Отвергнутая невеста. Хозяйка заброшенного дома

Глава 7. Защитники дома

Разумеется, у Ивонны были вопросы.

Но высказать она их не могла.

Я нашла старушку на кухне.

В печи кипел, брызжа пеной на огонь, мой котелок с разварившимся цыпленком. И Ивонна, уронив руки на колени, сидела на ветхом стуле у стола.

Корзинка со спящим Итаном была устроена в самом теплом углу. Младенец спал, причмокивая во сне.

Рядом вертелась малышка Рози. Видно было, что она проголодалась. Но старуха не отваживалась дать ей хоть кусочек колбасы без моего разрешения.

На столе, в развернутой грубой серой бумаге, лежало отличное парное мясо приятного светло-красного цвета.

Много мяса.

И кольцо остро пахнущей копченостями колбасы в блестящей коричневой оболочке.

Ивонна рыдала.

Нет, не от горя. От облегчения.

Она ни словом не обмолвилась, но я знала, чувствовала — она до смерти боится за будущее. Боится, как тонущий человек. Почти смирившийся с неизбежной гибелью и желающий только одного — чтобы было поменьше боли.

Она думала, что мы медленно захиреем от скудной еды.

Думала, что дети медленно погаснут у нас на руках, молча. Потому что плакать у них сил не останется.

Но подношения от мясника за какую-то мою помощь, и его уважение, которое он мне выказал, родили в ее сердце отчаянную, жгучую надежду.

— Но мы с госпожой Эрикой не сделали ничего дурного, — лепетала Рози, стараясь успокоить Ивонну. Вид у нее был сконфуженный. — Мы вылечили мальчика. Это же хорошо? Так почему ты плачешь?

Но старушка продолжала рыдать, словно внезапно открывшиеся у меня таланты целителя разрывали ей сердце.

Да так и было.

Ведь Ивонна и не рассчитывала на такой ценный ресурс.

Лечить людей — это значит, что у меня в руках есть профессия. И всегда найдется тот, кому нужна помощь. А значит, и на пропитание я сумею заработать.

И мои знания, мои странные чтения «умных книг», которым она удивилась, были не напрасны.

— Мы не погибнем, — повторяла она, смахивая с морщинистых щек слезы.

— Конечно, нет, — резковато ответила я, входя на кухню. — Ты думаешь, я это допустила бы?

— Но вы такая хрупкая, такая юная… я думала, духу у вас не хватит сражаться за место под солнцем.

— Не такая уж хрупкая, — ответила я. — Что тело. Главное, что внутри. Дух и желание жить. А я хочу жить, Ивонна. Хочу вернуть себе свое доброе имя.

— Ох, как это трудно… Я же видела, сколько мужчин разом оказалось около вас! А вы беззащитны. А они… они уж очень постараются отщипнуть себе от вашей молодости, чистоты и красоты.

— Ничего. Не отщипнут. Смотри, суп выкипает. Вынь его из печи.

Ивонна, шмыгая носом, подчинилась.

Но я видела, как она посматривает на меня.

Со страхом и недоверием.

Так, словно на языке ее вертится острый вопрос: «А кто ты такая?».

И я решила расставить все точки над i, здесь и сейчас.

— Забудь о прежней Эрике, — властно велела я. — Ее больше нет. Нет наивной и нежной барышни. Нет доброй и слабой девушки. Есть я. И я очень постараюсь, чтобы больше никто меня не обидел. Да и вас тоже. Я хочу, чтоб этот старый дом преобразился. Чтоб он снова стал красивым. Чтоб не распугивал окружающих людей. И чтобы нас, живущих в нем, уважали. Все силы на это положу, но сделаю это. Но, впрочем, ты можешь выбирать. Либо ты со мной, либо… свободна от службы мне. Я не стану принуждать. Справлюсь, хоть и будет тяжело.

Не знаю, хотела ли я, чтоб Ивонна поняла, что я — другой человек.

Но она, кажется, не поняла.

Покачала головой, вздыхая.

