Отражения

Ingresso

Питер — это дождь.

Это ветер, вольно летящий по проспектам и площадям, рвущий привычные к бурям деревья, забегающий в узкие переулки и даже в парадные. Это низкие тучи, плывущие на Петропавловский шпиль и ниже, на крыши выстроенных в крепость домов, застревающие среди труб, и засыпающие, бросив якорь над городом, пока полуденная пушка не попытается их прогнать. Это запах моря, соль на губах, принесённая с далёких берегов, холодных и жарких, приветливых и злых. Это окно, прорубленное в живой стене мира, чтобы прямым массажем запустить его гигантское сердце.

Питер — это камень, воплотивший дух Империи.

И Питер, всё тот же Питер — это места, куда лучше не соваться.

Мужчина, которого прижали на Васильевском, об этом знал, вёл себя осторожно, а когда почуял за спиной смрадное дыхание врага — бросился бежать и почти преуспел. Мужчина выглядел обыденно: лет тридцать пять или сорок, тёмная кожаная куртка, тёмные брюки свободного кроя, тёмные кроссовки — он мог оказаться и таксистом, и бандитом, но стоило ему побежать, как вся обыденность слетела шелухой, потому что скорость, с которой он мчался, сделала бы честь олимпийскому чемпиону, даже тому, кому WADA разрешила жрать любую «химию».

Мужчина бежал с неимоверной скоростью.

Его взяли в оборот на углу Смоленского кладбища, отсекли от машины, от чёрного «Бентли», шофёра которого убили за минуту до нападения, и мужчина помчался по Шевченко, надеясь раствориться среди домов. Почти оторвался, но у Шкиперского сада ему вновь сели на хвост, и погоня возобновилась. Мужчина резко сменил направление, решив спрятаться в промышленных дебрях Балтийского завода. Он мчался нечеловечески быстро, но его преследовали столь же подготовленные люди, или существа, а поскольку их было больше, загонщики постепенно закрыли все возможные пути отхода и прижали добычу к воде, уйти по которой мужчина не мог.

Он остановился, отдышался — время на это было, поскольку четверо преследователей тоже запыхались, — и холодно спросил:

— Возьмёте золотом?

— Кровь и мясо, — хрипло ответил главарь преследователей.

— Лучше не надо.

— Мы сами решаем, что лучше.

— Вы знаете, кто я? — Мужчина не боялся, голос его не дрожал и был наполнен уверенностью. Но умирать он не хотел и пытался договориться: — Меня зовут Александер!

— Поэтому и гнались, баал, — с почтением произнёс главарь. — Мы хорошо знаем, кто вы.

И стало ясно, что ни золото, ни слово сегодня не имеют силы.

— Кто меня заказал? — устало спросил Александер.

— Я не имею права говорить об этом, баал. Даже перед вашей смертью.

Заказчик, судя по всему, отлично разбирался в реалиях Отражения. Во-первых, убийцы подстерегли Александера на выходе с кладбища, сразу после проведения требующего много сил ритуала, а значит, ослабленного. Во-вторых, волколаки заслуженно считались самыми неудобными для Александера противниками в обычном бою.

— И всё-таки вы напрасно согласились на эту работу…

Но время разговоров прошло, и оборотень слева кинулся в атаку. Он медленно заходил жертве за спину, выжидая удобный момент, и ударил, когда решил, что миг настал.

Оборотень прыгнул, в полёте кисти его рук вытянулись, на них выросли длинные и крепкие когти, но к жертве они не прикоснулись: Александер сделал маленький шаг назад, и в его руке откуда-то появился клинок. Скорее всего — из рукава. Шаг назад и взмах, за которым раздался оглушительный визг: чудовищно острый клинок срезал волколаку обе лапы. Александер оказался очень быстрым, и, расправляясь с первым врагом, успел повернуться и, продолжая движение кинжала, насадил на его лезвие второго противника. Клинок вошёл под вздох, снизу вверх и достал до сердца оборотня.

Но то была последняя удача Александера.

Главарь и второй боец не стояли в растерянности, выжидая своей очереди сразиться с лихим противником, а пошли в бой, и смерть двух друзей их не остановила и не напугала.

В тот самый миг, когда кинжал добрался до сердца второго волколака, коготь главаря разорвал Александеру горло. Мужчина замер, бешено глядя на только что поверженного врага, прохрипел невнятно два слова, возможно, в надежде проклясть убийцу, а затем из раны потоком хлынула кровь, и Александер упал. Немного поскрёб по земле ногами и скрюченными пальцами рук да затих, глядя в никуда остекленевшими глазами.

— Он был хорош, — угрюмо признал главарь, набрасывая на окровавленную шею оберег — бронзовый медальон на чёрном кожаном ремешке. — Не ожидал.

— А ведь мы взяли его после ритуала, — добавил помощник.

— Угу.

— Как же он дерётся в полную силу?

— Это баал, — объяснил вожак. — Баалы круты.

Они помолчали, глядя на три трупа, после чего помощник неуверенно уточнил:

— Мы можем сожрать Александера?

— А чего добру пропадать?

Однако обрадоваться неожиданному подарку младший оборотень не успел. Едва главарь произнёс последнее слово, как над растерзанным Александером стало подниматься чёрное облачко. Похожее на последний выдох, на последнее проклятие. Настолько чёрное, что выделялось даже в ночной темноте.

Романтик мог бы сказать, что Александера покидает его злая, нечистая душа, но волколаки знали, что видят, и одновременно издали полный ужаса вопль:

— Чёрный Пёс!

— А как же оберег!

— Нас обманули!

И убийцы бросились в разные стороны.

Главарь — к тёмным постройкам, в глупой надежде спрятаться, укрыться, уйти берегом. Второй же оборотень кинулся в Неву, потому что слышал, что проточная вода способна остановить призрачного мстителя. И второй умер первым. Когда он прыгал в воду, облачко уже превратилось в невысокого, но очень крепкого мужчину с иссиня-чёрной кожей. Но не африканца или араба, нет — мужчина был европеец, но чёрный, будто выкрашенный нефтью, мускулистый, резкий в движениях и злой. Из одежды — лишь набедренная повязка.

Выйдя из небытия, Пёс подбежал к берегу, прыгнул так далеко, что дотянулся до бешено гребущего волколака, схватил его за ногу и резко ушёл на глубину. А вынырнул один. Вернулся на берег и молча побежал за главарем. Чуть пригибаясь, словно принюхиваясь к следам, и едва слышно рыча. Главарь убийц был быстр, но долго погоня не продлилась: Пёс настиг его на заднем дворе Кунсткамеры, прыгнул на спину, сбивая с ног, и в тот самый миг, когда оборотень оказался на земле, свернул ему шею.

Затем вернулся к телу хозяина, уселся подле, задрал голову к равнодушному небу и тоскливо завыл.

Punto

— Ваши мёртвые приветствуют вас, госпожа, — негромко произнёс Роман Ромеро, и все слуги глубоким поклоном встретили вышедшую из спальни Юлию.

Она появилась в тончайшем пеньюаре чёрного шёлка, прозрачном и невозможно лёгком, но сбросила его мимолётным движением точёного плеча, и Лотар тут же помог ей облачиться в нежно-розовое кимоно, расшитое поющими птицами, а стоящий справа Фихт сделал шаг, и Юлия взяла с золотого подноса чашечку горячего кофе. Роман дождался, когда Юлия сделает первый глоток, и протянул хозяйке тонкую папку с двумя листами бумаги внутри.

— Отчёт за вчерашний день, госпожа. Уверен, вы останетесь довольны.

В комнате остро пахло кофе, но к нему добавлялся аромат шиповника — от Лотара, нарцисса — от Фихта и жасмина — от Романа. Юлии нравилось окунаться по утрам в это сочетание запахов, и она лично подобрала для каждого слуги туалетную воду.

Слуги не противились.

Все они были послушные, исполнительные, напрочь лишённые волос и мёртвые. Когда-то — мёртвые, а сейчас — переделанные к служению, утратившие чувства и эмоции, приумножившие силу и познавшие холод. Юлия Александер, королева питерских некромантов, Первородная, как сам грех, подпускала к себе исключительно мёртвых.

— Какие слухи пачкают мой город? — осведомилась она, сделав второй глоток.

Малюсенькая чашка, произведение фарфорового искусства, опустела, и Юлия чуть отвела в сторону руку, где уже ждал с кофейником наготове Фихт.

— Говорят, баал Тагар ищет против вас союзников в Москве, — доложил Ромеро.

— Виктор никак не успокоится?

— Хочет стать безусловным лидером Санкт-Петербурга, — подтвердил главный слуга. — Мы говорили об этом.

— Я помню, Роман.

Виктор Тагар возглавлял волколаков и тех Первородных, кто не присягнул в верности Юлии. Клан Тагара считался вторым в городе, и Виктор давно поклялся сделать его первым. После смерти Аридора Александера Тагар попытался раздавить его вдову, но получил неожиданно мощный отпор: Юлия сумела объединить большинство союзников мужа и доказала, что была не шлюхой-обольстительницей, как считали все вокруг, но умной шлюхой-обольстительницей, научившейся у супруга и секретам некромантии, и умению управлять. Затем последовала короткая, но весьма кровавая война, по итогам которой Юлия и Виктор заключили новый договор, в Санкт-Петербурге воцарился относительный покой, но все понимали, что рано или поздно баалы вернутся к выяснению отношений.

— Кто рассказал, что Тагар ищет для меня врагов? — поинтересовалась женщина.

— Авадонна, — ответил Ромеро.

— Он болтун.

— Вы ему нравитесь, госпожа, о вас он не болтает.

— Да, пожалуй, нравлюсь… — Юлия улыбнулась. — Полукровка пытался переспать со мной даже при жизни моего незабвенного супруга. Проявлял настойчивость…

Потому что эта женщина влекла, не оставляя вокруг равнодушных.

Юлия Александер была тонка, но не тоща, невысокого роста, но сложена гармонично, в пропорциях античной богини, и обладала невероятным обаянием. Красивое лицо соразмерно отличалось маленькими чертами, но выделялись глаза — чёрные, кажущиеся огромными, притягательные.

Вдова Александер была женщиной миниатюрной, и вышедший из спальни мужчина показался на её фоне настоящим гигантом.

— Юля, ты здесь? — Он появился, зевая, полностью обнажённый, но, увидев слуг, ойкнул и прикрыл руками пах, показывая, что ещё не набрался опыта или испорченности. Красавцу было лет двадцать. Его плечи покрывали свежие царапины, оставленные острыми женскими ногтями. — Извини, не знал, что ты занята.

Роман вопросительно посмотрел на госпожу, та улыбнулась, припоминая подробности ночи, и распорядилась:

— Мальчик меня порадовал. Заплати ему и отпусти.

— Да, госпожа.

— Я думал, мы позавтракаем вместе, — начал было любовник, но вдова Александер уже повернулась к нему спиной.

— Ты всё слышал, — негромко сказал Ромеро Лотару.

Все направились в столовую, а Лотар втолкнул парня в спальню и холодно сообщил:

— Тебе пора.

— Но Юлия…

— Ты больше неинтересен госпоже. — Голос слуги был холодным, руки крепкими, словно каждая кость прошла армирование титаном, и ещё более холодными. — Если ты появишься вновь, мы тебя крепко накажем. Если госпожа когда-нибудь захочет тебя, мы отыщем и привезём. Всё понятно?

— Да.

— Это подарок. — Лотар бросил на кровать несколько крупных купюр. — Уходи.

Молодой крепыш стал покорно одеваться.

А Юлия расположилась в столовой со вновь наполненной чашкой в руке и поинтересовалась:

— Что-нибудь ещё?

Роман едва заметно кивнул, понизил голос, как будто стоящий в шаге Фихт мог его не услышать, и сообщил:

— Говорят, в город вернулся Аскольд.

Юлия поморщилась:

— Он нашёл союзников?

— Серьёзных — нет. Его сопровождает Порча.

— Порча… — Юлия вспомнила, о ком идёт речь, и уточнила: — Одна?

— Больше никто не рискнул.

— Одна — она телохранитель, а не союзник.

— Согласен, госпожа, — склонил голову Ромеро.

— Но если Аскольд не нашёл союзников в Москве и там, где был до Москвы, он пойдёт к Виктору, — продолжила размышлять вслух вдова.

— Я тоже об этом подумал.

