Отряд "Зеро"

Глава 9. Обучение

После операции я очнулся довольно быстро. Кожу на лице слегка тянуло, глаза не открывались из-за маски биогеля. Он же по ощущениям — перчатками на кистях рук. И раздражающие зудело и чесалось в голенях изнутри: кости срастались с биоимплантантом.

— Очнулся, голубчик, — воркотливый голос надо мной. — Шибко не шевелись, всё хорошо. Рост тебе добавили, пальчики и лицо поменяли. Денька через три всё снимем, посмотришь на себя.

Три дня.

Чертовски долго.

Уж лучше в коме, чем в сознании и полном бездействии ждать назначенного срока.

Коротать время пришлось единственным доступным способом: отсыпаясь и неторопливо размышляя обо всём, что удалось узнать. Впрочем, без особого успеха.

Тайна шлюпа так и оставалась тайной: внутренний голос только насмешливо ухмылялся и молчал, пока я безрезультатно пытался найти вход.

Попытки понять, про какие волны и разрывы говорил Абрамыч, тоже не смогли занять меня по полной программе. Из всех случайно подслушанных разговоров я понял лишь одно: происходящее со мной необычно даже для отряда «Зеро».

Но, кроме волн и реала, я думал о Марье. Чёрноокая красотка прочно заняла часть моих мыслей, а также душу и сердце и не собиралась уступать места ни на йоту.

Марья Моревна, прекрасная королевна…

Новая встреча только взбудоражила чувства, о которых я старался не думать. Наркоз — не кома, воспоминания не затёр. И я тосковал, хотел, жаждал её увидеть, вновь услышать глубинный тёмный голос, но не Звал.

Со школьной скамьи я не задумывался о вере, религии и тому подобных вещах. Даже после смерти матери старался не думать об этом. Поминание бога и чёрта было всего лишь привычкой, хотя мне попадались люди, искренне верящие в существование неких богов, святых и демонов. Я же считал, что это сказки, рождённые в тёмные века человечества из-за незнания реального устройства мира. Сколько планет повидал, на каких кораблях только ни летал, а не видел ни рая, ни ада. Смерть же всегда была просто смертью физического тела, после которой нет ничего.

Но теперь, дважды внезапно столкнувшись с Марьей лицом к лицу, поневоле задумался о том, насколько ценен каждый миг жизни и так ли уж лгут старые сказки про отношения людей и богов. Может, на самом деле где-то там есть тот, кто создал эту вселенную?

Ведь на собственном опыте убедился: даже перестань тело жить, душа не исчезнет в небытии. И наверняка что-то с ней происходит там, после жизни. Не то чтобы я заделался верующим в некоего Создателя и его антагониста, но ничуть не сомневался в существовании тёмной королевны.

В любом случае, я плохо помнил уроки по мифологии, чтобы делать какие-то выводы. Было ли явление Марьи выражением божественного покровительства к моей персоне или частью её «работы»? Чем я сумел привлечь её внимание? Почему сам влюбился с первого взгляда и насовсем, невзирая на сущность предмета обожания и совершенную безнадёжность такой любви, хотя всегда считал, что такого не бывает?

До этого момента все мои влюблённости в части эмоций ограничивались фривольными фантазиями, которые я воплощал в реале с объектом увлечения, и проходили за пару-тройку недель, а то и быстрее, после чего отношения заканчивались. С Маринкой я остался только потому, что меня всё устраивало. Ни о какой любви даже не помышлял и делами несостоявшейся невесты интересовался постольку поскольку. Может, поэтому Шлемову удалось её уговорить? Чёрт их разберёт. Да мне уже и не важно.

Теперь у меня есть Марья.

При одной мысли о тёмной королевне в душе поднималось тихое счастье оттого, что она просто есть, и в то же время скручивало такой смесью тоски, желания и непривычной нежности, что хоть убивайся, лишь бы снова увидеть её. Я помнил жесты, взгляды, улыбки. Помнил оттенки голоса, тёплое щекочущее дыхание и ароматно-нежную прохладу кожи. Я мечтал заинтересовать Марью как мужчина, хотел как можно больше знать о ней настоящей, быть рядом, делать для неё всё, что попросит, несмотря на всю очевидную глупость подобных мыслей.

Она — богиня, а я — смертный человек. Что я мог ей дать? Что вообще бывает нужно богам? Что может хотеть Марья? Чем я вывал её интерес? Почему она разрешила Звать её? Почему я говорил с ней о личных проблемах откровенно и начистоту, как не говорил никогда и ни с кем, и воспринимал такие разговоры как нечто совершенно естественное? Почему надежда на отношения с тёмной королевной живёт в душе вопреки всем разумным доводам?

Я не понимал себя, не понимал своих совершенно ненормальных чувств и эмоций. Вся логика разбивалась о глубинное «люблю» и «моя». Живи я сейчас обычной жизнью, вообще ни о чем думать не смог бы, кроме Марьи. Какая-то часть сознания втихаря даже испытывала облегчение оттого, что её нет рядом. Если уж в виде призрака так накрывало, за поведение тела было бы вовсе чертовски стыдно.