— Одна! — проворчала Ивонна. — С ребенком на руках!.. Нет уж. Как я вас оставлю? Я теперь навсегда с вами. С того мига, как нас старая госпожа прогнала.

Я улыбнулась.

— Спасибо, Ивонна, — с теплом произнесла я. — Твоя поддержка помогает мне. Правда. Может, без тебя я и пала бы духом. Но ты мне очень помогаешь.

— А давайте есть, — нетерпеливо потребовала Рози. — А поговорим потом!

— Дельное предложение, — согласилась я. — Самое нужное сейчас.

Цыпленка, которого я хотела разделить на несколько частей, мы съели за раз.

Я просто разломила его тушку на куски, разложила по тарелкам и налила туда золотистого жирного бульона. После сухомятки этот немудреный суп показался мне самым вкусным, что я ела в своей жизни!

— Надо мясо разделать, — меж тем строила планы Ивонна. — Помыть и приготовить… Свинину можно посолить с травами. А телятину я устрою в самом холодном уголке в погребе. Схожу в город, куплю все необходимое. Деньги-то теперь у нас есть!

И она просияла, понимая, что жизнь налаживается.

— Женщин позови, — велела я решительно. — Нам дом надо отмыть. А вдвоем в ближайшее время нам не справиться. Скажи, мы им заплатим. Можно вот и мясом отдать. Свечей нужно, и посуды. И дров купи побольше. Возницу найми. Надо протопить, просушить дом как следует.

— А лечить людей мы еще будем? — спросила Рози деловито. — Мне понравилось. Ты была очень грозной, госпожа Эрика. Тебя даже герцог слушался. Словно ты была самым главным начальником!

Ивонна испуганно посмотрела на меня.

— Герцог! — воскликнула она. — Вот этот синеглазый господин?

Я невольно усмехнулась. Да, его синие глаза заметила не я одна… Даже старую Ивонну смутил его взгляд, пронзающий до самой глубины души!

— Синеглазка! — рассмеялась Рози. — Так его госпожа Эрика называла! Сердито и строго! А он слушался!

— Он-то меня пугает больше всего! — доверительно сообщила мне Ивонна.

— Почему? — удивилась я. — Он ведет себя очень прилично. Он вот кресло для Рози привез.

Ивонна только с укоризной глянула на меня.

— Эх! — протянула она. — А кто говорил мне, что наивной Эрики больше нет? А сама ведет себе глупо, как дитя?! Да он же смотрит на вас жарче всех! Даже этот подлец, господин Юджин, так не смотрел никогда! А у него-то на уме не было ничего, кроме похоти. А этот так и пожирает глазищами!

— Ну, глазищами пожирать никому не запрещено, — пробормотала я немного смущено. Крови прилила к моим щекам. — Несмотря на это, он спокойно принял отказ…

— Отказ? Ему уже отказывать пришлось? Значит, уже пробовал щипнуть! А я что говорила!

— Но он ушел.

— Ушел — так придет снова!

— Ивонна! Я не думаю, что герцог опустится до насилия, — твердо уверила я ее. — Он очень благородный человек.

Ивонна внимательно посмотрела на меня. Так внимательно, что мягкое мясо цыпленка встало у меня поперек горла.

— Он благородный человек, без сомнения, — подтвердила она. — Да я и не его боюсь. А тебя, госпожа. Твоего сердца. Когда мужчина так глядит, устоять трудно. А он иначе смотреть не может. Не станет. Пока ты не сдашься, и пока он своего не получит.

— Не получит, — поспешила я ее уверить.

Разговор стал мне неприятен. И не только потому, что Ивонна опасалась и мне не верила.

Я сама чувствовала, как меня влечет к Кристиану.

Сама хотела, чтоб он вернулся. Сама хотела еще раз поймать его взгляд на себе.

«Вот лучше бы он не возвращался!» — ото всей души пожелала я, понимая, что Ивонна-то очень права.

***

***

Накормив Итана и перепеленав его в новые пеленки, я уложила обоих детей спать.

