивает огромное значение и, в особенности, современный характер его работ.⁷⁸ В книге «Замечания по поводу применения психических методов лечения душевных расстройств» Рейль тщательно разрабатывает целую программу лечения душевных болезней как при помощи существующих методов, так и тех, которые он предлагает ввести.

Сначала должно быть изменено название лечебных центров: пользующееся дурной славой слово Tollhaus (дословно, «прибежище для помешанных») нужно заменить названием «клиника психотерапии» или чем-нибудь в этом роде, а также установить тройную систему управления: администратор, врач и психолог. Клиника должна быть расположена в приятном месте и разделена на павильоны, а на принадлежащей ей территории следует заниматься хозяйственной деятельностью. В ней изначально должны быть заложены два отделения, назначение и устройство которых совершенно разное: цель первого, которое отведено для явно неизлечимых больных, - не только защищать от них общество, но и стремиться сделать жизнь таких пациентов как можно более приятной. Их обязательно необходимо занимать какой-либо деятельностью. Другое отделение, совершенно иного характера, следует отдать под лечение умственных расстройств и неврозов. Рейль разделял три типа лечения:

— химическое (включающее диетологию и медикаментозное лечение);

— механическое и физическое (включающее хирургию);

— психотерапевтическое, которое особенно выделяет Рейль; психотерапия представляет собой отдельное направление терапии, занимающее такое же важное положение, как хирургия или фармакология.

В тех случаях, когда в основе душевного расстройства лежит физическая причина, будут применять соответствующее медицинское лечение. Психотерапия должна быть основана на точной системе «практической эмпирической психологии». Метод лечения должен быть адаптирован под индивидуальные потребности каждого отдельного пациента, несмотря на то, что он возник в общей системе. Рейль выделял три класса психотерапевтических методов лечения:

1) Телесные стимуляции, обращенные на изменение общего физического состояния. Эти воздействия, направленные на корректировку того, что сейчас называют «жизненным тонусом», в зависимости от каждого конкретного случая, будут приятными или неприятными.

2) Сенсорные стимуляции, включающие в себя целую гамму процедур, которые сегодня назвали бы «перевоспитанием восприятия». Каждое чувство является объектом перевоспитания, для чего применяются особые методы обучения. Среди них есть метод «терапевтического театра». Он заключается в том, что служащие клиники играют разнообразные роли, а пациенты исполняют те партии, которые соответствуют особенностям их состояния.

3) Метод «знаков и символов» представляет собой вид обучения, основанный на чтении и письме. Он также включает в себя различные варианты трудотерапии, в том числе физическую работу, тренировку и арт-терапию.⁷⁹

Эрнст Хармс полагает, что учение о душевных болезнях Рейля - «самая лучшая психологическая биологическая философия, с которой я когда-либо сталкивался».⁸⁰ Рейль не считал, что все умственные расстройства являются исключительно психическими по своему характеру: он уделял должное внимание органическому субстрату, но утверждал, что существуют также расстройства психики, вызванные ослаблением или разрушением Gemeingefühl, то есть главного чувства, «центрирующего» умственную жизнь, лежащего в основе сознательного эго. В этой системе координат описано огромное количество психопатологических проявлений.

Иоганн Кристиан Август Гейнрот (1773-1843). Сегодня его часто высмеивают за утверждение, что основной причиной душевного расстройства является грех. Но в действительности достаточно было бы просто заменить термин «грех» на термин «чувство вины», чтобы он стал выглядеть почти современным. Гейнрот был ученым, ведущим специалистом по клиническим заболеваниям и автором законченной теории человеческого разума в состоянии здоровья и болезни. Среди большого количества его работ есть учебник (Lehrbuch), который начинается с описания человеческого разума в нормальном состоянии и возникновения степеней сознания, из которых выделяются:

1) Selbstbewusstsein (самосознание); развивается в результате конфронтации с внешней реальностью;

2) Bewusstsein (сознание как таковое); развивается в результате конфронтации с самосознанием;

3) Gewissen (совесть), «гость внутри эго».⁸¹

Совесть возникает не во внешнем мире и не в эго, а в Uber-Uns (в том, что выше нас), которое Гейнрот, по-видимому, приравнивает к разуму и пути к Богу. По его мнению, здоровье - это свобода, а душевное расстройство - ущемление или утрата свободы. Потеря свободы является результатом Ich-Sucht (самовлюбленности) и разнообразных страстей. Галлюцинации представляют собой расстройство разума, несмотря на то, что их причины лежат в сильных эмоциях. Второй том учебника Гейнрота содержит в себе систематическое описание психотерапевтических методов. Первый шаг состоит в том, чтобы определить, в какой степени патологическое состояние пациента требует терапевтической помощи, а затем разработать специальный терапевтический план лечения, в котором будут учитываться не только симптомы, но и пол, возраст, профессия, личность и экономическое и социальное положение больного. Этот план должен также распространяться на семью и окружение пациента. Одна из главных забот состоит в том, чтобы не использовать никаких ненужных или опасных методов лечения. Далее Гейнрот подробно описывает практическую сторону разнообразных лечебных методик, которые следует применять к возбудимым и депрессивным пациентам, а также и к пациентам со всеми другими видами отклонений. Читатель в очередной раз может изумиться, насколько современны многие из этих концепций.⁸²

Карл Вильгельм Иделер (1795-1860) развивал учения Шталя и Лангермана о первостепенном значении страстей, являющихся причиной душевных болезней. Иделер оставил после себя огромное количество работ. Среди его опубликованных трудов есть учебник, который содержит около 1800 страниц. Первую часть он посвятил описанию человеческого разума, делая особое ударение на эмоциональной жизни.⁸³ Каждый эмоциональный импульс способен к неограниченному росту, а любое сильное чувство является началом эмоционального расстройства, поэтому психотерапия должна отталкиваться от этой точки.⁸⁴ Основной закон, взятый им из учения Шталя, Иделер называет Законом жизни. Это закон человеческого существования - вечный процесс саморазрушения и самовосстановления. Для того чтобы между этими противоположностями сохранялся нормальный баланс, человек должен постоянно извлекать необходимые элементы из внешнего мира. Во второй части учебника Иделер подробно излагает теорию патогенеза душевных болезней. Он детально описывает происхождение разнообразных страстей, их борьбу друг с другом и разрушительный эффект нереализованной и неудовлетворенной потребности в деятельности. Большое место в психогенезе душевных расстройств занимают неудовлетворенные сексуальные желания. Природа, говорит Иделер, пожелала, чтобы самым сильным чувством, на которое способны человеческие существа, было половое влечение, с его предназначенностью увеличить их потенциальные возможности для более свободного и полного развития. Отсюда происходит мучительная битва, являющаяся результатом неудовлетворенности. Он описывает несчастное положение влюбленной девственницы, которая вынуждена заменять свою потребность в любви на легкомысленные светские развлечения. «Прежде чем требовать, чтобы девушка отказалась от своих чувств, научите ее контролировать свои эмоции; пусть она укрепляет свой дух энергичной деятельностью посредством выполнения каких-либо обязанностей и предоставьте замену тем прекраснейшим и сильным эмоциям, которые были ею утрачены». Истерические приступы, добавляет Иделер, - это не что иное, как борьба души с самой собой. Умственные расстройства, тем не менее, никогда не возникают в результате действия какого-то одного фактора. Играет роль наследственная предрасположенность, поскольку она сеет раздор между непреодолимым желанием и ограниченной реальностью. В результате этого человек, испытывающий отвращение к действительности, погружается в фантазии, где может наслаждаться безмерным удовольствием мира грез или оправдывать свои страдания, представляя все в полностью искаженном свете.⁸⁵ Иделер настаивает на том, что корни галлюцинаций уходят в самое раннее детство (bis in die friiheste Kindheit). Что касается лечения, он твердо верит в возможность психотерапии психозов. Однако он утверждает, что «излечения галлюцинаций можно добиться только непосредственной психической деятельностью, которую врач должен лишь стимулировать и направлять». Это направление предполагает наличие хорошо организованной клиники и тщательно подобранных и преданных делу врачей и обслуживающего персонала.

Одним из последних представителей этого психиатрического направления был Генрих Вильгельм Нейман (1814-1884). Его учебник также начинается с оригинальной системы медицинской психологии.⁸⁶ В психической жизни нет никаких случайных событий, говорит Нейман. Так же, как и Иделер, он придерживается теории о том, что жизнь представляет собой постоянный процесс саморазрушения и восстановления, где первому принадлежит забывание, а последнему - воспоминание. В ходе развития человек постепенно приобретает все возрастающую способность к самоконтролю, который можно сравнить с индивидуальной «степенью свободы». В том, что касается психопатологии, Нейман приписывает огромное значение расстройству внутренних импульсов или влечений (Triebe). Инстинктивные потребности выражаются в сознании через то, что Нейман назвал Эстезией (Aestheses), которая не только обладает характеристиками ощущения, но также является и стражем человеческого организма. Эстезия предупреждает о потенциальной опасности, обучая в то же самое время, как следует вести себя при встрече с ней. Существуют примеры, когда сигнал тревоги подается, но Эстезия настолько «изменена», что не может показать, как нужно встретить опасность. В результате появляется страх (Angst). Нейман делает акцент на отношениях между внутренними импульсами и страхом: «Если внутренние импульсы обратятся в боязнь, они никогда не смогут быть удовлетворены,» и добавляет, что это возникает только в том случае, когда под угрозой находятся жизненные функции, и при условии, что мы это осознаем.⁸⁷

Исследовательский интерес Неймана касался широкого круга тем. Среди них - клинические проявления полового инстинкта, возникающие у душевнобольных пациентов. Здесь можно отметить следующие симптомы: стремление к чистоте тела либо нечистоплотности, расплетание прически, беспрестанное мытье тела или («что я считаю патологическим эквивалентом») абсолютная нечистоплотность и пачкание тела, неприязнь к одежде или ее разрывание, несдерживаемые испражнения в присутствии врача, раздраженность при виде женщин, работающих в больнице, которых, например, обзывают «шлюхами», или обвинения сексуального характера, бросаемые знакомым женского пола, постоянные разговоры о браках других людей, но не о своем, частое плевание, болезненная религиозность и преувеличенный интерес к божественной службе и пастырю. Нейман заявил, что врачу-терапевту следует лечить не болезнь, а пациента, и что он должен заниматься одновременно как телом, так и психикой. Однако, специфика лечения умственных расстройств, добавляет Нейман, кроется непосредственно в психических методах.

Из приведенного выше краткого обсуждения основных положений учений Рейля, Гейнрота, Иделера и Неймана видно, что каждый из них имел собственные мнения и теории - вещи весьма характерные для того времени.⁸⁸ С точки зрения романтической психотерапии можно отметить общие черты, свойственные представлениям данных врачей. Они не доверяли психиатрической классификации. Диагноз, говорил Нейман, не имеет ничего общего с присвоением названия, он подбирает ключ, который сделает симптомы болезни понятными. Каждый из них настаивал на необходимости изучения любого случая заболевания, как особенного и имеющего свои собственные проявления. Все они, следуя традиции Шталя и Лангерманна, разделяли физические и психические причины душевных расстройств, но полагали, что для развития тяжелого душевного расстройства достаточным является наличие одной лишь психической причины. Однако их мнения расходились в вопросе об относительной важности различных страстей: Гейнрот настаивал на роли «греха» (в современном виде - чувства вины), Гюислэн - на роли страха, Иделер и Нейман - на роли сексуальных импульсов и фрустраций.