Но кроме этого я знал: даже Позови я её — ничего не выйдет.

Не придёт она. Скучно ей со мной, таким чурбаном, будет. Хоть прямо сейчас от тоски сдохни — и кончика носа не покажет. Так и буду валяться, ни живой, ни мёртвый.

И тем сильнее я ждал момента, когда смогу вернуться к жизни физически здорового человека.

Жизнь наивного обывателя закончилась.

А духовно я навсегда заболел Марьей.

— Ну, вот и всё, готово, — Абрамыч осторожно снял с меня маску биогеля. По отвыкшей сетчатке ударило светом даже через закрытые веки. Зато дышать стало намного легче.

— Можешь посмотреть.

Я вздохнул и осторожно приоткрыл глаза.

Свет. Резкий, ослепительный до слёз. Я заморгал, избавляясь от навернувшейся влаги.

— Это хорошо, голубчик, — лица коснулось что-то мягкое, осторожно промокая жидкость. — Значит, всё у тебя срослось как надо. Давай, посмотри на себя.

Куда деваться, открываю глаза, хотя щурюсь. Абрамыч улыбается и протягивает мне зеркало. Чёрт… Руки дрожат. Ладно, Лёха, соберись, не дрейфь.

Осторожно беру зеркало — пальцы ещё в плёнке биогеля, — и смотрю.

Ёёёёё… На планшете по-другому было.

В зеркале незнакомое лицо. Не шире и не уже моего старого, но другая форма носа, губ, измененный разрез глаз, слегка иная линия бровей, скул и подбородка. Тёмно-русые волосы мои. Но глаза из карих стали серыми. Никаких особых примет, на шрамы и швы нет даже намека, лицо приятное, но если отвернуться — сам не вспомню, как выгляжу. И это теперь я.

В толпе просто растворюсь.

— Нравится? — Абрамыч с любопытством ждёт моей реакции. Прикрываю глаза. «Да».

Какая теперь разница. Обратного пути нет.

— Вот и хорошо, — старый доктор забирает зеркало. — Отдыхай, на всё про всё тебе неделя.

Неделя? Чтобы встать на ноги после операции?

Розенбаум меня понял. Откинул одеяло, осмотрел голени.

— Встанешь, голубчик, хватит тебе отлёживаться. Заживает на тебе всё просто отлично, уж поверь старому доктору, я многое повидал, — он поправил очки, но в глазах мелькнуло странное выражение. — Поди, сам по работе соскучился, а?

Я молчал. Новую работу я не знаю. Старой у меня уже не будет.

Скучать мне не по чему и не по кому.

Разве что… Мысленно улыбнулся, вспомнив Марью. И, как оказалось, не только мысленно.

— О-о, улыбаешься, значит и впрямь соскучился, — довольный Розенбаум заглядывал мне в лицо. — Не переживай, она тебе понравится.

Еле сдержался, чтобы не врезать себе кулаком по лбу.

Дурак ты, Лёха! Дважды дурак! Замечтался, забыл, что лицо не деревянное уже.

Короткий кивок, стереть с губ уже просто вежливую улыбку, и закрыть глаза, мысленно скользнув за стеклянную стену. Здесь я чувствовал себя в безопасности.

— Руки давай, — Абрамыч, однако, не собирался уходить. И пока он снимал биогель, осматривал мои пальцы, задавая вопросы про самочувствие, я отвечал и наблюдал за всем происходящим холодно и отстраненно. Так, словно в самом деле находился за непробиваемой толщей стекла.

О тёмной королевне я старался не думать и не вспоминать.

Моя задача сейчас укрепить свои позиции в реале.

Неделя тренировок пролетела совершенно незаметно. Я усиленно заставлял отвыкшее от нагрузок и движения тело подчиняться. На третий день я уже мог самостоятельно есть, сидеть, вставать и даже односложно говорить. Хотя голосовые связки не трогали, от долгого вынужденного молчания голос неожиданно стал более низким и глубоким, но мне нравилось. В остальном Абрамыч оказался прав: внешне я совсем другой человек. Определить, что ныне покойный капитан Донников и я идентичны, теперь можно только по ДНК. Значит, нигде нельзя оставлять ни кровь, ни волосы, ни частички кожи. Даже плеваться нежелательно. Чёрт. Похоже, с базы меня так просто не выпустят даже с новой внешностью. Или выпустят в комбезе абсолютной защиты.

На четвертый день Розенбаум явился со своим планшетом.

Внутри разом закрутили тугую пружину. Что там опять?

— Ну что, голубчик, как самочувствие?

Я посмотрел на доктора и кивнул: «Нормально».

— Ты говори, голубчик, говори, — улыбнулся тот. — Не намолчался ещё?

— Нор… ма, — я отложил зеркало, перед которым тренировал мимику и речь. Получалось не очень. Но, если верить Розенбауму, всё исправят тренировки. Оснований не доверять словам этого спеца явно очень высокого класса не было. Но и говорить при посторонних пока неловко.

