Глава 3

Мысль, пришедшая ночью в голову Инге, могла показаться наивной. Ее бывший муж легко наживал себе врагов, и очень может быть, что одним из этих врагов сейчас стал этот мелкоглазый следователь по фамилии Цанин. Кроме отца, никто Хрусталеву сейчас не поможет. В конце концов, это же сын, а не чужой человек! И то, что он ни в чем не виноват, не вызывает сомнений. Действовать нужно немедленно, пока не закрутилась страшная и мертвая юридическая машина, нельзя и до вечера ждать. Она не знала, где именно работает старший Хрусталев. Да и сын его тоже не знал. Во всяком случае, даже будучи женатыми, они никогда не говорили об этом. Но Нина? Жена Сергея Викторовича? Она же может подсказать, но захочет ли?

По телефону, разумеется, ни о чем таком говорить нельзя. Значит, нужно ехать сразу на Кутузовский. Возле огромного красного дома она попросила шофера остановиться.

— Вот здесь. Я недолго.

Консьержка сфотографировала ее глазами и набрала по телефону номер.

— Ниночка Аганесовна! Пришли к вам. Мне как? Пропускать? Какая-то дама. Вы кто? — обратилась она к Инге.

— Да вы ж меня десять раз видели! — не выдержала Инга.

— А хоть бы и двадцать! Фамилия как?

— Хрусталева.

— Идите, — сурово сказала консьержка. — Обратно когда?

— Минут через десять. От силы пятнадцать.

Нина открыла ей дверь. Слегка располневшая, очень красивая армянка с синеватым пушком над верхней губой, сгущавшимся над углами рта.

— Ой, Инга! — Золотисто-карие глаза ее радостно вспыхнули. — Входите, входите!

— Нина, я по очень важному делу.

Нина мягко втянула ее в прихожую. Длинные серебряные серьги звякнули под тяжелыми волосами.

— Тем более: лучше в квартире. Хоть кофе-то можно сварить?

Инга опустилась на огромный диван, вытянула ноги и закрыла глаза. Сильно и очень приятно запахло свежемолотым кофе, потом немного подгоревшим сахаром и, кажется, ванилью. Нина, помешивая ложечкой черный густой напиток в маленькой позолоченной чашечке, вошла в гостиную. Инга открыла глаза ей навстречу, и мрачный, тяжелый их взгляд испугал Нину.

— Что? С Виктором что-нибудь?

— Он арестован.

Нина со звоном поставила чашечку на журнальный столик:

— Как так: арестован? За что?

— Ему предъявили обвинение в убийстве.

В двух словах рассказала все то, что знала сама. Нина слушала молча. Инга случайно взглянула в настенное зеркало и увидела два восковых женских лица: свое и Нинино. Ни в том, ни в другом не было ни кровинки.

— Я хочу поговорить с Сергеем Викторовичем, — выдохнула Инга. — Как мне найти его?

— Сейчас? До вечера не можете подождать?

— Не могу.

— Инга, родная! — в голосе Нины вдруг проступил сильный армянский акцент. — Я вам сразу должна сказать, что Сергей ничего не станет делать. Не будет он в это вмешиваться!

— Но сын же!

— Ах, Инга! — И Нина всплеснула руками. — Он ведь сразу испугается, что это отразится и на нем тоже! Разве вы не понимаете, как мы живем?

— Догадываюсь, — пробормотала Инга. — Но я все-таки хочу попробовать. Меня машина ждет внизу. Вы только скажите, как ехать. По Щелковскому?

— Доедете до развилки. Там будет знак, что дальше проезд закрыт. Но вы поезжайте. Увидите ворота с будкой. Это охрана. Скажете, что вам нужен Хрусталев. Ему позвонят. А я пока что его предупрежу. По телефону ничего объяснять не буду, нельзя.

В дверях они обнялись. Нина негромко всхлипнула.

— За Стаса все время боюсь, — шепнула она.

— Но Стасу же пять! Или нет? Уже шесть?

— Так что? Будет больше. Ну, с Богом! Удачи!

Весь их разговор занял не больше двадцати минут, но улица, только что вся ярко освещенная солнцем, потемнела, как будто уже наступил ранний вечер и все затаилось в предчувствии ливня. Доехали по Щелковскому до развилки.

— Дальше нам нельзя, — присвистнул шофер. — Секретный объект.

— Нам можно, — заверила Инга. — Его уже предупредили, нас ждут.

— Кого? — удивился шофер.

— Отца Хрусталева.

— Так он, значит, шишка? — Шофер с уваженьем мотнул головой.

Ворота. Секретный объект. Из будки выскочил молоденький солдат.

— Куда? Отгоните машину!

— Я к Сергею Викторовичу Хрусталеву! Его должны были предупредить!

— Машину сперва отгоните, — приказал солдат. — Сейчас позвонят Хрусталеву.

Через пятнадцать минут из проходной вышел ее бывший свекор. Увидел Ингу. Лицо его помрачнело.

— Ну, что там опять? Пойдем прогуляемся.

Дождь перестал. Они вошли в сумрачный сосновый лес. С лиловых иголок стекала вода, трава была ярко-зеленой, промытой. Инга рассказала об аресте.

— Паршин был алкоголиком. У алкоголиков часто случаются суициды.

— И чего от меня вы хотите? — внезапно перейдя на «вы», спросил он.

— Сергей Викторович! Он не виноват. Помогите ему!

— Раз не виноват, — подчеркнуто громко сказал Хрусталев, — то следствие выяснит.

— Но следствие может ведь и ошибиться…

— Наше следствие больше не ошибается, — так же громко сказал он.

— Я знаю, почему вы так говорите! — взорвалась она. — Вы до сих пор не можете простить ему, что это решение зацепиться тогда, в сорок четвертом, в конструкторском бюро…

— Что это решение я принял за него? — перебил свекор. — Да, принял. И что?

— Ему очень стыдно, что весь класс погиб… Никто не вернулся… Но он ведь себя обвиняет. А вас только косвенно…

— Я в ножки ему поклонюсь! Только «косвенно»! Спасибо, сынок, что отец тебя спас! Никто не вернулся? А он уцелел! — вдруг взвизгнул свекор и весь покраснел под шапкой седых волос. — Да, он уцелел! И несчастная мать еще пожила здесь, на свете! А так померла бы! По нашей вине!

Он перевел дыхание и спросил спокойным, будничным голосом:

— Все, Инга! Оставим пустой разговор! По Аське скучаю. Она сейчас с кем?

— Ее вчера тетка на дачу взяла.

— Вернется — поедет на дачу со мной. Стас каждый день ноет: «Где Ася? Где Ася?»

— Простите, что побеспокоила вас…

— Сказать, чтоб тебя до метро подвезли?

— Спасибо. Служебная ждет, на развилке.

Загрузка...