Каждый из этих врачей создал свою собственную систему медицинской психологии. Наряду с другими концепциями, они развили закон баланса между психическим поглощением и выплеском (intake + output), что тем самым подтверждает роль чрезмерно сильного стимула. Можно вспомнить концепции Эстезии и «изменений» Неймана и связь между неудовлетворенными внутренними импульсами и страхом.

Все они находились под глубоким впечатлением от терапии, особенно психотерапии, применяемой для лечения самых тяжелых душевных расстройств. Рейль и Гейнрот разработали тщательно продуманную систему психотерапевтических процедур, начиная от физической работы до шоковой терапии, и даже то, что сегодня назвали бы психодрамой (Рейль).

К сожалению, эти врачи жили относительно изолированно и, вероятно, практически не встречали понимания и общественного признания. Не прошло и полвека, как возникли новые научные концепции. Изучение анатомии мозга стало первостепенным, и работа вышеназванных пионеров приобрела дурную славу или была предана забвению. Однако любой, кто познакомится с трудами Рейля, Гейнрота, Иделера, Неймана и Гюислэна, поймет, что их положения и теории являются теми скрытыми источниками, которые лежат в основе многих открытий Блейлера, Фрейда, Юнга и новейшей динамической психиатрии.

Эпигоны романтизма: Фехнер и Бахофен

После 1850 года философия природы и романтизм, по-видимому, полностью исчезли. Это был период позитивизма и триумф механистического мировоззрения (Weltanschauung). Однако романтизм оставил после себя множество наследников, двое из которых, Фехнер и Бахофен, представляют для нас особый интерес.

Гюстав Теодод Фехнер, сын протестантского священника, изучал медицину в Лейпциге, где он и прожил до самой смерти.⁸⁹ Первое увлечение привело его к экспериментальной физике. Молодой ученый получил неоплачиваемую должность в Университете и зарабатывал на жизнь, делая научные переводы и составляя популярные энциклопедии и учебники для начинающих. Время от времени он публиковал небольшие литературные памфлеты под псевдонимом доктор Мизес. В одном из них, «Сравнительная анатомия ангелов», Фехнер проводил кривую эволюции животного мира, от амебы до человека, а затем при помощи экстраполяции пытался создать идеальный образ бесшумного высшего существа - ангела.⁹⁰ Он заключил, что они должны иметь сферическую форму тела, ощущать силу тяжести таким же образом, как человек видит свет, и общаться друг с другом, используя язык светящихся знаков, почти так же, как люди используют акустический язык во время беседы. В 1836 году Фехнер под собственным именем опубликовал «Маленькую книгу о жизни после смерти», где пишет,⁹¹ что человеческая жизнь разделена на три периода: от зачатия до рождения, от рождения до смерти и после смерти. Эмбриональная жизнь представляет собой постоянный сон, нормальная жизнь - колебание между сном и бодрствованием, жизнь после смерти, возможно, будет постоянным бодрствованием.

В 1833 году, в возрасте тридцати двух лет, Фехнер женился и получил должность профессора физики в Университете Лейпцига. По словам Вундта, «с этого момента он достиг независимого положения, которое дало ему свободу для собственной работы, и в этот самый момент у него начались проблемы со здоровьем. Напряженная работа истощила его силы.

Он с трудом доводил занятия до конца». На протяжении следующих шести лет с 1834 до 1840 года, Фехнер продолжал напряженные исследования и провел на себе ряд экспериментов о субъективных зрительных явлениях. Его зрение ухудшилось, и в 1840 году, когда ему было тридцать девять лет, Фехнер уже не мог работать и в течение следующих трех лет не занимался профессиональной деятельностью. В терминах современной нозологии, болезнь Фехнера считалась бы тяжелой невротической депрессией с симптомами ипохондрии, возможно, осложненная поражением сетчатки глаза в результате прямого наблюдения за солнцем. В действительности ее также можно считать примером того, что Новалис называл возвышенной ипохондрией - творческая болезнь, из которой человек выходит с новым философским пониманием и трансформацией личности.

На протяжении болезни бόльшей частью Фехнера заставляли жить затворником в полутемной комнате, стены которой были покрашены в черный цвет, или надевали на лицо маску, чтобы заслонить свет. Он не мог выносить большую часть пищи, не чувствовал голода и ел так мало, что его физическое состояние стало вызывать опасения. Излечение, согласно его записям, произошло необычным способом. Одна женщина, друг семьи, увидела сон, в котором готовила для Фехнера блюдо из сильно сдобренного специями окорока, запеченного в рейнском вине и лимонном соке. На следующий день она действительно приготовила и принесла ему это блюдо, настаивая на том, чтобы он, по крайней мере, попробовал его. Он согласился с большой неохотой, но неожиданно почувствовал себя лучше. Начиная с того дня, Фехнер регулярно ел маленькие порций этого кушанья и ощущал, как к нему возвращаются утраченные силы. Вскоре он стал активно заниматься умственными упражнениями, для того чтобы вернуться к прежней деятельности, что потребовало от него неимоверных усилий в течение года. По словам Фехнера, он «чувствовал себя как всадник, пытающийся усмирить лошадь, которая понесла». Как-то, через короткое время, ему приснился сон, и в нем он увидел число 77. Фехнер понял этот знак как символ того, что выздоровление должно наступить на семьдесят седьмой день, и по его словам, все именно так и случилось.

Трехлетний период депрессии сменился коротким периодом просветления. Фехнер наслаждался вновь обретенным здоровьем, был переполнен грандиозными идеями. У него было чувство, как будто он избран Богом и теперь способен открыть все тайны мира. Кульминационным моментом стало его заявление о том, что он открыл универсальный принцип, являющийся не менее важным для духовного мира, чем закон тяготения Ньютона - для физического. Фехнер назвал его das Lustprinzip (принцип удовольствия): гиперманиакальная эйфория трансформировалась в философскую концепцию. После трех лет, проведенных в темноте, он опять увидел мир и мог любовался цветами в саду, поражаясь их совершенству. Фехнер полагал, что у них есть душа и эта идея побудила его написать книгу «Нанна, или душа растений».⁹²

В течение всей оставшейся жизни у Фехнера сохранялось прекрасное здоровье, однако с ним произошли значительные изменения. До болезни он был физиком, презирающим философию природы (согласно Вундту). Теперь Фехнер сам стал философом натурфилософии, а затем поменял должность профессора физики в Университете Лейпцига на должность профессора философии. Его первый курс лекций был посвящен принципу удовольствия, и он издал их в небольшой книге⁹³ и философском журнале⁹⁴. После этого Фехнер ни на минуту не прекращал развивать эту концепцию и применял ее в новых областях психологии.

На протяжении второй половины жизни Фехнер написал много оригинальных и обладающих строгой логикой трактатов, отличающихся прекрасным поэтическим языком. Под старым псевдонимом Доктор Мизес он опубликовал сборник загадок, которые составлял во время болезни.⁹⁵ Под собственным именем он создал две самые типичные работы в духе философии природы: «Нанна»⁹⁶, которая, вероятно, является первой монографией, посвященной психологии растений - в высшей степени романтическому направлению философии. Название для следующей работы, «Зенд-Авеста», (комментированная Авеста) было заимствовано у священных книг древней Персии. По-видимому, Фехнер предполагал, что она будет Библией философии природы.⁹⁷ Он утверждал, что Земля - это живое существо, только более высокого уровня, чем человек. Этот уровень соответствует уровню ангелов, которых он гипотетически вывел в ранней работе «Сравнительная анатомия ангелов». Все формы земной (жизни исходят от живого существа. («Могла бы мертвая мать родить живого ребенка?») Этим также можно объяснить то, почему все живые создания так хорошо приспосабливаются к своему физическому окружению и дополняют друг друга. В данном живом царстве человек занимает привилегированное положение: «Он был сотворен для Земли, поскольку Земля была сотворена для него». Размышляя о месте Земли в солнечной системе, Фехнер ввел принцип «стабильности» и «повторения». Солнечная система сохраняется, поскольку существует закон, по которому одинаковое местоположение и типы движений периодически повторяются. Следовательно, стабильность принимает специфическую форму повторения. В книге «Зенд-Авеста» содержится первый намек на применение принципа стабильности и повторения к человеческой физиологии и психологии, и первое упоминание о психофизическом законе». Эта философская работа была опубликована в крайне неблагоприятный период, поскольку натурфилософия совершенно вышла из моды.

Тем не менее Фехнер никогда не терял надежды на распространение своего учения, но, по словам Вундта, поменял тактику и занялся экспериментальной психологией. В течение многих лет он исследовал отношения между физическим и духовным мирами. Фехнер чувствовал, что должен быть общий закон, управляющий этими взаимоотношениями, и пытался открыт ту математическую формулу, которая была бы самой близкой к нему. Согласно собственным записям, эта формула, которую он называл психофизическим законом, внезапно появилась в его сознании утром 22 октября 1850 года, что как раз совпало со временем написания книги «Зенд-Авеста» и дало возможность кратко упомянуть в ней об этом событии. Фехнер продолжил разработку большой серии экспериментов, чтобы удостовериться в истинности этого закона, и эти исследования занимали его следующие десять лет. В 1860 году он опубликовал в двух томах работу «Психофизика», в которой содержались его открытия. Она вызвала значительный интерес и стала отправной точкой современной экспериментальной психологии.⁹⁸

В критическом обзоре теории эволюции видов Дарвина Фехнер сформулировал универсальный и окончательный «принцип стремления к стабильности», который претендовал на то, чтобы стать дополнительным к каузальному.⁹⁹ Он появился после принципа удовольствия и «основного психофизического закона», став третьим великим всеобщим принципом, провозглашенным Фехнером. В 1876 году он опубликовал работу по экспериментальной эстетике, которая явилась попыткой положить в основу эстетики результаты экспериментальных исследований и объяснить ее с точки зрения принципа удовольствия - неудовольствия.¹⁰⁰ Он также применил этот принцип к психологии юмора и острот. В 1879 году, в возрасте 78, лет, Фехнер издал работу «Дневное видение в противоположность ночному», в которой его пантеистическое понимание мира («дневное видение») противостоит сухому и мрачному современному материалистическому подходу.¹⁰¹

В 1879 году в Лейпциге знаменитый последователь Фехнера Вильгельм Вундт открыл первый институт экспериментальной психологии. Лейпциг, приемный город Фехнера, стал центром новой науки и со всего мира туда хлынули толпы студентов. Сам Фехнер, седовласый старец в старомодной одежде, к тому времени сделался просто легендарной фигурой, чья невероятная рассеянность вошла в поговорки. Когда в 1887 году в возрасте восьмидесяти шести лет Фехнер скончался, к нему уже пришла запоздавшая слава и он был провозглашен отцом экспериментальной психологии.

К концу девятнадцатого века казалось, что Фехнера будут вспоминать только как пионера экспериментальной психологии и автора «основного психофизического закона». Тем не менее, интересно отметить, что именно, из фехнеровской психологии природы Фрейд заимствовал несколько основных концепций, которые он включил в метапсихологию То, что Фрейд ссылается на Фехнера в работах «Толкование сновидений», «Остроумие и его отношение к бессознательному» и «По ту сторону принципа удовольствия»¹⁰² доказывает его влияние на психоанализ. Фрейд взял у Фехнера концепцию умственной (ментальной) энергии, «топографическую» концепцию разума, принципы удовольствия-неудовольствия, стабильности и повторения. Значительная часть теоретической структуры психоанализа едва ли могла возникнуть, если бы не было научных работ человека, которого Фрейд называл Великий Фехнер.