— Вот и отлично, вот и хорошо, — Абрамыч положил планшет на столик, прилепил ко мне какие-то датчики, отошёл от кровати и легко поманил рукой. — Иди-ка сюда. Пора тебе.

Внутренняя пружина тихо дзенькнула и развернулась. Вот оно. Пора.

Я встал, опираясь на спинку кровати. Ноги заметно дрожали, и сделать первый шаг страшно. Мне казалось, что при попытке движения просто упаду. Стоять-то я уже пробовал, но ходить…

— Давай, голубчик, смелее, — Абрамыч обнадеживающе улыбался в бороду. — Всего-то три шага.

Три шага. Чёрт. Решительно выдохнуть и разжать пальцы на спинке кровати. Колени предательски дрогнули. Стоять! Стоять, Лёха!

— А ну иди! — вдруг рявкнул доктор, и я от неожиданности шагнул вперёд, не успев ничего понять или испугаться.

— Ай, молодца! Ай, герой! — Розенбаум то ли шутил, то ли издевался. Меня же трясло от напряжения крупной дрожью: месяц, если не больше, отвалялся. Но старый доктор прав: идти надо.

Следующие два шага дались с не меньшим трудом и ещё большим напряжением. На столик я не просто оперся руками, буквально навалился всем весом, стараясь удержаться на ногах, пока Абрамыч изучал что-то в планшете. Красное широкое лицо светилось удовлетворением.

— Лю…би…те ра…бо…ту?

— Что? — доктор встрепенулся. — Ах да, люблю, голубчик, люблю, как же её не любить, кормилицу! А теперь пойдём, я уж тебе помогу…

Он подхватил меня под руку, и обратный путь прошёл легче. Но на кровать я не сел — рухнул с невыразимым облегчением. Даже не думал, что настолько тяжело учиться ходить заново.

— Ну что ж, через пару деньков тебя можно выписать, — Абрамыч подхватил свой планшет. — Ты здоров, имплантаты прижились отлично, физические показатели и анализы в норме, а всё остальное исправят только…

Тренировки. Знаю.

— Тренировки, — подтвердил доктор. — Я скажу Ингвару о твоей выписке.

Розенбаум развернулся и ушёл, оставив меня в привычном одиночестве.

Хладнокровный блондин появился в назначенный день сразу после обеда. Я ждал, переодевшись в чёрную знакомую форму, которую принёс один из санитаров. Одежда оказалась как раз под мой новый рост и ещё пахла складом. Единственное отличие от прежней: отсутствие погон и эмблемы ЧК на рубахе.

Когда вошёл Ингвар, я встал, как положено по уставу. Но как приветствовать нового командира — неизвестно. Всё, что я знал — его имя и вероятный позывной «Скальд». Однако беловолосый красавец не спешил посвящать меня в азы новой службы.

— Идём, — он коротко окинул меня взглядом, ничем не выдав мыслей и отношения к новоиспечённому бойцу. Я так и не понял до конца, рад он моему появлению или нет. Но для себя давно решил: доверять и, тем более, верить здесь нельзя никому.

Размышлял уже на ходу, стараясь не отстать от широкого шага Ингвара. Изнурительные тренировки последних двух дней дали о себе знать, и при ходьбе я чувствовал себя уже достаточно уверенно. Мой новый командир не оглядывался, лишь иногда чуть сбавлял шаг, лёгким высокомерным кивком здороваясь со встречными. Ему отвечали вслух, не называя имени, но с заметным уважением. Меня же удостаивали любопытными взглядами, а я, в свою очередь, коротко кивал и старался не слишком вертеть головой. Одно дело летать невидимым духом и совсем другое — ступать по этим коридорам во плоти. А учитывая, что и призраком побродить по базе особо не удалось, всё вокруг внове.

Ингвар вышел из больницы и отправился в сторону учебного корпуса.

Улица ошеломила меня подзабытыми запахами, звуками и ощущениями, хлынувшими сразу со всех сторон. Недавно прошёл дождь, пахло свежестью, тепло пригревало солнце, проходили по своим делам работники базы, где-то чинили барахливший движок: ремонт сопровождался сбивчивым «чиханием» техники и негромкой беззлобной руганью механика….

И я вдруг почувствовал себя не просто выздоровевшим, а живым. Господи, хорошо-то как… Чертовски хотелось постоять и надышаться всем этим после стерильного одиночества палаты, но отставать нельзя. Потому я даже не замедлил шага, наслаждаясь теплом и свежестью на ходу.

У отряда шла тренировка в зале.

Честно говоря, сначала я вообще не понял, что это тренировка. Даже оружие в руках бойцов не помогло. В просторном помещении с прозрачным куполом и внешней зеркальной стеной восемь человек в гражданке словно танцевали, рассекая солнечные пятна. Шестеро мужчин разной комплекции и две девушки, Даггер-Леночка и ещё одна, из тех, что называют «серая мышь». Мужчины — кто в футболке и шортах, кто в тонкой рубашке и лёгких брюках. Даггер в симпатичном платье длиной до середины бедра, «мышь» в простенькой блузке и свободной юбке чуть ниже колен. На ножках обеих туфельки с небольшим каблучком.