— Аскольд не отвечал на мои письма и звонки, а теперь приехал в город, не поставив меня в известность, — Юлия посмотрела на маленькую чашку, но пить не стала. — Это невежливо.

Воспитание не позволяло вдове использовать выражение крепче, но она была очень, очень разочарована поведением Аскольда.

— Да, госпожа, — согласился Роман.

Он был единственным слугой, имеющим право спорить со вдовой Александер и пользовался этим правом, но сейчас Ромеро искренне разделял негодование Юлии.

— И ещё это значит, что он готов к глупостям.

— Вне всяких сомнений, госпожа.

— Но в нём течёт кровь Аридора, — вздохнула вдова. — Я не хочу убивать пасынка.

— Я вас понимаю, госпожа.

— Может, соблазнить его? — Юлия повернулась к зеркалу и с удовольствием посмотрела на своё красивое лицо, дышащее свежестью даже после бурной ночи и короткого, в пару часов, сна.

— Вы прекрасны, госпожа, но с Аскольдом у вас не получится, — дипломатично произнёс Ромеро. — Этот юноша не станет спать с мачехой.

— Знаю, Роман… — вдова помолчала. — Увы, ты прав.

— Рад служить, госпожа.

— Что бы я без тебя делала… — Юлия одним глотком выпила кофе, распорядилась: — Подайте завтрак через пятнадцать минут.

И углубилась в отчёт.

«Что со мной происходит?

Почему?

Почему Питер?»

Откуда взялась эта неожиданная и необычная тоска, поднимающаяся от сердца и не проходящая, не отпускающая? Ведь не было причины, а тоска пришла, и странное чувство поглотило Марси с головой.

Родные улицы вдруг стали враждебными. Тёплый сентябрь с улыбкой нашёптывал: «Сдохни!» Лёгкий ветерок рвал кожу. А главное — ушёл сон. Ушёл так, что не помогало даже снотворное. Марси ворочалась в кровати и лишь под утро проваливалась в забытьё, больше походящее на кому. Потом вставала вместе с Виталиком, никакая, с трудом осознающая окружающую реальность, вместе с ним выходила из дома: он на работу, она в институт, а когда приходила в себя, избавившись от последних обрывков приползшего с ночи тумана, начинала со страхом ждать следующей ночи.

При этом, как ни странно, Марси не выматывалась, не падала с ног от усталости, ей хватало тех жалких часов или минут, которые удавалось вырвать у тоски, но сами ночи девушку изнуряли. Она пробовала чем-нибудь занять себя, но не получалось: хотела погладить — обожглась, протереть пыль — застыла у серванта с тряпкой в руке, позабыв, что нужно делать, садилась за учебу — буквы расплывались перед глазами, а происходящее на телеэкране и вовсе теряло смысл. Но стоило Марси лечь и выключить свет, как полусонное состояние улетучивалось, и она принималась ворочаться в кровати, мысленно проклиная всё на свете.

Однажды, когда Виталик уехал в командировку, девушка не сдержалась и сбежала из дома, отправившись бродить по ночной Москве. А на следующий день — снова. И потом. И ещё… Бродить по безлюдным улицам, тёмным скверам, прохладным набережным… Она не думала об опасности, и опасность избегала её. Она знакомилась с людьми, но мимолётные встречи не сохранялись в памяти. Она всегда просыпалась дома, зная, что не наделала глупостей, и лишь однажды позволила себе увлечься. Сначала — голосом из радиоприёмника, потом — его обладателем.

Кирилл, ведущий «Первого Полночного» на «НАШЕм радио», оказался таким же интересным, как его передача. Необъяснимое влечение заставило Марси познакомиться с ним, но закончилась их встреча похищением и смертельной схваткой, которая попала во все выпуски новостей. Кирилл спас девушку от безжалостного убийцы, но она перестала отвечать на его звонки.

И не могла сказать, почему.

Перестала.

Тоска накатила вновь, но теперь и родители, и Виталик воспринимали её состояние как следствие ужасного потрясения. Марси не отрицала. Пошли разговоры, что ей нужно пообщаться с психологом. Марси пообещала. А потом бросила всё и помчалась в Северную столицу, наплевав на учёбу, работу, а главное — на Виталика, которому не сказала ни слова. Почему? Потому что не хотела ничего объяснять и, уж тем более, брать в попутчики. И потому что Город требовал: «Скорее!» И девушка, не раздумывая, села в ближайший поезд.

В Москве она задыхалась.

«Здравствуй, Питер. Сумеешь ли ты излечить мою душу?»

Зазвонил телефон. Марси достала его из кармана и равнодушно посмотрела на экран.

Виталик.

Отбила СМС: «Приеду дня через два. Целую», и поставила на игнор.

«Надо будет ему позвонить…»

Потом. Сейчас она слишком занята.

Сойдя с поезда и покинув Московский вокзал, девушка неспешно побрела по левой стороне Невского, не разглядывая, а скорее впитывая Город. Ища ворота или калитку в его потаённый мир, в сердце Северной Пальмиры. Пытаясь нащупать струну, звук которой позвал её в дорогу. Тоска не исчезла, но стала гудящей и прозрачной настолько, что сквозь неё проступали контуры мира. Тоска съёжилась — это Город прикоснулся к гостье. Пока нежно, дружески приветствуя, но оставаясь на расстоянии.

Не оттолкнул, но и не раскрыл объятия.

Марси медленно дошла до Аничкова моста, полюбовалась на укрощение коней, постояла, глядя на осеннюю воду, а затем двинулась по набережной Фонтанки в сторону Михайловского зáмка. Почему сюда? А почему нет? Марси брела, как по ночной Москве: не думая о цели, а любуясь, разглядывая не достопримечательности, а Город, ожидая встреч, но не ища их. Питер всё не подпускал гостью, но Марси не рассчитывала на скорое знакомство: Питер слишком много пережил, чтобы доверять каждому встречному, Питер знает себе цену, но никогда её не назовёт, Питер всегда холоден — пока не станет другом.

Питер требует терпения.

Марси недолго прогулялась, полюбовалась на Шереметевский дворец — тут позвонила мама, девушка не ответила, отправила СМС и ей, — заглянула в ближайшее кафе, равнодушно сжевала салат, запив его кофе, а выйдя, остановилась у поребрика, пытаясь распознать, куда её тянет внутренний компас. Стрелка внутреннего компаса вертелась, как сумасшедшая, и пока Марси ждала, когда она успокоится, возле затормозил открытый кабриолет, водитель которого улыбнулся и поинтересовался:

— Прокатимся по скоростной? С ветерком.

И чуть поддал газу, давая понять, что под капотом прячется солидных размеров табун.

— Did you say anything?[19] — подняла брови Марси.

Она сама не поняла, почему решила использовать чужой язык. Решила, и всё. Но мысленно удивилась собственной смелости, поскольку знала английский, мягко говоря, не очень хорошо. А если честно, то очень плохо… До сих пор. Сейчас же чужие слова слетали с губ легко и непринуждённо, не требуя никаких усилий, так, будто английский был ей родным.

— Чёрт… — стушевался водитель. — Иностранка?

— This is my first visit to your lovely city, and I don’t speak Russian well[20], — продолжила девушка. — Do you need help with something?[21]

Но собеседник уловил только одно слово и попытался ответить так, чтобы его поняли:

— You help needs?[22]

Он был забавным и очень милым. Лет двадцати пяти-тридцати, худощавый, но видно, что крепкий, шебутной, но не без воспитания. Из него мог получиться замечательный спутник, но Марси не спешила соглашаться на предложение. В конце концов, они в Питере, тут не принято распахивать объятия каждому встречному.

— Your accent is so whimsical…[23] — продолжила девушка на английском. — And you construct your phrases rather clumsily, like a little child[24].

— Me — Andrey[25]. — Мужчина хотел уехать, к тому же сзади посигналил кто-то недовольный, но девушка приглянулась, и он решил предпринять последнюю попытку познакомиться. — You-me go on expressway, what say? Fun time riding[26].

— Take a ride in a car?[27]

— Yes[28].

— Yes, that would be nice[29]. — Девушка бросила рюкзак на заднее сиденье и улыбнулась: — My name is Marcy[30].

— Marcy?

— Yes.

Своим логовом Виктор Тагар выбрал один из домов по Каменноостровскому проспекту. Но не стоящий на нём, а скрытый, притаившийся позади парадных фасадов флигель, неприметный с виду, но приятный волколаку. Старый каменный дом, защищающий флигель со стороны проспекта, тоже принадлежал баалу Тагару, впрочем, как и многие другие дома, но жить и работать он предпочитал без пышности, в тени, наслаждаясь властью, но не выпячивая её.

И именно во флигеле он принял гостей, которым не обрадовался, но и не мог отказать: сына умершего Аридора Александера и его московскую спутницу. Принял, хотя знал, что о встрече станет незамедлительно известно Юлии.

— Приветствую, Аскольд.

— Моё почтение, баал Тагар, — отозвался тот.

— Моё почтение, — склонила голову Порча.

Аскольд пошёл в отца: плотный, но не очень высокий, с красивыми кудрявыми волосами и ещё более красивыми чёрными, чуть навыкате, глазами. При этом сын получился чуть полнее старого Аридора, и его можно было назвать толстяком. Впрочем, если он унаследовал магические способности отца, это обстоятельство не имело значения: его главная сила пряталась не в накачанных мышцах.

А вот спутница Аскольда, известная в Отражении под именем Порча, времени на тренировки не жалела и производила впечатление профессиональной спортсменки. Не стройная, а худая, жилистая, крепкая и быстрая, необычайно резкая, Порча, ко всему прочему, обладала репутацией несдержанной особы, плохо знающей дисциплину. Порчу уважали как первоклассного телохранителя и посмеивались над её попытками создать собственный клан.

Виктору она нравилась: волколаки плохо разбирались в магии и ценили тех, кто выбрал путь меча.

— Прими мои соболезнования по поводу смерти отца.

— Прошло два года, — заметил молодой Александер.

— До сих пор ты не появлялся, — объяснил Тагар. — Я был лишён возможности выразить тебе соболезнования, малыш, и поддержать в трудную минуту.

Стоящий позади кресла Круд — правая рука Виктора — растянул губы в усмешке, оценив тонкую издёвку хозяина: и в том, чтó было произнесено, и в том, какое обращение Тагар выбрал для собеседника.

Предводитель волколаков разменял сотню лет, но выглядел на пятьдесят. Лицо у него было вытянутым, как и у всех оборотней, рот большим, зубы крупными, неприятными, а глаза — маленькими. Он был сед и носил бороду, а в одежде предпочитал синее: рубашка, расстёгнутая на две пуговицы, брюки и ботинки. Из украшений — только массивный золотой перстень на безымянном пальце правой руки — символ власти.

— Я был занят, — объяснил Аскольд, не отреагировав на почти оскорбительное «малыш». В конце концов, он действительно знал вождя волколаков с детства. — Не смог приехать.

— Могу я узнать — ЧЕМ ты был занят, что пропустил похороны отца? — поинтересовался Виктор.

— Это важно?

— Я догадываюсь, зачем ты пришёл, малыш, и хочу знать, почему так задержался? — произнёс Тагар. И жёстко закончил: — От твоего ответа будет зависеть мой.

— О смерти отца я узнал два месяца назад, — сказал Аскольд, глядя старому волколаку в глаза.

— Чем ты занимался?

— Вы слышали о монастыре Камиль?

— Да.

— Три года я жил в одной из его подземных келий, — сообщил Аскольд. — Мне были запрещены любые контакты с миром.

— Ты прошёл обучение Камиль?

— Первую ступень.

Услышав это, баал Тагар уважительно склонил голову. Потому что не было для Первородного ничего почётнее, чем обучиться тайнам магии в горном монастыре, собравшем всё Зло Отражения. Даже одна, первая ступень, говорила о мастерстве молодого мага, и положение обязывало Виктора выразить почтение. Монахи злопамятны, и отсутствие уважения могло закончиться смертью наглеца.

— Чему ты учился?

— Я научился тому, чем хотел овладеть, — ровно ответил Аскольд. — Но был сильно огорчён, узнав, что потерял семью… Вы тоже считаете, что отца убила Юлия?

— Задай вопрос, который хочешь задать, — велел Виктор, сводя перед собой длинные, очень длинные и крепкие пальцы с ухоженными твёрдыми ногтями.

— Отца убили волколаки, — произнёс молодой Александер.