Тем более, что это была не проблема.

Наевшись горячего, Рози откровенно клевала носом.

Я снова вправила ее ножку — теперь это вышло легче и безболезненнее, — аккуратно и не туго ее забинтовала, и уложила обоих на свою кровать, в тепло натопленной комнате.

А сама спустилась вниз, в холл, осмотреться.

Ивонна, конечно, приложила много сил, чтобы привести наше жилище в порядок. Полы просто сияли чистотой, и лестница была отмыта до блеска. Даже стены больше не были пыльными.

Одно только место она обошла вниманием. Как будто не нарочно, будто бы просто не добралась до этого места. Но я-то знала — она просто побоялась приблизиться туда.

К старым портретам родни Эрики.

Рядом с ними словно клубилась настороженная тьма.

Какая-то ночная, непроглядная. Вязкая, как нефть. Коричневые грязные сумерки. Душные, скрипучие, как дурной сон.

Портреты висели, потемневшие от времени, и я с трудом понимала, кто на них изображен.

Даже поднося свечу — нет, не видела. Так были испачканы полотна.

Даже свет не мог разогнать клубящегося недоброго мрака.

— Нет. Это совершенно не годится, — пробормотала я. — Хозяин дома — и в таком виде! Разве можно так встречать гостей? А гости сюда еще придут, я не сомневаюсь. Дай-ка, я вас умою…

Я налила в ведро теплой воды, взяла щетку и тряпку.

К стене я придвинула шаткую табуретку и осторожно сняла первую раму.

Щеткой я смахнула всю пыль из позолоченных завитушек рамы. Прошла мокрой тряпкой, а затем насухо вытерла. Рама заблестела благородным золотом. И вид у картины сразу стал не таким зловещим.

— В самом деле, — бормотала я, осторожно протирая полотно влажной тряпкой, стирая слой за слоем пыль, копоть и грязь. — Как черные окна на стенах, в которые заглядывают недобрые неряшливые призраки. Негоже это. Даже если ты призрак, ты заслуживаешь доброй памяти!

На первой картине была изображена какая-то дама.

Даже нет, не так.

Был изображен сад, со множеством цветущих белых роз.

Закат окрашивал краешки их лепестков алым огненным отсветом.

Дама под кружевным зонтиком была где-то на заднем плане.

Она почти скрылась в тени деревьев, и полуобернулась напоследок, уходя из цветущего сада.

В целом, очень приятная картина. Летняя, яркая и свежая.

— Ну, какая красота! — пробормотала я, разглядывая плоды своих трудов. — Разве можно, чтобы эти розы скрывались под многолетней пылью?

Я водрузила картину на место, и мне показалось, что во всем доме стало немного светлее. Словно солнце с полотна заглянуло через картину в комнату.

На втором портрете были изображены несколько молодых людей. В старинной форме. То ли гусары, то ли про просто ряженные.

Но сабли у них были. И пистолеты за поясами.

— Бравые ребята! — со смехом похвалила я их.

А третьей картиной был потрет того самого Славного Николаса.

Это уж точно.

Потому что стоило мне взять его в руки, как холодный сквозняк скользнул по моим ногам. И я явственно услышала вздох.

Разыграется же воображение!

С портрета, сквозь многолетнюю грязь, на меня смотрели внимательные глаза. Даже сквозь слой грязи они показались мне умными и… живыми.

Но я стряхнула с себя наваждение и аккуратно поставила портрет к стене.

— Дайте-ка я вас умою, сэр, — сказала я шутливо. — Совсем негоже представать таким перед людьми. А вы-то ведь основатель дома! Люди должны видеть в вас хозяина, а не замарашку.

Над этим портретом мне пришлось потрудиться долго.

Казалось, его коптили и исчертили углем нарочно. Пачкали лицо, лоб, щеки. Пытались закрасить глаза. Но они все равно упрямо смотрели сквозь сажу.

— Ничего, — бормотала я. — В жизни каждого человека случается черная полоса. Вот сейчас мы ее и отмоем!