Две четвёрки, в каждой — один против трёх.

Все, кто составлял круг.

Я невольно замедлил шаг, наблюдая за тем, что они делали.

В каждой четвёрке трое с оружием нападали на одного безоружного. В руках у нападавших армейские винтовки, ножи, пистолеты, у одного — палка, имитирующая дубинку. Атаковали то по одному, то по двое, то все сразу. Что делал оборонявшийся, я просто не мог понять. Нападавшие разлетались в стороны, оружие то улетало на край тренировочной площадки, то оставалось в руках того, кто защищался. Никаких блоков и ударов, фигуры людей поражали своей пластичностью и видимой простотой движений. Они двигались с кажущейся медлительностью, чуть ли не лениво, а не защищались. Но эта красота и простота в реальном бою несли смерть.

И я, три года отслуживший в отряде «С» и десять лет в ЧК, зная все армейские приёмы и по три раза в неделю занимаясь на обязательных тренировках, просто не понимал, как они это делали.

Пока я таращился, как дурак, едва ли не с открытым ртом, Ингвар остановился на краю тренировочной площадки, и меня словно обдало порывом ветра. Так и послышалось жёсткое и холодное: «Внимание».

А может, и не послышалось. Потому что отряд без всякой словесной команды прекратил занятия и выстроился перед командиром. Дыхание ровное, и видно, что ни один из них не устал. Я остановился чуть позади блондина, снова скользнув за спасительную стеклянную стену сознания, украдкой разглядывая бойцов отряда «Зеро».

На меня смотрели спокойно, без неприязни, но и без любопытства.

Я знал двоих. Леночку и Птицу.

Остальные мне незнакомы.

Пятеро мужчин и девушка, «серая мышь». Причём серая в буквальном смысле: невысокая, с мальчишеской фигурой, которую даже одежда не делала привлекательней, пепельные волосы в жидком хвостике и бесцветные глаза, ничем не приметное лицо. Пройдёт навстречу — сам отвернёшься.

Даггер на её фоне смотрелась просто шикарно и очень сексуально.

Месяц назад, встреть я Леночку на улице, не отказался бы познакомиться поближе. Но теперь она — враг. Я чувствовал, что девушка тщательно прячет внимательность и цепкость за маской равнодушия. Значит, остальным не положено знать, кто я и зачем нахожусь здесь.

Впрочем, взгляд Птицы, стоявшего рядом с «мышью», тоже отличался от остальных.

Не ожидал я увидеть в карих раскосых глазах неожиданную мягкость. Так смотрят те, кто знает нечто такое, что открыто только им. Своего рода снисходительность, но не высокомерная, а мудрая. Но, кроме этого, было там что-то ещё. Глубоко и тщательно скрываемое.

Другие пятеро бойцов, в гражданке, вполне обычной внешности. Не высокие и не низкие, телосложение спортивного типа, но никакой рельефной мускулатуры, которой так любил хвастать тот же Шлем, не наблюдается. Возраст, на глаз, примерно как у меня. Кто-то старше, кто-то моложе, а точнее — кто их знает.

Как-никак отряд «Зеро».

Справа от Птицы стоял довольно высокий русоволосый и кареглазый тип, с лёгким золотистым загаром. Про таких обычно шутили, что их родина — вся вселенная. Дальше шатен с голубыми прозрачными глазами, явно местный. Его сосед — невысокий черноглазый и смуглый брюнет, — наверняка суминец. Следующий — по виду самый старший в отряде, немного коренастый, бритоголовый и сероглазый тип с густым загаром и узким разрезом глаз, мог оказаться с любой планеты. И последний, тоже сероглазый, но чей ёжик волос отливал рыжиной, а кожа носила желтоватый оттенок, — явно уроженец Микампа.

Лица обычные, кто-то посимпатичнее, кто-то попроще. В толпе — растворятся.

Я вспомнил, что теперь выгляжу примерно так же, и мысленно усмехнулся.

И меня подкроили под этот стандарт.

Из приметных мужчин в отряде Птица и Ингвар. Интересно, как все они попали в отряд «Зеро»? Сколько тайн скрывалось в их личных делах? Кем они были в обычной жизни?

Вопросы, на которые я никогда не узнаю ответов. Да мне и не нужно.

Видно, что это команда. Сплочённая, прошедшая многое, в каждом есть холодное и спокойное знание того, что в любой момент он может умереть.

Они напомнили мне «смертников». Но лишь напомнили.

Они были вместе, и каждый сам по себе. Никаких переглядываний, подмигиваний, комментариев, шуток, беспокойных движений, присущих обычным людям.

Молчание. Наблюдение. Полный контроль эмоций.

— Знакомьтесь, — блондин говорит негромко, но очень чётко. — Наш новый боец, позывной — Джокер.

Взгляды прошлись по мне сверху вниз, скользнув по стеклянной стене, и я почувствовал себя букашкой под лупой. Или чёрной вороной в пёстрой стае.

Я для них чужой. И своим не стану. Не потому что не примут. Сам не хочу.