Фраза прозвучала не оскорбительно, однако близко к этому. Опасно близко. И Круд подобрался. Порча тоже шевельнулась, приближая позу к боевой стойке.

Однако боя не случилось.

— Мои мальчики, бывает, берут заказы на стороне, — спокойно сказал старик.

— Смерть отца была вам выгодна, баал Тагар.

И снова — в шаге от оскорбления. В миллиметре. И этот миллиметр не позволил Виктору напасть на ученика Камиль. Или же другие соображения.

— Смерть Аридора не расстроила меня, но и не обрадовала.

— Могу я узнать: почему? — предельно почтительно спросил Аскольд.

— Именно поэтому, малыш: мне пришлось объясняться.

— Могу я узнать: с кем?

— Твой отец дружил с Элизабет, а два года назад она ещё была жива, — ответил Виктор. — Я — горяч, бываю несдержан в гневе, но не идиот. Я трижды мог убить твоего отца, но уходил, потому что знал, чем это закончится для меня. После смерти Аридора я предстал перед бессердечным взглядом Древней и… Я жив. — Старик помолчал. — Я ответил на твой вопрос, малыш?

— Благодарю за честный ответ, баал Тагар, — склонил голову Александер.

— Я рад, что ты затеял этот разговор, Аскольд. Не хочу, чтобы между нами оставались недомолвки.

— При обращении к отцу всегда добавляли титул, — вдруг произнёс Александер.

— Титул перешёл к Юлии, — негромко, но довольно жёстко ответил Виктор. — Тебя зовут Аскольд Александер, малыш, просто — Александер. Баал сейчас твоя мачеха. Ты можешь вернуть себе то, что принадлежало отцу, но до тех пор к тебе будут обращаться как есть, а не как тебе хочется.

Тагар говорил жёстко, но без издёвки. Давал понять, что неплохо относится к собеседнику, но авансом уважать не станет. Притязания нужно доказывать.

— Я могу рассчитывать на вашу помощь, баал Тагар? — поинтересовался Аскольд.

— Я не враждую с Юлией.

— Что это значит?

— Это значит, ты можешь рассчитывать на мою помощь, но начинать войну я не стану.

— Поддéржите меня иным способом?

— Не бесплатно.

Притязания нужно оплачивать.

Аридор Александер оставил после себя большую империю, но сейчас она принадлежала Юлии, и Аскольд прекрасно понимал, на что ему придётся пойти, чтобы обрести сообразное амбициям положение.

— Чего вы хотите за помощь?

— Мы с твоим отцом делили город по Неве и Малой Неве, — сообщил Тагар небрежно. — Сейчас будем делить по Неве и Большой Неве. Ты отдашь мне Васильевский и Кронштадт.

— Не многовато?

— Ради того, чтобы получить остальное?

Круд ощерился. Виктор — тоже. А вот Порча осталась спокойна: её не волновал делёж чужого города.

— Если я снесу мачеху, а потом отдам вам территории, внутри обязательно начнётся возмущение, — задумчиво произнёс Аскольд. — Чтобы справиться с ним, мне потребуется и время, и силы. Я стану уязвим. Поэтому вы должны поклясться на крови, что, взяв Васильевский и Кронштадт, не начнёте войну со мной в течение года.

— Ты настоящий сын своего отца, — одобрительно кивнул волколак.

— Спасибо, баал Тагар, — склонил голову Аскольд.

— Я принимаю твоё условие.

— Очень хорошо… — молодой Александер чуточку расслабился. Стратегическая договорённость была достигнута, и теперь он занялся деталями: — У Юлии есть Пёс?

— Да, — подтвердил Виктор.

— Вы уверены?

— Абсолютно. И я хочу сказать… — старый волколак помолчал. — Я хочу сказать тебе вот что, малыш: все знали, что у твоего отца был Пёс. Все это знали. И я долго думал над тем, как получилось, что мои мальчики пошли на самоубийственный контракт? Ведь с Псом невозможно договориться.

— Мне приходил в голову тот же вопрос, — сообщил Аскольд. — Но я счёл, что вы заставили…

— Ни слова больше, — поднял указательный палец Виктор.

— Извините, баал Тагар.

Несколько секунд в кабинете царила тишина, а затем волколак продолжил:

— Кто-то убедил моих мальчиков в существовании оберега от Пса.

— Такого не существует.

— Я — знаю, но не все мои мальчики столь же умны, как я, — улыбнулся Тагар. — Сильный некромант мог их убедить, что оберег от Пса существует.

— В городе есть лишь один сильный некромант, которому была выгодна смерть отца, — протянул Аскольд. — Но у Юлии тоже есть Пёс…

— То есть ты не сможешь насладиться её смертью, — мягко произнёс Виктор. — Нужен тот, кто подберётся к твоей мачехе достаточно близко, чтобы убить.

— Я найду исполнителя, — уверенно пообещал молодой Александер. — Я провёл три года в монастыре Камиль и многому научился.

— Если у тебя получится, я с радостью назову тебя по титулу, Аскольд, — завершил беседу баал Тагар. — Друзьями мы не станем, но моё уважение ты заслужишь.

«Что это было?»

Таким стал первый вопрос, пришедший в голову Андрея, точнее — первая мысль, пришедшая в голову после пробуждения. А проснулся Андрей сидя — сидя! — в кресле, в большой гостиной своего лофта. Себя нашёл одетым: расстёгнутая сорочка, застёгнутые джинсы и почему-то босиком.

«С кем я вернулся из клуба? Я был в клубе? Да, я был в клубе… Но сначала мы ужинали… С кем? — и тут он вспомнил: — Девчонка! Марси!»

Американка… Они катались по кольцевой, гнали быстро, превышая, сделали два круга, и она заразительно смеялась, когда его низенький «Порше» летел над заливом. Поднимала вверх руку, чтобы шёлковый шарфик развевался на ветру, и смеялась. И ещё без умолку говорила на английском, которого Андрей не понимал, но с удовольствием вслушивался в её голос, а потом неожиданно перешла на русский, сказала, что хотела его проверить, посмотреть, действительно ли она ему понравилась. Андрей не смог обидеться, остановился в Кронштадте и купил ей букет прекрасных чайных роз. Вернувшись в город, они поужинали в ресторане с видом на Казанский собор, затем отправились в клуб, танцевали, целовались, потом поехали к нему и…

«Я проснулся одетым и в кресле. Молодец!»

— Доброе утро.

Марси бесшумно вышла из спальни и остановилась на площадке второго этажа. Влажные светлые волосы небрежно подобраны и заколоты так, что от их волнующего беспорядка щемит сердце. Глаза блестят за стёклами очков, девушка улыбается и дышит свежестью после ванны. А её наготу прикрывает лишь его белая сорочка, застёгнутая на пару пуговиц и едва заползающая на бёдра. Длинные стройные ноги выставлены напоказ.

При любых других обстоятельствах Андрей не усидел бы, обязательно отправился наверх — отнимать сорочку и делать то, о чём подумал, едва заприметив красавицу на набережной Фонтанки. Но пробуждение в кресле намекнуло, что спешить не нужно.

— Доброе, — ответил мужчина, лаская Марси взглядом.

— Я покопалась в твоём шкафу, — она мягко провела ладонями по сорочке. Или по себе. Или…

У Андрея перехватило дыхание, но он сумел произнести достаточно твёрдо:

— Скелет не выпал?

— Вывалился, но я вернула его на место.

— Спасибо.

Она поправила очки. Едва застёгнутая сорочка колыхнулась, на мгновение приоткрыв то, что скрывала, и Андрей отозвался мгновенно. Но опять сдержался. Остался в кресле, улыбнулся и одновременно попытался понять, как получилось, что он вчера остался спать в гостиной?

Попытался, но так ничего и не понял.

Марси же медленно спустилась по лестнице, прошла к окну, прекрасно зная, что мужчина не сводит с неё глаз, посмотрела на реку и произнесла, будто вспомнила:

— Ты обещал свозить меня в какой-то форт…

— В Чумной?

— Да. Ты говорил, есть лодка…

— Катер.

— Прекрасно… — Марси прошла вдоль окна, показавшись Андрею тенью волшебства, облачившегося в его сорочку, и спросила: — Он такой же быстрый, как твоя машина?

— Вполне.

— Я люблю скорость.

— Я помню.

Заразительный смех… Шарфик, развевающийся на ветру, залив слева, залив справа, и заразительный смех прекрасной девушки…

Андрей потёр подбородок и осведомился:

— Почему мы не переспали?

— Мы решили не торопиться.

— Я решил? — изумился он.

— Ты уступил мне спальню… Так мило… — Она вдруг оказалась рядом, словно подлетела, нежно поцеловала Андрея в щёку и упорхнула на кухню прежде, чем он успел к ней прикоснуться. — Я сделаю кофе, а ты приведи себя в порядок.

— Ты хорошо спала?

— Ага! — девушка замерла у открытого холодильника, помолчала и неожиданно продолжила: — Не так, как у Кирилла, но тоже хорошо.

«У Кирилла?!»

Никогда прежде Андрей не испытывал такой ревности, как в тот момент. Укол получился настолько резким и болезненным, что мужчина непроизвольно сжал кулаки и почти прорычал:

— Кто такой Кирилл?!

И поймал себя на мысли, что готов разорвать соперника голыми руками.

А хлопочущая на кухне Марси не почувствовала его злости. Или не обратила на неё внимания. Она достала из холодильника сыр и масло. Отыскала хлеб, тостер и между делом сообщила:

— Кирилл хороший. Он однажды уступил мне спальню, а потом убил того, кто хотел убить меня.

— Гм-м… — Сначала Андрей решил, что ослышался, потом — что вляпался во что-то ненужное, потом посмотрел на девчонку и решил не обращать внимания на слово «убил». В конце концов, многое зависит от контекста.

— А что потом? — с подозрением спросил он, потому что ничего важнее для него сейчас не было.

— Не знаю, — с небрежной лёгкостью ответила Марси. — После спасения я Кириллу не звонила. — Повернулась, вновь поправила очки и подняла брови: — Андрей, завтрак будет через пятнадцать минут, а ты даже зубы не почистил.

У него было два варианта: наброситься на неё или подчиниться. Он выбрал второй.

И стоя под душем, решил, что где-то подцепил серьёзное психическое расстройство. Или по уши влюбился. Впрочем, влюблённость не зря считается разновидностью безумия… И видимо, оно — безумие — заставило Андрея в третий раз отказаться от идеи наброситься на прекрасную гостью, одеться и выйти в гостиную. Где его уже ждали тосты, кофе и омлет.

А девчонка вновь смотрела в окно.

— Здесь красиво.

— Ага.

Андрей подошёл и нежно взял её за плечи. Марси не отшатнулась, подалась чуть назад, прижавшись к нему спиной, но продолжила смотреть на реку.

Двое у окна…

И Андрей неожиданно понял, что все предыдущие красавицы старались произвести на него впечатление. Покатавшись в его «Порше», побывав в клубе и оценив лофт, они начинали стараться, как в последний раз. А Марси… Он прикоснулся губами к её волосам и вспомнил, как очутился в кресле: Марси сказала, что уедет, а он, вместо того, чтобы выгнать нахалку, уступил ей спальню.

Это возбуждало.

— В тебе есть Город, и это хорошо, — тихо произнесла девушка. — Мне нравится город, и поэтому нравишься ты.

— Ты откуда приехала? — спросил Андрей.

— Пока не решила.

— То есть?

— Я приехала в Город, чтобы разобраться. Месяц назад я думала, что знаю о себе всё, но потом поняла, что становлюсь другой. И приехала сюда.

— Почему сюда?

— Не знаю.

Он едва не ляпнул: «Не могла позволить себе ничего другого?», но вовремя остановился. И устыдился того, что хотел ляпнуть. Андрею понравились слова Марси о том, что в нём есть Город, и он подумал, что Город так не сказал бы никогда.

И молча извинился за несказанное.

А потом была морская прогулка. Как пообещал — на быстром катере. Сентябрь в этом году выдался на удивление тёплым, залив пребывал в величественном спокойствии, и брызги, летящие из-под носа катера, весело звали к себе — купаться. Но Марси отказалась, и Андрей послушно взял курс на Чумной.

— Что ты знаешь о форте? — спросил он, сидя за рулём.

— Ничего.

— Рассказать?

— Не надо, — девушка откинула голову и с улыбкой посмотрела на солнце: — Я просто подумала, что хочу его увидеть.

— Тебе часто говорят, что ты странная?