Иоганн Якоб Бахофен (1815-1887), ученый, пропагандировавший теорию матриархата, родился в 1815 году в городе Базель, Швейцария. Он происходил из древней и состоятельной аристократической семьи.¹⁰³ Бахофен изучал право в Берлине, Париже и Гамбурге, но сильный интерес к археологии привел его в Италию. Там, изучая отделку античных мавзолеев и изображения культа смерти, он задумался о том, что это искусство содержит в себе символические следы забытого мира. После того как он провел несколько лет на посту судьи и профессора Римского права в Базеле, Бахофен отказался от большей части должностей, чтобы целиком отдаться любимому делу. Расшифровывая символы античного искусства и мифологии, он пришел к выводу, что они являются забытыми воспоминаниями о периоде человечества, о котором не осталось никаких исторических записей, когда власть находилась в руках женщин, а не мужчин. Правильная интерпретация этих символов даст возможность воссоздать социальные и политические особенности матриархата, также как представление о мире (Weltanschauung) и физиогномику этого периода, и даже еще более ранний период, который ему предшествовал. Таким образом, Бахофен, по словам Тарела, стал «историком эпохи без истории». В 1861 году он опубликовал главную работу «Материнское право», которую встретили либо безразлично, либо резкой критикой со стороны специалистов.¹⁰⁴ В Базеле Бахофен, величественный, с пышными бакенбардами и обладающий учтивыми манерами джентльмен, вел жизнь Privatgelehrter (свободного ученого), разделяя время между написанием книг и исследованиями в Италии и Греции. Он был холостяком и прожил с родителями до пятидесяти лет, пока не женился на очаровательной двадцатилетней кузине. В родном городе его считали несколько эксцентричным старым ученым. После смерти в 1887 году слава о нем только начала распространяться по миру.

Теория матриархата, неизвестная Бахофену, уже была разработана Жозефом Франсуа Лафито (1681-1746). Он был ученым-иезуитом и провел пять лет в племени ирокезов.¹⁰⁵ Отец Жюльен Гарнье, проживший шестьдесят лет среди алгонкинов, гуронов и ирокезов, рассказал Лафито все, что знал об их обычаях и социальной организации. Собственность и реальная власть у них принадлежала женщинам, которые отдавали право решать гражданские и военные вопросы вождям. Лафито сравнивал эту систему с системой древних ликийцев и несколькими другими древними цивилизациями и утверждал, что гинекократия когда-то была широко распространена у древних народов Средиземноморья и азиатских стран. Еще один французский ученый, аббат Десфонтене, описывал в романе, посвященном приключениям сына Гулливера, вымышленный остров Бабилару, где власть находилась в руках женщин, которые пользовались ею так же, как пользуются мужчины в большинстве современных цивилизаций.¹⁰⁶ В книге есть приложение, якобы написанное ученым, который, после прочтения истории Гулливера-младшего, заметил, что каждый, кто знаком с историей древних ликийцев и скифов, не найдет ничего нового в описании этого острова.

С точки зрения Бахофена, матриархат представлял собой нечто большее, чем просто социальную и политическую систему. Это широкое понятие, включающее в себя религию, представление о мире (Weltanschauung) и всю полноту культуры, связанную со всеми сторонами жизни. Более того, Бахофен утверждал, что развитие человечества прошло через три стадии: гетеризм, матриархат и патриархат, каждая из которых сохраняла символические остатки предыдущей.

Первая стадия, гетеризм, представляла собой период беспорядочных половых связей, где женщины были беззащитны и подвергались жестокому обращению со стороны мужчин, а дети не знали своих отцов. Это был также период «теллуризма», символ которого - гнилое болото, а божество - богиня Афродита (Венера).

Вторая стадия, матриархат, установилась после борьбы, длившейся тысячи лет. Женщины создали семью в ее современном значении и сельское хозяйство. В их руках находилась социальная и политическая власть. Они оказывали предпочтение социальной системе, которая подразумевала полную свободу, равенство и мирные взаимоотношения между гражданами. Основной добродетелью провозгласили любовь к матери, а ее убийство считалось самым тяжким преступлением. Матриархат представлял собой также материалистическую цивилизацию, где превыше всего ставилось воспитание тела, а не разума и превалировали практические ценности, что нашло свое выражение в развитии сельского хозяйства и строительстве огромных городских стен. Самой почитаемой была богиня Деметра (Церера). Одной из символических характерных особенностей стало главенство ночи. Время исчислялось по количеству ночей. Ведение боевых действий, совещания, акты правосудия и культовые церемонии - все происходило в ночное время. Другими особенностями были особое почитание луны, земли и смерти, предпочтение отдавалось сестрам перед братьями, более поздно рожденным перед старшими детьми, и наконец, левой стороне перед правой.

Бахофен считал, что переход от матриархата к патриархату был шагом к более прогрессивной стадии цивилизации. Это произошло после ожесточенных войн, доказательства которых он обнаружил в греческой мифологии. После патриархата наблюдался временный возврат к матриархату (как прежде к гетеризму после матриархата). С этой точки зрения Бахофен интерпретировал такие явления как амазонки и культ Диониса.

Амазонизм, в том виде, как его описывали в древних легендах об амазонках, являлся видом женского империализма (по словам Тарела), который существовал во время древней битвы между гетеризмом и матриархатом, а впоследствии принял форму вырождающегося матриархата в период его борьбы против возникающего патриархата.

Культ Диониса, бывший эпизодом в битве между гетеризмом и матриархатом, представлял собой восстание женщин против патриархата. Система Диониса благоволила развитию изящных искусств, но в отличие от целомудренных порядков матриархата Деметры, привнесла моральное разложение. Стремление к освобождению женщин в действительности привело к тому, что они стали эксплуатироваться мужчинами. Это была система, благоприятная для деспотов.

Когда патриархальная система установилась полностью, воспоминание о матриархате стало настолько невыносимым для мужчин, что о нем «забыли». (Вспомним, что подобный случая коллективного забывания приводил Буланье в теории о разрушении предыдущей цивилизации водами Всемирного потопа.) Но память о матриархате возродилась в виде символов и, мифов и согласно Бахофену, косвенно послужила стимулом к созданию великих шедевров греческой литературы. Трилогия Эсхила, «Орестея», в интерпретации Бахофена является символическим изображением победы матриархата, местью патриархата и окончательным триумфом последнего. В мифе об Эдипе Бахофен считает, что сфинкс является символом древней стадии гетеризма. Убив сфинкса, Эдип тем самым способствовал установлению в Фивах матриархата под скипетром Королевы Иокасты, однако последовавшее вслед за этим несчастье означало падение матриархата и его замену патриархатом.¹⁰⁷

Бахофен описывал патриархат как полное изменение матриархальной политики и социальной организации и отказ от его религии и философских принципов. Патриархат способствовал индивидуальной независимости и отделил людей друг от друга, но поставил их на более высокий интеллектуальный уровень. Люди первоначально любили лишь матерей, а любовь к отцам пришла только на последней стадии. Материнство предполагает более открытые и материальные взаимоотношения с детьми из-за беременности и грудного вскармливания. Отцовская любовь выше подобных отношений и является более абстрактным понятием. Это нашло выражение в законе с помощью процедуры усыновления и концепции «духовного рождения». Символическими характеристиками патриархата явился переход от ночи к дню, от луны к солнцу, от земли к небесам, от левой стороны к правой. Самым почитаемым божеством стал Аполлон, бог света и изящных искусств.

Отсутствие успеха у работы Бахофена частично объясняется плохой организацией книги, многочисленными отступлениями и длинными цитатами на латыни и греческом, которые он не переводил. Но прежде всего из-за того, что его теория подрывала не подвергавшееся сомнению ранее представление о том, что патриархальная семья существовала на протяжении всей истории человечества. В Базеле никто, даже такой ученый, как Якоб Буркхардт, не понял эти теории. Тем не менее старый Бахофен нашел последователя в лице юного Ницше, который принял его концепции о дионисических и аполлонических цивилизациях (с тем различием, что Ницше рассматривал цивилизацию Диониса скорее мужской нежели женской).¹⁰⁸ В первой философской работе «Рождение Трагедии», Ницше объяснял рождение феческой трагедии результатом слияния двух течений, «дионисического» импульсивного вдохновения и «аполлонического» принципа порядка и совершенства (что во многом сходно с последующим толкованием Фрейдом рождения произведения искусства, которое является слиянием принципов удовольствия и реальности).¹⁰⁹

На протяжении долгого времени историки, социологи и антропологи в равной степени игнорировали теории Бахофена, за небольшим исключением в лице Льюиса Моргана - отца американской этнологии, который уже сделал к тому времени прекрасное описание матриархальной системы, господствующей в некоторых американских индейских племенах, и после того как познакомился с теориями Бахофена, широко цитировал его в книге «Древнее общество».¹¹⁰ Деятельность Моргана способствовала созданию многих научных обществ, и правительство Америки в благодарность сделало Бахофену подарок в виде большого количества книг об американских индейцах. Работа Бахофена впоследствии привела к созданию концепции Kulturkreis, популярной среди немецких антропологов, таких как Вильгельм Шмидт, Копперс и Грабнер. Она также легла в основу попыток некоторых историков, изучающих доисторическую эпоху, воссоздать предшествующие стадии культуры, одной из которых был матриархат. Фридрих Энгельс дал социалистическую интерпретацию теорий Бахофена в работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства».¹¹¹ Матильда и Матиас Ваертинг пытались найти различия между обществами, где доминирует мужчина и женщина, и сделали вывод о том, что те или иные характерные черты, которые считаются присущими мужчинам или женщинам, соответствуют только характеру доминирования и доминирующего пола. Таким образом, согласно их теории, в обществе, где главенствует женщина, она будет обладать так называемым «мужским характером», и наоборот.¹¹² Еще один теоретик социализма, Август Бебель объяснял, что женщины были первыми человеческими существами, которых можно было поработить.¹¹³ Между тем Элизе Реклю и Бакунин также интерпретировали Бахофена в смысле анархической идеологии, и он даже стал популярным среди суфражисток.

Неожиданно в начале двадцатого века Бахофен достиг известности у более широкой аудитории благодаря деятельности группы неоромантических поэтов, философов и художников из города Мюнхена, которые называли себя Kosmiker.¹¹⁴ Они с восторгом приняли его описания предыдущих культур и метод интерпретации символов. В их кругах Бахофен был провозглашен пророком и мифологом Романтизма.¹¹⁵ Под влиянием неоромантиков были опубликованы его избранные сочинения, и идеи, пропагандируемые таким образом, в конце концов достигли более широких кругов. Несмотря на то, что ни одна работа Бахофена не была переведена на другие языки, многие из его концепций стали популярными, и их можно обнаружить (в более или менее искаженном виде) в многочисленных публикациях, сделанных историками, этнологами, социологами, политиками, психологами и психиатрами, где по большей части отсутствуют ссылки на его имя.