— Даггер, — Ингвар тем временем продолжил официальное действо. Леночка с невозмутимым видом сделала шаг из строя.

— Возьмёшь его себе в напарники. Сегодня вы от занятий свободны. Тренировки начнёте завтра. На этом всё. Продолжайте.

Девушка коротко кивнула и покосилась на меня. Я ничем не выдал, что ожидал нечто подобное. Значит, меня решили официально обеспечить личным соглядатаем, способным в любой момент без проблем заглянуть в мозги.

Не расслабишься.

Тем временем Ингвар покинул зал, отряд вернулся к прерванной тренировке, а Леночка отнесла винтовку на стойку, и сухо бросила мне:

— Идём.

Я кивнул, стараясь ничем не выдать лёгкого удивления, что позывные остальных бойцов так и не узнал. Может, такой порядок. А может, очередная проверка. В любом случае, разберусь по ходу.

Моя задача — наблюдать. Чем больше увижу и пойму, тем больше шансов выжить.

И, само собой, не расслабляться.

Наблюдение за мной будет круглосуточное наверняка.

Даггер же добросовестно приступила к выполнению приказа командира.

— Мы в тренировочном комплексе, — она говорила негромко, а мягкий и приятный голос вкупе с внешностью у любого человека с улицы наверняка вызывал лишь симпатии к такой очаровательной девушке.

Но я слышал замаскированные стальные нотки. И слушал не сам голос, а рассказ, пока мы шли от здания комплекса в ту часть базы, где расположились жилые домики.

В общем и целом, по устройству базы и распорядку дня всё оказалось почти стандартно и привычно ещё со времён обучения в отряде «С». Двенадцать часов занятий с перерывом на обед, и двенадцать часов отдыха. Такой график ожидал меня до тех пор, пока Ингвар не решит, что я готов к работе. Единственным отличием от прошлого стало то, что до конца обучения мне не разрешалось покидать базу, как могли это делать все остальные бойцы отряда «Зеро», проводя пять дней на базе и два в городе на отдыхе. Сообщив эту новость, Даггер коротко и внимательно глянула на меня, но я ничем не выдал ни огорчения, ни радости. Обучение могло продлиться месяц, а могло затянуться на год. Судя по тому, что успел увидеть, учиться придётся очень и очень много. После такой работы любой рад расслабиться в городе. Я же буду жить и проводить дни отдыха в одиночестве в отдельном домике.

Единственный плюс.

В течение всего рассказа я молчал, и под конец Даггер не выдержала.

— Вопросы есть? — она остановилась на ступенях невысокого крыльца моего нового жилища. Серые глаза холодны и внимательны.

Я покачал головой. Вопросов у меня много. Но ответы поищу сам.

— Нет. Всё понял.

Девушка еле слышно хмыкнула, набрала на двери код.

— Потом поменяешь, — она толкнула пискнувшую электронным замком дверь и зашла в дом.

Внутри домик оказался довольно уютным. Спальня, гостиная, кухня, небольшой коридор и санблок. В гостиной обеденная зона, пушистый ковер на полу, диван, экран и блок заказов на стене, напротив экрана столик и пара кресел рядом.

— Обживайся, — девушка подошла к панели блока заказов и набрала длинную цифровую комбинацию. Блок тихо щёлкнул, мигнул зелёным — и в нише доставки возник большой запечатанный пакет из чёрного пластика.

— Здесь все инструкции, которые ты должен знать, — Даггер достала пакет и довольно небрежно бросила его на столик. — До завтра прочитай и запомни всё, что там написано.

— Понял, — я перевел взгляд с пухлого пакета на девушку. — Что ещё?

— Завтра твой первый рабочий день. За тобой зайти? Пока ты не привык.

Я покачал головой. Обойдусь. Негде особенно блуждать, база небольшая. Впрочем, Леночка и не ждала другого ответа.

— Сектор 3С, лестница справа от входа, в 8-00, - она говорила сухо и без малейшего сожаления, что я отказался от предложения. — Не опаздывай. Скальд не любит.

Я кивнул, открывая перед ней дверь. Слишком устал от непривычной нагрузки. Нужно побыть одному.

Девушка вышла на крыльцо, спустилась по ступенькам и направилась к калитке. Интересно, что за отношения у неё с Ингваром?

— Дурак, — Даггер резко обернулась. Её взгляд хлестнул не хуже реальной пощечины. — Никаких личных отношений между членами отряда. Скальд — командир.

Я только снова кивнул в ответ, еле удержавшись, чтобы не коснутся щеки ладонью там, где ощутимо горел удар, и как можно лучше представляя зеркальную стену вокруг себя. Нельзя расслабляться.

Здесь я — кролик.

Инструкции оказались просты. Молчать, молчать и ещё раз молчать — и выполнять приказы командира. Любые. За нарушение запрета или неподчинение — смерть. Потому — никаких личных отношений в отряде. Никаких длительных связей с любыми лицами. Никакого прошлого. Ничего личного.

Иначе покарают тебя те, с кем ещё вчера ты ходил на задание.

Я бросил пакет в мусоросжигатель, как было написано, и усмехнулся. Инструкции объяснили всё.