— Ещё месяц назад я была нормальной, — напомнила Марси.

— Но потом всё изменилось?

— Да.

— Что же случилось?

— Я пытаюсь понять.

— Ты кого-то ищешь?

— Себя.

— Уверена?

Марси подумала, по-прежнему глядя на небо, после чего уточнила:

— И себя тоже.

Смысл многих ответов казался абсурдным, но Андрей упрямо и осторожно подводил разговор к интересующей его теме:

— У тебя есть парень?

— Да.

— Кирилл?

— Нет.

«Ах, да, он просто уступил ей спальню…»

— Рассталась с ним? — спросил Андрей, стараясь, чтобы голос прозвучал спокойно. Хотя в этот момент он с наслаждением представлял, как давит «парня» тяжёлым катером.

— Нет, не рассталась.

— Он тебя отпустил одну в Питер?

— Я уехала сама… — Марси прищурилась, вспомнив о забытом деле: — Нужно ему позвонить.

— И скажи, что теперь у тебя есть я, — велел Андрей.

— Тебя у меня ещё нет.

— Ты мне не веришь?

— Ещё нет.

— Поцелуй меня.

Она сделала иначе: зашла сзади, обвила его руками и ногами, прижалась всем телом. И получилось даже лучше, чем самый страстный, самый жаркий поцелуй. Получился один из тех моментов, ради которых стоит жить.

Несущийся по волнам катер, ветер в лицо, брызги, яркое солнце, чистейшее, без единого облачка, небо, и прекрасная, невозможно желанная женщина, отдавшая всю себя объятиям. Получилось сладко, как никогда. И Андрей подумал, что мог бы отказаться от всего на свете, абсолютно от всего, ради того, чтобы этот момент растянулся до конца жизни.

А когда, наконец, катер подошёл к причалу форта, Марси погладила его рукой по плечу и тихо произнесла три слова:

— Беги от меня.

И Андрей понял, что слышит предупреждение от самой Судьбы. И поверил безоговорочно, но Город, который был в нём, упрямо отозвался:

— Ты ищешь себя, а я тебя уже нашёл.

— Ты меня не знаешь.

— Ты сама себя не знаешь.

— Я могу принести боль.

— Вечная улыбка — удел сумасшедших.

— Ты готов страдать?

— Ради тебя я готов даже убить.

Она погладила Андрея по волосам, по плечу, потянулась, поцеловала в щёку, но прежде, чем он повернулся, чтобы ответить, соскользнула с сиденья и легко перескочила на пирс.

— Догоняй!

— Мне нужно время, чтобы пришвартоваться.

— Тогда ищи меня.

— Чертовка!

Андрей задержался, а Марси…

Пробежав по старой крепости, Марси внезапно остановилась, показавшись себе призраком Чумного форта, его давней жительницей, возвратившейся после долгой отлучки. Она знала здесь каждый камень, каждую дверь, каждую лестницу, она с улыбкой обходила «свои владения», но тянуло её наверх, на плоскую крышу, с которой открывался морской простор, и достигнув её, девушка замерла, закрыв глаза и вновь, как на Невском, впитывая в себя мир.

Только теперь не Город, а его залив.

«Ты очень большой, Питер, и ты очень разный… Твой ветер злой, но он — копьё, которым ты хранишь своё нежное сердце. Я слышу его стук, Питер, теперь — слышу. Оно такое горячее, что без остатка сжигает мою тоску… — Марси улыбнулась. — Ты меня обманул, Питер, я думала, ты сделаешь мою тоску ярче, убьёшь меня депрессией и низким небом, а ты её сжёг… Или забрал себе…»

— Мне тоже нравится здесь бывать.

От неожиданности Марси вздрогнула и открыла глаза. И повернулась, посмотрев на хрупкую молодую женщину в чёрном, которая, как и девушка, смотрела на залив. И казалась при этом гостьей из другого времени. Чёрная юбка до пят, плотно облегающая бёдра и позволяющая семенить, но не шагать; глухой жакет, украшенный золотой брошью с крупным алым камнем; тончайшие кружевные перчатки, поверх которых надеты несколько перстней; и в довершение всего — изящная шляпка с коротенькой, едва прикрывающей глаза вуалеткой. Разумеется, тоже чёрной. Как и волосы незнакомки. Как её большие глаза. И макияж: тени и губная помада. И только кожа была ослепительно светлой, но не болезненно-бледной, а молочно-белой, показывающей, что эта аристократка не часто появляется на вульгарном солнце.

— Я люблю смотреть отсюда на небо, — произнесла незнакомка.

— Сегодня оно слишком ясное, — поддержала разговор Марси.

— Обычно здесь плывут облака потрясающей красоты.

— Господь улыбался, когда придумывал их.

— Ты не похожа на верующую, — заметила женщина.

— Я похожа сама на себя.

— Пожалуй.

И Марси вдруг поняла, что незнакомка «не в своей тарелке». Она явно хотела бросить что-то резкое, но сдержалась. В какой-то момент собиралась уйти, но не смогла. И главное, женщина в чёрном сама не понимала, тянет её к Марси или же нужно бежать.

— Я думала, что осенью питерское небо всегда мрачное, — произнесла девушка в надежде, что отвлечённая тема позволит собеседнице успокоиться. — Но теперь вижу, что ошибалась.

— Мой город разный, — эхом отозвалась незнакомка.

— Зачем ты сюда пришла? — неожиданно спросила Марси.

Незнакомка не удивилась вопросу. Но ей стало чуточку грустно.

— Я мешаю?

— Пока нет.

— Я часто бываю здесь, — ответила женщина после паузы. — В этом форте произошло много историй, и мне нравится чувствовать рождённую ими боль.

— Она делает тебя сильнее?

— Да, — призналась незнакомка. — Меня питает энергия Ша, но здесь она особенно приятна. Здесь её подлые стрелы заставляют меня трепетать и волноваться так, словно я снова девственница. — Женщина ласково прикоснулась к серому камню. — Но сегодня я сюда не собиралась, поездка получилась спонтанной — я поддалась эмоциям.

— Я принесла их в твой город.

— Что ты сказала? — удивилась незнакомка.

— Твой город разный, — произнесла девушка, улыбаясь заливу и его ясному небу. — Он сжёг мою тоску, и теперь я дарю ему то, что пряталось под ней.

— Боль? — спросила незнакомка.

И услышала в ответ:

— И её тоже.

А потом позади прозвучало:

— Марси!

И женщина в чёрном печально поинтересовалась:

— Твой мужчина?

— Ещё нет.

— Я слышу, он сходит с ума.

— Поддался эмоциям.

— Без них мы мертвы.

— Поэтому он счастлив, а я… — Марси с нежностью улыбнулась. — Я радуюсь, когда он счастлив.

Подошедший Андрей неприветливо оглядел незнакомку в чёрном, но воспитание взяло верх, и он вежливо поздоровался:

— Добрый день.

— Мы обсуждали небо, — рассказала Марси, беря Андрея за руку.

И этот жест окончательно успокоил мужчину.

— Сегодня оно слишком ясное, — мягко произнёс он, поглаживая пальцами нежную кисть девушки. — Я надеялся на чудесные облака.

— Вечером будет шторм, — сообщила незнакомка.

— Не похоже.

— Он продлится два дня.

— И вызовет бурю эмоций… — закончила Марси. — А потом я уеду.

— Так рано? — расстроился Андрей.

А незнакомка посмотрела на девушку и едва заметно кивнула:

— И тогда в Питере наступит осень…

А на Большую Конюшенную осень уже пришла.

Во всяком случае, так думали деревья, бросающие листья в зазевавшихся прохожих. И жёлтые, и те, что только начали терять зелёную свежесть. Прохожие топтали их ногами, машины — покрышками, а дворники ругались, сметая лишний мусор с тротуаров и мостовых. Но все — и прохожие, и дворники, и даже машины, — все знали, что осень пришла, и не обманывались необычайно тёплым сентябрем. Питер, подобно Рассеянному с Бассейной, что-то перепутал и задержал у залива лето, но редкие, пока, порывы злого ветра не оставляли сомнений в том, что скоро всё вернётся на круги своя, и осень, пройдя через Большую Конюшенную, овладеет Городом.

— Этот дом принадлежал нашей семье несколько поколений, — рассказал Аскольд, останавливаясь напротив мощного четырёхэтажного строения, во внутренний двор которого вела закрытая коваными воротами арка. — Его купил прадед, переселившись сюда из Берлина.

— Весь дом? — уточнила Порча.

— Да, — подтвердил Аскольд. — Слева от арки всегда размещалось «Похоронное бюро Александер»…

— Оно и сейчас там.

Молодой мужчина прищурился, прочитал название на аккуратной вывеске и сплюнул:

— «Похоронное бюро вдовы Александер»! Проклятие, меня сейчас стошнит.

— Преемственность соблюдена, — рассмеялась девушка.

— Порча, следи за языком, — посоветовал Аскольд. — А то я тебе татуировки напильником обдеру.

Лена поняла, что тема слишком болезненна для спутника, извинилась:

— Аскольд, мне правда очень жаль, — и тут же добавила: — Уверена, скоро ты вернёшь бюро прежнее название.

— Сделаю для этого всё, — мрачно пообещал молодой Александер. И продолжил: — А справа от арки обычно помещалось какое-нибудь заведение. При отце оно называлось «В добрый путь!»

— Остроумно, — оценила девушка, после чего перевела взгляд на вторую вывеску, выполненную в том же стиле, что и для похоронного бюро, и сообщила: — Сейчас заведение называется «Заведение вдовы Александер». — И хмыкнула: — А сейчас стошнит меня.

— Тоже придётся менять, — решил Аскольд.

— Ну, это уж, как пожелаешь. — Порча спрятала улыбку, оглядела дом другим, весьма внимательным, профессиональным взглядом и попросила: — Расскажи, что здесь помещается ещё.

Как будто собиралась вламываться в логово королевы питерских некромантов или пробираться в него тайком. Молодой Александер знал, что оба случая возможны, поэтому охотно приступил к подробностям:

— Клуб занимает… во всяком случае, раньше занимал всё правое крыло: подвал и три этажа. Над ним размещался персонал. Похоронное бюро скромнее — подвал и первый этаж левого крыла. Над ним тоже слуги и различные помещения, вроде лабораторий, арсенала и складов… Вся дальняя сторона — апартаменты. Дворец Александер.

— Красиво… — оценила Порча.

— Я приехал не только за своим богатством, — хмуро произнёс Аскольд. — Или не столько за ним. Если бы меня интересовали деньги, я договорился бы с Юлией об отступных.

— Тебе нужна месть.

— Справедливость.

— Как и все, ты путаешь эти понятия.

Он резко повернулся к спутнице:

— Чем ты недовольна?

Порча достаточно изучила мужчину, знала, что он взорвётся после её замечания, и даже не вздрогнула на его агрессивное движение. Только ответила спокойно:

— Это путь смерти.

Продолжая разглядывать крепость Юлии Александер.

— Я ведь некромант, — усмехнулся Аскольд.

— Не очень хороший, раз тебе пришлось учиться в монастыре Камиль.

И снова Порча задела болезненную тему, но на этот раз мужчина не вспылил, а нашёл в себе силы признаться:

— Мне не очень давалась некромантия. Отец об этом знал и поэтому, наверное, стал привечать Юлию.

— То есть ты не удержишь наследство?

— Нет, — едва слышно ответил Аскольд.

— А Юлия?

— Уже удержала.

— Но ты хочешь отомстить…

Это было так по-первородному: безудержно глупо и кроваво. Смерть ради гордыни, которую он называет справедливостью и которой прикрывает слабость. Бессмысленная бойня, а потом — ещё одна. И ещё. И запах крови на промозглых улицах смешается с острым привкусом соли. Город свихнётся, но поскольку он зимой всегда немного не в себе, этого никто не заметит. А весной трупы лягут на дно, и довольный баал Тагар выгонит ослабевших некромантов на Московский проспект…

Но девушка Лена, которую в Отражении звали Порча, плевать хотела на лишения, готовые обрушиться на питерских любителей покопошиться в мертвечине. Поэтому она не стала говорить Аскольду то, о чём подумала, а усмехнулась:

— Ты платишь мне за то, чтобы я убивала.

И с независимым видом спрятала озябшие руки в карманы джинсов.

На Большую Конюшенную пришла осень, и после обеда ветер стал таким холодным, словно задул с кладбища.