Я терта и терла тряпкой, шоркала щеткой золотые завитушки рамы. Смывала черную воду с полотна раз за разом, и все не могла рассмотреть картину под слоем грязи краски.

Лишь внимательные глаза наблюдали за мной…

Но все же портрет поддался.

Грязь отошла как-то разом.

Очередной взмах тряпки — и картина заиграла яркими красками.

Сэр Николас был разодет в блестящие шелка, расшитые серебром и золотом. Волосы его были напомажены и отливали золотом. И усы у него были подкручены.

И ничего зловещего в его изображении не было.

Даже взгляд сделался смешливым. Просто нарисованные глаза, и только.

— Ай, да щеголь! — улыбнулась я, с интересом рассматривая портрет родственника. Ну да, я ведь в теле Эрики. А Эрика его потомок. Так что все верно, родственники. — Но так-то действительно лучше.

Я тщательно отмыла и освежила это место с портретами. И действительно, стало светлее и уютнее в доме.

На стенах еще были какие-то картины, в основном милые миниатюры и цветы.

И их освежить было легко.

С каждой отмытой картиной в доме становилось светлее и светлее. Словно я окна раскрывала и отдергивала плотные темные шторы.

И страшные истории о злобных призраках забывались, уходили из памяти.

Теперь это был просто дом.

***

Ивонна все-таки золото, а не помощница.

Вернулась она к вечеру, когда солнце уже клонилось к закату.

И не одна, а с целой толпой людей!

Во-первых, это был возница, правящий повозкой. В ней были дрова, так нам необходимые, немного угля и несколько плотно скатанных тюков соломы.

— А солома зачем? — удивилась я.

— А набить матрас! — Ивонна красноречиво показала мне пару полосатых новых мешков. Их она тоже приобрела, предназначив на роль матрасов. — Спать даже на соломенном тюфяке мягче и теплее, чем на голых досках!

Ох, как же она права в этом!

Во-вторых, она привезла из города помощниц, простых женщин, готовых помочь нам с уборкой в доме.

Те опасливо озирались, со страхом поглядывали на дом.

Все-таки, в городе о нем ходила дурная слава.

Но Ивонна не дала им ни малейшей возможности струсить и отступить, когда они уже приехали сюда.

— Ну, живее! — сердито командовала она. — Тряпки в руки, и вперед! Грязь сама себя не уберет! Ничего страшного тут нету! А вечером, после работы, будет вкусный ужин!

— Как тебе удалось уговорить их? — изумилась я после того, как Ивонна загнала работниц в дом. — Они же боятся дома, как огня! Но все равно пришли!

Та тяжко вздохнула.

Это с ними она была сварливой и строгой. Видно, когда-то давно командовала слугами, и старые привычки остались.

— Заблудшие души, — пояснила она, провожая взглядом последнюю работницу. — Голодные, без крыши над головой. Готовы работать за медный грош, лишь бы с голоду ноги не протянуть. Такие живут одним днем. Сегодня прожито, и ладно. А что завтра… до завтра им еще надо дожить!

У меня ком встал в горле.

— Я обещала их хорошо накормить, — продолжила Ивонна. — Так что, пожалуй, отварю ребрышек и сделаю всем доброй похлебки!

Ивонна, конечно, потратилась. Но она не купила ни единой вещи, которая не была бы необходимой.

Она привезла мыла, свечей — недорогих, но толстых, из тех, что горят долго. Еще она взяла несколько горшков и кружек, самых простых, но таких необходимых. Много мелочей, о которых я и не подумала бы — ножницы, нитки, иголки, несколько локтей крепкого, но самого простого и недорогого полотна, — и полмешка картофеля.

— Теперь заживем, — бормотала деловито она. — Теперь мне сам черт нестрашен. Есть хлеб, есть молоко и мясо — значит, мы богачи. Да и крыша над головой у нас вон какая! Эй, лентяй, давай пошевеливайся! За что тебе деньги плачены? Неси-ка дрова вон туда, ближе к кухне! Да поживее! Видишь, дождь собирается?