Мне начинало тут нравиться.

Ещё бы обстоятельства «трудоустройства» иные…

Тренировки оказались куда сложнее и в то же время намного проще, чем я думал.

Четыре часа в день я учился бегать, прыгать, кувыркаться и наносить удары руками и ногами во время движения, следуя указаниям бритоголового, Змея. Как и все в отряде, он обходился жестами или короткими командами. Но когда я не понимал, объяснял спокойно и деловито. Все упражнения оказались направлены на развитие той самой поразительной пластики. Усталости при этом почти не было, тренировки в «прошлой» жизни выматывали гораздо больше.

Следующие три часа под руководством Чика, суминца и техника отряда я обучался вождению и ремонту самой разной техники. Больше всего мне нравились новейшие имитаторы межгалактических скоростных кораблей. Я только слышал про эти разработки, но даже не мечтал побывать внутри такого чуда. Однако для бойца отряда «Зеро» не было невозможного. Впервые сев в кресло имитатора и запустив программу, я сначала опешил: насколько всё оказалось непривычным и непознаваемым, а потом не мог дождаться этих тренировок. Ощущение того, что я в космосе, было почти абсолютным. Управление кораблем осуществлялось напрямую, без всяких посредников в виде пульта и прочей дребедени. И только край сознания сохранял связь с реальным миром, позволяя слышать команды и пояснения Чика. Впрочем, имитатор спокойно выдавал вместо космоса любую местность и любую технику, которую надо было знать, как свои пять пальцев. Виртуальность происходящего не отменяла реального обучения.

И ещё три часа я проводил с Даггер, по приказу Ингвара посвящающей меня в уникальность подразделения «Зеро»: владение бесконтактным боем и боевой энергетикой.

Это оказалось самым сложным. И не потому, что я впервые столкнулся с подобным, а потому, что учила меня именно Леночка.

Насколько я успел понять, моя напарница и личный соглядатай была сильным телепатом, обеспечивая во время операций через себя мысленную связь командира с каждым бойцом. Чтение мыслей и памяти обычного человека сложности для неё не представляли. Но у моего сознания была стеклянная стена, и, не зная пределов возможностей Леночки, я опасался в ходе обучения невольно нарушить свою единственную защиту.

Сохранение тайны шлюпа — мой единственный шанс выжить. Я ни секунды не сомневался, что как только Даггер сможет пройти за стеклянную стену и выяснить всё, что интересует ЧК, — мне конец.

К счастью, для обучения мысленной речи и основам боя требовались концентрация и настрой на собеседника, хотя голова при этом нудно и отвратительно болела, зато я постоянно контролировал свою защиту.

Внешне же я изображал ни о чём не догадывающегося человека и слушал Даггер очень внимательно. Она оказалась хорошим учителем, да и сам «предмет» меня очень заинтересовал. О многих вещах я не только слышал впервые, но даже не подозревал, что такое вообще возможно.

При этом совершенно не понимал, почему меня решили учить таким опасным вещам.

С одной стороны, если мой обман удался, то из меня делали бойца, способного отработать затраченные средства до момента ликвидации.

С другой — не исключена вероятность, что давший «добро» на мою работу в отряде вполне мог рассчитывать на то, что во время обучения или я сам сломаю свою защиту, или это удастся сделать моей напарнице.

Какой бы вариант ни был близок к истине, я старался накопить и осмыслить как можно больше информации, прежде чем применить что-то на практике. Враг давал мне оружие, и я учился им пользоваться, стараясь не уменьшить свои шансы на выживание.

Теперь я знал, про какие поля, вспышки и блоки говорил Абрамыч, и окончательно убедился, что мои показатели действительно выбиваются из нормы отряда. Но, как бы ни интересовали открывшиеся новые возможности, бежать к Розенбауму и предлагать себя в качестве добровольного подопытного я не собирался.

Сам разберусь как-нибудь.

Остальное время уделялось стрельбе, тактике, инженерной подготовке и куче других полезных умений и навыков, могущих пригодится бойцу где и когда угодно.

Хотя моя программа тренировок пока носила индивидуальный характер, я в полной мере признавал правоту Абрамыча.

Мне действительное начинала нравиться новая работа.

Попутно выяснились «специализация» и позывные остальных бойцов. Пуля — «серая мышка» — и её напарник, Слепой, «выходец из вселенной», были снайперами и отвечали за стрелковую подготовку всего отряда. Уроженец Хали, Гига, оказался мастером по электронике, а мекампец Филин — спецом по всему, что горит и взрывается. Птица же, в случае необходимости, выполнял функции высококвалифицированного медика.

Первую неделю занятия шли по щадящему режиму. Этого хватило, чтобы почувствовать себя куда уверенней, чем в день выписки. Но, когда Змей поставил меня в пару с Птицей, учиться защите и атаке, я забуксовал.

При всём желании, я не понимал, как делать требуемое, несмотря на объяснения. Словно какая-то плотина в голове сдерживала новые знания и умения, чтобы при достижении некой критической массы вынести меня на новый уровень понимания.