Молодой Александер внимательно посмотрел на своего телохранителя и вдруг спросил:

— Почему ты согласилась пойти со мной?

— Если повезёт и я отрежу Виктору голову, то обрету авторитет и смогу создать свой клан, — ответила Порча.

— А если не повезёт, он отрежет голову тебе, — напомнил Аскольд.

— Разве когда-то было иначе?

И молодой Александер вдруг понял, что его слабость не в том, что он плохой некромант. А в том, что он предположил, будто «может быть иначе». Что игра может оказаться «не всерьёз» и ему разрешат пересдать, или вернуться к сохранённой копии… А ему не разрешат. Не позволят. И он будет играть теми картами, которые у него есть, до конца, каким бы этот конец ни был.

Молодой Александер понял и с огромным трудом удержался от бегства.

Вместо этого он буркнул: «Нам пора», они сели в машину и направились на Вознесенский проспект, в известный ресторан, расположенный в центре, в таком месте, где схватка вызвала бы грандиозный скандал. Жители Отражения не любили демонстрировать свою суть публике, и столик в «Перкорсо» был некоторой гарантией того, что встреча пройдёт мирно. Правда, татуированные руки Порчи, открывшиеся, когда она стянула и швырнула на диван кожаную куртку, вызвали сомнения у метрдотеля, но Аскольд шепнул: «Рок-звезда», и проблема была улажена.

Юлия приехала почти вовремя, в сопровождении невысокого, абсолютно лысого мужчины, одетого, как и хозяйка, во всё чёрное. Порча определила в нём Поднятого, и когда Ромеро заказал себе лишь бокал негазированной воды, поняла, что не ошиблась. И внутренне подобралась, поскольку сражаться с Поднятыми удовольствие ниже среднего, они быстры, как волколаки, но при этом не чувствуют боли.

— Рада тебя видеть, Аскольд, — томно произнесла вдова Александер, усаживаясь.

— Неужели?

— Не веришь в мои добрые чувства?

— Отец верил, — угрюмо бросил Аскольд. — И что получилось?

— Он был счастлив до самой смерти, — мягко ответила Юлия, но отбрила, словно острейшим клинком.

«Один — ноль», — оценила про себя Порча.

— Давай не будем обсуждать гибель отца? — предложил Аскольд.

— Разве не за этим ты приехал?

— Я…

— Где ты был всё это время?

— Учился.

— Могу я узнать, чему?

— Рисованию, — неожиданно рассмеялся Аскольд. — Хочешь, напишу твой портрет?

— Боюсь, это встанет мне слишком дорого.

— Хорошо, что ты боишься.

— Какой же ты ещё малыш.

В её устах это слово прозвучало гораздо мягче, чем в грубых репликах Тагара, но от того обиднее: в отличие от волколака, Юлия не насмехалась над сыном покойного мужа, а определила его. И эта разница привела Аскольда в неистовство.

Но он сдержался и ровно произнёс:

— Меня интересует наследство.

— Сколько золота ты хочешь?

— Меня интересует титул.

— Дождись, когда умрут оба родителя.

— Моя мать давно в могиле.

— Милый, твоя мать я, — а вот сейчас в голосе Юлии прозвучала насмешка. Но очень, очень тонко. — Юридически.

— Ты мне не мать, — негромко, но зло, ответил Аскольд. — Ты — шлюха, которую отец подобрал на улице.

Если молодой Александер хотел разозлить мачеху, то у него не получилось. И ледяное спокойствие Юлии показало, что своей выходкой мужчина унизил себя, а не её.

— Важно не то, кем я была, а то, кем стала, — произнесла Юлия, и Порча мысленно поаплодировала её железной выдержке. — И кем станешь ты, мой маленький принц.

— Принцы становятся королями, — хрипло сказал Аскольд.

— Далеко не все, — покачала головой Юлия и поднялась, оперевшись на руку Романа: — Увидимся, маленький принц. И советую подумать, сколько золота ты хочешь: в третий раз я его предлагать не буду.

Облака явились днём.

Андрей и Марси вернулись в город, пообедали, а затем отправились на «стандартную туристическую прогулку», как про себя называл этот маршрут Андрей: погуляли по Дворцовой, перешли на Васильевский, собираясь добраться до крепости, но задержались на Стрелке, разглядывая наползающие с залива тучи, одна из которых разродилась дождём. К счастью, Андрей позаботился о зонтике, и они, обнявшись, остались на Стрелке, глядя, как питерское небо поливает водой питерский камень.

— Иногда дождь кажется слезами, когда небо плачет, отвечая на грусть моей души, — произнесла девушка, прижимаясь к груди Андрея.

— Бывает, что небо смешивает капли дождя с солнцем, — ответил тот, с наслаждением вдыхая запах её волос.

— Тогда оно смеётся.

— Шутит.

— А иногда оно спит, не зная, что над городом застряли тучи.

Они стояли, делясь друг с другом теплом, и смотрели на крепость, дворец и мосты, перечёркнутые тонкими штрихами падающих капель. Смотрели, как в первый раз, потому что смотрели вместе.

А Город смотрел на них, пытаясь понять, как долго проживёт огонёк, вспыхнувший между его сыном и странной гостьей.

— Когда идёт дождь, кажется, что Город отражается не только в воде, но и в небе.

— Как и любой из нас.

— Да… Только нам приходится выбирать, а Город огромен и живёт во всех Отражениях сразу.

— Что мы выбираем? — не понял Андрей.

— Лёгкость неба, или тянущую вниз тяжесть, или покой и равновесие середины… Мы выбираем здесь, — Марси приложила к своей груди руку Андрея. — Когда узнаём, что прячется в сердце: огонь или тьма.

— А если там дождь? Капли которого приходят с неба, набирают силу середины и, потяжелевшие, падают вниз. Что делать, если в моём сердце дождь, вобравший в себя красоту всех трёх Отражений?

— Делать ничего не надо, — прошептала Марси. — Это значит, в твоём сердце — Питер.

И тогда он впервые поцеловал её по-настоящему, в губы, глубоко и немыслимо крепко. А ещё — сладко. До изумления сладко. Так, что закружилась голова.

А Город дунул в них каплями дождя, то ли пошутив, то ли пытаясь предупредить о чём-то…

Туча прошла, но идти к крепости Марси не захотела. Они вернулись к Адмиралтейству и заглянули в «Радио Ирландия»: посидеть в тепле, выпить что-нибудь согревающее, о чём-то…

Именно там всё и случилось…

Андрей отошёл к стойке, он любил выбирать у бара, попросил кофе, рюмку ликёра для Марси, а когда прищурился на шеренгу бутылок, решая, чем согреться самому, почувствовал чей-то взгляд. Не равнодушный, когда кто-то просто оказывается рядом, а направленный именно на него. Скосил глаза и увидел тонкую девичью руку, сплошь покрытую разноцветными татуировками. Повернулся и столкнулся взглядом с худощавой, спортивного сложения девицей.

— Нравится?

— Я бы так не сделал, — усмехнулся Андрей.

— Тоже мне новость, — усмехнулась девица.

— Мы знакомы?

— А зачем?

— А зачем дерзить?

— Разве она не сказала, чтобы ты бежал?

Андрей вздрогнул и молниеносно подобрался:

— Откуда ты знаешь?

А в ушах прозвучал шёпот Марси: «Беги от меня…»

— Спроси себя, чего ты хочешь?

— Если я спрошу, я себе и отвечу. Не тебе.

— А мне и не надо.

— Кто ты такая?

— Не важно.

Странная девица поднесла ко рту руку и неожиданно дунула Андрею в лицо сквозь пальцы, окутав его неразличимым в полумраке паба облачком золотистого порошка.

А Марси удивлённо посмотрела на подсевшего за их столик парня.

— Вы позволите отнять у вас немного времени?

— Разве что чуть-чуть.

— Почему так мало?

— Скоро вернётся мой спутник и вряд ли обрадуется, увидев вас.

— Серьёзный аргумент. — Парень был толстеньким, улыбчивым, с глазами навыкате и не выглядел опасным. — Всё, что мне нужно, — меньше минуты вашего внимания. Вы слышали такое слово: «мандала»?

— Вы их продаёте?

— Я люблю их рисовать. И показывать. У меня всегда с собой колода любимых работ на все случаи жизни. — Парень чуть подался вперёд, сократив расстояние до глаз Марси на несколько сантиметров. — Людям нравится изучать мои работы, но к каждому необходим индивидуальный подход. Многое зависит от переплетения линий, узоров, цвета… Вы не представляете, Марси, как важен для восприятия цвет… Вижу, вас привлекает жёлтый… Вам ведь нравится жёлтый?

Девушка кивнула. И почему-то не спросила, откуда незнакомцу известно её имя — это показалось таким естественным… К тому же она была увлечена картинкой.

— Если вам нравится жёлтый, вас наверняка порадует его сочетание с розовым, и тонкие чёрные линии, образующие на этих замечательных цветах удивительные узоры… Вам нравятся узоры?

Девушка заворожённо кивнула, не сводя глаз с причудливого рисунка.

— Я так и думал… Посмотрите вот на эту мандалу, внимательно посмотрите…

Она послушно уставилась на карту и вдруг поняла, что круглый узор увеличивается в размерах, растёт, превращаясь в круглое озеро, украшенное по берегу венком всевозможных цветов, и Марси оттолкнулась от облака, на котором сидела, и с наслаждением бросилась в холодную, но такую приятную воду…

— А ты классная!

«Я?!»

— С кем пришла?

«Я?!»

— Ты заводная… И сладкая… Расслабимся?

Марси хлопнула глазами и озадаченно огляделась.

Музыка. Неплохая, но громкая. Чересчур громкая на её вкус, но не давящая. Люди вокруг. Горячо… Она обнимает за шею крепкого темноволосого парня, его руки давно под её футболкой… Ей нравится… Нравилось до сих пор.

«Где я?!»

Они танцевали, но сейчас темноволосый тащит её к туалету. Люди вокруг танцуют. Многие слишком тесно прижимаются друг к другу. Улыбаются. Музыка… Неплохая, но слишком громкая… В коридоре пьют. Одежда в беспорядке… Смеются. Темноволосый тащит её к туалету. Марси ловит на себе понимающие взгляды тех, кто не танцует или без пары. Их взгляды остры и заинтересованы, они клинками прорезают и полумрак, и музыку, и смех…

«Я в клубе…»

А в следующий миг Марси понимает, зачем её тащат к туалету, и ей становится противно.

— Подожди…

Темноволосый останавливается, с улыбкой притягивает девушку к себе и крепко целует в губы. Вокруг смеются. Все видят, что его рука опять под тонкой футболкой, и смеются. Кто-то хлопает девушку сзади, смех становится громче.

— Будет хорошо, — обещает темноволосый.

— Мне плохо, — пытается соврать Марси.

— А будет хорошо, — обещает темноволосый и вновь увлекает добычу к полураскрытой двери туалета.

Им остаётся пройти не более трёх шагов.

Чья-то рука прикасается к полной груди девушки, защищённой лишь тонкой тканью футболки. Кто-то одобрительно цокает языком. Слышатся обрывки слов, но слова чужие, Марси их не понимает, зато чувствует, что в смехе вокруг появляются презрительные нотки. Все знают, что девушка может «застрять» в уборной после «общения» с темноволосым, но отношение к «застрявшим» у всех однозначное.

Кажется, у двери в туалет формируется очередь…

— Я не могу, — шепчет Марси.

— А придётся, — темноволосый слишком хочет и потому становится грубым.

Он резко дёргает жертву за руку, а Марси сквозь слёзы смотрит на ближайшую видеокамеру, шепча:

— Пожалуйста!

Надеясь только на чудо…

И чудо происходит.

Один шаг до туалета. Девушка сумела выиграть секунду, но её подталкивают в спину, зыбучие пески липких взглядов затягивают в пошлость кафельной комнаты, «Успеешь!» — говорит кому-то темноволосый. Смех. Ужас. Марси хочет закричать, боится, что крик окажется напрасным, но в тот самый миг, когда её почти прогнали сквозь порог, между девушкой и темноволосым встаёт невысокий, абсолютно лысый мужчина в чёрном костюме, чёрной рубашке и чёрном галстуке. Мужчина неэмоционален, но твёрд, как присланная по почте наковальня.

— Девушка не хочет, — негромко говорит он.

И в этих словах — окончательное решение.