Идеи Бахофена проникли в психиатрические круги разнообразными путями, а его влияние на динамическую психиатрию было огромным. Тарел указывал на некоторое сходство основных концепций Бахофена и Фрейда.¹¹⁶ Бахофен, пишет Тарел, открыл явление подавления на полвека раньше, чем Фрейд. Можно добавить, что он обнаружил и явление формирования реакции: он указывал, что на рисунках, изображающих битвы амазонок, женщины-воины всегда побеждены, изранены и убиты. Бахофен утверждал также, что если римляне полностью стерли с лица Земли культуру этрусков, то это произошло из-за присущего им безумного страха и ненависти к матриархату. Между концепциями интерпретации символов Бахофена и Фрейда, говорит Тарел в дальнейшем, имеется огромное сходство. Оба утверждали, что существует граница, за пределы которой не могут проникнуть воспоминания индивида или человечества. У Бахофена это нашло выражение в попытках воссоздания истории человечества при помощи расшифровки мифов, а у Фрейда - при попытках воссоздания истории индивида с помощью интерпретации симптомов. Баумлер указывал на то, что Бахофен задолго до Ницше и Фрейда расстроил буржуазную систему ценностей девятнадцатого века, показав, что изначально сфера сексуальной жизни не только не подчинялась моральным нормам, но и была необычайно велика и к тому же имела собственную систему символов.¹¹⁷

Можно и далее продолжать сравнивать концепции Бахофена и Фрейда. Бахофен, как может показаться исходя из его рассуждений, считал, что стадии эволюции, описываемые им для общества в целом, присущи и отдельному индивиду. Если придерживаться этой мысли, мы получим следующую схему:

Концепцию Бахофена о происхождении Амазонизма также можно сравнить с теорией Фрейда о женской гомосексуальности.

Бахофен

Фрейд

«Гетерический» период первобытного промискуитета

Инфантильный период «полиморфного извращения»

Матриархат: главенство «Матерей», гинекократия

До-эдиповый, «кровосмесительный» период, сильная привязанность к матери.

Дионисический период

Фаллическая стадия

Мифы об Оресте и Эдипе, символический переход от матриархата к патриархату

Эдипов комплекс

Патриархат

Генитальная взрослая стадия

Подавление воспоминаний о матриархате

«Инфантильная амнезия»

Мифы

Защитные воспоминания, симптомы

Влияние Бахофена распространилось на Альфреда Адлера через Энгельса и Бебеля. Адлер утверждал, что сегодняшнее притеснение женщин мужчинами является гиперкомпенсацией мужского начала по отношению к прежней стадии женского доминирования. Человек усвоил понятие наследственной борьбы между полами. По мнению Адлера, невротик, испытывающий страх перед женщинами, таким образом развивает внутри себя «мужской протест», чтобы в неврозе являться игрушкой в руках этой борьбы между мужским и женским началом.

Что касается К.Г. Юнга, очень вероятно, что он прочел основные работы Бахофена, а его учения насыщены такими концепциями, как Анима и Анимус, «мудрый старец» и «великая мать», которые можно, по крайней мере, частично приписать влиянию Бахофена.

Кризис середины века

На протяжении всего девятнадцатого века имели место сильные социальные, политические и культурные изменения. Эти преобразования происходили не последовательно, а скорее циклами ускорения и замедления. В середине века наступил Великий кризис. Самым заметным его проявлением стала Революция 1848 года и ее последствия, которые потрясли Европу. Это отразилось на всех областях человеческой деятельности, что в свою очередь сказалось и на судьбе динамической психиатрии.

Множество изменений произошло на протяжении первой половины столетия. Промышленная революция распространилась из Англии по всей Европе и Северной Америке, результатом чего стало увеличение мощностей производства, промышленного выпуска, объема коммерческих сделок и создание новых транспортных средств. Одновременно с Промышленной революцией наблюдался значительный подъем рождаемости населения Европы. Сравнительно плохие условия, в которых жили крестьяне, заставили многих из них мигрировать в города. Процесс урбанизации был особенно заметен во Франции. Париж воспринял самое лучшее из экономической, политической и интеллектуальной жизни нации. В результате сочетания урбанизации и индустриализации возник новый социальный класс - пролетариат, который стал благодатной почвой для распространения идей социализма. После Оуэна и Сен-Симона, которые были пионерами этой доктрины, между 1830 и 1848 годами появилось новое поколение ученых, таких как Прудон, которые были главными вдохновителями часто лишь неопределенных идей и последними из тех, кого называют утопическими социалистами. «Коммунистический манифест», опубликованный в 1848 году Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом, стал поворотным моментом в развитии социализма, и после 1860 года это направление стало все больше и больше ассоциироваться с идеологией и течением, созданными этими двумя учеными.

Следствием демографического взрыва стала массовая эмиграция европейцев в Североамериканские страны, а также в Аргентину, Австралию и Сибирь. Страны, неподходящие для эмиграции, стали эксплуатироваться белым человеком.¹¹⁸ Подобное промышленное, демографическое и научное развитие, а также быстрое политическое и экономическое завоевание мира внушило европейцам оптимизм, самоуверенность и агрессивность, свойственные Западной культуре во второй половине девятнадцатого века.

Буржуазия, которая была лидирующим классом, а ее представители - создателями и владельцами предприятий крупной промышленности, теперь испытывала панический страх перед зарождающимся классом - пролетариатом. Социализм стал кошмаром буржуазии.

Мир все больше и больше распадался на большие суверенные, независимые государства. Англия была ведущей державой и центом Британской Империи. На втором месте стояла Франция, в то время как Германия и Италия все еще стремились к национальному объединению. Выражалось некоторое беспокойство по поводу новых, растущих государств - Соединенных Штатов и России. Алексис де Токвиль пророчил, что они неожиданно появятся как две великие державы и придет день, когда они будут управлять миром и поделят его между собой.¹¹⁹В 1869 году, Бахофен предсказывал, что историки, изучающие двадцатый век, будут говорить только об Америке и России, а функция старой Европы будет сведена к обучению новых хозяев.¹²⁰ Однако подобные идеи едва ли воспринимали серьезно. Национальные волнения, вызванные романтическими идеями, начинали потрясать великие многонациональные империи, Австрию, Россию и Турцию. Революция 1848 года предоставила еще одно доказательство силы национальных стремлений.

Тем временем зарождалась новая философия, философия позитивизма, которой предстояло обрести огромную популярность. Ее корни уходят к французским энциклопедистам восемнадцатого века и особенно к Кондорсе, который утверждал, что развитие человеческого разума произойдет посредством развития науки. Новая философия, введенная на заре девятнадцатого века Сен-Симоном, была систематизирована Огюстом Контом, его последователем Литтре во Франции и Джоном Стюартом Миллем и Гербертом Спенсером в Англии. Основным принципом позитивизма был культ фактов. Он не искал непознаваемое, вещь в себе, абсолют, а искал некую «субъективную уверенность», предоставляемую экспериментальной наукой, а также постоянные законы, такие как законы физики. Позитивизм отбрасывает любые рассуждения, близкие философии природы. Еще одной характерной чертой является интерес к эмпирической науке и поиск полезности. Продолжая линию Просвещения, позитивизм рассматривает человека как социальное существо. Огюст Конт ввел понятие «социология» и разработал основные принципы этой науки, которую он разделял на статическую и динамическую.

Эти основные направления медленно развивались на протяжении первой половины столетия, однако под влиянием кризиса середины века их развитие ускорилось. Самым заметным аспектом кризиса стала революция 1848 года. Она представляла собой политическое движение с сильным эмоциональным подъемом. Вся Европа приветствовала ее с таким юношеским пылом, что революцию 1848 года стали называть «весной народов».¹²¹ Это был подъем демократии против консерватизма, социализма против привилегий буржуазии, угнетенных народов против правительства иностранных государств. Во многих отношениях ее можно было считать временным возрождением Романтизма и конфликтом поколении. В Германии революция выразилась в поиске национального единства. Однако созыв Парламента во Франкфурте потерпел прискорбную неудачу, в результате чего Германия, как единое национальное государство, начала существовать гораздо позднее, при содействии Бисмарка и под управлением Пруссии. Во всей континентальной Европе революцию встречали с энтузиазмом, потом следовал период эйфории, а затем наступило поражение и вместе с ним триумф политической реакции. Среди молодежи распространились упаднические настроения. Многим самым прогрессивным и энергичным молодым умам, особенно в Германии, наскучили Европа (Europa-mude) и они эмигрировали в Соединенные Штаты.

Широко распространенные и массовые психологические проявления, которые присутствовали и сопровождали революцию 1848 года, не стали объектами систематического исследования. Среди ее разнообразных аспектов было возросшее значение животного магнетизма. Во многих местах после публичных демонстраций происходили психические эпидемии. В то же самое время огромная волна спиритизма, о которой уже упоминалась в главе 2, поглотила Соединенные Штаты, а затем Англию и континентальную Европу. Связь между спиритическими эпидемиями и революцией 1848 года хорошо проследил Литтре, который писал: «В нашу эпоху революций общество часто сотрясают серьезные катаклизмы, наполняя одних глубоким страхом, а других несбыточными надеждами. Нервная система становится более возбудимой.(...) Такими являются обстоятельства, которые обусловили произошедший социальный взрыв».¹²²

Кризис середины века завершил поражение Романтизма. Его немногочисленные последователи, такие как Фехнер и Бахофен, были уверены, что будут неправильно поняты. Вторая половина века принадлежала науке и вере в науку. Во времена Французской революции и правления Наполеона ученых призвали, возможно, в первый раз, внести вклад в дело защиты родины с помощью своих открытий. И, возможно, этот призыв стимулировал создание ряда смелых предложений. В 1803 году Анри де Сен-Симон заявил, что науку следует организовать в объединенное общество знания, а ученых - в иерархическое общество, наподобие Католического духовенства, под управлением Совета Ньютона.¹²³ Иоганн Кристиан Рейль предложил организовать науку на военный манер, как государственный институт.¹²⁴ Ученые различных направлений будут работать под командованием вышестоящих начальников и посвящать себя исследованиям в области практических и прикладных наук. А в свободное время им будет разрешено заниматься теоретическими отраслями знания.

Однако тип научной организации, который преобладал в девятнадцатом веке, был далек как от творческого хаоса восемнадцатого века, так и от регламентированной науки, предложенной Сен-Симоном и Рейлем. Исследования теперь в основном проводились в Университетах. Хотя каждый Университет не зависел от другого, связь между ними поддерживалась через сеть научных обществ и журналов. Важным событием стало основание Берлинского Университета в 1806 году. Для того времени это был крайне смелый жест, поскольку Пруссия была побеждена и разрушена. Основание Университета задумывалось как первый шаг к возрождению нации. Он был организован на высоком научном уровне и ценой больших затрат под руководством Вильгельма фон Гумбольдта.¹²⁵ Берлинский Университет вскоре стал моделью, по образцу которой организовывались другие немецкие университеты и создавались новые. В конечном счете он оказался стандартом для всей центральной Европы. Таким образом, немецкая наука быстро шагнула вперед и примерно в середине века начала вытеснять Францию. Германия стала лидирующей страной в области наук.

Под совокупным влиянием позитивной философии, сосредоточения научных изысканий в университетах и направления культурного оптимизма, в Западной цивилизации распространилась почти религиозная вера в науку, которая охватывала все большие и большие слои населения. Считали, что прежде всего наука должна удовлетворить бескорыстную жажду знаний человека. «Полагаете ли вы, - спрашивал Ницше, - что науки могли бы сформироваться и стать великими, если бы впереди них не шли волшебники, алхимики, астрологи и колдуны? Те, кто первыми должны были возбудить, посредством обещаний и вероломного обмана, жажду, голод и вкус к скрытым и запретным возможностям!»¹²⁶

Это также означает, что наука была вынуждена доказывать свою действенность, защищая жизнь человека, побеждая и завоевывая природу для его блага. Теперь она является, к тому же, совокупностью проверенных методик и вынуждена следовать строгой методологии практической эффективности. Более того, науку стали рассматривать как единство различных дисциплин и кладезь знаний, общих для всего человечества, из которого каждый может извлечь пользу или внести свой вклад. Это исключало существование тайных наук и научных «школ», зависящих от специфических философских систем, наподобие тех, которые были в древней Греции. Продолжая традицию Просвещения, позитивизм уверял, что наука разгадает загадки Вселенной. И до момента, когда она будет претендовать на место религии, остается сделать только один шаг вперед.