Возница от ее сурового окрика нехотя спустился с облучка, с кряхтением принялся разгружать привезенные поленья.

Работницы наши, очутившись в доме, оживились. Оглядываясь по сторонам, они убедились, что бояться тут нечего, и перестали испуганно жаться друг к дружке.

— Что ж, — сказала я, поприветствовав их, — тут пустовато, конечно, и особо поживиться нечем. Зато тепло. И накормить вас накормим, как и обещано было. Ваше же дело — привести тут все в порядок, постирать вещи.

— А навсегда можно остаться? — спросила одна, самая молодая на вид и самая бойкая.

Я пожала плечами.

— Это от вас будет зависеть, — ответила я. — Как покажете себя в работе…

— Вот еще! — заворчала Ивонна, волоча полосатый мешок для матраса. — Тут самим бы с голоду не околеть!

— Не околеем, — подбодрила я ее. — Надо, кстати, организовать мне кабинет.

— Кабинет? — переспросила озадаченная Ивонна.

— Ну, чтоб работать, — пояснила я. — Где принимать пациентов.

— О, только не это! — заворчала Ивонна. — Всякие проходимцы еще будут тут шляться! Обязательно стянут что-нибудь.

Я рассмеялась.

— Да что у нас тянуть, — ответила я.

— Деньги! — тут же ответила Ивонна и потрясла у меня перед лицом потощавшим кошельком. — Деньги у нас есть! Да и мясо. Дай бродяге кусок, и он горло перегрызет за него!

— Ты очень плохо думаешь о людях, — укорила я Ивонну.

— Думаю так, как они заслуживают! — язвительно отозвалась она. — Уж вам ли не знать, на что способны всякие…

Но, несмотря на ее суровую воркотню, обустроить мне отдельную комнату все же было решено.

Переносить дрова по навес удалось до темноты и до дождя.

Возница скрылся в опускающейся вечерней темноте, и дождь хлынул стеной.

Зато дома было тепло.

— Хорошо, крыша крыта крепкой черепицей, — бормотала Ивонна, раздувая в камине в моей спальне огонь. — Иначе б сейчас тут текло и капало. Такую черепицу уж не делают. А эту можно было с крыши уронить — не побьется!

Она, ворча, принесла мне набитый соломой тюфяк и помогла устроить его на кровати. Затем застелила импровизированный матрас старенькой простыней. На это ложе, мягкое, шуршащее и пахнущее сеном, я опустила Итана.

— В самом деле, намного удобнее, — сказала я. — Спасибо, Ивонна.

— Согрею вам воды для ванны, набью себе матрас и примусь за готовку для работниц, — важно сообщила мне Ивонна. — Ах, как приятно снова заниматься домашними делами! Как приятно иметь дом, крышу над головой! И знать, что отсюда не выгонят!

У нее в глазах блеснули слезы. Но она тотчас смахнула их ладонью и поспешила улыбнуться.

— Работниц устрою внизу, в комнатах для слуг, — важно произнесла Ивонна. — Хотят спать на чистом — пусть пошевеливаются!

И пошла раздавать команды. Ух, не завидую я им! Такой начальник у них будет!

Выкупав Итана, я перенесла его в теплую, натопленную комнату и уложила в пеленках на мягкий тюфяк.

Где-то внизу слышно было, как трудятся женщины, переговариваясь.

Пахло супом, что варила Ивонна.

Потрескивал огонь в каминах.

Было очень тепло и уютно.

До ужина еще было время, и я решила пошить из купленной накануне ткани одежду детям.

Я кликнула Рози и велела ей принести корзинку с тканью и швейными принадлежностями.

— Иди помойся как следует с мылом, — велела я ей. — Потом наденешь чистые чулки, что мы купили, и будем снимать с тебя мерки, чтоб пошить новое нарядное платье. Смотри, какой милый узор. Тебе нравится?

Рози задумчиво посмотрела на светло-желтую, неяркую ткань, украшенную мелкими красными розочками, листиками.