Возникает пауза. Темноволосый достаточно распалён, чтобы наделать глупостей, но кто-то из дружков начинает шептать ему на ухо. Несколько секунд весы колеблются, от слов темноволосый мрачнеет, но предпринимает последнюю попытку сохранить добычу.

— Знаешь, кто мой отец? — с вызовом спрашивает он.

— Наплевать, — ровно отвечает лысый.

— Он твой клуб закроет на!..

Лысый молча раздвигает губы в усмешке. Не усмехается, нет, а именно раздвигает губы в усмешке, словно подсмотрел, как нужно усмехаться, и теперь повторяет. Получается настолько неприятно, что темноволосый отпускает Марси и девушка оказывается подле лысого.

— Когда правая рука устанет — не забудь спустить воду, — произносит лысый, убрав с лица попытку усмехнуться.

Темноволосый багровеет от злобы, но друзья держат его за плечи.

А лысый молча уводит Марси в коридор для персонала, они поднимаются на второй этаж по широкой лестнице, проходят ещё немного и оказываются в кабинете, обставленном тяжёлой антикварной мебелью. Чёрное дерево с позолотой. Картины в мрачных тонах. Портрет мужчины на треноге в углу, мужчина кого-то напоминает…

Около стола — хрупкая черноволосая женщина в тонкой чёрной блузе и элегантных чёрных брючках. На изящной шее — ожерелье чёрного жемчуга. На изящной руке — такой же браслет.

Лысый закрывает за собой дверь, и хрупкая женщина спрашивает:

— Как тебя зовут?

— Марси, — негромко отвечает девушка.

— А меня — Юлия Александер… Вдова Александер.

Тишина…

Юлия раскуривает длинную сигарету в мундштуке, выпускает облако дыма и спрашивает:

— Что ты здесь делаешь, Марси?

— Кажется, я увлеклась.

— Мы встречаемся второй раз подряд.

— Я не собиралась быть здесь.

— А я не верю в совпадения.

Дым струится по кабинету, больше походящему на склеп. Юлия смотрит на его призрачные скульптуры и спрашивает:

— Что мы будем делать?

— Я хочу воды, — говорит Марси.

Юлия улыбается, откладывает сигарету, подходит к девушке, внимательно смотрит ей в глаза, а затем нежно проводит рукой по щеке. Перчатки нет, и Марси чувствует тепло.

«Что это было?»

Таким стал первый вопрос, пришедший в голову Андрея, точнее — первая мысль, пришедшая в голову после пробуждения. А проснулся Андрей сидя — сидя! — в кресле, в большой гостиной своего лофта. Себя нашёл одетым: расстёгнутая сорочка, застёгнутые джинсы и почему-то босиком. Справа — столик, на нём — бутылка коньяка, бокал, блюдце с сыром. Телевизор включён, показывает какую-то непонятную ерунду.

«С кем я вернулся из клуба? Я был в клубе? Да, я был в клубе… Но сначала мы катались по заливу… Или не катались?»

Андрей поднялся, пошатнулся — голова болела дико, — и огляделся. Он один. На столике, рядом с бутылкой, лежат не замеченные изначально золотые часы, бумажник и ключи от машины.

«Меня не ограбили, не опоили… Я напился сам. Приехал домой, напился, сидя у телевизора, и мне приснилось…»

Восхитительная девушка удивительной красоты и бесконечной нежности. Немного странная, немного растерянная и абсолютно беззащитная. Не наивная, но, кажется, излишне доверчивая. Девушка, рядом с которой он чувствовал себя счастливым. Просто от того, что она рядом. От того, что она берёт его за руку или прижимается к его плечу.

Марси…

— Ты мне приснилась?!

Андрей растерянно огляделся. Замер, припоминая то, что можно припомнить.

Он повернул, хотя должен был ехать прямо, отчего-то решил проехать по набережной Фонтанки, хотя так было длиннее и дольше. И увидел на тротуаре её… Остановился… Такое бывает? Нет. Он никогда не приглядывался к гуляющим по улицам девушкам, но в тот раз повернул голову, увидел её и… Пропустил удар в сердце.

«Мы поехали в клуб, танцевали, потом я спал в кресле, как сейчас… Только телевизор был выключен… На следующий день катались по заливу, гуляли под дождём, и я чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Такое бывает? Нет…»

— Мне приснилась мечта.

Сердце заболело… Нет — кольнуло остро, будто посреди дождя мелькнула молния, и стало тоскливо.

— Мне приснилась мечта.

Он почти смирился с этим выводом. Почти согласился с тем, что настолько устал от одиночества, что ему стала сниться любовь. Почти поверил, что неспособен повстречать своё счастье…

А потом сердце кольнуло ещё раз, он выругался и побежал в спальню, торопясь поставить себе окончательный диагноз: спятил или нет? Потому что вчера у горничной был выходной и… Андрей замер в дверях и улыбнулся.

— Марси…

Рюкзак возле тумбочки. Сорочка на кровати… Марси надевала её утром, застёгивала на две пуговки, и он едва не взорвался, очарованный свежей прелестью девушки.

Чувствуя себя последним идиотом, Андрей подошёл к кровати, взял сорочку и поднёс к лицу. И уловил тонкий запах духов.

— Не сон…

Они катались по заливу, потом гуляли под дождём, целовались, и он был счастлив. Потом они зашли в бар…

А потом он проснулся дома.

Один.

— Мы не расстались — нас разлучили. И возможно, у тебя неприятности, Марси. Ты говорила, чтобы я от тебя бежал… Наверное, была права, но я не побегу.

И Город сдержанно кивнул, показывая, что понимает своего парня.

Андрей вернулся в гостиную, взял со столика часы и улыбнулся, увидев, что успевает попасть в «Радио Ирландия» до закрытия.

— Кто ты такая?

— Девушка из Москвы.

— Просто девушка?

— Как личность я весьма сложна…

— Невероятно.

Юлия чиркнула зажигалкой — вхолостую, повторила — с тем же результатом, вспылила, скомкала сигарету и бросила на пол, отошла к окну и замерла. Чёрный силуэт на фоне питерской ночи.

Она пребывала в полной растерянности.

— Как ты оказалась в Чумном форте?

— Друг решил прокатить меня по заливу.

Юлия вспомнила поднявшегося на крышу парня, вспомнила, как смотрела вслед уходящему катеру, как остро завидовала тому, что не она плывёт рядом с незнакомкой и поморщилась:

— Ты приехала к нему?

— Мы познакомились вчера.

— И он решил покатать тебя по заливу?

— А что здесь такого?

Действительно, что? Марси приехала в чужой город, и влюблённый мажор устраивает ей экскурсию. Марси оказывается в неприятной ситуации, но делающий внезапный обход Роман приходит ей на помощь…

Везение? Совпадение? Откуда они берутся в мире, где все случайности давным-давно предопределены?

— Кто ты? — тихо спросила Юлия.

Марси медленно подошла, остановилась в шаге от вдовы, вытащила из портсигара тонкую сигарету, вставила в мундштук, раскурила и протянула женщине. Юлия глубоко затянулась и услышала:

— Я не знаю, кто я.

— Должно быть, это грустно, — криво улыбнулась вдова Александер.

— Зато я знаю, зачем приехала в Город.

Юлия закусила губу. Крепко. До крови. А потом — ещё раз.

Радуясь боли и не желая слышать следующие слова. Юлия догадалась, что услышит. Ведь всё предопределено…

— Мы должны были встретиться, — мягко произнесла Марси.

— Зачем?

— Ты мне скажи.

Внутри у странной девчонки пряталась тайна. Нечто настолько слабое, что боялось проявить себя. Нечто настолько могущественное, что почувствовать его могли только самые сильные маги. Плотная пелена скрывала тайну даже от Марси, но Юлия знала способ заглянуть за неё, ведь эта стена была сложена из смерти и первородного греха.

Но кто поджидает её, закутанный в тайну?

Больше всего на свете королева питерских некромантов хотела это узнать. Больше всего на свете королева питерских некромантов боялась об этом узнать. Она слышала, как призраки Чумного форта смеялись над её нерешительностью.

— Я помогу тебе, — прошептала Юлия.

Марси вынула из её пальцев мундштук, положила в пепельницу и приблизилась. Юлия встала на цыпочки, обхватила девушку руками и впилась ей в губы. И похолодела, наполняясь безжизненностью смерти. Побледнела, обретая синеву смерти. Стала твёрдой, собрав крепость смерти. И беззвучно закричала, наполняя поцелуй гниением смерти.

На молочно-белой коже распустились бутоны чёрных язв, связанные паутиной бордовых ран, которые жадно поползли на Марси, наполняя её безжизненностью, синевой, крепостью и гниением. Королева некромантов проникла в девушку смертью, заглянула за выстроенную тайной стену и…

— Нет! — Юлия оторвалась от Марси, отскочила, споткнулась и покатилась по полу. Закричала: — Нет!! — И прижалась к стене, с ужасом глядя на девушку. — Нет… Нет…

Таинство первородной магии рассыпалось, словно питерский ветер сдул могильный холм, развеяв его комья над Невой. Кабинет, напоминающий склеп, наполнился ужасом, вытекающим из глаз королевы некромантов, кровью, вытекающей из тех же глаз, и рычанием тайны, эхо которой прозвучало в дыхании Марси.

— Нет, — снова повторила Юлия. А потом встала на колени, поцеловала пол и униженно произнесла: — Твоя рабыня смиренно приветствует тебя, Древняя. Ты властна повелевать мной по своему усмотрению.

Марси помолчала, затем взяла из пепельницы ещё дымящуюся сигарету, уселась на стол, затянулась, глядя на замершую Юлию, и велела:

— Расскажи, что ты увидела.

Андрей мог думать только о Марси, о её таинственном появлении и странном исчезновении, о своих чувствах, о любви, но… головы не потерял. Он прекрасно понимал, чем закончится одиночный визит в паб, поэтому позвонил старому, ещё со школьной скамьи, другу Володе, выбравшему опасную, но перспективную стезю службы в полиции. Володя в просьбе о помощи не отказал, и незадолго до закрытия мужчины вошли в паб «Радио Ирландия», где сегодня днём укрывались от дождя Андрей и Марси. Расположились за стойкой, заказали по кофе, сделали по паре глотков, после чего изучивший обстановку Володя тихо сообщил:

— Тебя узнали.

— Кто? — вздрогнул Андрей.

— Бармен и официантка.

— Давай с ними поговорим!

— Поговорим, — пообещал полицейский. — Но помни мои инструкции: ты молчишь, молчишь и молчишь. Как бы ни пошёл разговор, ты молчишь и не лезешь.

— Договорились, — буркнул Андрей.

— И вот что… — Володя помолчал. — Они тебя узнали, но не напряглись.

— Что это означает? — не понял Андрей.

— Бармен и официантка не при делах, — объяснил полицейский. — Они не знают людей, которые тебя поимели. Так что молчи, понял?

— Я же сказал, что понял.

— Вот и хорошо.

Володя подозвал бармена, сложил пополам крупную купюру и подсунул её под чашку кофе.

— Желаете повторить? — улыбнулся бармен.

— Желаю знать, что произошло с моим другом.

Бармен оказался опытным парнем, просчитал ситуацию, едва увидел Андрея, и не удивился вопросу. Но спросил:

— Ваш друг ничего не помнит?

— Поэтому мы здесь, — подтвердил полицейский. — И сразу добавлю: я вижу, что вы ни при чём.

— Это действительно так, — понизив голос, ответил бармен. — Ваш друг появился у нас с потрясающе красивой девушкой. Она осталась за столиком, ваш друг подошёл к стойке и начал заказывать. Потом около него нарисовалась девица: спортивная, резкая такая, руки в тату… На вид опасная, даже очень опасная.

— Девица уже сидела здесь, когда пришёл мой друг?

— Вошла следом вместе со своим парнем.

— Что было дальше?

— Я не слышал разговора, отвлёкся на другого клиента, — ответил бармен. — А когда повернулся снова, увидел, что девица ведёт вашего друга под ручку, а он смотрит на неё, как послушная собачонка.

Андрей дёрнулся, но нашёл в себе силы смолчать.

— А его спутница? — уточнил Володя.

— К ней подсел парень той девицы. О чём они говорили, я тоже не слышал, да и не мог… Ушли они вместе. Вчетвером.

— Та-ак… — полицейский побарабанил пальцами по стойке. — Как зовут официантку?

— Лида.

— Позовите её, пожалуйста, и не забудьте сказать, что мы не кусаемся.

— Да не вопрос.