Однако следует сказать, что определение критерия научности и ненаучности всегда было нелегким делом. Животный магнетизм, френологию и гомеопатию провозгласили удивительными научными открытиями и новыми отраслями знания. У этих направлений появились тысячи восторженных поклонников, которые время от времени обучались в университетах, но в девятнадцатом веке на их место пришли настоящие ученые.

Всеобщая вера в науку часто становилась как бы видом религии и породила умонастроение, которое назвали научным подходом (scientism). Это наукообразие зашло настолько далеко, что отрицало существование всего, что невозможно постичь научными методами, и часто переходило в атеизм. После 1850 года хлынул поток популярной литературы, пропагандирующей исключительную веру в науку в сочетании с атеизмом и иногда с излишне упрощенным учением материализма. Авторами подобных работ были Бюхнер, Молешотт и Фохт, а позднее к ним присоединились работы Геккеля.

Независимо от того, принимала ли вера в науку крайнюю форму или была более умеренной, всеобщий оптимизм - характерная черта того периода - сохранялся до конца века. Эти настроения прекрасно отразил Жюль Верн в своих романах, рассуждая о том, чего может достигнуть человек с помощью науки. На естествоиспытателя (scientist), ставшего популярным персонажем в обществе, распространился стереотип savant¹²¹ (ученый, букв, знающий). Savant безусловно принадлежит университету, вне стен которого наука почти не существовала. Но это был не просто ученый как в прежние времена, теперь он - исследователь и к тому же преподаватель. Самой характерной чертой стала бескорыстность. Наука - это его религия, которая, как и любая другая, имеет своих святых и мучеников. Задача этой религии - открытие истины. Savant, по необходимости, также упорно работал и был настолько поглощен своим исследованием, что не замечал ничего, что происходит вокруг. Хотя скромность не всегда считалась его основной добродетелью, он часто выглядел неуверенным в себе, был плохим собеседником и мало участвовал в общественной жизни (за исключением той, которая считалась необходимой для легитимных, академических целей). Его эмоциональная жизнь была окутана тайной, а женой становилась скромная и мужественная женщина, Она посвящала свою жизнь заботе о муже и детях и часто была неспособна понять смысл его работы, но до конца своих дней оставалась рядом с ним. Savant верил в «чистую» науку и не испытывал ничего кроме презрения к исследователю, работающему на нужды промышленности, чьи изобретения использовали в практических целях. Конечно, было известно, что достижения науки можно также использовать и для совершения преступлений или убийств, но заявление некоторых ученых, таких как анархист Бакунин¹²⁸ или Эрнест Ренан, о том, что, возможно, придет день, когда науку будут использовать для угнетения и уничтожения человечества¹²⁹, считали забавным парадоксом.

Всеобщая вера в могущество науки поддерживалась не только культом позитивизма, но и многочисленными открытиями и изобретениями, появление которых беспрестанно ее усиливало. Они следовали одно за другим настолько быстро, что каждый мог, так сказать, видеть, как преображается земля под их воздействием. Прогресс в медицине и гигиене изменил условия жизни человека, а средняя продолжительность жизни с начала девятнадцатого века постоянно увеличивалась. Этот прогресс имел важное социальное и биологическое значение.¹³⁰ И, наконец, открытие между 1840 и 1850 годами хирургической анестезии не только сделало возможным развитие хирургии, но и исключило муки физической боли, чему способствовали последующие открытия болеутоляющих и успокаивающих средств. Людям не нужно было больше страдать от боли, как прежде, и они, став более чувствительными к ней, начали больше ее бояться.¹³¹ Таким образом, человек к концу столетия стал совершенно другим биологическим существом по сравнению с тем, каким он был в начале, поэтому неудивительно, что совершенно изменилась и его психопатология.

Новые доктрины: Дарвин и Маркс

Великие социологические и биологические изменения, которые произошли в Западном мире в девятнадцатом веке и особенно после 1850 года, потребовали новой идеологии. Эпоха Романтизма, по-видимому, полностью закончилась. Просвещение так и не восстановило тот престиж, который у него был в конце восемнадцатого века. Тем не менее под влиянием его идей в России освободили крепостных, а в европейских колониях и Соединенных Штатах - рабов. Однако духу Просвещения все больше и больше противоречили новые культурные направления. Философия Промышленной революции - свободное предпринимательство, конкуренция, открытие новых стран и жестокая борьба за мировые рынки - по-видимому, нашла свое научное выражение в дарвинизме, в то время как марксизм дал философскую основу социалистическим партиям, которые появились в результате развития растущего промышленного пролетариата и усиления классовой борьбы. Огромное влияние обеих доктрин, дарвинизма и марксизма, проявилось после 1860 года. Это воздействие затронуло все сферы жизни, включая и динамическую психиатрию.

ЧАРЛЬЗ ДАРВИН (1809-1882).

Чарльз Дарвин впервые стал известен как подающий надежды молодой ученый, который принял участие в кругосветном плавании на «Бигле» в качестве натуралиста. Целью экспедиции было проведение геодезических и картографических исследований прибрежных областей южного полушария.¹³² Результаты наблюдений, сделанных на протяжении пяти лет путешествия (1831-1836), сразу поставили Дарвина в ряды выдающихся натуралистов того времени. Через несколько лет слабое здоровье заставило его уединиться в собственном поместье, находившемся недалеко от Лондона, где он посвящал несколько часов работе в области естественных наук, когда чувствовал себя достаточно хорошо. В октябре 1838 году случилось так, что Дарвин прочел работу Мальтуса «Опыт закона о народонаселении», где автор полагает, что «борьба за существование» является законом, управляющим развитием человеческого населения. Он предположил, что «борьба за существование» могла также объяснить и естественный отбор, в результате которого развиваются и преобразовываются виды. В 1842 и 1844 годах он вкратце набросал основные положения своей теории. В течение следующих двадцати лет Дарвин продолжал писать монографии на различные темы, касающиеся геологии и зоологии, в то же время медленно совершенствуя теорию эволюции видов и собирая огромное количество относящихся к ней фактов. Он приступил к созданию своего magnum opus в мае 1856 года и уже закончил половину к июлю 1858 года, когда получил рукопись от Альфреда Уоллеса, в которой развивалась та же самая теория эволюции видов в результате естественного отбора и борьбы за существование. Друзья Дарвина договорились о совместном представлении рукописи Уоллеса и выдержек из набросков Дарвина, сделанных в 1844 году, в Линнеевском обществе в июле 1858 года и о их совместной публикации.¹³³ Вслед за этим он начал писать сжатую версию книги. В 1859 году вместе с публикацией работы «Происхождение видов путем естественного отбора», к нему пришла мировая известность.¹³⁴ Он внезапно обнаружил, что находится в центре научных, философских и религиозных дискуссий, которые ученый пытался избежать всеми возможными способами. Среди его последних работ были «Происхождение человека и половой отбор», в которой Дарвин применял теорию, развиваемую в книге «Происхождение видов путем естественного отбора» к человеку, и «Выражение эмоций», где ключ к той старой проблеме ученый искал в анализе инстинктов, лежащих в основе разнообразных эмоций. Когда в 1882 году Дарвин скончался, в Парламент была подана петиция о захоронении его останков в Вестминстерском Аббатстве, где его могилу можно найти неподалеку от могилы Ньютона.

Известность Дарвина прежде всего ассоциируется с трансформизмом, который он называл теорией происхождения, эволюцией видов. Это противостоит концепции постоянности и неизменности видов. В действительности признаки теории трансформизма можно найти в трудах греческих философов Анаксимандра и Эмпедокла и их китайского современника Цон-Ци, который согласно Неру, в шестом веке до н.э. написал следующее:

Все организмы происходят из единственного вида. Этот единственный вид подвергался многочисленным постепенным и постоянным изменениям, а затем дал рост всем организмам разнообразных форм. Такие организмы не стали различаться немедленно, напротив, они приобрели отличия, постепенно изменяясь, из поколения в поколение.¹³⁵

Историки науки обнаружили ряд предшественников Дарвина начиная с семнадцатого века и заключили, что эволюционистические взгляды были довольно распространенными за век до него.¹³⁶ Слабым местом ранних систем было отсутствие убедительных аргументов, поддерживающих эту теорию, и вероятного объяснения механизма изменения видов. Ламарк (1744-1829) объяснял трансформацию видов посредством адаптации, продолжительного использования и неиспользования органов и передачей приобретенных качеств, но не мог предоставить доказательства. Заслуга Чарльза Дарвина не в том, что он ввел понятие трансформизма, а в том, что он предложил новое каузальное объяснение и подкрепил свою теорию огромным количеством доказательств, которые терпеливо собирал в течение двадцати лет.

Дарвин оттолкнулся от того факта, что у растений и животных происходят многочисленные самопроизвольные, случайные изменения, которые передаются следующему поколению. Это хорошо известно специалистам по разведению растений и животных. Они отбирают изменения с некоторыми свойствами, скрещивают их и таким образом получают новые виды, обладающие искомыми качествами. Иногда селекционеры просто отбирают образцы, которые считают лучшими, скрещивают их и добиваются новых, неожиданных сортов (этот процесс Дарвин называл бессознательным отбором). Его же можно назвать и искусственным отбором. В отношении естественного отбора Дарвин предположил, что новые виды могут появляться посредством случайных изменений и их наследственная передача может происходить по тому же самому пути, как появляются новые виды. Но как природа осуществляет процесс отбора, сравнимый с отбором, регулируемым селекционерами? Дарвин полагал, что главным фактором является борьба за существование в природе - процесс, сходный с тем, к которому обратился Мальтус в области демографии. Это значило бы, что в данном виде растения или животного количество особей превышает ограничения, накладываемые величиной территории и количеством пищи, поэтому существует непрерывная борьба за существование, в которой выживут особи, претерпевшие такие произвольные изменения, которые сделали их более подготовленными к борьбе, в то время как неподготовленные будут уничтожены. Однако изменения, происходящие в окружающей среде, постоянно бросают вызов степени приспособленности живых существ.

Среди аргументов, предоставленных Дарвином в защиту теории трансформизма, были такие, как гомологическая структура у индивидов, принадлежащих родственным видам, существование рудиментарных органов (оставшихся от прежних, наследственных видов), явление реверсии, возрождение наследственных признаков и многочисленные факты, связанные с классификацией животных по геологическим периодам и месту обитания. Но для того чтобы сделать свою объяснительную теорию последовательной, Дарвин выдвинул несколько других гипотез: о том, что самопроизвольные изменения могут дать развитие новым видам (не только новым расам), что приобретенные признаки могут передаваться по наследству, что продолжительность геологических периодов была крайне велика и что развитие палеонтологии предоставит недостающие элементы, связывающие известные виды с их предполагаемыми наследственными формами.