— Буду как барышня, — задумчиво проговорила она, пока я вертела в руках так и этак полоску недорогого и простенького кружева. — Вы такая добрая, госпожа.

— Эрика, — напомнила я ей. — Зови меня просто Эрика. Пойдешь ко мне в помощницы?

— Снова лечить мальчишек со вспоротыми животами? — уточнила Рози. — Пойду. Мне понравилось помогать. Я чувствовала, как из него утекает жизнь, почти так же быстро, как кровь. А потом ты раз! И ухватила ее сильной рукой за хвост! И пришила обратно к мальчишке! Он совсем скоро будет здоров.

Я лишь улыбнулась ей.

— Ну, беги! — велела я. — Если что, стучи в стенку.

Пока Рози добросовестно намыливала мордашку и пятки мылом, что привезла Ивонна, я раскроила и сшила крохотную рубашонку-распашонку для Итана. Совсем простенькую; но она была чистой и свежей.

Раскроила и начала шить вторую.

И тут пришла Рози, мокрая и завернутая в старые тряпки.

Я подхватила ее на руки, перенесла на постель и устроила рядом с Итаном обсыхать. А сама вернулась к шитью.

В комнате у меня, несмотря на поздний час, было светло. Горели свечи, догорал огонь в камине.

И атмосфера была какой-то праздничной.

Рози притихла, пригревшись.

Она, не мигая, смотрела в танцующее пламя, и молчала.

— О чем ты думаешь, — спросила я, обметывая края еще одной распашонки для Итана.

— Я слушаю сказки, — ответила Рози.

— Сказки?

— Мне их рассказывают огненные мальчики, — ответила она. — Видишь, там, в огне? Они прячутся и смеются. Играют в прятки. Раньше они жили в розах. Но розы завяли. А в огне жить интереснее. Огонь горячий и живой.

Я глянула в пламя. Но, разумеется, ничего такого не увидела.

Но фантазия Рози показалась мне очень сказочной и милой.

— Они говорят, — ободренная моей улыбкой, продолжила Рози, — что ты и правда очень хорошая. Добрая и справедливая. И удивительно не жадная. Не такая, как все. Они хотели б с тобой подружиться. И, может, защитить тебя. Если б ты им велела.

— Огненные мальчики — это серьезная защита, — сказала я. — Расшалятся и натворят бед. Потому нужно быть осторожнее с такими защитниками?

Рози вздохнула.

— Вот и они так говорят, что ты не разрешишь им…

— Не разрешу что?

— Мстить.

От этого короткого слова у меня мурашки по спине побежали.

Мне показалось, что глаза Рози блеснули не по-детски угрожающе.

— Кому же мстить, детка? — тихо спросила я.

— Да хотя б госпоже Зина, — ответила Рози серьезно. — Это ведь из-за нее у всех нас беды. А мальчики сказали, что ты себе не позволяешь даже мысли… по-настоящему страшной мысли. И зла ей не пожелаешь. Хотя она и заслуживает.

Я подумала, что Рози хочет сказать что-то недоброе. Выплеснуть свою боль, свой страх и обиду.

— Ну, совсем страшное, может, и не стоит ей желать, — сказала я легкомысленно. — Но мелкую пакость…

— Да?! — тут же оживилась Рози, усевшись в постели. — Можно, да?!

Я пожала плечами.

— Мелкую пакость, — ответила я.

— Что, что например? Скажи!

Мне показалось, что за окном подул ветер, и поленья в камине взвыли тонкими голосами.

«Скажи!»

— Ну, пусть ей сегодня стекла ветром побьет, — так же легкомысленно сказала я.

Испорченный сон, мокрая постель, холодная спальня — пожалуй, этого было предостаточно.

Мачеха поутру будет похожа на засохший плесневелый лимон.

Но Рози обрадовалась так бурно, будто я разрешила ей лично открутить мачехе голову.

Она запрыгала на постели и захлопала в ладоши, и я еле успокоила ее.

— Тише, тише! А то Итана разбудишь!

***