Повеселевший бармен отлип от гостей, не забыв прихватить и чашку, и сложенную купюру, что-то прошептал официантке, судя по всему — именно то, что хотел Володя, поскольку к друзьям девушка подошла спокойно, без тревожных взглядов, которые бросала в их сторону всё время общения с барменом. И разговор, традиционно поддержанный крупной купюрой, задался. Правда, о том, что происходило за столиком, Лида не знала, но оказалась рядом, когда подозрительные гости покидали бар, и слышала дважды упомянутое название: «Заведение вдовы». Какой именно вдовы, Лида не запомнила, но Володя предположил: «Александер»? И девушка кивнула.

— Это на Большой Конюшенной, — сказал полицейский, когда они с Андреем вышли на улицу. — Заведение крупное, но по-серьёзному у нас не проходило. Считается, что его владельцы умеют поддерживать порядок.

— Этот Город уже родился мёртвым и потому идеально подходит тем, кто ищет смерти во всех её проявлениях. Кто убивает или хочет умереть, тоскует, превращая свою жизнь в затянувшуюся похоронную процессию, или пытается разгадать тайну того, что прячется за гранью, — как мой отец. Потому что грань тут истончилась и болота полны костей. Потому что иногда кажется, будто по улицам ходят призраки. Город некромантов… Я пытался сбежать от него, но Питер всегда здесь, — Аскольд приложил руку к груди. — В моём сердце. Его любовь похожа на проклятие. А моя, ответная — на паранойю.

— Но ты его любишь, — едва слышно произнесла Порча.

— Я его обожаю, — ответил молодой Александер. — Нет в Отражении города сильнее, чем Петрояд, по капле наполняющий тебя неизлечимой отравой. Здесь можно достать до неба, но только потому, что оно падает перед городом на колени. А ниже середины лишь вода и кости… Этот Город невозможен нигде и поэтому существует во всех Отражениях сразу, а его обитатели путают небо с преисподней. И знаешь… — Аскольд задумчиво улыбнулся, продолжая держать руку у сердца и говоря не Порче, нет, а Городу. — Знаешь, когда однажды рухнут все грани: между Днём и Отражением, жизнью и смертью, тем, что было и что ещё только предстоит… Эти грани рухнут здесь. Сначала. И лишь потом Последний Хаос поглотит Вселенную, придя в неё из Петрояда.

— Перспективно, — пробормотала Порча, которая никогда не считала себя адептом Пророчества Последнего Хаоса. — Это тебе в монастыре Камиль так мозги вывихнули?

Аскольд вздрогнул, посмотрел на Лену так, словно не ожидал увидеть, через секунду понял, о чём она спросила, и махнул рукой:

— Не важно. — Посмотрел на часы и улыбнулся: — Они должны вот-вот подъехать.

— Зачем ты всё усложнил? — спросила Порча, поняв, что монолог закончен и молодой Александер вернулся в реальность. — Надо было приказать девчонке расправиться с Юлией в заведении.

— Хочу увидеть, как эта стерва сдохнет, — объяснил Аскольд.

— А как же Пёс?

— Пёс прикончит убийцу. Убийцей станет девчонка.

— А вдруг ты ошибаешься? — спросила Порча. — Вдруг Юлия сумеет направить Пса и на тебя?

В ней говорил не страх, а трезвый расчёт. Лена понимала, что не справится с Псом, и терпеть не могла напрасный риск. Но рядом с ней стоял сын Петрояда, пропитанный отравой, и смертью, и гордыней, которая ещё хуже. И его расчёты были совсем иными.

— Они приехали, — произнёс Аскольд улыбаясь.

Порча вздохнула и перевела взгляд на «Роллс-Ройс» вдовы Александер.

— Что собирается делать твоя подруга? — тихо спросил Володя.

— Понятия не имею, — честно ответил Андрей.

— Мне кажется или она действительно взяла в заложники двух человек?

— Тебе повторить?

— Мне бы объяснить, — протянул полицейский. — Но ты, я вижу, сам влип…

Подъезжая к заведению на Большой Конюшенной, Андрей вдруг увидел выходящую из дверей Марси, компанию которой составляла хрупкая женщина в чёрном. Как он вспомнил через пять минут — незнакомка из Чумного форта. А в тот момент Андрей воскликнул: «Марси!» Володя переспросил: «Уверен?» — и не позволил другу выскочить из машины: «Спешить не будем. Сначала выясним, что происходит». И они отправились за «Роллс-Ройсом», проследив его от Большой Конюшенной до глухого уголка на окраине Кировского района. Место, куда прикатил блестящий автомобиль, само по себе наводило на подозрения, но появление Марси повергло обоих мужчин в изумление: девушка вышла из машины, держа на мушке хрупкую брюнетку и лысого шофёра.

— Андрюха, я обязан это пресечь, — пробормотал полицейский.

— Может, сначала выясним, что происходит? — тоскливо спросил тот, понимая, что друг прав на сто процентов.

— А если она начнёт стрелять?

— А если она спасает свою жизнь?

— По-моему, это от неё нужно всех спасать.

— Вова, я провёл с Марси много времени, поверь, она безобидна.

— У неё пистолет в руках!

— Давай чуть-чуть подождём?

Ответить полицейский не успел: почувствовал воткнувшийся в спину пистолетный ствол и благоразумно поднял руки, показывая, что человек он взрослый, разумный и геройствовать не собирается.

— Не ожидала, если честно, — пробормотала Порча.

— Теперь ты понимаешь, чему я научился в монастыре? — самодовольно спросил Аскольд.

— Ты вложил в её голову приказ, но я до сих пор не понимаю, как Марси удалось его исполнить, — продолжила Лена.

— Мандалы творят чудеса.

— Не такие.

— Ты не веришь своим глазам? — привёл последний аргумент Аскольд, и Порче пришлось заткнуться, поскольку своим глазам она верила.

А глаза видели, что красивая очкастая девчонка, которую молодой Александер определил в качестве своего агента у мачехи, вывела из машины Романа и Юлию. Девчонка уверенно держала пистолет, причём предохранитель, как заметила опытная Порча, был снят, а курок взведён.

— Даже жалко терять такого вундеркинда.

— Кого? — не понял Аскольд.

— Очкастую.

— Какой вундеркинд? Она просто делает то, на что я её запрограммировал, — и молодой Александер повернулся к гостям. — Доброй ночи, Юлия. Как тебе мой подарок?

— Какой? — не поняла вдова.

— Очкастая, — уточнил Аскольд. — Интересная особа, да?

— Осторожнее с ней.

— Для меня она безвредна, — рассмеялся молодой Александер. — А для тебя стала прекрасной наживкой. Я видел, как ты смотрела на неё в Чумном форте…

— Следил за мной? — удивилась Юлия. — Но как?

— Я многому научился в монастыре Камиль, — ответил Аскольд.

И Порча вновь услышала в его голосе самодовольство.

— Не сам следил, но очень зорко… Скажи, когда тебе начали нравиться женщины? После смерти отца? Или ты всегда была к ним неравнодушна?

— Решил посплетничать или пытаешься завестись? — холодно осведомилась Юлия.

— Ты не в том положении, чтобы дерзить, — прошипел Аскольд.

— Ты ничего мне не сделаешь, — прошипела в ответ Юлия. — Пёс тебя порвёт.

— Когда очкастая тебя прикончит, я буду далеко.

— Так наша встреча нужна тебе, чтобы позлорадствовать?

— Чтобы напомнить тебе об отце.

— Ты — маленький дурачок, — зло рассмеялась Юлия. — Я не трогала твоего отца, я его любила.

— Ради спасения ты скажешь что угодно, но меня не обманешь, — глаза Аскольда вспыхнули. — Только ты могла обмануть волколаков липовым оберегом от Пса, никому другому они бы не поверили!

Ответить Юлия не успела.

Послышался скрипучий голос:

— Я не помешаю?

И к бранящимся родственникам подошёл Виктор Тагар, сопровождаемый двумя телохранителями и двумя пленниками.

— Баал Тагар, — Аскольд почтительно склонил перед старым волколаком голову. Юлия презрительно посмотрела на пасынка и грубовато осведомилась у оборотня:

— Что ты здесь делаешь?

— Не каждый день в Питере происходят такие события, — тихонько рассмеялся старик. — Решил присутствовать лично.

— Полагаю, просить тебя о помощи бессмысленно?

— Верно полагаешь, Юлия, — кивнул Виктор. — Мне жаль.

— На чём вы сговорились?

Отпираться было бессмысленно, да и зачем? Приближалась развязка, и старик не отказал себе в удовольствии пнуть поверженного врага:

— Аскольд отдаст мне Кронштадт и Васильевский остров.

— Дурак!

— А по мне — весьма разумный молодой человек. — Тагар ободряюще улыбнулся молодому Александеру и вновь перевёл взгляд на Юлию: — Это твои мальчики?

И указал на двух мрачных мужчин.

— Первый раз вижу.

— И не мои, — добавил Аскольд, хотя его никто не спрашивал.

— Я — полицейский, — сообщил один из мужчин.

— Рада за тебя, — хихикнула Порча.

— Это со мной, — неожиданно произнесла Марси.

И все удивлённо посмотрели на девушку. Все, кроме Юлии.

— Тебе кто разрешил говорить? — опомнился Аскольд.

— А кто мне может запретить? — поинтересовалась в ответ девушка.

— Мандала, говоришь? — тихо съязвила Порча.

— Что здесь происходит? — прищурился Виктор.

— Я — полицейский, — громко повторил Володя.

— Да заткнись ты!

И тогда началась драка.

Роман ударил Марси плечом, не толкнул, а именно ударил — жёстко, громыхнул выстрел, Порча вскрикнула, схватившись за шею, Андрей кинулся спасать Марси и сбил Романа с ног. Володя резко повернулся, и ребро его ладони вошло в горло охранника, тот захрипел, согнулся, но уже через секунду выпрямился, издав при этом злобный рык, и его лицо стало вытягиваться и покрываться шерстью, стремительно превращаясь в волчью морду. А руки обратились в когтистые лапы.

— Чёрт! — Такого полицейский не ожидал. — Что ты за тварь?!

Володя должен был умереть, Юлия сделала лёгкий пасс рукой, словно даря волколакам воздушный поцелуй, и противник полицейского захрипел, наполняясь синевой смерти.

— Гадина!

Виктор быстро закрыл себя защитным заклинанием.

И в это же самое время Андрей понял, что напрасно связался с лысым. Несмотря на среднее сложение, шофёр оказался сварен из титановой арматуры, был холоден и хладнокровен. Справившись с ошеломлением, Роман сдавил Андрея так, что у того перехватило дыхание, а затем ударил головой в голову, напрочь вышибив из парня сознание.

Аскольд метнулся вперёд, в надежде достать ненавистную мачеху, в его руке появился сотканный из тени клинок, но второй волколак — Круд — рывком остановил его:

— Чёрный Пёс!

— Прочь!

Если молодой Александер чему и не научился в монастыре Камиль, так это хладнокровию. Он так разгорячился, что не оценил помощи Круда, попытался отмахнуться но, увы, той же рукой, в которой сжимал клинок. И Круд машинально ответил, резанув по шее молодого мужчины острым когтем.

А Юлия захохотала.

— Идиот! — прошипел Виктор.

Драка прервалась так же внезапно, как началась.

Аскольд и один оборотень мертвы, Андрей без сознания, Порча ранена, но это не мешает ей оставаться в строю. Володя, выдернувший оружие из кобуры мертвеца, держит на прицеле Виктора. Виктор — Марси. Марси — Романа. Роман — Порчу. Порча — Круда. Круд — Юлию. Юлия перестала смеяться и теперь улыбается. Её глаза непроницаемо черны.

— Что здесь происходит? — прошипел Володя.

— Разборка, парень, — ответил Виктор. — Старая разборка. И сейчас, чувствую, мы узнаем много интересного.

— Порча, это не твоя драка, — сказала, наконец, Юлия. — Аскольд мёртв. Дай слово, что между нами нет крови, и я тебя отпущу.

— Ты убила мужа?

— Какая разница?

И в самом деле: контракт завершён со смертью работодателя, и вопрос Порчи вызван исключительно любопытством. А любопытство погубило много кошек.

— Между нами нет крови, — хрипло произнесла Порча.

Но с линии огня не ушла, обозначила позицию, но осталась наготове — в её руках извивается сотканная из чёрного дыма змея. Это и есть порча, которую Лена может метнуть во врага, или хлестнуть нескольких противников разом, или запустить в воду, наполнив её ядом.