В работе «Происхождение видов путем естественного отбора» Дарвин ничего не говорил о человеческом виде, но вскоре Томас Хаксли в Англии и Эрнст Геккель в Германии применили его теорию к происхождению человека. Во второй значительной работе «Происхождение человека и половой отбор» Дарвин выдвинул гипотезу о том, что «человек происходит от волосатого, хвостатого четвероногого млекопитающего, вероятно, привыкшего лазать по деревьям и являвшегося обитателем древнего мира».¹³⁷ Это существо настолько отличалось от большинства диких животных, живших тогда, насколько эти животные отличаются от цивилизованного человека. Дарвин пытался воссоздать внешний вид нашего предка и дать чисто биологическое объяснение его развития от дикого существа до современного человека. Общество, говорит он, произошло от инстинктов родительской любви и любви детей к родителям, от инстинктов взаимопонимания и взаимопомощи между животными одного вида. А язык начался с криков, сопровождающих некоторые эмоции и имитации криков, издаваемых другими животными. Нормы поведения в большей части произошли от вышеупомянутых инстинктов, дополненных чувствительностью человека к общественному мнению, а впоследствии разумом, образованием и привычкой. В работе «Происхождение человека и половой отбор» Дарвин не придает борьбе за выживание того исключительного значения, которое он приписывал ей в книге «Происхождение видов путем естественного отбора». Он говорит об инстинкте взаимопомощи и утверждает, что в эволюции человека наиболее важным фактором являлся половой отбор, который заключается в том, что более сильные мужские особи стремятся выбрать самых привлекательных женских особей и что самки оказывают предпочтение сильным самцам, и эти пары имеют наиболее многочисленное потомство.

История дарвинизма является типичным примером теории, которая отмежевалась от своего основателя и стала развиваться автономно и в неожиданном направлении. Работа «Происхождение видов путем естественного отбора» навряд ли была бы опубликована, если бы Дарвин обнаружил, что его теория встала в один ряд с ее многочисленными противоречивыми толкованиями и что он сам превратился в живую легенду.¹³⁸ Было сказано, что Дарвин, седобородый патриарх естественных наук, имеющий слабое здоровье, живущий изолированно и уединенно, совершил самую серьезную интеллектуальную революцию со времен Коперника.¹³⁹ Говорили, что он был первым, кто сформулировал теорию эволюции (бывших сторонников этой теории, включая и его деда, Эразма Дарвина, в лучшем случае называли предшественниками, если не игнорировали вовсе). Более того, забыв о том, что Дарвин выдвинул свою теорию лишь в качестве гипотезы, теперь полагали, что он доказал ее и поднял до уровня неопровержимой научной истины. Понятие борьбы за существование, слишком далекое от того, чтобы быть просто объяснительной гипотезой, теперь стали считать опорой дарвинизма. И совершенно проигнорировали то, что Дарвин предложил несколько других механизмов (одним из которых является половой отбор). Провозгласили, что борьба за существование, ныне понимаемая в более гоббсовском смысле как «война всех против всех», есть универсальный закон, который открыл и продемонстрировал Дарвин, «железный закон», управляющий живым миром и человечеством, который устанавливает основополагающий критерий для этики. Однако было несколько ученых, которые пытались объективно рассмотреть истинное значение идей Дарвина, оценить их с научной точки зрения и отказаться от неправильных толкований его теорий, сделанных восторженными сторонниками, а также ослепленными оппонентами.¹⁴⁰

Историческое значение любой теории не ограничивается тем, что первоначально закладывал в нее автор. Оно включает в себя ее разработку, дополнения, интерпретации и искажения, которым она подвергается, а также последствия, которые появляются в результате использования теории и извращенных толкований.

Настоящей областью применения теории дарвинизма была естественная история. Сам автор предложил ее в качестве гипотезы, направленной «а то, чтобы доказать теорию трансформизма. В этом смысле ее последствия разнообразны. Она дала сильный толчок развитию естественных наук. Поиск потерянных элементов для воссоздания последовательности изменений, которые претерпели виды, способствовал прогрессу палеонтологии, а эмбриологические доказательства в защиту трансформизма стали отправной точкой для новых исследований в области сравнительной эмбриологии. Но прежде всего публикация работы «Происхождение видов путем естественного отбора» поменяла господствующие мнения в среде натуралистов. Теория фиксизма потеряла практически всех своих сторонников, а трансформизм, называемый теперь Теорией эволюции, приняло подавляющее большинство ученых. Но означает ли это, что подтвердится та отдельная гипотеза, сформулированная Дарвином для объяснения механизма эволюции? Это был один из самых спорных вопросов современной науки. Несмотря на широкое признание его теории, все еще выражались некоторые сомнения по поводу истинной роли, которую играет борьба за существование^{141, 142} , а также по поводу ее влияния на эволюцию - могут ли случайные изменения привести к образованию нового вида (не только новой расы), и действительно ли существует большинство потерянных элементов?¹⁴³ Гертруда Химмельфарб приводит высказывание нескольких известных в то время натуралистов, которые заявили, что всеобщее принятие дарвинизма не означает его полную научную состоятельность, поскольку в основе лежат страх человека перед неизведанным и то, что ученые предпочитают любое неудовлетворительное объяснение отсутствию объяснения вообще.¹⁴⁴

Если бы дарвинизм оставался в рамках первоначальной области применения, он никогда бы не достиг той славы, которая у него была. Вскоре его принципы стали использовать и в других науках. Биологи называли «внутренним отбором» предполагаемую борьбу между частями организма на протяжении развития. Психологи допустили, что инстинкты и умственные способности также возникают в процессе естественного отбора. Подобным образом реконструировалась эволюция человеческого общества, семьи, языков, моральных норм или религии, и ни одна отрасль науки не осталась незатронутой этой доктриной.¹⁴⁵

Дарвин старался не вторгаться в область философии, но его последователи решили, что из его идей можно вывести философскую систему, и в особенности новую концепцию эволюции и прогресса. В эпоху Просвещения идею прогресса понимали как постоянный процесс, который проходит под руководством разума и имеет своей целью процветание и счастье человечества (включая и отверженных членов общества). Романтики размышляли о скрытом процессе, лежащем в основе природы, о бессознательных иррациональных силах, которые, тем не менее, служат рациональной цели. Теперь дарвинизм указывал на явление биологического прогресса среди живущих видов и социального, и даже морального прогресса в человечестве, который является результатом автоматического и механического действия случайных событий и слепой, всеобщей борьбы. За эту идею ухватились атеисты и использовали ее как оружие против религиозной веры в Создателя и против религии вообще. Но пока некоторые круги, отождествляемые с библейским фундаментализмом, продолжали сражаться с дарвинизмом, большинство теологов вскоре примирили идею эволюции с религией. Американский ботаник Эйса Грей (1810-1888), первая защитница идей Дарвина в Америке, с самого начала стала основателем «теистического крыла» идеи эволюции.¹⁴⁶

В Соединенных Штатах дарвинизм оказал сильное влияние на философию. В ней появился новый подход к мышлению, при котором мысли считали не перманентными сущностями, а скорее универсальной точкой зрения эволюции.¹⁴⁷ Инструментализм, прагматизм и утилитаризм являются лучшими выразителями такой философской позиции.

В Германии философский дарвинизм принял другую форму под влиянием Эрнста Геккеля. Он был биологом, достойным похвалы за великолепное исследование инфузорий, медуз и губок. Геккель провозгласил себя проповедником дарвинизма и старался подкрепить его новым доказательством, «фундаментальным биогенетическим законом».¹⁴⁸ В эмбриональной стадии, говорил он, любое живое существо претерпевает те же самые изменения, которые происходили с его предками на протяжении всей эволюции («онтогенез повторяет филогенез»). Однако впоследствии он понял, что этот закон непостоянен, поскольку серии превращений могут быть ограничены или даже изменены. Но Геккель включил дарвиновский трансформизм в широкую философскую систему, называемую монизмом. Природа, говорил он, - это место универсальных процессов развития от молекулы до клеточных организмов. Нет никакого различия между органической и неорганической природой, жизнь представляет собой физическое явление, характеризующееся особым видом вибрации в материи. Все живые виды в природе произошли из материи посредством вмешательства одной элементарной живой субстанции, «монеры», одноклеточного существа без ядра. Геккель утверждал, что видел ее через микроскоп. Весь процесс трансформизма, начиная с монеры, включает в себя три мира: мир «протист» (одноклеточных организмов), растений и животных. Геккель воссоздал целое генеалогическое древо человека, состоящее из двадцати двух ступеней, где монера была первой, человек - двадцать вторым, а все, что было между ними, являлись гипотетическими существами. Двадцать первым, то есть самым близким предком человека предположительно был «питекантроп», относящийся к обезьянам. Человек появился в Лемурии, на ныне затонувшем континенте между Индией и Африкой. Существовало двенадцать видов и тридцать шесть рас людей. Геккель учил, что клетки и даже молекулы наделены элементарным сознанием и предложил основать новую религию, основанную на поклонении космосу. Он так и не понял, что его система была лишь последним возрождением философии природы. Он полагал, что его теории являются абсолютно научными, и сегодня трудно представить тот фантастический успех, который сопровождал их на протяжении нескольких десятилетий, особенно в Германии, где эта система часто отождествлялась с дарвинизмом. Молодые врачи поколения Фрейда познакомились впервые с дарвинизмом именно в интерпретации Геккеля. Престиж ученого оставался настолько высок, что юный Роршахв 1904 году спрашивал его совета, когда колебался между тем, заняться ли ему искусством или естественной наукой.

Наиболее сильно влияние дарвинизма чувствовалось в социальной сфере, через учение социального дарвинизма, которое представляет собой огульное применение концепций «борьбы за существование», «выживание наиболее приспособленных» и «устранение непригодных» к явлениям и проблемам человеческих обществ. Именно натуралист Томас Хаксли, один из первых последователей Дарвина, в известном сообщении, сделанном в 1888 году, резюмировал эту философию, связывая ее с современной ситуацией в Англии:

С точки зрения моралистов, животный мир стоит примерно на том же самом уровне, что и шоу гладиаторов. С животными довольно хорошо обращаются и выводят на поле битвы, посредством чего самые сильные, быстрые и хитрые выживают для того, чтобы сражаться на следующий день. Зрителю не нужно опускать вниз большой палец, поскольку все равно пощады не будет. (...) В череде событий, которые составляют жизнь человека-животного, не обнаружить ни одной более моральной цели, чем та, которая гонит волка на беззащитного оленя. (...) Действительно, среди первобытных людей терпели поражение самые слабые и глупые, в то время как самые сильные и хитрые, лучше всего приспособленные к тому, чтобы справляться с обстоятельствами, но не самые лучшие в любом другом смысле, выживали. Жизнь была постоянной дракой, и за пределами ограниченных и временных отношений в семье, гоббсовская война всех против всех являлась нормальным условием существования. (...) Однако усилие нравственного человека, направленное на достижение моральной цели, никоим образом не умалялось, поскольку оно хоть немного изменяло глубоко укоренившиеся органические импульсы, которые заставляют естественного человека следовать своему аморальному кодексу. (...)¹⁴⁹