И в один прекрасный день плотину прорвало.

Птица стоял напротив меня и невозмутимо, в который раз, объяснял.

— Ты должен вписаться в плоскость, а не действовать как дуболом, — гортанные нотки придавали его голосу странный оттенок нереальности.

Я послушно кивнул. Именно вписаться и не получалось. Годами вдолбленные приёмы срабатывали автоматически.

— Нападай.

Я ударил. Медик вроде ничего и не сделал, но я опять валялся на полу с обозначенными переломами руки, колена и разбитым бы в реальной драке горлом. Поднялся, прокручивая всё в голове, снова стараясь понять, как он это делает.

— Плоскость, — мой наставник вытянул руку, показывая, где эта самая хрень находится. — Впишись.

Послушно попытался сделать снова, но тело привычно дёргалось, вспоминая вбитые на уровень рефлексов приёмы.

— Плохо, — Птица покачал головой. — Ты не видишь и не понимаешь. Перерыв.

Он отошёл в другой угол зала, где занимались остальные. Я смотрел на их внешне ленивые, почти незаметные движения, но понять не мог.

Слушай музыку, Джо.

— Что? — от неожиданности я вскинул голову и невольно огляделся в поисках королевны. В ответ раздался лёгкий смешок. Марья не показывалась, решив на этот раз ограничиться только беседой. В глубине души одновременно родились тихая радость от неожиданного визита и сожаление от невозможности увидеть предмет обожания. Но тёмная королевна пришла по делу.

Хорошо хоть «что», а не «кто».

Кто… Не узнать этот особенный, даже в бесплотном варианте голос просто невозможно.

Невидимая гостья не без удовольствия промолчала в ответ. А может, мне так показалось, потому что Марья продолжила говорить, словно не было никакой паузы.

Тебе не обязательно понимать мелодию. Просто танцуй. Делай, как они. Плоскость не линия, это пространство. Отражай.

Хм. Просто танец. Просто повторить. О таком подходе я не думал.

Отражай, Джо. — Поправила королевна. — Как зеркало.

Я усмехнулся. В голове что-то щёлкнуло. На место непонимания приходило нечто сродни озарению. А ведь и в самом деле… Зеркало и Отражение.

Что может быть проще?!

Словно в ответ, впервые после комы под ногами появилась та самая Грань. И это был не астрал, о котором мне часто твердили, и попасть куда у меня получалось далеко не с первого раза, а моё пространство, как я вдруг понял. Плоскость, что я видел раньше, исчезла, развернувшись в объём. Следующим внутренним откровением стало то, что это не спасительный выверт сознания, а нечто совсем иное. Это пространство так же реально, как мир вокруг меня. Просто совершенно иная проекция, легко и незаметно пронизывающая и отражающая все уровни существования вселенной. Здесь, как в волшебном зеркале, можно увидеть и изменить в нужную сторону любую ситуацию. Чёткое ощущение, что это пространство живое и дышит в такт со всем сотворённым.

И хозяин этого чуда — я.

Вокруг царила музыка. Скрипкой и флейтой звучало сиренево-золотистое нечто, бывшее здесь вместо неба; насыщенными запредельными басами вторила чёрная космическая бездна у меня под ногами, и глубокой струной пела сама Грань. Под это пение я-на-Грани невыносимо захотел танцевать, чего никогда не хотел в обычном мире. Я вообще не умел танцевать.

Но здесь… Здесь нет запретов, условностей и всего прочего. Только моё желание, музыка и…

Танцуй, Джо, танцуй.

Спасибо, Марья, — я-реальный улыбнулся незримой собеседнице в её пространство, а я-на-Грани в широком жесте развёл руки в стороны, начиная первый в своей жизни Танец, одновременно разглядывая идущего ко мне Птицу. Я не понимал, как могу совмещать обычное зрение и такое, да и не хотел задумываться над этим. Главное: я Видел те плоскости, про которые мне прожужжали все уши. Хотя наверняка не так, как нужно.

Разноцветные, переливающиеся как радуга, они возникали следом за малейшим жестом. Каждое движение идущего человека чертило в воздухе тысячи тонких разноцветных нитей, из которых и ткалась чужая плоскость.

Но это не важно.

В своём Танце я мог войти туда. Не вписаться. Войти, в один миг развернув плоскость в объём пространства.

Птица замер от неожиданности, когда мои пальцы сомкнулись на его горле.

— Потанцуем? — я ухмыльнулся. Танец-на-Грани доставлял незнакомое, но от этого не менее приятное удовольствие. Даже больше. Я чувствовал себя на энергетической волне тихого восторга и силы, ловил кайф, как наркоман. И при этом — никаких эмоций по отношению к Птице. Танец рождал вокруг меня золотистые искорки, которые раскрывались в зеркальца неправильной формы размером с детскую ладошку. Одно. Два. Пять. Зеркальца кружились вместе со мной, разбрасывая вокруг себя «зайчики». Я не знал, что они отражают, да и не задумывался над этим. Я — Танцевал.

Зеркало.

Я сам — зеркало.