Порча не ушла, но Юлии вполне довольно того, что Лена не станет сражаться. Она холодно улыбнулась и приказала:

— Роман, убей Виктора.

— Я из полиции, — громко напомнил Володя. — И я всё слышу.

— Зачем его убивать? — интересуется Роман.

— Что?

— Сейчас будет интересно, — пообещал полицейскому старый волколак. И с ухмылкой посмотрел на Юлию: — Ты хотела узнать, кто нанял моих мальчиков? Он перед тобой.

— Роман? — удивилась вдова.

— Да, — коротко подтвердил Ромеро, направляя пистолет на Юлию.

И всё меняется. Теперь Марси держит на прицеле Виктора, Порча — Круда, Круд — Володю, Володя — Романа, а Роман — Юлию.

— Предлагаю всем положить оружие, — громко произносит полицейский.

Но на голос разума не обращают внимания.

— Ты ведь мёртв, — удивлённо произносит Юлия.

— Да.

— Как это мёртв? — не понимает Володя.

— Потом объясню, — отмахивается Виктор.

— Ты должен преданно служить мне.

Ромеро молчит, ровно, без эмоций, глядя на Юлию, после чего спрашивает:

— Ты рассказала мужу, что мы встречались до вашего знакомства?

И красивое лицо вдовы превращается в маску. Ответ не требуется.

Рассказала.

— Аридор Александер не мог стерпеть, что первый муж его ненаглядной Юлии живёт и здравствует, — Ромеро выдержал паузу. — Аридор сказал, что я разбился на мотоцикле? То были следы пыток. Он издевался надо мной три дня. Смеялся, расспрашивал, как я тебя люблю, как я тебя любил, и рассказывал подробности того, что он с тобой вытворяет… Никогда бы не подумал, что ты позволишь так с собой обращаться.

— Нет… — прошептала Юлия. — Нет, нет…

На её глазах выступили слёзы. Они потеряли свою чёрную непроницаемость.

— Потом Аридор убил меня и Поднял. Ему показалось забавным, что я буду прислуживать тебе. Стану твоим помощником, секретарём, телохранителем, евнухом… Стану наблюдать, как ты живёшь полной жизнью. С ним. И не буду ничего чувствовать. Аридор не ошибся: я, действительно, ничего не чувствую. Вообще ничего. Моё желание убить баала Александера и покончить со всей его семьёй не испачкано эмоциями. Это было последнее решение, которое я принял перед смертью. И твой муж не смог вычистить его из моей головы.

— Ты должен был стать верным и послушным.

— Я избавил себя от эмоций до того, как перестал дышать. Истребление семьи Александер я рассматривал как логическую задачу, в которой нет ни грана предательства.

— Ты рехнулся ещё до смерти…

— И это тебе урок, Юля: не надо Поднимать сумасшедших. — Роман раздвинул губы в ухмылке. — Последний урок.

— Как ты уговорил моих мальчиков убить Аридора? — громко спросил Виктор.

— Сказал, что говорю от имени Юлии.

— Молодец! — баал Тагар весело посмотрел на Володю: — Прекрасная история, не так ли?

— Когда вы все успели обдолбаться? — растерянно спросил полицейский.

— Подожди, дальше будет ещё интереснее, — пообещал старик. И вернулся в разговор: — Давайте обсудим, кто убьёт Юлию?

— Могу я, — усмехнулся Роман. — Мне плевать.

— Дай мне время оказаться подальше отсюда.

— Хорошо.

— Круд, за мной. — Виктор сделал шаг.

— Я тебя не отпускал! — рявкнул Володя.

— А я тебя не спрашивал!

Волколаки быстры, и чтобы выдернуть оружие из рук полицейского, старому Тагару требуется чуть меньше секунды. Володя вскрикнул от боли, но ещё через секунду Виктор бьёт его пистолетом в лицо, и полицейский падает… А рядом с ним падает Круд, которого пронзает сотканная из чёрного дыма змея. Порча не ушла не потому, что ей понравилась Юлия, просто убийство баала волколаков существенно поднимет её авторитет и позволит создать собственный клан. Порча бьёт Круда — змея пронзает волколаку сердце и заставляет почернеть — и атакует Виктора. Роман стреляет Юлии в голову, но за секунду до этого стреляет Марси, и пуля выбивает пистолет из руки Ромеро.

Старый Тагар бросается на Порчу, но сотканная из дыма змея оказывается быстрее: она успевает вернуться к хозяйке, проскальзывает меж её рук и встречает прыгнувшего волколака, стремительно обернувшись вокруг его шеи. Виктор застревает в прыжке и хрипит, подвешенный на чёрной змее Порчи, а Лена плавно шевелит руками, туже затягивая оружие вокруг шеи баала.

— Я любил тебя! — кричит Ромеро. — Любил! Любил!!

Но у мёртвого нет эмоций, и Юлия не верит. Она шепчет заклинание, и смерть, которая свыклась с тем, что Роман от неё ускользнул, радостно вцепляется в ставшую доступной плоть. Мясо гниёт на глазах, Роман рассыпается, и его синие губы шепчут:

— Я любил…

Но это уже не имеет значения.

Сражение окончено.

Юлия смотрит на Порчу, потом — на Марси, коротко вздыхает и подводит черту:

— Вот и всё.

Недовольный Питер отвечает зубастым ветром и окропляет место схватки дождём, словно желая смыть с лица протухший грим смерти.

И Марси понимает, что Питер не особенно рад её приезду.

«Что это было? — Андрей недоумённо огляделся. — Неужели это случилось со мной?.. А что случилось со мной?»

Андрей проснулся сидя — сидя! — в кресле, в большой гостиной своего лофта. Проснулся одетым: сорочка, джинсы, носки… Он терпеть не мог спать одетым и не мог понять, что заставило его остаться в кресле.

«Я напился?»

Слева — столик, на нём — початая бутылка коньяка, бокал, грязное блюдце с окурками. Под столиком — вторая бутылка, пустая. Голова болит, показывая, куда делось содержимое.

«С кем я вернулся из клуба? Я был в клубе? Да, я был в клубе… Но сначала мы катались по заливу? Или не катались? С кем катались?»

А в памяти — непонятные обрывки: калейдоскоп лиц, клубов, баров, поездок на машине по тёмным питерским улицам и среди них — ощущение.

Ощущение ускользающего счастья.

Девушка-мечта…

Андрей не видел её лица, но чувствовал, что в этой перепутанной помойке, которую он считает воспоминаниями, должна прятаться девушка удивительной красоты и бесконечной нежности. Немного странная, немного растерянная и беззащитная. Не наивная, но, кажется, излишне доверчивая. Девушка, рядом с которой он чувствовал себя счастливым. Просто от того, что она рядом. Просто от того, что иногда она берёт его за руку или прижимается к его плечу.

— Как её зовут?

Андрей растерянно прошёл по гостиной, замер, прислушался и понял, что из спальни доносится какой-то звук.

— Я уступил ей свою кровать? Поэтому спал в кресле?

Это выглядело неожиданно, но… но как-то правильно. По-питерски красиво.

— Интересно, она проснулась?

Андрей быстро поднялся по лестнице, постоял у двери, нахмурился, недовольный теми звуками, которые, наконец, разобрал, заглянул внутрь и кашлянул, увидев на своей кровати три тела.

— Вова?

Школьный друг с трудом раскрыл правый глаз, несколько секунд бездумно таращился на Андрея, улыбнулся, погладив левой рукой блондинку, а правой — брюнетку, и осведомился:

— Теперь присоединишься?

Девочки не сказали ничего.

— Откуда они? — растерялся Андрей, чувствуя себя обманутым: эти девчонки не вызывали приступов счастья ни прикосновениями, ни чем-нибудь ещё.

— Из клуба, — объяснил полицейский.

— Я так и думал.

Андрей захлопнул дверь, прижался спиной к стене и закрыл глаза.

Получается, они с Вовкой вчера здорово погуляли, упились, подцепили девчонок и продолжили у него, но…

Но Андрея не оставляло ощущение, что всё было не так.

Совсем не так.

И где-то в этом «не так» он потерял своё счастье.

Девчонку, рядом с которой чувствовал себя счастливым.

— Это была моя самая целомудренная ночь за последние тридцать лет, — негромко произнесла Юлия, с нежностью глядя на раскрывшую глаза Марси. — Доброе утро.

— Доброе… — Девушка сладко потянулась.

— Кофе?

— Чуть позже.

Спальня вдовы Александер была выдержана в её любимом чёрном цвете: и мебель, и бельё… «Я ведь соблюдаю траур…» Но зеркала на стенах и потолке подсказывали, что грусть утраты обрамляла покои, но не наполняла их.

— Неужели ты ни разу не спала одна? — удивилась Марси.

— Спала, — не стала скрывать Юлия.

— Тогда в чём дело?

— Последние тридцать лет, если я оставалась в постели одна, то думала о том, кого нужно убить, или перебирала в памяти тех, кого уже убила, — ответила Юлия. — Это не совсем целомудренно… Или, совсем не целомудренно.

— А сейчас? Неужели ты не вспоминала вчерашнее?

— Нет. Сегодня я почти не спала… — Юлия улыбнулась. — Я лежала, смотрела на тебя и ни о чём не думала.

— Я слышала твоё дыхание сквозь сон.

— Ты хорошо спала?

— Прекрасно. — Марси потянулась. — Я замечательно сплю в Отражении.

— Отражение — твой дом.

— Ещё нет.

— Да, — помолчав, признала Юлия. — Ещё нет.

Поскольку то, что притаилось внутри прелестной девушки, ещё совсем дитя и только входит в мир. Изучает его. Рассматривает. То Древнее, что сумела разглядеть Юлия за прочной стеной тайны, ещё не стало собой и не стало Марси.

Малюсенькое существо, дочь Элизабет, неведомым образом занесённая внутрь обычной девушки. Маленькая Древняя, которой предстоит вырасти вдали от Проклятой Звезды и воспитания безжалостных родителей. Которой предстоит самой познать, кто она, и самой решить, кем станет.

— Храни мою тайну, — ровно произнесла Марси. — Ты будешь вознаграждена за это.

— Я уже вознаграждена, — склонила голову Юлия. — Ты меня спасла.

Сумев стряхнуть с себя морок, наведённый мандалой Аскольда.

— Ты будешь вознаграждена, — повторила Марси, поднимаясь с кровати.

И Юлия невольно залюбовалась её прелестной фигурой.

— Мы увидимся?

— Рано или поздно.

— Ты позволишь сделать тебе подарок? Самый большой подарок, который может сделать питерский некромант, — Чёрный Пёс. Я уходила ночью, чтобы сотворить его для тебя. Ты ещё юна и слаба и не вошла в полную силу. Я хочу, чтобы мой подарок оберегал тебя, Древняя…

— Называй меня, как условились, — велела Марси, разглядывая себя в зеркало.

— Да, Марси.

Юлия хлопнула в ладоши, и в спальню бесшумно вошёл чёрный мужчина в набедренной повязке. Внешность его показалась Марси знакомой.

— Это Аскольд?

— Был Аскольдом, — уточнила Юлия. — Нынче он Пёс. Твой Пёс.

— Он отомстит, если я умру? — тихонько рассмеялась Марси.

— Ты не человек, — напомнила вдова Александер. — Точнее, не только человек. Твоя кровь будет меняться, а сила — расти. Принципы твоего могущества иные, и ты сможешь выпускать Пса по своему желанию. Или научишься выпускать его. Так говорится в книгах.

— Любопытно… — Марси посмотрела на безмолвное существо, готовое стать ей телохранителем, слугой и мстителем, и спросила: — Что нужно сделать?

— Вдохни его, — ответила Юлия. — Подойди, положи руки ему на плечи, загляни в его глаза и медленно сделай очень глубокий вдох. Глубокий и долгий.

И человек, стоящий перед Марси, стал рассыпаться, уносимый лёгким потоком воздуха. Прячась там, где уже таилась жизнь… Две жизни… Молчаливо соседствуя с ними, зная лишь одну цель — Служение и принеся с собой немного питерского дождя.

Город не обрадовался гостье, но принял её. И наделил своей меткой, предлагая вечный союз. Город скопировал чувства Марси, которая узнала, кто она, но не обрадовалась этому. И приняла союз, который был предложен от сердца, бьющегося во всех Отражениях.