Если уж натуралист смог интерпретировать учение Дарвина таким образом, легко можно представить, как оно было искажено в работах социологов и политиков, которые изучали его только понаслышке. Связав этот фантастический универсальный закон с теорией дарвинизма, его использовали в качестве разумного объяснения, которое оправдывало истребление примитивных народов белым человеком. Марксисты применяли его как аргумент в защиту классовой борьбы и революции. Криминалисты итальянской позитивной школы Ферри и Гарофало использовали концепцию «устранения непригодных» в качестве аргумента за сохранение смертной казни. Аткинсон распространил понятие всеобщей борьбы на область семейных отношений и описал закон, существовавший у первобытных людей, по которому взрослый сын убивал престарелого отца.¹⁵⁰ Милитаристы всего мира обратили это учение в научное доказательство необходимости войн и содержания армии. Псевдодарвинистская философия, которая убеждала европейскую элиту, что война является биологической необходимостью и неизбежным законом, признана ответственной за развязывание Первой Мировой Войны.¹⁵¹ Целая плеяда политиков провозгласила те же принципы, достигшие апогея с приходом Гитлера, который неоднократно цитировал Дарвина.¹⁵² Короче говоря, как установил Кропоткин, «Нет ни одного позорного поступка в цивилизованном обществе, будь то в отношении белого человека к так называемым низшим расам, или сильного к слабому, который не нашел бы своего оправдания в этой формуле».¹⁵³ Это направление мышления, которое можно проследить от гоббсовского принципа «человек человеку волк» до Мальтуса и от Дарвина до литературного описания «закона джунглей», сделанного Киплингом, наложило особый отпечаток на Западный мир, особенно на последние десятилетия девятнадцатого и начало двадцатого столетий. Влияние любой доктрины состоит также в извращенных толкованиях и появлениях противоречий, которые идут вразрез как с доктриной, так и с ее толкованиями. С самого начала возникла сильная оппозиция по отношению к идеологии, которую установил Дарвин. Во время тюремного заключения в Клерво (1883-1886) русский анархист Кропоткин увидел необходимость переоценки формулы Дарвина на основе данных, которые он обнаружил в работах русских зоологов Кесслера и Северцова. Он разработал теорию взаимопомощи как основного закона живых существ.¹⁵⁴ Характерно, что и эта теория, по-видимому, нашла точку соприкосновения с современными английскими натуралистами.¹⁵⁵ Другие натуралисты в течение долгого времени указывали на то, что даже если так называемая борьба за существование и применима к животному миру, то все еще нет никаких оснований применять ее к человеческому обществу, которое имеет особые законы и структуру.¹⁵⁶ Английский экономист Норман Энджелл перед Первой мировой войной говорил об ошибочности этого псевдозакона, который ведет народы Европы к катастрофе.¹⁵⁷

Сам закон эволюции не избежал противоречий. Французский биолог Рене Кинтон провозгласил «принцип константности». Он говорил, что если все живые существа, включая и человека, вышли из моря, то они в свою очередь сохраняли на протяжении всех фаз эволюции milieu interieur (внутреннюю среду), которая с физической и химической точки зрения очень похожа на состав морской воды.¹⁵⁸ Реми де Гурмон применил этот принцип к интеллектуальной жизни и отрицал, что в развитии человеческого мышления был какой-либо действительный прогресс. Изобретатели и художники, жившие в доисторическое время, говорил он, были много более одаренными, чем любой современный изобретатель и художник. На протяжении всех фаз культурной революции высочайший уровень человеческого интеллекта оставался одинаковым.¹⁵⁹

Закон «выживания наиболее приспособленных» и «устранение непригодных» представляет особый интерес для динамической психиатрии Действительно, не много нашлось бы людей, настолько же неприспособленных к жизни в условиях жестокой конкуренции, как сам Дарвин, детской мечтой которого было стать деревенским священником и посвящать свободное время любимому увлечению - естественной истории. Слабое здоровье препятствовало бы любой университетской деятельности. Он не смог бы довести до конца свою работу, если бы не счастливое стечение обстоятельств и не заботы преданной ему жены. Он избегал личного участия в дискуссиях, развернувшихся вокруг его теорий, оставляя это своим сторонникам.

Альфред Адлер систематически обращался к принципу «устранения непригодных». Он показал, что врожденные недостатки часто дают импульс для биологической компенсации. Затем он с таким же успехом распространил этот принцип на область психологии, сделав «компенсацию» основным понятием своей системы. Таким образом неполноценность, не имеющая никакого отношения к причине неудачи, могла оказаться лучшим стимулом для социальной борьбы и победы.

Как и многие его современники, Фрейд был восторженным читателем работ Дарвина, а влияние дарвинизма на психоанализ разносторонне.¹⁶⁰ Во-первых, Фрейд, как и Дарвин, сформировал свою психологическую теорию, основываясь на биологической концепции инстинктов. Такого рода психология уже была сформулирована Галлем и его последователями, а также несколькими психиатрами, такими как Ж.С. Сантлус.¹⁶¹ Но теория инстинктов Фрейда явно берет начало в работах Дарвина. Достойно внимания то, что Фрейд сначала приписывал исключительное значение либидо, а впоследствии решил разделить агрессивные и деструктивные инстинкты, в то время как Дарвин развивал свою теорию в противоположном направлении. В работе «Происхождение видов путем естественного отбора» он строит ее вокруг принципа борьбы за существование, между тем как в книге «Происхождение человека и половой отбор» дополняет ее и отдает ведущую роль в происхождении и развитии человека половой привлекательности. Во-вторых, Фрейд перенял генетическую точку зрения Дарвина относительно проявлений жизни. Дарвин выявил факт локализованной задержки развития и «реверсию», то, что Фрейд впоследствии назвал фиксацией и регрессией. В-третьих, Фрейд, по-видимому, перенес на психологию и антропологию «закон рекапитуляции» Геккеля. Положение о том, что «онтогенез повторяет филогенез» нашло эквивалент в толковании Фрейдом индивидуального развития человека, которое проходит через те же стадии, что и эволюция человеческих видов, и Эдипов комплекс является индивидуальным возрождением убийства старого отца, совершенного его сыном. И наконец, влияние Дарвина можно обнаружить в фрейдовской биологической теории происхождения человеческого общества и морали, где в основе лежит предположение о существовании раннего, гипотетического предка человека, который жил небольшими группами или стаями. Можно обнаружить и еще одно косвенное воздействие Дарвина на Фрейда. Поль Ре объяснял развитие морального сознания как выражение легализованной дарвиновской борьбы за жизнь, подобно той, что существовала среди древних исландцев.¹⁶² Они провозгласили, что у человека нет права, которое он не мог бы защитить, поэтому если кто-нибудь хочет обладать собственностью другого человека, он может вызвать владельца на состязание. Если владелец побежден или убит в битве, его собственность легально переходит к тому, кто бросил вызов. Но наконец пришло время, когда закон запретил этот примитивный обычай, а фрустрированная агрессия и стремление человека к обладанию стали источником раскаяния, в результате чего и возникла совесть. Эту теорию развивал Ницше в работе «К генеалогии морали», которая была прототипом понятий, впоследствии развиваемых Фрейдом в книге «Цивилизация и недовольные ею».¹⁶³

Франц Антон Месмер (1734-1815), родоначальник «животного магнетизма», один из величайших предшественников динамической психиатрии (Вена, Институт истории медицины)

Аман-Мари-Жак де Шастене, маркиз де Пюиссгюр (1751 - 1825), основатель «животного магнетизма» в форме генерала французской армии (Париж, Национальная Библиотека, кабинет эстампов)

«Магнетизированный» вяз в Бюзанси во время сеанса. Виктор Рас, опираясь на Пюисегюра, впадает в магнетический сон (Из кн.: А.М.S. de Puysegur. Mémoires pour servir à l'histoire et à l’etablissement du Magnétisme Animal. 3 ed. [1820])

Юстинус Кернер (1786-1862), врач и поэт-романтик (гравюра А. Дуттенхофера)

Фридерика Хауффе (1801-1829), магнетические состояния которой, описанные в книге Ю. Кернера «Die Seherin von Prevorst» («Прорицательница из Преворста»), принесли славу и самой «прорицательнице» и автору книги (Париж, Национальная Библиотека, собрание Laruelle)

Густав Теодор Фехнер (1801-1887), физик, натурфилософ, основатель экспериментальной психологии (фото Г. Брокеша, Лейпциг)

Иоганн Якоб Бахофен (1815-1887), основатель теории матриархата, оказавший значительное влияние на динамическую психиатрию Фрейда, Адлера и Юнга (собрание Библиотеки Базельского университета)

Жан-Мартин Шарко (1835-1893) (собрание проф. П. Кастень, Париж)

Автограф письма Шарко к родным. Шарко был вызван в Россию в качестве консультанта высокопоставленного деятеля. В своих письмах, иллюстрированных цветными рисунками, он живо рассказывал о своем путешествии (Париж, Национальная Библиотека, кабинет эстампов)

«Лекция в Сальпетрисре», картина А. Брюйе. Шарко демонстрирует случай «grande hysteric» избранной публике, состоящей из врачей и писателей; за ним - его любимый ученик, Бабинский (из «Le Salon de 1887», p. 62)

Йозеф Брейер (1842-1925), знаменитый венский врач; полулегендарная история его пациентки «Анны О.» стала одной из отправных точек психоанализа (Вена, Институт истории медицины)

Берта Паппенгейм (1 860-1936), загадочная «Анна О.», пациентка Брейера.

Уильям Джемс (сидит) и Теодор Флурнуа (1854-1920) в саду Флурпуа в Женеве, май 1905 г.

Мориц Бенедикт (1835-1920), практически полностью забытый родоначальник динамической психиатрии (Вена, Институт истории медицины)

Рихард фон Крафт-Эбинг (1840-1903), знаменитый австрийский психиатр, основоположник современной сексопатологии (Вена, Институт истории медицины)

Пьер Жане в своем саду (собр. Э. Пишон-Жане)

КАРЛ МАРКС (1818-1883)

Мы видели, как последователи Дарвина трансформировали дарвинизм, который первоначально представлял собой систему гипотез, сформулированных в поддержку Теории эволюции, в социальный дарвинизм. Он стал философией, давшей видимое научное разумное объяснение духу жестокой конкуренции, которая оживила промышленный, коммерческий, политический и военный мир в последние десятилетия девятнадцатого века. В противоположность социальному дарвинизму, марксизм с самого начала являлся философской системой. Вскоре он также стал философией истории, экономической теорией, политической доктриной и даже образом жизни. Его автором был Карл Маркс, который разработал эту систему в сотрудничестве со своим другом Фридрихом Энгельсом (1820-1895).

Как учение марксизма, так и учение дарвинизма разделяют представление о прогрессе человечества, но эти доктрины расходятся в точке, касающейся природы основного процесса. Дарвинизм приписывает прогресс (не только эволюции видов, но и человечества) механическому и определяющему эффекту биологических явлений; марксизм приписывает его «диалектическому» процессу, которому, тем не менее, должны способствовать сознательные усилия людей.

Еще одной чертой, одинаково характерной как для марксизма, так и для дарвинизма, является идея о том, что справедливость и нравственность - это не абсолютные, неизменные принципы, как учили традиционные философские системы и философия эпохи Просвещения, а относительные. Для Дарвина они являются результатом социальной эволюции, Маркс понимает их в терминах «исторического материализма» и истории классовой борьбы.

Основным источником марксизма как философской системы стал непосредственно сам Гегель, а также некоторые его преемники. Философия Гегеля дала Марксу «диалектический метод», то есть метод анализа на вид противоречащих друг другу концепций и открытия общего принципа, который объединил бы их в общность более высокого порядка, поступательно развивающуюся таким образом от понятия к понятию вплоть до абсолюта. Но в то время как Гегель использовал диалектический метод для построения мощной системы философского идеализма, Маркс применял его к материалистической философии.