Лишь на мгновение я заглянул в карие глаза Птицы, не прекращая Танца, но этого оказалось достаточно, чтобы вдруг разом провалиться за многочисленные блоки и запреты. Я не ломал защиту, как учила Даггер, а просто оказался на защищённой территории, словно так и надо.

Вздрогнув, я отпустил горло противника. Слишком не ожидал подобного и не ожидал того, что увидел.

Страх. Птица меня боялся. Боялся с того самого момента, как увидел в операционной капсуле. Страх чёрно-фиолетовым пульсировал в единственном незнакомом слове: Иттамасу.

От этого осознания я сбился, по грани прошла волна, и меня выкинуло обратно в реальный мир. И удивительным послевкусием оставалось ощущение незавершённости Танца.

Птица же долю мгновения смотрел на меня, как на воплощение всех своих кошмаров. Но выучка дала себя знать, и он, быстро справившись с эмоциями, коротко выдавил:

— Продолжим.

Не отвлекайся, Джо.

Я лишь усмехнулся в ответ. Не буду. Уже не буду. Мыслями и душой я потянулся к золотистой ниточке Грани и вновь оказался в своём пространстве. Музыка звучала тише, но по-прежнему гармонично. Плавное движение в начало-продолжение прерванного Танца. Грань басовито загудела под ногами, а маленькие зеркальца неторопливо начали хоровод.

Через пару минут вокруг нас стоял весь отряд. Птица мне проигрывал. Он не успевал за мной.

Я танцевал на Грани и танцевал в реальности, если это можно было так назвать. Я просто Знал и Видел, как и что делать. Где чуть уклониться, где и как захватить противника, где и как я могу заставить чужие плоскости свернуться в кольцо Мебиуса и заставить Птицу скрежетать зубами от боли.

— Хватит, — подошедший Ингвар остановил наш поединок. Медик устало дышал, а я находился на удивительном эмоциональном и энергетическом подъёме. Танец дарил мне Видение, но его и в самом деле пора заканчивать.

— На сегодня достаточно, — командир отряда смерил меня холодным взглядом, а я-на-Грани в завершающем движении выставил перед собой одно из зеркалец, нахально ухмыляясь в своём пространстве. Чёрт его знает, что увидел Ингвар, но голубые глаза на пару мгновений утратили привычное холодное выражение, а лицо — невозмутимость.

— С завтрашнего дня тренируешься со всеми, — блондин без заминок вернул себе излюбленное каменное выражение и, не дожидаясь ответа, развернулся и покинул зал.

Я мысленно усмехнулся. Танец и моё пространство таили в себе массу возможностей. Если научусь использовать их правильно, то к тайне шлюпа и зеркальной защите получу ещё один козырь в этой игре против всех. Конечно, мелочь, но в моей ситуации все карты хороши.

Тренировки «как все» означали отработку учебных боёв и штурмов вместе с отрядом на новейшем полигоне, расположенном под базой. Там создавали любую местность и любые условия, доступные человеческому воображению.

Подразделение «Зеро» — это вам не простые парни ОСБ.

Обучение длилось два месяца. С того момента, как я научился Танцевать на Грани, в сознании что-то сдвинулось, и я начал правильно делать всё, что от меня хотели и чему учили. Сначала старался задействовать своё пространство в любом случае, но очень быстро выяснилось, что музыка и Танец не рождались, если я мог сам сделать как нужно.

Потому внимание переключилось на обычные тренировки «как все».

По выходным, когда отряд отдыхал в городе, я отсыпался, смотрел по экрану новости и передачи профилактического цикла и думал. Конечно, я хотел в город. Хотел женщину, хотел понять, что за тайна у меня в голове. Я много чего хотел. Но мог только ждать.

Рано или поздно меня выпустят с территории базы.

Я предполагал различные варианты своего «освобождения», но всё произошло несколько иначе, чем представлялось.

В один из обычных тренировочных дней меня вызвал Ингвар. Его кабинет находился в одном из офисных зданий, и через пять минут я уже предстал перед голубыми очами блондина.

Командир отряда «Зеро», как обычно, не утруждал себя лишними словами.

— Смотри, — на стол веером легли несколько стерео-снимков. Разные ракурсы, разный фон, разное окружение, но в центре один и тот же человек.

Начальник сектора.

— Узнаёшь?

Ингвар смотрел холодно и жёстко. Как всегда. Оставалось только кивнуть в ответ.

— Это — твоя цель, — на мой несдержанно-удивлённый взгляд он даже бровью не повёл. — Его надо убрать. Смерть должна быть естественной. Идёте вдвоём. Ты работаешь, Даг страхует. Срок — через две недели. План операции доложишь через неделю. В эти выходные можешь отдохнуть в городе. Заодно вспомнишь, как там и что. Вопросы?

— Нет, — я качнул головой, памятуя инструкции. Рисковать шеей, чтобы узнать причину ликвидации начальника сектора, — крайне глупо. Высказывать своё мнение по этому поводу — тем более.

— Свободен, — блондин холодностью мог поспорить с куском льда.

Я развернулся и вышел из кабинета. Пищи для размышлений у меня предостаточно.