Отвергнутые воспоминания

К ЧИТАТЕЛЯМ

Когда лет десять назад я обратилась к архивам Эстонии, чтобы в материалах КГБ узнать историю репрессирования моей матери и близких родственников, и ознакомилась через Интернет с базой данных по репрессированным, составленной эстонскими историками, то обнаружила в списках людей, подвергшихся насилию и преследованиям, немало русских имен. Документы свидетельствовали о том, что их арестовывали и отправляли в Сибирь целыми семьями. Об этом я упомянула и в книге «Отвергнутые воспоминания» („Tõrjutud mälestused”). Обвинительные материалы, содержащиеся в деле одной русской и одной еврейской семьи, показывают, как советская власть делала в Эстонии не только из эстонцев, но и из представителей других национальностей так называемых врагов народа. Наряду с описанием судьбы моей матери и близких я пыталась проследить и судьбу живших в Эстонии национальных меньшинств, но тогда это ограничилось лишь случайно обнаруженными фрагментами воспоминаний.

В связи с этим позднее меня стал занимать вопрос – а кто были эти люди, какой жизнью жили русские и другие национальные меньшинства в довоенной Эстонии? Почему эстонские русские оказались сразу, как только Советский Союз оккупировал в 1940 году Эстонию, врагами СССР? В Швеции мне как-то довелось встретиться с бежавшей во время войны из Нарвы пожилой дамой. Она вспоминала, что вскоре после того, как Красная армия разместила свои базы на эстонской территории, а в 1940 году Эстония вошла в состав Советского Союза, начались аресты живших в Нарве русских. Были закрыты две русские школы, где преподавали бывшие профессора из Санкт-Петербурга, покинувшие Россию после революции.

Моя книга «Отвергнутые воспоминания» вышла на эстонском языке в 2007 году, а в 2005 году на русский язык был переведен мой одноименный документальный фильм, с презентацией которого я выступала на семинарах для учителей истории русских школ в Эстонии. Впечатления, полученные мною во время этих встреч, а также беседы с молодыми историками, придали мне уверенности в том, что нам следовало бы совместно обсудить наше тоталитарное прошлое, пройти через скорбь и печаль, чтобы обрести почву для взаимопонимания и желания уважать друг друга в будущем. Французский философ, исследовательница зла и насилия Симона Вайль (1909–1943) писала: «В глубине души каждый человек, от рождения до смерти, несмотря на все, что совершил он сам, или пережил в роли жертвы, или стал свидетелем преступлений, неизменно сохраняет веру, что все это происходило во благо, а не во вред ему. Именно это и есть самое святое в любом человеке».

С верой в эту сокровенность я и прислушалась к мнению своего доброго знакомого, поэта и писателя Игоря Котюха, о том, что моя книга «Отвергнутые воспоминания» должна увидеть свет и на русском языке, чтобы появилась возможность для наших общих воспоминаний, чтобы восстановить утраченную память. Благодаря интервью Игоря мне открылась возможность ознакомиться и с рассказом почетного профессора Тартуского университета Сергея Геннадиевича Исакова о жизни в первой Эстонской Республике (1918–1940).

Прочитала я также предисловие С. Г. Исакова к книге представительницы довоенной русской интеллигенции Тамары Павловны Милютиной «Люди моей жизни». Тогда в Эстонии проживало более 90 тысяч русских. Профессор вспоминает о печальной судьбе эстонских русских сталинских времен: культурная элита пала жертвой репрессий, некоторым ее представителям пришлось эмигрировать на Запад, а в советское время тема «русские в буржуазной Эстонии, их культура и литература» находилась фактически под запретом.

Почему же их стали считать опасными для советского строя? Учрежденные Сталиным органы госбезопасности поставили в вину эстонским русским непролетарское происхождение и контрреволюционную деятельность, а поскольку они бежали от большевистского террора Советской России в независимую Эстонию, то их обвиняли еще и в измене советскому строю. Большинство эстонских русских особенно тяжело переживало сталинскую тиранию, советские порядки, тюрьмы и лагерную жизнь. Советские люди уже имели горький опыт тюремных допросов и долгих лагерных лет без права переписки, но и это не могло их заставить свыкнуться с насилием и страхом, хотя их стали отправлять в тюрьмы, лагеря и ссылку – новый вид советского изгнания – уже в 1920-х годах.

Прежде чем представить на суд русских читателей книгу о поисках утраченных воспоминаний, касающихся моей матери и меня самой, мне хотелось бы привести отрывок из книги «Несите ей цветы» писателя Вадима Макшеева, чье детство прошло в Эстонии:

В июне 1941-го, когда пришли отца арестовать, а семью нашу отправить в Сибирь, описали все изъятое имущество. В описи пятнадцать наименований: «Кровати спальные – 2, кровать детская – 1, кровать-раскладушка – 1, шкаф для одежды – 1, комод – 1, стол столовый – 1, стол кухонный – 1, стол письменный – 1, стол маленький круглый – 1, абажур – 1, шкаф кухонный – 1, стулья мягкие – 6, стулья простые – 2, стулья детские – 2, полки книжные – 2, санки детские – 2». Сбоку помечено: «мебель вся подержанная».

Бедный мой отец… Тебе нечего было терять, кроме Родины, в 1920-м. Нечего было терять, кроме жены и детей и жизни, в 1941-м…

/…/ Не ведая, что уже заготовлен документ о твоем аресте, ты уходил по утрам на завод, набожная мама, прощаясь, как всегда, торопливо крестила тебя, а будильник на комоде мерно отсчитывал убывающее время.

Однажды, придя с работы, ты сказал, что кто-то неизвестный справлялся по телефону в заводском управлении – на месте ли ты. Арестовали уже многих русских эмигрантов, в тот день, наверное, была решена и твоя судьба.

/…/ 14 июня пришли за тобой, за мамой, за мной и моей сестренкой. Быть вместе нам оставалось несколько часов.

«Они жили вместе долго и счастливо и умерли в один день»… Кажется, так оканчивается известный классический роман. Умереть одновременно любящим друг друга – тоже счастье, ибо страшнее смерти для них разлука. Жизнь моих родителей не была долгой, они недолго были счастливы, и зарыты в землю далеко друг от друга. Но если существует загробный мир, они там соединились.

Благодарю Нелли Мельц за советы и поддержку при подготовке книги к изданию и за составление списка литературы.

Имби Паю

автор