Маркс перенял от Гегеля и концепцию «отчуждения», в которой человек «отчужден» от самого себя. «Отчуждение» означает, что индивид овеществляет какую-то часть себя, которую он затем воспринимает как внешнюю данность. Эта концепция вызвала многочисленные дискуссии среди последователей Гегеля. Один из них, Людвиг Фейербах, утверждал, что человек «отчужден от самого себя» потому, что он создал Бога по собственному подобию, таким образом как бы спроецировав лучшую часть своей души во внешний мир и поклоняясь ей, как будто это некая высшая сущность. Положив конец этому состоянию, человек заново создает свою собственную единую сущность. Маркс модифицировал и расширил концепцию Гегеля. Существует не только религиозное и философское отчуждение, но также и политическое, социальное и экономическое отчуждение. Человек отчужден от самого себя, утверждает Маркс, из-за классового разделения общества, при котором руководящий класс подавляет и эксплуатирует руководимые классы. Следовательно, говорил он, бесклассовое, социалистическое общество уничтожит отчуждение и все его проявления.

Маркс утверждал, что вплоть до этого времени философия пыталась объяснить мир, в то время как истинная проблема заключается в его изменении. По этой причине его философия неотделима от деятельности, то есть особенно от революционной деятельности. (Фактически Маркс и Энгельс не удовольствовались управлением революционными организациями, а участвовали в различных революционных движениях в Германии.)

Как и Гегель, Маркс говорит, что человеческий вид подвергается диалектическому процессу эволюции, но он рассматривает этот процесс, по существу, совершенно иначе. Философия истории Маркса базируется на том, что историю можно интерпретировать как классовую борьбу, которую можно объяснить понятием идеологической надстройки, находящейся на социальном базисе.¹⁶⁴ Открытие средств производства обусловило перемены в социальной структуре, то есть в разделении классов и взаимоотношениях этих классов. Правящие классы подавляют низшие, с этой целью они навязывают им свою политическую систему и организации. Но правящий класс также создает и «идеологию», которая включает в себя религию, моральные ценности и философию, в то же самое время являясь отражением социальной структуры и способов подавления низших классов. Посредством этой идеологии руководящие классы устанавливают свод законов и судебный аппарат, необходимые для сохранения их превосходства над эксплуатируемыми классами.

Люди, принадлежащие к правящему классу, часто не осознают, что они делают, когда применяют эту идеологию. По словам Фридриха Энгельса, «Отражение экономических отношений в форме легальных принципов ... происходит без осознания теми, кто действует; юрист полагает, что действует, руководствуясь априорными принципами, в то время как они являются лишь отражением экономических отношений»¹⁶⁵. Таким образом, одно практическое правило марксистского анализа гласит: «За тем, что люди говорят, за тем, что они думают о себе, скрывается то, что они собой представляют, и это может быть выявлено посредством анализа их действий».¹⁶⁶ В работах Маркса содержится множество примеров анализа того, что он называл «мистификациями», то есть тех процессов, посредством которых люди обманывают как себя, так и других своим превосходством.

Идеологическая надстройка, детерминированная социальным базисом, должна непреклонно следовать его изменениям. Однако, возможно, существуют задержки, расхождения и сопротивление этим изменениям. Это особенно верно в тех случаях, когда структура классовых взаимоотношений модифицируется таким образом, что высший класс приходит в упадок, в то время как низший класс находится в положении завоевателя. В таких случаях люди, принадлежащие к низшему классу, могут не осознать ситуацию, а люди из высшего класса могут сознательно сопротивляться изменению или разработать новую идеологию для того, чтобы обмануть низший класс. Согласно Марксу, любая война представляет собой «мистификацию» низшего класса высшим классом, который надеется, что таким образом отклонит надвигающуюся революцию.

Как политическая доктрина, классический марксизм, описанный Марксом и Энгельсом в работе «Коммунистический манифест» (1848) и в последующих произведениях, не верит в возможность последовательного и мирного перехода власти от одного класса к другому. Структура классовых отношений постепенно изменяется вплоть до той критической точки, когда в действие вступают революционные силы, вызывающие неизбежные перемены. Вмешательство этих сил, в первую очередь, подразумевает «диалектический анализ» экономического и общественного положения, для того чтобы оценить масштабы внутренних противоречий, направленность и цели революционного движения. С этого момента первая фаза революционного движения несет чувство классового сознания низшим классам общества или, по меньшей мере, их элите. Конечным шагом является возникновение революционной активности как таковой. Дальнейшим постулатом марксизма является утверждение, что при определенных обстоятельствах необходимо спровоцировать «революционную ситуацию», чтобы ускорить кризис.

Для наших целей нет необходимости развивать эти положения далее. В отношении динамической психиатрии вышесказанного достаточно для того, чтобы осветить некоторые положения концепций динамической психологии Фрейда и Адлера. Для Адлера отношение к Марксу совершенно очевидно, поскольку, хотя он не был коммунистом или ортодоксальным марксистом, но оставался сторонником социализма. В некоторой степени Адлер рассматривал невроз как отражение общественных отношений, которое индивид переносит на свою психику. В адлеровской концепции отношений между мужчиной и женщиной можно видеть влияние социалиста Августа Бебеля.

Между некоторыми основными положениями теорий Фрейда и Маркса существуют любопытные аналогии.¹⁶⁷ Как у одного, так и у другого среди предков были раввины. Каждый из них принадлежал к семье, входившей в ту часть еврейского общества, которая находилась под влиянием идей Просвещения. В трудах как Фрейда, так и Маркса теория неразрывно связана с практикой (у Маркса - в форме революционной деятельности, а у Фрейда - в форме психотерапии). И один и другой считали, что религия является «иллюзией». С точки зрения Маркса, религия - это всеобщая мечта, созданная правящими классами для подавленного пролетариата, чтобы эксплуатировать его и обречь на вечное угнетение. «Религия - это опиум для народа». С точки зрения Фрейда, религия представляет собой иллюзию, которая обусловлена тем, что человек принимает желаемое за действительное. Эта мысль развивается в работе «Будущее одной иллюзии». Хотя нет никаких доказательств того, что Фрейд читал работы Маркса либо его последователей, можно обнаружить сходство в их манере мышления. Если переложить некоторые марксистские концепции из политической и социальной области на область психологии и терапии, мы получим следующие аналогии:

Маркс

Фрейд

Акцент на экономических аспектах жизни человека

Акцент на сексуальной сфере жизни человека (теория либидо)

Культура общества является надстройкой, находящейся на базисе классовых отношений и экономических факторов

Сознательная жизнь является надстройкой, находящейся на фундаменте бессознательных и конфликтующих сил

Правящий класс создает идеологию, направленную на поддержание его классовых интересов, а индивид, под влиянием этой идеологии, бессознательно полагает, что действует и думает свободно

Индивид полагает, что действует и думает свободно, в то время как его сознательные мысли и действия детерминированы бессознательными комплексами (рационализация)

Подавленные классы являются жертвами «мистификаций», которые вводят в заблуждение и сами правящие классы (например, война)

Это было бы в тоже самое время и «рационализацией» и «механизмом защиты»

Человек «отчужден» от самого себя из-за разделения общество на классы, которые являются причиной классовой борьбы

Невротизированный индивид отчужден от себя из-за внутренних конфликтов, которые раздирают его

Чтобы совершить революцию, необходимо провести «диалектический анализ», достигнуть понимания и спровоцировать «революционную ситуацию»

Чтобы вылечить пациента, терапевт должен произвести «динамический» анализ, дать человеку понимание («Где было Ид, должно появиться Это») и спровоцировать трансфер невроза, чтобы расшифровать его

Целью является установление бесклассового общества, в котором человек не будет больше отчужден от себя

Целью является излечение пациента, бесконфликтное и полное осознание самого себя

Не следует слишком углубляться в подобные сравнения. Однако нет никаких сомнений, что существовала общая модель мышления, только Маркс применил ее к экономическим и социальным факторам, а Фрейд - к психологии индивида.

Изменения в психиатрии девятнадцатого века

На протяжении девятнадцатого века между первой динамической психиатрией, родоначальниками которой были Месмер и Пюисегюр, и официальной психиатрией не было единства. Несмотря на то, что они оказывали некоторое влияние друг на друга, каждая развивалась в своем направлении и претерпела изменения, которые мы кратко рассмотрим.

Официальной психиатрией магнетизеры называли психиатрию, которую признавало государство, преподавали в медицинских школах и подробно излагали в учебниках. В период между 1850 и 1860 годами произошел постепенный переход от психиатрии в госпиталях для душевнобольных (Anstaltspsychiatrie) к университетской психиатрии.¹⁶⁸ На протяжении первой половины столетия сердцем прогресса этой науки были клиники для психически больных пациентов, где развивались оригинальные теории и для лечения применялась моральная терапия. Около середины века психиатрия подверглась сильному влиянию позитивизма и научного подхода, и в то время как романтическая ветвь быстро угасала, к власти пришли органические теории. Врачей, таких как Рейль, Иделер, Нейман и Хейнрот теперь забыли или игнорировали, а моральной терапии почти повсеместно чинили препятствия.

В этот поворотный момент возникло имя одного из великих пионеров, Вильгельма Гризингера (1817-1869), представителя психиатрии середины века. В 1845 году он опубликовал учебник по психиатрии, после чего провел несколько лет в Египте в качестве директора службы общественного здоровья и личного врача Хедива.¹⁶⁹ После возвращения в Европу Гризингер становится в 1860 году первым директором только что основанного университетского госпиталя для душевнобольных в Цюрихе - Бургхольцли. В 1867 году он во второй раз опубликовал с значительными добавлениями свой учебник по психиатрии, который стал образцом учебника по этой науке для целого поколения врачей. Гризингера часто считали человеком, который одержал победу Тела (Somatiker) над Психикой (Psychiker). Он действительно провозгласил, что «душевные болезни являются болезнями мозга», и ожидал, что тайна душевного расстройства будет раскрыта с помощью прогресса мозговой анатомо-патологии. Он также ввел психологическую концепцию рефлексов в теорию душевных болезней. И тем не менее Гризингер не был лишь исключительно «соматиком». Он применял в психиатрии концепцию динамических ассоциаций Гербарта и сохранил многие принципы «психического». Недавние исследования неожиданно выявили, до какой степени Гризингер был представителем динамической психиатрии.¹⁷⁰ Он заявил, что самая значительная и наиболее важная часть психических процессов является бессознательной. Он перенял и развил концепцию Психического о патогенетической роли эмоций и таким образом объяснял психогенез навязчивых идей. «Почти все навязчивые идеи по существу являются выражением фрустрации или неудовлетворенности чьего-либо эмоционального интереса», так что в некоторых случаях терапия может опираться только на выяснение того, что лежит в основе психических состояний. Гризингер также развил целую эго-психологию. Деформации эго могут произойти в результате деятельности неассимилированных групп представлений, которые затем могут воспринять эго как нечто чужое и войти с ним в конфликт. Гризингер таким образом оказался на распутье большинства психиатрических направлений девятнадцатого века - мозговой анатомо-патологии и нейропсихиатрии, клинической психиатрии и динамической психиатрии. Более того, он был хорошим организатором госпиталей для душевнобольных, и его часто считают основателем университетской психиатрии; после него ведущие специалисты в области психиатрии, по необходимости, становились университетскими профессорами. И наконец, Гризингер ознаменовал новую эру господства немецкой психиатрии над французской. До 1860 года французская психиатрия имела такой авторитет, что большинство историй болезней, приведенных в учебнике Гризингера, были заимствованы у французских авторов.